***
— Анют, а ты что, знакома с этой… Ну как её? — Алёна щелкала пальцами, пытаясь вспомнить имя нового тренера. — Косторная, её зовут Евгения Александровна. Евгения Александровна Булатова. — Майя подсказала блондинке и чуть позже протянула руку в примирительном жесте. — Извини, что я на тебя наехала перед тренировкой. — Ничего страшного. Ты в следующий раз предупреждай хотя бы, что ты в плохом настроении. Мы хоть знать будем: надо нам прятаться или ты не станешь жалить всех подряд. — Алёнка снова разрядила обстановку глупой шуткой. Даша с Камилой тихо засмеялись. — Пчёлы, между прочим, могут ужалить только один раз, после этого — всё. Конец. — Щербакова, а ты не умничай. Ответь лучше на вопрос. — блондинка повернулась к Ане, в ожидании ответа. — Алён. — кареглазая замялась, не желая говорить при всех. — Нас на парковке папа ждёт. Или ты забыла, что едешь ко мне на ночёвку? — Не забыла, конечно. — Косторная схватила чемодан, и они вдвоём покинули раздевалку. — Секретики у них видите ли… — Валиева сморщилась, от чего остальные засмеялись. — Имеют право, как и все мы. — Даша пожала плечами. — Ладно, я пошла. Пока, девочки. — Пока. — До завтра!***
Дудаков отдыхал в тренерской после тяжелой тренировки с младшей группой. Мужчина почти заснул, сидя за своим столом. Его внимание привлёк скрип двери. — Серёг, не спать. У меня новости. — Если это не что-то мега-важное, то я запущу в тебя этой папкой. — Сергей указал на папку с документами, лежащую на тумбе рядом. Дверь снова открылась и в тренерскую вошли Этери Георгиевна и Евгения Александровна. — Здравствуй, Серёж. — Здравствуйте, Сергей Викторович. — с мужчиной поздоровалась высокая девушка с рыжими волосами. — Здравствуйте, Этери Георгиевна. Здравствуйте, э-э… Девушка. Знакомы? — Она — новый тренер. Евгения Александровна Булатова. — Тутберидзе решила не тянуть время. — Женька, ты? Глазам не верю. — желание спать сразу же пропало. Дудаков вскочил со стула и затянул девушку в объятья. — Да я сама не верю… — Как же я по тебе скучал. Ты бы знала. — Не, Серёжа правда скучал сильнее всех, даже сильнее меня. — Глейхенгауз частенько посмеивался над Дудаковым и его сильной привязанностью к спортсменам. — Правда? — Женя вопросительно посмотрела на бывшего тренера. — Правда-правда. Разговор медленно перетекал из одной темы в другую, не касаясь только одного — фигуристок. Все четверо намеренно избегали вопросов и рассуждений о девочках, не желая вспоминать о работе, соревнованиях и переживаниях в целом. Когда Евгения вышла из «Хрустального» на город уже опустилась ночь. Приятная прохлада, лёгкий ветерок и огни ночной Москвы завораживали и заставляли забыть о времени. Хотелось просто стоять и смотреть, хотелось растянуть этот момент. — Первый рабочий день в качестве тренера, и где — на родном катке, с людьми, которые вырастили меня. — девушка открыла заднюю дверь автомобиля и закинула на сиденье сумку с коньками. — В магазин ещё нужно заехать, купить что-нибудь съедобного. И про корм не забыть бы. В салоне комфортная температура и любимая музыка. Что ещё нужно для счастья? Путь до магазина занял около получаса, а ещё через сорок минут девушка уже поворачивала ключи в замочной скважине. — Тео, оставь пакет в покое. Теодор! — симпатичный рыжий корги пытался вытащить из пакета с продуктами упаковку корма. Но как только кроссовки Жени оказались на полке с обувью, а пакет был поднят с пола, пёс успокоился. — Шкодник ты мелкий. Продукты помещены в холодильник, корм высыпан в миску. Пора бы идти спать, но желудок требовал ужина. Жареная картошка с сосисками и салат — это все, на что хватило фантазии. И сил. Как только голова коснулась подушки, девушка провалилась в сон.***
