***
Чимин старался дышать медленно и не реветь. Нет, нет! Он не станет сопливо ныть по поводу того, что увидел. Он не станет портить с такой любовью нанесённый Джином макияж, чтобы выплакать свою тоску и обиду. Потому что — а на что обижаться-то? Чон Чонгук — альфа. Снимает стресс, как может. Нашёл себе того, кто может ему в этом помочь, — ну, и вот. Чимин снимает стресс, танцуя до изнеможения. Однако сейчас он этого делать не может. Но, прижимаясь лбом к холодному стеклу в комнате для жениха-омеги, прикрывая глаза и сжимая ледяные пальцы в кулаки, Чимин с тайным ужасом осознавал: та картина, которую он увидел только что, просто безумно и бесстыже возбудила его. Эти кудрявые волосы, в которые были вплетены пальцы Чонгука, напряжённая спина парня на коленях, выгнутая дугой грудь Чона, его мускулистые руки, идеальный профиль запрокинутого вверх лица, прикушенные губы, блеск из-под длинных ресниц... Этот горячий, плавящий сам воздух в комнате шёпот и взгляд — на Чимина, мутный, но вполне осознанный... Не подавись он там слюной, ещё бы постоял, наверно... И это было так ужасно, так стыдно и пошло, что Чимин готов был сгореть со стыда, задыхаясь и не имея сил отделаться от столь чётко отпечатавшейся у него перед глазами картинки. И сгорел бы, но пришёл отец. И повёл его навстречу непонятной судьбе. Ему было интересно, как посмотрит теперь ему в глаза Чонгук. Как посмеет поцеловать в конце церемонии. Как осмелится взять за руку и повести сквозь строй родных и близких к машине, которая должна была увезти их в пышный номер "Josun Palace" на первую брачную ночь. В глаза ему Чонгук не смотрел. Чимин прошёл к нему по небольшому подиуму, но альфа смотрел в сторону, и ни один мускул не дёрнулся на его притягательном, но холодном лице. Да и самому Чимину было слегка не до него. Он смотрел на парня, что стоял рядом с Чонгуком и был, очевидно, его шафером. Это был тот самый, что отсасывал Чону на коленях полчаса назад. Синий костюм, пышные волнистые волосы... И — идеальное, неземной какой-то красоты лицо. И — сложенные в чуть виноватую слабую улыбку губы. И — томные, печальные, как будто немного разные глаза... самые красивые глаза из всех, виденных Чимином. "Даже красивее Джина, — мелькнуло заполошным огоньком в его голове. – Джин, Джин... Мой Джин, спаси меня..." Сокджин стоял на возвышении и ждал его с чудесным букетом из жасмина, очень похожим на тот, что был на фото, присланном Ви. И почему-то, сфокусировавшись на этом букете и вспомнив своего друга по переписке, Чимин почувствовал, что снова может спокойно дышать. Джин ободряюще улыбнулся ему и подал букет. Чимин, прикрыв глаза, вдохнул всегда успокаивавший его аромат и развернулся лицом к ведущему церемонии рядом с Чонгуком, который даже руки ему не подал. И чёрт с ним. Вот правда... Нахуй ему все эти заморочки? Сейчас пять минут позора — и свобода. Чимин даже не вслушивался в то, что говорили им, но умудрился вовремя сказать "Да" и краем уха уловить мрачное "Да" своего почти уже благоверного. "Теперь вы можете поцеловаться", — донеслось до него. Но он даже не попробовал повернуться к Чонгуку, так и стоял, тупо пялясь на белую розочку в бутоньерке ведущего. И только когда его крепко ухватили и развернули, а перед глазами возникло сердитое лицо альфы и до ушей донеслось его недовольное цоканье, Чимин, растерянно заморгав, как будто очнулся. Он быстро переложил букет в правую руку и поднял левую, как будто желая прикоснуться к щеке жениха, а сам ловко приложил пальцы к своим губам — ровно тогда, когда на них должны были лечь упрямо сжатые губы Чонгука. Тот чуть затормозил, но всё же приложился к ним. Со стороны эта маленькая манипуляция была заметна только ведущему, но на него и его мнение было откровенно наплевать. Однако когда Чимин взглянул в глаза отстранившемуся от него Чонгуку, то понял, что на альфу этот фокус произвёл крайне неприятное впечатление: глаза почернели, а губы подрагивали в обиженно-презрительной ухмылке. Чон задержал взгляд на прищуре Чиминьих глаза и вдруг медленно облизнулся — прямо как тогда, в комнате, где Чимин его застукал с парнем, что сейчас пристально смотрел на омегу из-за плеча Чона. В ответ Чимин чуть дёрнул лицом в презрительную усмешку — той стороной, что была скрыта от радостно аплодирующей им сейчас "почтеннейшей публики", — и отвернулся, снова обращая свой взор на ведущего. "Я не нужен тебе, — думал он, даже не пытаясь вслушиваться в финальные слова церемонии, — но если ты думаешь, что ты мне нужен, выкуси, сука. У тебя есть, к кому лезть с поцелуями. Вот туда и лезь". На самом деле ему было немного дурно. У него было странное ощущение, что всё это сон, мутный, дикий сон, который должен, просто обязан кончиться — и тогда он сможет вздохнуть свободно. Да просто — вздохнуть. Он чувствовал себя куклой, которую используют в какой-то жуткой игре, заставляя механически улыбаться, принимать поздравления родных, кивать... И лишь немного болезненно сдавливающая его ладонь рука Чонгука напоминала о том, что это не сон, а он не кукла. И ему будет больно. И он не проснётся. И всё это не кончится так просто, пропав из его жизни с первым звонком будильника. Очнулся и продышался он в машине, куда его усадил Сокджин. Сам Ким сел рядом с Чимином, с другой стороны влез Чонгук, а на переднее сиденье, рядом с водителем, внезапно уселся тот парень, шафер... Тэ, кажется... Так ведь называл его в той комнате Чонгук? Чимин изумлённо посмотрел на Чона, и тот, хмыкнув, объяснил: — Мы в отель. Твой друг очень настойчив и не желает оставлять тебя с нами. Так что вот, едем вчетвером до отеля, а там... — А там расходимся, — сказал Чимин. Вышло хрипловато, неуверенно и жалко. Но было наплевать. Чонгук молча кивнул и отвернулся к окну. Они поехали, и тут повернулся шафер, окинул улыбчивым взглядом Чимина и Сокджина и сказал: — Привет поближе, мы не знакомы. Меня зовут Ким Тэхён. Я бета, коллега и друг вашего мужа... Его голос был низким, мягким, тёплым и невероятно приятным. Но Чимин нашёл в себе силы не поддаться ему. — Очень близкий друг, — кинул он и отвёл глаза, чувствуя, как невольно краснеет: страстная, возбуждающая сцена в комнате жениха снова всплыла перед его глазами, и он сжал зубы. Ещё чего. — Да, очень близкий и любимый друг, — вдруг резко сказал Чонгук. — Имеешь, что сказ... — Гук, нет, — быстро прервал его Тэхён. Он снова посмотрел на Чимина и тихо добавил: — Вы имеете право злиться. Но несмотря ни на что, я бы не хотел этого, Чимин-щи. Прошу вас... Простите меня и... Чонгука. — Мне не за что извиняться, — зло кинул альфа. — Умолкни! — Голос Тэхёна вдруг стал стальным, и Чимин невольно с изумлением посмотрел на него. Только что сиявшие добротой и теплом глаза стали холодным и колючими. Тэхён сверлил взглядом Чонгука, а тот, закусив губу и покраснев, пялился в окно. — А что здесь происходит? — вдруг тихо спросил Сокджин. Чимин и Тэхён тут же переглянулись и виновато отвели взгляд. На лице Джина было томительное беспокойство, растерянность, он сжимал ладонями руку Чимина, чувствуя, что вроде как его друга обидели, но непонятно, кто и как, и что ему делать, тоже бедняге было непонятно. Чимин заметался взглядом по машине, пытаясь понять, стоит ли... и перехватил просящий взгляд Тэхёна. Сжав зубы, Пак сказал: — Ничего, Джини, всё в порядке. Так... небольшое недоразумение. Чонгук на этих его словах фыркнул, а Тэхён вдруг тихо и коротко, но грозно рыкнул — и альфа умолк, так и не сводя взгляда с окна. Дальше они ехали молча. И Тэхён больше к ним не поворачивался. В отель они зашли вместе, вчетвером, Сокджин и Тэхён остались в холле, а Чимин и Чонгук плечом к плечу под многочисленными взглядами посетителей и гостей прошли к лифту. Поднялись на нужный этаж и остановились перед высокими дверями люкса для молодожёнов. Именно тут они впервые посмотрели друг на друга. — Я останусь здесь, а ты должен был снять... — начал было, краснея, Чимин, но Чонгук не дал ему договорить. Он вдруг резко шагнул вперёд, подхватил растерявшегося омегу на руки и прижал к стене на весу. — Ты задолжал мне поцелуй, Пак Чимин, — прошептал он в испуганно приоткрытые губы юноши. — А я не люблю, когда меня лишают того, что принадлежит мне по праву. Уж один-то раз мог бы через себя переступить. И он впился губами в губы Чимина. Его аромат — яростный, прекрасный — долбанул омегу, заставляя его судорожно