Консонанс (18+)

"Прости меня, омеженька..." Уже прочитав первую строчку сообщения Ви, Чимин почувствовал, как задрожали его губы и в горло сдавило. Обида никуда не делась. И первая картинка, что всего на миг — но нарисовалась перед его глазами — это две сплетённые у рояля фигуры, которые танцуют яростный танец страсти в жадно целующем их лунном свете. Чимин быстро зажмурился — и картинка исчезла, но она была, и он ужасно испугался от того, что, видимо, он никогда не сможет её забыть. А потом... Он начал читать с начала, и томительно прекрасные глаза, тёмные, бархатные, невыносимо тёплые, затопили его душу медовым ядом. "Прости меня, омеженька. Я понимаю, что ты, возможно, и не откроешь это сообщение, но не могу не написать. И точно так же понимая, как это будет звучать и насколько я подло поступаю, всё же не могу тебя не попросить. Я умоляю тебя: спаси его. Чонгук, конечно, не подарок, и тебе он мало хорошего сделал. Возможно, ты считаешь, что он тебе жизнь испортил самим фактом своего существования, что его грубость по отношению к тебе в начале никогда не загладится ничем из того, что он может тебе предложить, что он подлец, который тебе изменял и изменил на твоих глазах, а такое не прощают, несмотря на статус вашего брака, но всё же. Всё же я прошу тебя: не наказывай его настолько жестоко. Он потеряет всё. Если ты не явишься на этот семейный бал, если все узнают о том, что из-за его измены ты ушёл из вашего дома, если ты пожалуешься отцу, свёкру, то да, ты отомстишь ему так, как никто и никогда не сможет. Ты его уничтожишь. И хотя я понимаю, что мы с ним это заслужили, задев твою нежную и такую прекрасную душу грубым развратом, но всё же прошу снова: не делай этого. Чонгук не плохой. Он зарабатывал то, что имеет, тяжким трудом, он столько сил вложил в филиал компании отца, который потом у него бессовестно отняли, оставив лишь малую часть того, что он заслужил, что если бы ты только знал подробности, то я уверен: ты, с твоим огромным и чистым сердцем и таким светлым чувством справедливости не стал бы лишать его того малого, что у него есть. В том, что с ним так обошлись, виноват я. Это из-за меня его лишили поддержки в студенческие годы. Это из-за меня он отказался от руководства и карьеры, ведь боялся, что о нашей связи разнюхают те, кто так много внимания уделяет жизни высшего света. Он не хотел позора себе и боли мне, поэтому добровольно отказался от перспектив и стал тем, кем стал. Это всё я, Чимин. Я виноват. И всё, что ты чувствуешь, всю ненависть и боль — умоляю! — обрати на меня, потому что именно это и будет справедливо. Если бы меня не было в его жизни, он наверняка был бы гораздо успешнее и счастливее. Я эгоист, Чимин. Страшный, махровый эгоист. Я оставался рядом с ним, потому что не находил в себе сил отпустить его, оставить. Я губил его, тянул вниз, потому что слишком привык к тому, что он рядом. Но я ни за что не поступлю так с тобой. И теперь, когда я вижу, понимаю, что если бы не я, у вас бы, может, и получилось бы что-то (я не о сексе, даже не о запахе, вы на самом деле глубинно и странно связаны, потому что раньше ни один омега не вызывал у него даже лёгкой симпатии, а в тебя он влюбился, Чимин, влюбился по-настоящему, хотя сам это едва ли всерьёз осознаёт) — но я вовремя и здесь не отступил. И получилось, что получилось. Я уезжаю, омеженька. Я исчезаю из его жизни и прошу тебя только об одном: дай ему шанс. Он тоскует, он с ума сходит, но он отпустит меня, он сможет, я уверен. Если рядом будешь ты, мой нежный, мой хороший, мой самый прекрасный мальчик на свете, — у вас может получиться