Аня без труда договорилась с родителями Алёны и отпросила подругу к себе на ночёвку буквально за пять минут. Щербаковы-старшие никогда не были против гостей, так что по приезде девочек ждал вкусный ужин и долгий разговор Алёны со Станиславом и Юлией. — Давай рассказывай, почему это ты кинулась на шею новому тренеру? Чего я не знаю? — Косторная абсолютно не стесняясь плюхнулась на кровать Ани. — Мы дружили когда-то. А потом она закончила карьеру и как будто пропала. Я пыталась узнать подробности у Тутберидзе, но она молчала как партизан. — Ты могла ей позвонить или написать? — Ты меня за дуру держишь? — вспыхнула Щербакова. — Конечно, я звонила и писала. Она сменила номер телефона. — Соц. сети тебе в помощь. — Она удалила страницы везде. Её было просто не достать. А Этери Георгиевна просто отмахнулась и сказала, что Женя в «Хрустальном» больше не тренируется. — Аня взглянула на старую фотографию, стоящую на полке. — Но об её окончании карьеры должны были объявить, а если она тренировалась у Тутберидзе об этом бы вообще все трубили налево и направо. — продолжала строить логическую цепочку Косторная. — Она не была так известна. Тогда сияли Медведева и Липницкая. Всё внимание было на них. — объяснила шатенка, всё ещё глядя на снимок в рамке. На нём она обнимает за шею двух Жень и счастливо улыбается, а Медведева с Булатовой умудряются удерживать на руках младшую подругу и позировать. Они кривляются, и фото кажется живым, словно комната Анечки сейчас заполнится их смехом, а сами девушки переглянуться или пошутят, от чего хохот станет только громче. Фотография вызывала приступ ностальгии, что осел на языке горечью. Так беззаботно провести время уже не получиться, и Булатова сейчас совершенно другая. — Ясно. Но я должна признать, эта Евгения симпатичная, — продолжала давить Алёнка, рассчитывая взбесить Щербакову. А в гневе, как известно, человек говорит только правду. — но характер у неё конечно жуткий. Сразу понятно, что выросла на катке Этери. — Ой, Алён, у тебя характер тоже жуткий, но ничего… Мы все тебя терпим. — спокойно заметила Аня, сохраняя самообладание. — Эй, не жуткий, а специфичный! И что она тебе там на ухо шептала, что ты превратилась в помидор, а? — Не шептала она мне ничего. — Анна всё же вскочила с кровати и подошла к окну. Теперь Алёне не было видно её лица, а значит Щербакова могла продолжить вспоминать о Женьке. Вернее сказать, о Евгении. Женька осталась на том Чемпионате Мира среди юниоров. На том льду две тысячи шестнадцатого года. А в «Хрусталь» пришла Евгения. Высокая, подтянутая, самоуверенная, дарящая улыбки налево и направо и хитро подмигивающая только Анечке. Роковая. Но всё же осталось в ней кое-что от той Женьки. Глаза такие же цепкие и внимательные. Теперь, зная множество эпитетов и метафор, Щербакова могла сравнить их чарующую темноту с расплавленным шоколадом — тягучим и гипнотизирующим, тёмной улицей освещённой светом старого тусклого фонаря — загадочной и немного пугающей, крепким чаем в стеклянной кружке подсвеченной солнцем — согревающим и терпким, корицей — горьковатой, но придающей всему изюминку. Её глаза хотелось рассматривать бесконечно долго, придумывая всё больше и больше ассоциаций. Глаза Ани — тоже карие, но светлее на несколько тонов, самой Щербаковой не особо нравились. Их нельзя было сравнить с чем-то красивым. Другое дело Женины… Шатенка поймала себя на мысли, что слишком долго думает о Булатовой, слишком сильно восхищается, а приятная лёгкость окутывает тело, расплываясь в груди теплом. — Признавайся, я всё видела. Она что-то сказала тебе и ты покраснела до самых ушей. — Косторная тем временем поднялась с кровати и подошла к