сжать в пальцах ткань пиджака Чона и откинуть голову на стену, открывая шею. Но Чонгук к ней не полез, он терзал только его губы, всасываясь, прикусывая, настырно толкаясь языком внутрь. Чимин не пускал, сжимая зубы изо всех сил. Но надолго его не хватило: повело. От отчаяния, чувствуя, что погибает, он попытался изо всех сил прикусить твёрдые и терпкие губы альфы в ответ, чтобы сделать больно и привести в чувства Чонгука, да и себя тоже, но это было напрасно: ему самому слишком нравилась эта борьба, так что он уже через несколько секунд сам обхватил шею Чона и попытался засунуть ему язык в приоткрытый рот. Но тот ловко прикусил его язык, а потом, проведя по нему своим, вторгся в рот Чимина, торжествующе прорычал и стал с упоением толкаться туда, трахая его языком. Чимин забарахтался в его объятиях, вцепился в волосы на затылке — да, да, они на самом деле были шелковистыми и безумно приятными на ощупь! — и попытался оттянуть альфу от себя. Не тут-то было. Чонгуку было откровенно наплевать на боль, он лишь плотнее прижал Чимина к стене, удобнее перехватил на талии и заставил обвить ногами себя за пояс. А потом стал снова толкаться в его рот, сладострастно рыча. Чимин понял, что сдаёт позиции, что сейчас ещё немного, и альфа дожмёт его — не запахом, так этой дико возбуждающей лаской. Он замычал, забился отчаяннее, стал толкаться руками и ногами... И Чонгук резко отпустил его, от чего омега грохнулся на пол, ударившись о стену спиной. — Сука, — прошипел он, злобно глядя снизу вверх на ухмыляющегося Чона. — Было вкусно, спасибо за первый супружеский секс, сладкий, — глумливо ответил тот, развернулся и, насвистывая, пошёл к лифту. Чимин прикрыл глаза и попытался восстановить дыхание, не поднимаясь с пола. Он чувствовал себя так, как будто Чонгук на самом деле его поимел, хотя и понимал, что там всё было где-то примерно на равных. Вот только альфа был доволен, а Чимину хотелось волком выть и рвать что-то. Желательно, волосы на голове этого сучьего Чон Чонгука. И царапать ему рожу. И делать ещё кучу жалких и убогих попыток доказать себе, что он дал и дальше может давать отпор этому альфачу. Что всё нормально, что это не повторится, что Чимину вовсе не понравилось... Только вот... понравилось. То есть целовать Чонгука, чувствовать его упоение, его возбуждение, его страсть, ощущать терпкость и остроту вкуса его губ, плотную настойчивость языка — всё это понравилось Чимину до звёзд перед глазами. И никто — никто! — никогда не должен был об этом узнать.***
Дом, который подарило им на свадьбу семейство Чон, не был большим, но уже был полностью обставлен и готов к жизни. Чонгук молчал всю дорогу от отеля до него, более того, он сел на переднее сидение, а не рядом с Чимином, за что последний был ему очень благодарен: запах Чонгука был слишком сильным, видимо, сказывалось то, что у Чимина приближалась течка, о которой он решил подумать чуть позже, чтобы не выкинуться из окна шикарного люкса для молодожёнов от отчаяния. Раньше он спокойно вызывал альфу-медбрата, одного, как и положено, на постоянной основе прикреплённого к нему, который помогал ему в это жуткое время. В основном лекарственно, массажем или пальцами. Но несколько раз — у Чимина всегда были очень тяжёлые течки, а после аборта так и вообще это было невыносимо — они с Уёном (так звали медбрата) трахались, хотя это не то чтобы одобрялось. Вернее, такое развитие сценария помощи омеге тоже предполагалось, тем более, если омега был богат и хорошо платил, но это был форс-мажор, на который альфа на этой работе давал специальное согласие. Но вот теперь... У Чимина был официальный муж, так что медбрат ему категорически не полагался. И что он будет делать теперь, он и представить себе не мог. Ко всем бедам добавилось то, что в доме была одна большая спальня. Хозяйская, с огромным траходромом посередине, в белых с шоколадным тонах — невероятной красоты. И там уже стояли и лежали вещи Чонгука. И от мысли, что на этом огромном ложе его муженёк трахал своего дружка, Чимина передёрнуло. Однако назвать это "от отвращения" он не смог, поэтому быстро закрыл дверь в спальню и, мрачно уставившись в насмешливые глаза Чонгука, который