что-то по-настоящему драгоценное. Прошу тебя: просто дай ему шанс. Он не разочарует тебя, я в этом убеждён. Он в глубине души страшно добрый и ласковый, как большой щенок. Он никогда не укусит руку, которая протянулась к нему в доверчивом желании погладить. Рычать, может, и будет — но в конце концов на добро ответит стократной преданностью и искренними чувствами. Он способен на это! Просто! Прошу, попробуй, Чими. Прости меня за всё. Прощай. Ким Тэхён. Ви." Он и сам не понял, как оказался у двери. Судорожно собираясь, он в последнюю очередь думал, как выглядит, что на нём надето и главное — как он доберётся. Одно было важно — успеть. Ни одной здравой мысли в голове. Ни одного контраргумента. Он просто не мог допустить этого. Нет, только не это! Нет! Лишь бы успеть! Пожалуйста! Он не помнил, конечно, адреса Ви. Только, что это был Сондонгу и рядом, через пару улиц наискосок, был мясной рынок, Majang Meat Market, кажется. Как-то, соскучившись, он разглядывал огромную фигуру над крышей его входа и только через какое-то время сообразил, что это голова коровы с острыми рогами. Его он таксисту и назвал — этот рынок, — прося подвезти прямо ко входу. Доехал и, молясь, чтобы память его не подвела, пошёл по ощущениям — в сторону дома. Когда он поймал этот запах? Как выцепил его тревожным сознанием? Тоска... Этот запах был полон тоски и боли. Земляные ноты глушила кислая древесина, а всегда такой пленительный цитрус был как будто скисшим. Чонгуку было не просто плохо — Чонгук почти умирал. Он увидел альфу на качелях во дворике небольшого дома, который был чётко напротив подъезда многоэтажки, — той, где жил Ви. Чимин быстро узнал район, не раз виденный им из окна. А вот фигура альфы, привалившегося к цепи качели и чуть покачивающегося из стороны в сторону, как будто он едва удерживался в сидячем положении, — это было полной неожиданностью. Но Чимин даже раздумывать не стал — кинулся к нему. Чонгук выглядел страшно измученным, волосы его были в полном беспорядке, он был небрит, причём, видимо, дня два, а то и три, губы были обмётаны белым, вокруг глаз круги, пальцы его дрожали. И пахло от него не только его природным запахом, но крепким алкоголем, хотя стадия была, скорее, "похмелье". Он сидел с закрытыми глазами и что-то тихо мычал себе, как будто напевая. При этом морщился и иногда отчаянно тёр лоб. Он не сразу заметил Чимина, хотя — потрясённый, в полном раздрае, потому что не только никогда не видел альфу в таком состоянии, но даже и не предполагал, что он может так быстро до такого себя довести, — омега замер прямо перед ним. И только ноздри Чонгука тревожно стали трепетать, а на губах появилась горькая и нежная улыбка. Потом они шевельнулись — и Пак прочитал по ним своё имя. Но глаз альфа так и не открыл, лишь судорожно вздохнул и тяжелее привалился головой к руке, ухватившейся за цепь, на которой было повешено сиденье качели. — Ч... Чонгук, — несмело позвал его Чимин. — Гуки... Альфа медленно разлепил глаза и мутно посмотрел на Пака. Тихо всхрипнул в попытке что-то сказать, сглотнул — мучительно тяжело, с силой — и снова хрипло выдохнул: — Чим... Это... ты? — И вдруг протянул к Паку руку, как будто пытаясь уцепиться в падении, растопырив и тут же сжав пальцы. Сердце подвело Чимина, он непроизвольно всхлипнул, подался вперёд и схватил руку альфы. И тут же Чонгук настойчиво потянул его на себя и заставил встать между своих разведённых коленей, а сам уткнулся тяжёлой головой совершенно потерянному Чимину в живот и рвано, с хрипом задышал, обнимая омегу за бёдра. — Чими... Мой Чими, — прошептал он. — Он