подруге, погрязшей в своих мыслях. — Сказала, что я похорошела, стала красивее. — отворачиваясь от собеседницы, ответила Аня. Она чувствовала как щеки загораются алым цветом, но показывать это блондинке совсем не хотелось. — О-о, да ты и сейчас смущаешься. Что влюбилась в старую подругу? — поиграв бровями, уточнила Косторная. — Не неси ерунды! — заругалась Анечка, невольно задумываясь о том, что Алёна может быть права. — Да ладно тебе. Она красивая, я бы сама с такой замутила бы. — оправдывалась блондинка, а сама тайком глядела на фотографию, что несколько минут назад рассматривала Щербакова. — Я не собираюсь ни с кем «мутить», — Аня показала в воздухе кавычки, сопровождая это действие возмущенным выражением лица. — А с ней тем более. — Ой, ну давай, скажи ещё что ты не пялилась на неё всю тренировку. — Как ты… — раздражённо выдохнула шатенка. Внезапная наблюдательность Косторной не играла на руку Анечке, а могла и вовсе подставить. — Что? Будь большинство девочек такими же внимательными, как я, ты бы не избежала расспросов всей группы. Но тебе повезло, ведь я такая одна. — Косторная, ты невыносимая, любишь сплетни так же сильно как и Женя Медведева. Если ты узнаешь о чём-то, через два часа об этом говорит весь «Хрустальный». И это минимум. — Ань, торжественно клянусь, что всё, что я услышу не выйдет за пределы этой комнаты. Честно-честно! — старшая фигуристка сложила руки в умоляющем жесте и сделала глаза кота из Шрека. Она просто умело разбивала сердце. — Ты сведёшь меня с ума… Я не знаю, что я чувствую, но да. Я действительно залипала на неё. На её яркие рыжие волосы, на её лицо. Она повзрослела, стала сильнее и самоувереннее. От неё так и прёт какой-то сумасшедшей энергией. И это просто сбивает с толку. Я помню её ещё подростком. Угловатой и молчаливой. У неё были длинные тёмные волосы, которые она всегда собирала в хвост. Она никогда не каталась в платьях. Исключительно в комбинезонах, но они смотрелись на ней шикарно. Они вдвоём с Медведевой помогали мне вставить кассету в магнитофон и не позволяли мальчишкам прикалываться надо мной. — в глазах Ани читались неприкрытые восхищение и восторг. — Ты прям светишься от счастья. — улыбаясь, заметила Косторная. Она ещё никогда не видела подругу такой… Влюблённой. Да, влюблённой. — Я скучала по ней. Сильно. Я очень к ней привязалась за те пару лет, что мы дружили и видеть её сегодня было приятно. Алён, я не знаю, что я чувствую к ней, но мне понравилось, как она обнимала меня за талию, как прижимала к себе. Мне понравилось пропускать её мягкие волосы через свои пальцы. Мне понравился её парфюм. Кажется, такого приятного запаха не может существовать. Я терпеть не могу базилик, но в её духах он есть и мне он понравился. Я не знаю, как это называется, но мне было мало сегодняшнего дня и её. — Либо ты адски по неё соскучилась за все те годы, либо ты успела влюбиться в неё за пару часов сегодняшней тренировки. Третьего не дано. — За такой короткий промежуток времени влюбиться невозможно. — Анечка слишком резко замотала головой, не желая думать о таком развитии событий. — За один может быть и нельзя, но вы были знакомы до этого. — Мне было девять, а ей двенадцать. Мы были детьми. — Но ты привязалась к ней. Её образ прочно закрепился в твоей голове и точно не уходил никуда, а теперь он дополнился внешностью и новыми качествами. Ты можешь быть влюблена в этот образ. Только скажи мне одну вещь. Он подкреплён реальностью или это полностью твоя фантазия? Она проявляет те же качества, что отложились в твоей голове? — Да. — Уверена? — Она пошла за Майей, когда та чуть ли не плакала. Обе вернулись на тренировку через несколько минут, но Майя уже не выглядела