молча наблюдал за ним, сказал, что он забирает себе большую гостевую комнату и надеется, что альфа не станет его там тревожить: она в конце коридора и имеет отдельный выход через балкон. Чонгук поиграл бровями, пожал плечами и уронил: — Как пожелаешь. Тогда всё взаимно: ты делаешь в своей комнате, что хочешь, я — в своей. И без обид, сладкий, да? — Да, пупсик, — холодно ответил Чимин, — ни в чём себе не отказывай. Он отвернулся, с удовольствием уловив недовольное выражение на немного растерянном лице Чонгука, и уже было сделал несколько шагов по направлению "к себе", как услышал за спиной: — Эй... Чимин. — Пак остановился. — Что, вообще всё, что хочу, могу делать? Скандалов и обмороков не будет? Чимин медленно повернулся к нему и, чуть приподняв бровь, ответил: — Мы с тобой товарищи по несчастью, Чон Чонгук. И друг другу ничего не должны. Живи той жизнью, к которой привык, но не забывай, что теперь за тобой будут следить ещё и на предмет нашей вот этой долбаной "семейной жизни". Так что когда решишь трахать своего дружка, убедись, что двери закрыты, окна занавешены и в комнатах нет камер. Не хотелось бы быть в центре скандала из-за человека, который... — Он запнулся. Почему-то досказать, как задумывалось, "полностью мне безразличен" легко не получилось. И он закончил: — ...плевать хотел на меня и моё мнение. Хочешь — не хочешь, а мы теперь связаны... — Я буду помнить об этом, — перебил его нетерпеливо Чонгук, у которого по лицу ходили злобные тени и чуть подрагивали губы, — не маленький, не надо мне лекции читать. Главное: сам помни обо всём этом. И всем своим дружкам, что тебе пишут всякие сладкие комменты, так и скажи: теперь ты замужем, и соцсети, как ты понимаешь, тоже будут сканироваться СМИ... — Ты лазал по моим страницам? — изумлённо переспросил Чимин и тут же, вспомнив последний комментарий Ви под своим видео, яростно покраснел. Чонгук насмешливо фыркнул и кивнул. — Что-то типа того. Мне, как ты понимаешь, наплевать, но будут и те, кому не будет. — Чимин высокомерно хмыкнул и снова было отвернулся, но Чонгук опять его позвал: — И ещё. Ты, кажется, предтечный? — Чимин вспыхнул и гневно развернулся, чтобы дать отпор, но альфа резко сказал: — Пей подавители! Ты не один, и мне не нужны лишние запахи в доме! — Перебьёшься, — холодно отрезал Чимин. — Если беспокоит — пей нейтрализы. Или окно тебе в помощь. Открыл — проветрил. — С кем ты будешь течку проводить? — внезапно хищно сощурившись, спросил Чонгук. — Не твоё дело, — огрызнулся Чимин. — Не с тобой — и ладно. — Пей подавители, — неожиданно повысил голос Чон и хрустнул пальцами, сжав их в кулак до белизны. — Иначе я тебя разложу там, где догоню, ясно? — Только попробуй, — яростно прошипел Чимин, которому кровь бросилась в голову от слов этого бесстыжего альфача. — Только подойди ко мне или к моей двери! Я такой скандалище устрою в СМИ — ославлю тебя на всю Корею! Молчать и терпеть твои выходки не буду! И дружка твоего утоплю, ясно? И отцу пожалуюсь! — Ох ты, как тебя попёрло, — злобно хохотнул Чонгук. — Значит, и впрямь, целка-фанатичка, да? Ну, так и пей... — Я не буду пить никакие подавители, — раздельно и нарочито медленно сказал Чимин. — Мне ещё детей рожать, так что перебьёшься. — Детей? — На лице Чонгука появилось недоумение. — Мы так не договаривались... — Дебил, — зло процедил Чимин. — После развода с тобой я найду себе нормального альфу и рожу ему детей, ясно? — Норма-а-ального, — протянул Чонгук и вдруг хищно оскалился. — А нормального — это какого? — Это которому не отсасывает между делом его дружок-бета, — отчеканил Чимин. — Или как минимум, который понимает, что если его за этим делом ловит жених, то это дикий зашквар, и хотя бы прощения просит за такие свои косяки. Он развернулся и, гордо вздёрнув голову, ушёл к себе.***