бросил меня, Чими, он ушёл. Не хочет видеть больше, Чими. Что же мне делать, Чими? Ты бросил нас с ним, малыш, он не выдержал — и тоже ушёл. Херово-то как... Мне так херово, Чими... — Как ушёл? — севшим голосом спросил Чимин, вцепляясь руками в его плечи. Он старательно пропускал мимо сознания слова альфы о том, что он их "бросил": это было слишком дико для него, да и пьян был Чонгук. Так что он отчаянно зацепился за более-менее понятное: — Куда он ушёл, Чонгук? Когда? Почему? — Видеть не хочет, — шептал Чонгук, кажется, не слыша омегу, но не отпуская, а лишь крепче прижимая к себе и стискивая в ладонях ткань его штанов. — Прогнал меня, Чими, он меня прогнал, наорал, только я ведь не уйду, нет. Он меня не впускает — так я его не выпущу. Говорил же, что псом лягу — вот и сижу здесь, чтобы он не сбежал. Не пущу, нет, не отпущу. Чими, почему ты ушёл? Я виноват, да? Он прав... Он всегда прав, да, Чими? Я так виноват, так виноват! Мне так херово... Почему вы бросили меня? Неужели... я такой... настолько... вам всем противен? Чимин нахмурился и часто заморгал, прогоняя злые слёзы. Его пальцы — честно, почти помимо его воли — скользнули в грязные растрёпанные волосы альфы, и он порывисто прижал его голову к себе, чуть склоняясь к нему — чтобы почуять, как в горько-кислом запахе вдруг легко и пугливо продёрнуло свежестью. Чимин шмыгнул носом и резко спросил: — Что ты мелешь? Где он? Где В... Где Тэхён? — Самолёт у него завтра, — пробормотал Чонгук уже более внятно. Он вдруг замер, а потом оторвал голову от живота Чимина, поднял мучнисто-бледное лицо и прошептал: — Это ты, Чимин? Это правда ты? Ты не снишься мне? Ты здесь... Но как ты... Что ты здесь делаешь? Омега нахмурился сильнее и пытливо заглянул в глаза Чонгуку, тот взгляда не выдержал, отвёл его и быстро облизал сухие губы, смущённо кашлянул и косо глянул на Пака. — Значит, Тэхён ещё не уехал? — настойчиво спросил Чимин. — Он в квартире? У себя? — В квартире, — послушно кивнул Чонгук и снова исподлобья заморгал на юношу, а потом спросил уже чуть увереннее, хотя язык его по-прежнему слегка заплетался: — Чими... Чимин, ты пришёл к нему? Ты его хочешь остановить? Пак немного растерялся, только сейчас сообразив, как странно и нелепо выглядит в этой ситуации. Он на самом деле пришёл остановить любовника своего мужа, хотя тот весьма благородно решил уехать и освободить ему путь? И сейчас обнимается со своим мужем посреди детской площадки, пользуясь наступающей тьмой и безлюдьем? Это... Сука, это на самом деле было невероятно дико. Так что Чимин слегка запаниковал и попытался отстраниться от Чонгука, но тот не дал. Он стиснул руки крепче и прижал юношу снова к себе, ныряя лицом в его распахнутое пальто. — Не уходи от меня, Чимин, — сквозь зубы выговорил Чон. — Прошу, омега... Просто постой со мной хотя бы немного. Я подышу тобой. Ты такой тёплый, Чимин... Ты всегда такой тёплый... Даже когда смотришь вот так — сердито. Он вдруг потёрся, как огромный пёс, головой о торс Пака и громко вдохнул, забивая горло и грудь ароматом омеги. Чимин знал это ощущение — когда ты полон чьим-то приятным запахом и плывёшь в сладких его волнах, не желая выныривать, согласный утонуть в нём. И он осторожно, нежно, робко, почти пугливо стал гладить голову альфы, спускаясь чуть подрагивающими пальцами на его уши и шею. Чонгук задышал глубоко, с глухими призвуками — и в какой-то момент совершенно растерянный Чимин понял, что альфа плачет. Странно тряся плечами, сжимая зубы и тыкаясь ему в живот, Чонгук рыдал, стыдливо пряча лицо в складках одежды омеги. Они ничего не говорили, потому что