раздражённой, как с утра. Значит Женя её успокоила, может быть сказала что-то мотивирующее, дала какой-то совет. Проявила заботу и понимание. - Я буду рада, если это не твоя фантазия. Переживала ли Алёна за Аню? Конечно, переживала. Щербакова эмоциональна и достаточно чувствительна, а характер Булатовой — тайна, покрытая мраком. Хотя рыжая и оставила положительное первое впечатление, Косторная всё ещё смотрела на неё скептически. Блондинка не привыкла доверять что-то дорогое человеку, которого едва знает. В данном случае этой самой драгоценностью является Аня. И Алёна намерена внимательно наблюдать за новым тренером.***
— В планку все на три минуты. Девочки пыхтели, но стояли. Ни одна из них не ожидала, что Евгения Александровна, будучи молодым тренером, будет самостоятельно проводить ОФП и так жёстко следить за дисциплиной и выполнением упражнений. — А сколько ещё стоять? — Даш, ещё тридцать секунд. Двадцать. Десять. Все закончили. Ален, ещё две минуты в планке. — За что? — А нечего халтурить. Если я стою к тебе боком, это не значит, что я тебя не вижу. — Бл… — Косторная! В планку давай. — Молчу. — блондинка может быть и хотела бы повозмущаться, но не стала, боясь получить ещё штрафных минут. А честность и принципиальность Евгении Александровны Алёнка заметила и посчитала за «плюс».***
— Хромых, толчок на тулупе никакой. Давай на сальхов. — Женя пересмотрела запись раз пять, пытаясь найти ошибку и всё таки выявила её. На чистое исполнение сальхова Евгения Александровна только кивнула, но улыбку на лице всё же было видно. — Ещё раз на тулуп? — Майе нравилось отрабатывать прыжки с Булатовой. Тренер хоть и показала себя достаточно требовательной на льду и в зале, все же казалась Майе доброй и внимательной. Скорее всего на девочку так повлиял разговор в раздевалке. — Ну давай.***
— Валиева, ты опаздываешь куда-то? — Нет. — брюнетка пыталась восстановить дыхание. — Значит сделай чуть медленнее, потому что сейчас была какая-то пробежка, а не дорожка шагов. Акценты на смене рёбер потеряла абсолютно все, эмоций не вызвала никаких.***
— Косторная, ещё раз. — Опять?! — Алена взглянула на тренера. — У тебя недокрут почти четверть. Замахнулась плохо, раскрылась раньше положенного, так ещё и приземлилась на прямые ноги. Не хватает сил на замах, значит надо либо группироваться сильнее, либо в зале работать больше. И на выезде сядь поглубже. — Евгения Александровна говорила спокойно, но это только злило Алёнку. — Да некуда там глубже садиться! За раздражённой блондинкой и поразительно спокойным тренером наблюдали Камила, Майя и Даша. — Значит сделай сейчас дупель, запомни положение тела на приземлении и выезде и перенеси это в триксель. Вперёд. — Сами перенесите и сядьте поглубже. — передразнила Алёнка и глянула на Евгению Александровну с вызовом. — Мы все хотим посмотреть тройной аксель, за который Вы меня отчитывали, в Вашем исполнении, Евгения Александровна. На Косторную повернулись все, кто был на катке: и тренеры, и фигуристки. — Значит, все? — Да, все хотят, но боятся в открытую сказать — Алёна в открытую ехидничала. — Ну, а вы что думаете, девочки? — Евгения Александровна повернулась к Майе, Камиле и Даше. — Ну… — Хромых начала говорить, но замялась. — Это было бы очень интересно. — Валиева оказалась посмелее и закончила фразу за подругу. — А ты, Даш? — А я думаю, что если Вас взяли на работу тренером, то ваше мастерство в подтверждении не нуждается. — Спасибо. Подержи-ка. — тренер протянула девочке планшет. Даша приняла вещь из рук тренера, Женя сразу же направилась к бортику, на который повесила стёганый жилет. — Евгения Александровна, не ведитесь на провокации. — Это не провокация, я просто