Несколько дней он обустраивался, все силы и эмоции полагая на то, чтобы сделать свою комнату уютной. Советовался с Сокджином, который затаскал его по магазинам с домашней утварью, и Ви, который больше отшучивался, но подсказал кое-какие решения с техникой, которую Чимин купил в первую очередь, и жалюзи, которыми омега заменил занавески. У Чимина были небольшие каникулы: им давали время на самоподготовку перед зачётной неделей промежуточной сессии. И так как Чонгука почти никогда не было днём дома, а с немногочисленной прислугой он быстро подружился, то смело обследовал все остальные комнаты, обнаружил в доме небольшой тренажёрный зал с беговой дорожкой и всяким железом для силовых упражнений. А ещё в странного вида пристройке был устроен танцевальный зал. Маленький, на одного — но это тронуло Чимина, и он невольно счастливо улыбнулся. Да... о нём подумали. Что же. Вместо одной стены у зала были огромные окна, а во всю противоположную стену — зеркала. Он будет здесь частым гостем, и ему не придётся задерживаться допоздна в залах универа для тренировок и отработки индивидуальной программы. Постепенно он стал дышать свободнее и увереннее в этом доме, хотя, конечно, "своим" его не считал. Но уютная светлая "гостевая" комната наполнилась его вещами, обрела атмосферу, в ней стало привычно пахнуть жасмином. Чонгука он практически не видел со своего "заселения": альфа сделал ему бесценный подарок на медовый месяц и дома почти не появлялся. Лишь иногда Чимин слышал его шаги, то, как он насвистывал, идя по коридору. Несколько раз, гуляя по саду, он видел альфу стоящим на балконе и курящим, но сразу уходил в глубь сада, чтобы не светиться перед ним. Утром они не сталкивались: Чонгук уходил рано, а Чимину, как старшекурснику, чаще надо было ко второй, а то и к третьей паре. Когда он решил, что можно, то пригласил Сокджина на импровизированное и несколько просроченное "новоселье". Бета, придирчиво осмотрев его комнату, а также прилегающую к ней ванну, огромную кухню, огромный полукруглый зал, посреди которого на возвышении зачем-то стоял белый рояль, хотя Чимин ни разу не слышал, чтобы Чонгук играл. Потом они вышли на прилегающую к дому территорию и Чимин показал Сокджину сад в несколько фруктовых деревьев и клумбы в красивых больших вазонах. В общем, Ким признал дом пригодным к обитанию омеги Пак Чимина и предложил отметить этот утешительный вывод горячительным. Чимин заранее купил вина и сыра, а Сокджин принёс своих любимых куриных крылышек, которые совершенно выбивались из общего антуража аристократической вечеринки на двоих, но бета заупрямился. Они уселись перед панорамным окном в комнате Чимина и открыли вино. — За тебя и твою новую, наконец-то налаженную жизнь, — провозгласил Сокджин. Чимин угукнул, и они выпили. Потрепались о том, о сём, с неловкостью осознавая, что разговора о главном не избежать: Сокджин сгорал от нетерпения, да и Чимин был не так чтобы против поговорить. Всё-таки два бокала вина для него, в плане выпивки почти невинного, было вполне даже расслабляющей дозой. Но всё же он решил пойти в наступление первым. — И как у тебя с Намджуном? — спросил он, отправляя в рот кусочек подкопченного чеддера. Сокджин задумчиво покрутил в руках вилочку и, вздохнув, ответил: — Никак. Мы с ним виделись после твоей свадьбы один раз. Он пригласил меня на ужин, но посреди него ему позвонили с чем-то срочным, он извинился, отвёз меня домой и уехал. На следующий день шикарный букет прислал. Но там были только извинения. И никакой просьбы о новой встрече. — Знаешь, у них там и впрямь что-то творится невообразимое в связи с этим слиянием... — начал было немного неловко Чимин. Но Сокджин перебил его, грустно улыбнувшись: — Не стоит, Чими. Если я что-то и понял в этой жизни в отношении альф и бет с альфа-направленностью: если они хотят, то горы могут свернуть. А если нет — то вот так. Букет розовых лилий и записка "Прости ещё раз". Поэтому давай мы забудем об этом и поговорим уже, наконец, о тебе. Всё-таки полтора месяца семейной жизни прошли... — Семейной — это огромное преувеличение, — усмехнулся Чимин. Он не испытывал горечи, на самом деле его всё устраивало. Он допил вино, что было у него в бокале, и налил ещё. — Что сказать: в общем-то я, наверно, счастливчик. Как я и говорил тебе, моя жизнь мало в чём изменилась. Только что живу я теперь здесь. Но меня по-прежнему возит отцов шофер, я по-прежнему занимаюсь до посинения. Сессию вот сдал промежуточную на отлично, как никогда... Все рады, и я немножко. — Он скупо улыбнулся. — Подожди, — вдруг