это было ужасно тяжело и смущающе — что один вот так расслабился в руках другого, который вовсе не был готов к такой откровенности, но... Но сейчас Чимин понимал, что он именно там, где должен быть — рядом с тем, кто в нём нуждается. И если бы он точно не знал, что есть ещё один нуждающий в нём не меньше, то он бы так остался с Чонгуком на этих дурацких качелях до конца жизни. Но он был. И звали его Ви. И он, скорее всего, вот так же умирал в своей прекрасной квартире — от боли и тоски по своему альфе. И — возможно — по своему омеге.

***

Чимин замешкался всего на пару секунд, прежде чем решительно нажать на звонок. Чонгук стоял рядом, привалившись к стене, потому что всё же был пьян и добраться до квартиры Тэхёна без помощи тихо ругающегося Чимина вряд ли бы смог. На сердитые выпады Пака он не отвечал, лишь крепче прижимал его к себе, налегая и грозясь раздавить омегу, упав на него в конце концов. И вот теперь Чимин, выдохнув, сгрузил его на стену — и снова и снова нажимал на клавишу мелодичного звонка. — Уходи, Чонгук, — вдруг раздалось из-за двери хриплым и злым голосом, так не похожим на обычный мягкий и бархатистый Тэхёнов. — Возвращайся домой, хватит привлекать внимание соседей и пугать их! Уходи! У тебя послезавтра бал, тебе гото... — Это я, Ви, — наконец-то решился Чимин. — Это Чимин, откр... Дверь распахнулась так быстро и легко, будто вовсе и не была заперта: Чимин и звука замка не уловил. Тэхён замер в дверях с совершенно растерянным выражением на лице, в его напряжённом взгляде были восхищение, ужас, отчаяние... — Чими, — выдохнул он. — Чими, это... Зачем?! — Последнее слово он почти выкрикнул и, быстро отступив, попытался захлопнуть дверь, но Чонгук внезапно слишком ловко для пьяного вдрызг человека оттеснил Чимина и встал в проёме, не позволяя бете сделать это. Он кинул растерянно хлопающему глазами омеге: — Заходи, быстро! И дверь закрой. — И внезапно схватил Тэхёна на руки, перекинул через плечо и зашагал внутрь квартиры. Чимин послушался. А что ему оставалось делать? Он пришёл сюда, чтобы выяснить, что происходит, и не дать Тэхёну уйти из своей жизни — к чему себе лгать? Ему нужен, до дрожи в пальцах и хриплого стона был нужен этот бета! Он мог сколько угодно на него обижаться, что угодно говорить себе о том, насколько справедлива и правильна эта обида. Но от одной мысли, что Тэхён исчезнет, что больше никогда они не увидятся и Чимин так и не узнает... не узнает, понимаете?.. Вот и он не понимал. Но пришёл, нет — прибежал сюда, особо не раздумывая. И это чего-то да стоит. А то, что из-за него теперь у беты такие проблемы, — так Чимин даже виноватым себя не чувствовал. Сбежать решил? Бросить сумасшедшего альфу на него, на слабого омежку? Или на что там ты рассчитывал, тупой бета? Ага, щаз-з. Однако, вопреки ожиданиям, в глубине квартиры было всё тихо. Чимин разулся и прошёл, осторожно оглядываясь по сторонам. Тэхён и Чонгук сидели друг напротив друга на диванах в лаундж зоне и сверлили друг друга взглядами. То есть Тэхён сверлил, а у Чонгука взгляд плыл, он жался под суровым взором беты и смущённо оглядывался, а когда увидел подходящего Чимина выдохнул со слишком явным облегчением и снова протянул к нему руки. — Иди сюда, Чим... Чимин... Вот тут... удобнее, — сказал он хрипло и так жалобно-настойчиво, что омега, чуть поколебавшись, послушно опустился рядом с ним. И тут же Чонгук плотнее сдвинулся к нему, как будто хотел спрятаться за его спиной, выпрямленной от привычки к танцам. Широкие ладони альфы нахально пристроились по бокам, у бёдер тут же напрягшегося от неожиданности Чимина, и