покажу как триксель должен выглядеть со стороны. — Жень, а колено? — Все хорошо, Этери Георгиевна. Я справлюсь. — Евгения оттолкнулась руками от бортика. Заход на прыжок — длительный, но чистый. Оттолкнулась — идеально. Кажется, в этот момент все перестали дышать. Полтора оборота. Два с половиной. Три с половиной. Выезд — чисто. Булатова спокойно вернулась к бортику за жилеткой. — Жень, не смей больше так делать. Ещё один прыжок в твоём исполнении я не выдержу. — Этери Георгиевна, все хорошо. — А колено? — Ну я же не на левую ногу приземлилась. — Ты с левой прыгала. Просто, не надо испытывать мои нервы, пожалуйста. — Хорошо, обещаю. — Евгения Александровна вернулась к девочкам и забрала планшет у Даши. — Вау, слов нет — Усачёва искренне восхищалась тренером. — Неожиданно. — удивлённые глаза Камилы говорили за неё. Косторная молча зашла на аксель. Высота идеальная, докрутила, остался выезд. Чисто. — Ну вот, теперь хорошо. Алёна перенесла принципиальность к «минусам» с пометкой «слишком» и красным восклицательным знаком в конце.***
Непонимание собственных чувств начинало порядком надоедать. Женя пересматривала прокаты Ани, её интервью и при каждом просмотре сердце замирало как в первый раз. Булатова долго разглядывала её фотографии, откровенно любуясь милым лицом и очаровательной улыбкой, тонула в тёмных глазах и почти чувствовала как в носу щекочет от шоколадного шампуня. А на лице красовалась улыбка. Счастливая и глупая. Раньше это ненормально-сильное восхищение не казалось таким уж огромным, но стоило Анечке обнять Женю, прижаться поплотнее и обжечь своим дыханием шею, проведя носом по бьющейся под кожей вене, как ладони невольно потели, а сердце скручивало по меньшей мере пять оборотов. Рыжая откровенно сходила с ума, и обострённое чувство справедливости решило, что будет отлично, если Аня будет чувствовать нечто похожее. Так что поведение Евгении казалось ей самой вполне логичным. Щербакова смущалась, замечая на себе пристальный взгляд тёмных глаз, неловко улыбалась, когда другие говорили об огромном количестве внимания в её сторону и плавилась, когда тренер приобнимала за талию, объясняя ошибки в дорожке шагов. Будто Аня могла сосредоточиться на смене рёбер и положении рук, чувствуя, как горячая ладонь притягивает слишком близко к подтянутому телу, а Булатова вела себя так, словно это в порядке вещей. Щербакова медленно сходила с ума и глупо улыбалась каждый раз, когда Женя как-либо прикасалась к ней. Косторная видела всё и даже немного злилась на Аню. «Ну как можно так палиться?!». Щербакова — смущённая, но довольная — обнималась с Евгенией на протяжении всей тренировки. Алёне показался интересным тот факт, что инициатором всегда являлась рыжая. А Аня… А что Аня? Разумеется, обнимала в ответ, прижималась непозволительно близко для «просто друзей», и не слышала, что с ней говорят. На этой тренировке для Щербаковой существовала только Евгения. Уже в раздевалке девочки обсуждали Булатову, и Даша пошла ва-банк, обратившись к Анечке. — Ты сегодня весь день на Евгению Александровну залипала. И это заметила не только я. — Усачёва загнала бедную шатенку в угол таким высказыванием. — Ни на кого я не залипала. Просто внимательно слушала её советы насчёт моих ошибок на дорожке. — Ага. А лыбилась всё время ты тоже от большой сосредоточенности? — давила русая, не обращая внимания на гневный взгляд Алёны, которым блондинка хотела заткнуть Усачёву. — Даш, отстань. Не лыбилась я. — буркнула Аня, хмуря брови. Ох, как она не любила сплетни, а оказаться объектом обсуждений было особенно противно. — Да и ваши обнимашки в первый день её работы здесь наводят на определённые мысли. — продолжала издеваться