перебил его резко Сокджин, чуть не вскакивая, — а течка? Ты же говорил, что течка у тебя должна была быть... — Не было, — покачал головой Чимин. — Доктор Кан сказал, что это нервы. Может сбиться цикл, может всё, что угодно, быть, если в моём возрасте и без постоянного альфы с его гормонами... — Он покраснел и уткнулся носом в бокал. — Ясно, — выдохнул Джин. — Но ведь это... ну... хорошо? — Нет, ничего хорошего, — покачал головой Чимин. — Теперь я не знаю, когда она начнётся, а начаться может в любой момент. Поэтому мне надо бы по-хорошему пить подавители, но мне страшно. После моей истории... — Он умолк и прикусил губу. — ...это опасно, — кивнул понятливо Сокджин. — А... а как... ну, тв... как Чонгук? Чимин пожал плечами и ответил чуть раздражённо: — Откуда мне знать. Мы почти не видимся. Только вечером иногда в зале сталкиваемся, когда я не успеваю оттуда уйти. Уходит он раньше, а чаще, как я подозреваю, так и вовсе не ночует дома. — И... как ты? — тихо спросил Джин. — Никак, — вздохнув, ответил Чимин. — Благодарен ему, наверно. Меня беспокоило, что он не даст мне жить так, как я привык, — он же почти полностью игнорирует мою жизнь, давая мне возможность делать то же самое с его жизнью. Любовника своего он сюда не водит, я его вообще только пару раз видел: он приезжал как-то утром забирать Чонгука, а мне что-то с утра не спалось, я в зале разминался. — И... что? — А что? Он мне помахал от ворот: у меня окна зала туда выходят. Я помахал в ответ. — Серьёзно? — фыркнул недовольно Джин. — Он ничего плохого мне не сделал, — вздохнул Чимин. — Это моя семья отняла у него эксклюзивное право на Чонгука. Даже не я, понимаешь? — Джин упрямо мотнул головой, а Чимин снова вздохнул: — Вот. Ты не понимаешь. А я понимаю. И он, кажется, понимает. Поэтому и не сердится, наверно. — А часто ты в зале этом занимаешься? — Сокджин снова задумчиво покачивал бокалом. — Каждый вечер почти. Знаешь, — оживился Чимин, — это просто волшебное место какое-то! У меня там всё-всё получается, представляешь?! Это такое красивое место, ну, ты видел. А главное — там всегда идеально! И прохладно, и сухо, и свежо, и вообще — лучше для танцев у меня не было никогда. Я там даже ночевал пару раз. — Чимин хихикнул, и Сокджин невольно усмехнулся вслед за ним. — Просто с ног валился и не мог дойти до комнаты. И ни разу, чтобы проснулся — и что-то отлежал или болело! Я же говорю: просто место силы какое-то! — Значит... — Сокджин замялся и как-то тревожно посмотрел на Чимина. — ...у тебя всё хорошо, Чими? Ты... счастлив? — Наверно, — искренне и чисто улыбаясь, ответил Чимин. Он не сказал другу о том, что утром в кухне пахнет Чонгуком — и это заставляет его блаженно смеяться, так как этот запах поднимает ему настроение. Он не сказал, что весь этот месяц переписывался с Ви — и их переписка стала теплей и как-то нежнее что ли: бета с беспокойством спрашивал, не обижают ли в его в доме супруга, искренне восхищался фотками этого дома, попросил скинуть ему видео его тренировки в зале, который так нравится омеге, — и снова расхвалил Чиминову пластику, и свободу, и улыбку — до алых омежьих щёк и смущённого счастливого писка. Чимин не стал рассказывать Сокджину, что несколько раз Чонгук предлагал его забрать из университета вечером — тогда они спускались в кухню вместе: альфа почему-то задерживался в эти дни утром. Но Чимин вежливо и вполне доброжелательно отказывался, ссылаясь на то, что не хочет нагружать Чона своими проблемами, так как и сам чаще всего не знает, когда закончит занятия и репетиции. Чонгук не выражал недовольства, но выглядел несколько уязвлённым, хотя, конечно, Чимину могло это и привидеться. Всего-то раза три такое было... Стоит ли говорить? Может, и стоило, но тогда бы пришлось как-то объяснять эти отказы, ведь Сокджин не Чонгук: его отговорками о нестабильном расписании не купишь. А Чимин и сам не до конца понимал, почему каждый раз, когда Чонгук, чуть растерянно щурясь, предлагал такую вот свою помощь, он отказывался. Он не хотел обижать альфу, его злость из-за их последнего разговора давно стихла, так как был Чимин вполне себе незлопамятным. Но внутри каждый раз, когда Чонгук обращал на него взор