сам омега таким образом оказался как будто в объятиях Чона, хотя почти не касался его горячего тела, жар которого ощущал через его и свою одежду. Тэхён пронаблюдал эти манипуляции альфы мрачным взглядом и, тяжело вздохнув, спросил: — Зачем всё это, Чонгук? Зачем ты притащил малыш... мхм... Зачем потревожил Чимина? Это всё только... — Это не он! — обиженно вскрикнул Чимин. — Я сам пришёл! После твоего сообщения! — Это не я, — медленно и как-то не очень уверенно согласился Чонгук. — Но получилось удачно, теперь... — Он вдруг широко и громко зевнул и склонился тяжёлой головой к затылку Чимина. — ...ты никуда не денешься, Ким Тэхён. Никуда не сбежишь от меня... Нет, нет... Чимин изумлённо скосил глаза: Чонгук явно клевал носом, собираясь... заснуть?! Блядь, серьёзно?! Альфа снова зевнул и вдруг обнял Чимина, пристраивая его в свои объятия и уже вполне уверенно укладывая свою голову застывшему от такой наглости омеге на плечо, при этом не переставая бормотать, хотя и всё менее отчётливо: — Нет, Ким Тэхён, от меня ты мог бы, я поверил тебе, потому и не выбил к херам эту хуеву дверь. Но вот от него... Попробуй убежать от него. Чими... Мой Чими... Мальчик мой славный... Чонгук потёрся носом о шею Пака, вызвав толпу возмутительно-сладких мурашек, из-за которых омега судорожно вцепился в руки Чона, плотным кольцом обхватившие за талию. Но тот даже не напрягся, продолжая легко удерживать Чимина и невнятно бурусить: — Тише, тише, малышонок, я не выпущу, нет. Ты такой удобный, Чими. И такой добрый, такой славный, такой... м... наш, да, Тэ? Мы же не отпустим его, да? Ты же так не хотел отпускать его, Тэ. Тэ, прошу, не уходи. Слышишь? Не уходи от меня! Не верь им, всё они врут, врут! Я не смогу без вас, больше никогда не смогу! Не бросай меня. Не отдавай малыша... мне... Я не смогу, не удержу, потеряю и сдохну, один сдохну, если не вы рядом... Без тебя... мы... хрр... мхм... мы не... смо... мхр... сможем... И Чимин почувствовал, как сладко и горячо задышал ему в шею засыпающий альфа, как безвольно отяжелела голова Чонгука на его плече, и только руки по-прежнему держали крепко, не собираясь отдавать добычу даже тогда, когда альфа заснул. Омега перевёл растерянный взгляд на Тэхёна. Тот смотрел на них с печальной улыбкой, чуть покусывал губы, как будто решая, что ему делать с этим вот богатством, свалившимся ему на голову. — Ты на самом деле собирался уезжать? — тихо спросил Чимин, невольно чуть подвигаясь, чтобы голова Чонгука так не давила. Мысль о том, чтобы сбросить этот навязанный ему груз, мелькнула в его голове, но он немного смущённо отставил её в сторону. — Я на самом деле улетаю завтра, — мягко улыбнулся Тэхён. — Чтобы это узнать, не стоило сюда... — Не улетай, — перебил его Чимин. Тэхён замер с приоткрытым на половине слова ртом и быстро моргнул несколько раз. — Что? — тихо и как-то испуганно шепнул он. — Не улетай! — уже более страстно и чуть громче сказал Чимин. — Не надо! Не из-за меня! Не бросай н... — Он чуть было не сказал "нас", повторяя за дурацким альфой, но удержался и, лишь на миг запнувшись, продолжил увереннее: — ...