Дашка, не обращая внимания на протесты. — Усачёва, если ты сейчас же не прекратишь, мы крупно поссоримся и это будет полностью твоя вина! — гневно воскликнула Аня и выскочила из раздевалки, громко хлопнув дверью. Она ещё не успела привести мысли в порядок после длительных объятий с Женькой, а тут такое «обвинение». Щербакова пришла к любимому месту во всём «Хрустальном» — к широкому подоконнику, скрытому от лишних глаз. Какая ирония… Впервые она была здесь именно с Женей. Маленькая Аня тогда не могла сама залезть на высокий подоконник, а худая и хрупкая на первый взгляд Жека запросто подняла её на руки и усадила на подоконник, а через секунду села напротив. — Люблю здесь сидеть. Как будто наедине с собой. Одна в целом мире. И никто не видит. — Ты любишь бывать одна? — непонимающе спросила маленькая Анечка. Тогда она ещё не знала всех прелестей единения с собой. А Женька в ответ ухмыльнулась так по-взрослому, что Аня даже позавидовала. Она то ещё не выросла, не умеет так! — Я почти всегда одна. Мне так нравится. — Почему? — продолжала любопытствовать Щербакова. — Не нашла я ещё тех людей, с которыми мне будет нравиться проводить время. У меня только Женя Медведева есть. И всё. Но мне с ней хорошо. — А мне хорошо с тобой. — так по-детски и искренне призналась шатенка, что Булатова рассмеялась. — Что? — Ничего. — старшая потрепала Щербакову по голове, растрёпывая хвостик. — Мне приятно. — Эй! Ты всю причёску мне испортила! — Поворачивайся спиной. Заплету тебя. На подоконнике сидела Евгения. — Какое совпадение, ты тоже пришла сюда. — сказала тренер, даже не глядя на шатенку. — Это моё любимое место. — Поняла все прелести уединения? — лениво спросила Женя и медленно повернула голову, сталкиваясь с всё ещё горящими недовольством глазами Ани. — Да. Здесь тихо, тебя никто не трогает, ты можешь спокойно подумать обо всём на свете. — Хочешь покопаться в своих мыслях? — поинтересовалась Женя, опуская ноги с белого пластика. — Нет, в твоих. Почему ты вела себя так странно на утренней тренировке? Было бы удивительно если бы Щербакова не спрашивала об этом. А выхода из ситуации было всего два. Первый — признаться, что флиртовала и объясниться. Второй — уйти от разговора, отмазываясь всеми известными способами. — А что ты называешь странным? Мою тактильность? Так я всегда была такой. — Не всегда. Четыре года назад отсюда ушла замкнутая в себе и необщительная девочка. Не та, которая сидит сейчас передо мной. — Понятно, что не та. Я ведь повзрослела. Ты тоже. Четыре года назад ты не пялилась на меня по полтора часа, а сейчас? — А ты четыре года назад не лапала меня на протяжении всё тех же полутора часов. — Я тебя не лапала. — Булатова легко соскочила с подоконника и удалилась в неизвестном направлении. Щербакова осталась одна. Как и хотела наедине с собой и своими мыслями. Но неприятный осадок от небольшой перепалки остался горчить на языке и застопорился в горле противным комком. А в голове Евгении прочно засела грубая формулировка — «лапала». А ведь правда, Женя бесцеремонно и нагло нарушила личные границы девушки, которая ей нравится. Ой, стоп! Это было признание собственных чувств? Похоже на то, но отчего-то не хочется скакать до потолка не в состоянии сдержать эмоций. «Лапала»… Нельзя ведь влезать в личное пространство человека без разрешения.***
Во время второго льда Женя уже не светилась от счастья. Их с Аней разговор не давал покоя, но рыжая старалась забыть о нём и сосредоточиться на работе. Однако от просмотра прыжков девушку отвлёк телефонный звонок. — Слушаю. — Ты через сколько освободишься? — Через час. — Я буду ждать тебя в кафе недалеко от «Хрустального». Нужно поговорить. — Окей, буду.