своих горячих чёрных глаз и негромко говорил с ним — без вызова, по-доброму, — всё слишком сильно замирало от нелепого радостного предвкушения. И Чимину это категорически не нравилось. Он выдавал свою фирменную очаровательную улыбку — и отказывался. Ни к чему. Привязываться, рисковать... Слишком хорошо он помнил тот дикий поцелуй у дверей люкса для новобрачных. Тогда ведь тоже вроде ничто не предвещало — а на тебе. Уж нет уж. Спасибо, милый, я перебьюсь. — У меня всё хорошо, Джини, — ласково повторил он, провожая Сокджина к такси. — Поверь и не беспокойся за меня. — Но наш поход в "Кристалл" в силе? — уточнил Сокджин, который был любителем всяческих распродаж и не пропускал, казалось, ни одной. — Конечно! — изобразил воодушевление Чимин. — Оденем тебя так, что всякие там Ким Намджуны локти кусать будут! Сокджин лишь печально улыбнулся, махнул ему рукой и сел в такси.***
— Он опять вчера припёрся в одиннадцатом часу. И всё равно попёрся в зал! Кажется, даже в душ не пошёл. — Что, опять подсматривал? — Отъебись. Я не подсматриваю! Но он там засыпает иногда! Ненормальный омега. — Слушай, если тебе настолько наплевать на него, как ты пытаешься показать, почему весь этот месяц наши разговоры — чуть не только о нём? — Что за херня? Ты бредишь. Но если и так — ты первый чаще начинаешь эти разговоры! — Меня на самом деле беспокоит то, что у него должна была быть течка, но её не было. — Да тебе-то что? Не насрать ли... Его проблемы. Он там детей кому-то собирается рожать — и флаг ему в руки, барабан на шею, горн в зубы, встречный в тоннеле! — Чего-то ты бесишься сильно для того, кому наплевать, нет? Впрочем, оно и понятно: скоро гон, да, Гуки? Что будешь делать? — А в чём проблема? Слава богу, "Классные попки" на месте, так что... — Ты идиот? — В смысле? — Ты замужний альфа, Чонгук. И постоянно под колпаком прессы. Они так и не успокоились, не так ли? Это твой милый омежка может спокойно спать, потому что мы не даём никому к нему подойти. Вот он и не понимает, что ваш брак до сих пор вызывает сомнения. Кстати, надо сменить ему охрану, Доёну в отпуск пора. — Лучше уговорить его отца доверить нам возить его. А то две машины такого класса одна за одной — это подозрительно! Только внимание привлекает. Хотя ребята говорят, что Чим на удивление смирный клиент. Никаких отклонений от обычного графика. И папарацци уже надоедает за ним следить. — Гуки, ты же понимаешь, что не надоест никогда! — Да я и не собираюсь снимать охрану. Если бы не этот его Ким Сокджин, который то туда его вытягивает, то оттуда... Задрал. — Ревнуешь? — К этому? Он по альфам. Если бы отец Чима не вмешался и не услал своего секретаря в Штаты в филиал под предлогом производственного задания, тот здорово бы нам помог, отвлекая этого Сокджина от мое... от Чимина. Хорош лыбиться. Отъебись. — Ну, почему, это мило. А что там с секретарём? — У Пак Юнсу пунктик в отношении своего сына: вокруг него не должно быть иных альф, чтобы не было соблазнов. Вот он и сделал так, чтобы Ким Намджун не вертелся около его друга, Сокджина. По крайней мере, Юнги так сказал. И у виска покрутил, снова прокляв наш круг и папаш высшего света. — Юнги можно понять: он и сам пострадал. Кстати, как там эта сука Хоюн? Страдает? — Ну, муж его пиздит стабильно. Так что, наверно, да. — Так ему и надо. За Юнги. — За Юнги. — Так, мы отвлеклись. Ммм... Да, гон, Гуки, гон. Ты же понимаешь: стоит кому-то из вас хотя бы на чём-то попасться, чтобы вас заподозрили в фиктивности, — и всё прахом пойдёт! Вы и так нигде не появляетесь вместе, мы отговариваемся вашим бурным медовым месяцем и отвлекаем мини-скандалами с айдолами. Но не дай бог кто узнает, что ты в бордель попёрся на гон! Ты... Ты чего? — Тэ... Я так устал от этих разговоров... Мне так надоело всё... Прошу... А? — Хорошо, малыш, иди сюда, садись... вот так. Шире. Такой большой... Ммм... И впрямь соскучился, да? — Я ночую в этом доме в три раза чаще, чем в нашей квартире — как ты думаешь, соскучи-ахаа-а-а... о, да... да... ещё... ещё... о, Тэ, мой Тэ... как же охуенно... — Малыш, нам надо подумать о твоём гоне... мм... какой же ты вкусный... — Я не знаю, не знаю... я ничего не знаю... Если не