его! Если ты так о нём беспокоишься, если ты просишь меня переступить через себя и быть на этом балу, чтобы он не пострадал, — как можешь ты сам так ранить его?! Неужели не видишь: он любит тебя! Так любит, так... — Чимин задохнулся от того, как смотрел на него Тэхён. Если то, что он видел в этих горячих, тёмных, бархатных глазах, было не любовью, не страстью, не нежностью — то что такое любовь, страсть и нежность? — Тэх... Тэхён, — чуть придушенно пробормотал Чимин, стремительно краснея и невольно тулясь глубже в объятия тихо дышащего ему в шею Чонгука. — Тэ... Не смотри так! Меня это жутко смущает — когда ты смотришь так... — Как? — чуть склонил набок голову бета. — Как я смотрю, Чими? — Вот так. — Пак был уверен, что Тэхён всё прекрасно понимает, потому что не понять было невозможно. — Я пришёл просить тебя не уезжать, Ви. Пришёл, как идиот, умолять остаться рядом с моим глупым мужем, чтобы... — Только с мужем? — внезапно резко перебил его Тэхён и быстро отвёл взгляд, сжимая губы. — А с кем? Чимин ощутил, как отчаяние заливает его душу. Чего хочет от него этот бета? На что толкает? Что хочет вытянуть? Точно ведь знает, сукин сын, что хочет, но не может сказать омега! Хотя... Почему, собственно? И что ему терять? Он уже здесь, уже выдал себя с головой, но если подумать — ни Чонгук, ни Тэхён не оттолкнули его, не дали понять, что он лишний, что не нужен. Наоборот, если всё-таки принять во внимание все их слова, если поверить им — таким обрывочным, но таким очевидным, то получится... — Что ты хочешь услышать от меня, Ви? — с горечью спросил Чимин, чуть прикрывая глаза и понимая, что пропадает. — Что ты мне нравишься? Что я настолько идиот, что влюбился в любовника своего мужа? Что припёрся к тебе, что сорвался, как только получил сообщение, чтобы просить тебя не уезжать, потому что не могу... не могу, понимаешь? — И он мокрыми от накативших, как всегда, не вовремя слёз уставился в тёмные, пожирающие его взглядом глаза беты. — Да, — низким, глухим голосом ответил Тэхён, — да, именно это я хочу услышать. То есть — хотел. Но теперь уже ничего не изменить, у меня билеты на руках, меня место ждёт в Монреальском филиале, и я даже там квартиру уже... — Нет, нет! — с отчаянием вскрикнул Чимин. Чонгук на его спине недовольно простонал и снова потёрся о его плечо. Но омега не обратил на него внимания. — Не уезжай! Не надо! — Чимин, мне нет здесь места, — тихо сказал Тэхён, не сводя с него отчаянно-жадного взгляда. Он нежил лицо и шею Чимина этим взглядом, он оглаживал голову и руки Чонгука на омеге, он так хотел сейчас к ним, на диван ближе, что даже Чимин, с его дурацкой невинностью не мог этого не понять. И тогда он просто протянул ему руку, как делал это обычно Чонгук, сжал и разжал пальцы и хрипло, умоляюще позвал: — Иди ко мне... Иди к нам, Тэхён. Бета заворожённо уставился на его руку и спросил — жалко и робко: — Зачем? — Я место твоё тебе покажу, раз ты его сам не видишь. Ну же! — Чимин горячо молился про себя, чтобы Тэхён поддался, потому что это был последний — то есть единственный, как он чувствовал, — шанс хоть в чём-то убедить всё уже, очевидно, решившего Кима. И тот поддался. Сначала, качнувшись к ним, он как будто остановил себя, сжал челюсти и, нахмурившись, покачал головой, но Чимин снова схватил пару раз воздух пальцами и снова почти крикнул: — Иди ко мне! Иди, Ви! Подойди, сядь рядом! А потом... Если ты решишь уехать — я не стану останавливать! И Тэхён медленно, словно загипнотизированный, встал и, сделав два широких шага, опустился рядом с Чимином на диван. — Что... — начал он, но Чимин не стал его слушать. Он потянулся к бете, обхватил его плечо одной рукой, а второй почти силой повернул к себе его лицо за подбородок, ощущая, как тяжко давят ему на живот руки Чонгука, и, зажмурившись, потянулся изо всех сил и ткнулся губами в губы беты. Он не был опытным в поцелуях, его жизненный опыт к ним не располагал вообще, однако когда-то, по большой молодости, они ему нравились. Это ощущение близости, вкус — всегда неожиданный, сладковатый или горьковатый — приятно. С Тэхёном