шлюхи, я сдохну, ты же понима-ахааа-ешь... Не тебя же мне... Хотя... — Только попробуй. — Ай... о, бля... ну, чего ты... Давай, Тэ, так нельзя, мы же так не делаем! Сам говора-аха-а... Да, да, да, да... О, да... Да! Блядь, как же... Да! Мхм... — Вкусно? — Когда ты так делаешь — да... — Гуки, надо говорить с Чимином. На, вытрись. И рот. Надо просить у него разрешения привести кого-то в ваш дом. Иначе никак. Ты знаешь, кто первым нагнёт тебя, если выяснится, что ты гон не с мужем проводишь. — Я не знаю, как к нему подойти. Он меня бесит! Понимаешь? Ходит, светит блаженной рожей своей — и наплевать ему на меня с высокой колокольни! Улыбается! И даже не злится на меня уже! А всё равно... — Что — всё равно? Ты пытался наладиться с ним? — Нет, ну, не то чтобы... Просто предлагал подвозить его до универа несколько раз. Отказался. Спокойно так, знаешь! Нахер ты мне не сдался, муженёк, — вот так. — Врёшь ты, не мог он так сказать, он не такой. — Это он с тобой, когда ты Ви, не такой! — Ты клялся не ревновать. — Я и не ревную. Хотя нормальный альфа давно бы ебало разбил. — Кому? Ему? Или — мне? — Ой, завались. Обоим. — Серьёзно? За что? — Вы практически мутите за моей спиной! — Ты совсем дурак что ли? Какое — мутите? Мы дружим! И то — ущербно. Он не знает, что милейший Ви, с которым он так откровенничает, отсасывает его мужу и периодически трахает его в рот! Разве это дружба? — А ещё дрочит так шикарно, что... — Заткнись, правда. Достал. Мне вообще кажется, что если бы не Ёнтан, который его успокаивает, я бы давно бросил это. Тошно мне его обманывать. Он... Он такой светлый, знаешь... Он такой наивный, что просто до боли. — Он вредный и слишком независимый для омеги! Но танцует он, конечно... это да. Пару раз я... мхм... Э... — Что? — Так что насчёт гона? Как быть-то? — Только не говори, что ты дрочил на него, когда он танцевал. — Блядь, что ты... — Ну, точно! Кролик, ты знаешь, что не умеешь, не краснея, врать? — Закроем тему? Было и было. Попробовал бы ты... — Ну, почему же... Я вполне тебя понимаю. — Ты... Тэ... Блядь, ты что, на мужа моего дрочил? — Фи. Нет, конечно. Он не для этого видео выкладывает. Но это и впрямь наслаждение — смотреть на него. Так... стоп. А что это у нас за интонация? А если и дрочил — то что? Так всё же ты его ревнуешь? — Отвали, нет, конечно! Ты только на мой светлый образ можешь кончать, сука ты такая! Ясно тебе? — Слабенько. Над актёркой надо поработать, Гуки. — Да пошёл ты. Не буду я с ним ни о чём говорить. На всё мне наплевать! Просто приведу пару ребят из "Попок" и всё. Что он мне скажет? Носа не высунет, как услышит нас. Целка и есть целка. — Придурок. Разве только в этом дело? Ты живёшь, ты спишь в окружении его запаха больше месяца. И рядом в такой близости нет омег. В твоём доме прислуга по-прежнему — только беты, не так ли? Твой зверь внутри давно признал его твоей парой, хочешь ты этого или нет. Ваши отцы не пальцем деланы, на то и был расчёт, когда они вас сводили в один дом. А вот теперь... Как ты думаешь, что ждёт Чимина, если в гон он окажется в свободном доступе для тебя? И никакие шлюхи с их адовой смесью или искусственной отдушкой тебе не помогут. Ты будешь искать его. И найдёшь. Напомни, что он там тебе пообещал, если тебе резьбу сорвёт? — Блядь... И что ты предлагаешь? — Есть идея. Даёшь карт-бланш? — Да подавись. Хоть что делай... Мне нельзя облажаться с ним, особенно сейчас. Его отец заартачился, активы кое-какие в офшоры увёл, а наши выяснили, там и так скандалище, ты же понимаешь. Он ещё и на твою "LALISA" облизывается и часть оттяпать хочет по договору... Ну, ну. Не бледней. Хер ему, а не твоя ласточка. Но если сейчас ещё и его этот сопляк влезет со своими обидками... — А ты будь поласковей к сопляку — авось и не будет у него никаких обидок. Тем более, что большой бал в доме твоего отца не за горами. Как думаешь, что он потребует от тебя в первую очередь, м? — Бля-я-я... Совсем забыл... Блядь, но он ведь ни за что не согласится, да? Я же... — Вот-вот. Подумай об этом, Чон Чонгук. Кажется, приближается пора платить по счетам, да? Учись улыбаться мило и искренне и умильно просить об одолжениях. Скоро тебе это понадобится.