было всё иначе. И первое, что поразило его, — бета задрожал в его руках. Вот прямо так, ощутимо, вздрогнул и напрягся, когда Чимин, чтобы было удобнее, перехватил его за талию и забросил ладонь на его шею сзади. Руки Тэхёна тревожно затрепетали на бёдрах Чимина, на которые он невольно опёрся, чтобы не потерять равновесие и не завалиться на нахально лезущего ему в рот омегу. А Чимина прямо вело. Губы у Тэхёна были шелковистыми и прохладными, плотными и сочными, настолько, что через несколько секунд, высасывая их отчаянно-жёстко, Чимин почувствовал, что захлёбывается от ощущений. Он и не понял, как получилось, что Тэхён освободил его из рук тихо замурчавшего Чонгука и, потянув, усадил на свои бёдра. Чимин не отрывался от прохладного шёлка ни на секунду, всем существом своим сосредоточенный на нём, и что там бета делал с его телом, было ему неважно. Он обнимал голову Тэхёна, уже двумя руками зарывался в мягкие волосы, сжимая их пальцами то одной, то другой руки, оттягивая в стороны и таким образом поворачивая лицо беты, чтобы было удобнее кусать его губы, от которых невозможно было оторваться. Чимин, наверно, просто слишком давно ничем подобным себя не баловал. Течки с медбратом — разве они могли считаться? Он почти и не помнил, что там делал с ним Уён. А тут — живой, настоящий, безумно красивый парень, постанывая, стискивал задницу Чимина, откровенно прижимая к своему накрепко стоящему паху, в то время как его язык выписывал иероглифы во рту омеги. Тэхён ничем не пах, но сводил с ума нежным ароматом туалетной воды: что-то жасминово-сладковатое, терпкое, кружащее голову похлеще домашнего вина. И Чимин, почти силой заставив себя оторваться от рта похрипывающего от наслаждения беты, напал на его шею. Он кусался отчаянно, откровенно метил, сжимал волосы, заставляя Тэхёна откинуть голову назад и дать ему дорогу. На Киме была растянутая домашняя футболка, которая отлично давала доступ ко всему, что так пленяло Чимина. Он искусал Тэхёну не только шею, но и плечи, грубо стянув футболку на одну сторону, после на другую, а потом впился зубами в сгиб шеи, там, где — будь Тэхён альфой — можно было бы ставить омежью метку. Ким протяжно ахнул, потом громко и откровенно вскрикнул, когда зубы Чимина снова впились в него, и жарко простонал: — Что же ты со мной дела-ае-ешь... глупый омега... Я же тебя сейчас тра-а-ахну... — Трахни, — горячо выдохнул Чимин ему в ухо и зажмурился от своей наглости. Но он слишком хорошо понимал, чего хочет. Поэтому прикусил мочку уха застывшего от неожиданности Тэхёна и снова шепнул: — Давай, Ви. Хочешь — трахни, хочешь — пометь, хочешь — сожри к чёрту. Только не исчезай... Я ради этого на многое готов. — Спятил... — едва слышно просипел Тэхён. — Совсем спятил, омежка... Внезапно он ухватил Чимина за волосы на затылке и, заставив его откинуть голову, впился губами в его шею. Он засосал кожу, а потом укусил, и ещё раз — от этого Чимина пробило горячей молнией до кончиков поджавшихся пальцев и он чуть не кончил. Но потом Тэхён быстро отстранился, и они замерли, упираясь лоб в лоб и отчаянно пытаясь понять, что с ними происходит. Первым очнулся Тэхён. Он порывисто обнял Чимина, перехватив через спину, придавил его голову к своей шее и зашептал, срываясь и звучно сглатывая: — С ума сошёл... Так шутить, Чими... Разве так можно, м? Нет, нет. Подожди, малыш, не дёргайся. Посиди вот так, мне... очень надо. Иначе не отвечаю... За себя не отвечаю, глупыш мой. — Но я ведь хочу! Сам хочу, Ви! — выстонал мучительно Чимин, ощущая болезненное давление на ширинку и ёрзая задницей по бёдрам беты. — И мне... мне надо! Хочу тебя, слышишь? Тебя и кончить, ну же? А? Тэ... Ви... Хочу тебя... Тэхён стремительно поднялся с ним на руках. Чимин ахнул и вцепился в него. — Ты чего?! — со страхом выкрикнул он. — Не здесь, омеженька... — хрипло ответил Тэхён. — Только не рядом с ним. Чимин кинул сверху взгляд на диван. Чонгук лежал на нём ничком, так и упав лицом вниз, когда Тэхён вытащил из-под него омегу, чтобы усадить на себя. Чон был почти неподвижен, лишь слегка приподнимались на могучих вдохах его плечи. Омега отвернулся и уткнулся носом в шею Тэхёна. — Он не услышит нас, — пробормотал он. — Пожалуйста, Ви... Тэхён унёс его на свою постель, уложил аккуратно, не переставая нежно целовать, а потом коварно и быстро нырнул рукой ему в штаны. Оказывается, Чимин напялил спортивные, что и сыграло с ним сейчас злую шутку. Если бы это были брюки, то, пока бета возился бы с ремнём, он бы пришёл в себя и остановил столь стремительно развивающиеся события. Но увы, Тэхён понял его слишком прямолинейно. Он сжал член Чимина, и тот изогнулся немыслимой дугой: чтобы сообразить, что сейчас произойдёт, ему слишком на мозги сперма давила, так что он и ахнуть не успел, как, закатывая глаза и выгибаясь в спине, уже стонал в губы склонившегося над ним беты, подаваясь на каждое его движение на своём самом чувствительном месте. Конечно, он кончил очень быстро и позорно откровенно, распялив колени и приподнимаясь, чтобы толкнуться поглубже в кулак кусающего его губы Тэхёна. С горячим стоном, который бета у него сцеловал, а потом вдохнул и мягко и глухо застонал ему в ответ. У Чимина ещё какое-то время звёздочки бешено вертелись перед глазами, и они ещё не закончили свой бешеный танец, как он уже понял: его надули. Тэхён просто взял и отдрочил ему, вместо того чтобы трахнуть! И это было так ужасно обидно, что он, не открывая глаз, заревел. — Чими, маленький, — раздался над ним надрывно-испуганный голос, — что случилось, что? Что не так? — Ты меня обману-у-ул, — провыл омега. — Ты зачем та-а-ак? — Я не обманывал, малыш! — Тэхён обнял его и стал нежно и мягко-мягко целовать ему губы, щёки, лоб. — Как я могу... Разве могу обмануть такого сладкого омеженьку? — Ты зачем мне рукой? — икая от плача выговорил Чимин. — Я же не так хотел! Я же по-настоящему, я же... — Какие наши годы, котёнок? — прошептал ему Тэхён в самое ухо и вдруг облизал раковину этого самого уха и чуть прикусил мочку. — Всё будет, как скажешь, слышишь? Всё будет, как захочешь. — Я хочу, чтобы ты остался, — задыхаясь и цепляясь за сильные плечи беты, проговорил Чимин. — Я хочу, чтобы ты остался рядом со мной и Чонгуком! Не смей уезжать! Ответное молчание напугало его до чёрта, он распахнул глаза и уставился прямо в медовое безумие в глазах напротив. Тэхён смотрел пристально, как будто на что-то решаясь, а потом прикрыл глаза пушистыми ресницами. — Хорошо, омеженька, — шепнул он. — Если ты хочешь, я останусь. Всё равно он бы меня никуда не отпустил. Всё равно бы привёл к тебе, раз уж ты так этого хочешь. — Я хочу, — прошептал Чимин, проводя пальцами по влажному лбу Тэхёна и убирая с него мягкую прядку. — Я не отпущу. Ты мой. Он и сам не до конца понимал, что говорит. Но внезапный горячий свет, что зажёгся в ответ на эти слова в тёмно-медовых глазах, подсказал ему: он всё говорит правильно. А потом он заснул в руках Тэхёна, хотя и было не очень-то поздно. Но так тяжко и сладко было, так дышал рядом желанный бета, поглаживая его волосы, шею, спину и спускаясь нежно руками к заднице — что не расслабиться было невозможно. Вот он и расслабился. Наконец-то — там, где давно хотел быть.