Ты морщил нос, отворачивался от меня, а я дышать забывал при виде этих глаз. Тогда я видел тебя в последний раз. Мой личный палач, Мой воздух, Мое несчастье.
Несколько позабытых в тревоге и трагичной суете псов сидели у камней возле ручья и выли. Риз пару раз проходя мимо них зло, с раздражением шикнул, призывая собак заткнуться, но те, поджав уши, лишь ненадолго ложились на брюхо, а спустя несколько минут вновь заводили свою скорбную песню. Матео в отличие от Риза эти звуки не угнетали, напротив — то был достойный аккомпанемент происходящему и извне, и в его голове. Матео был очень собран и ошеломительно трезв рассудком. Он всё видел, всё слышал, всё чувствовал — он не позволил себе роскошь помутнения и освобождающего шока. Он ДОЛЖЕН был видеть, слышать, чувствовать. Когда они с Ризом подошли к телу сэра Питера, его набожный помощник суеверно перекрестился и, быстро поцеловав, как водится, свои пальцы, зашептал: — …Я ни в чем не буду нуждаться, Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени своего. И если я пойду долиною смертной тени, то не убоюсь зла, потому что ты со мной...* Перехватив взгляд Матео, Риз закончил молитву и разместился у ног лорда Гальбы, а Тео встал у его головы. Вместе они приподняли тело и понесли его в полном молчании до места, где Матео оставил Яблочко. Передохнув, так же молча и напряженно они водрузили тяжелое, неподатливое тело на коня. По левому боку Яблочка тут же заструилась кровь, пачкая его шерсть и стекая на безжизненные свисающие плетьми руки сэра Питера. Риз отвернулся, передернув плечами, а Матео набросил на голову сэра Питера его же плащ, укрывая тем самым страшное зрелище открытой раны и слипшихся волос вокруг нее. — Я отвезу лорда домой, — глухо сказал Матео и поправил упряжку, — а ты позаботься об олене, — почти незаметно кивнул он в сторону бора. Риз кивнул в ответ и, сбросив с себя перепачканный жилет на землю, устало выдохнул и сел на него сверху. Он достал из кармана небольшую флягу и, откупорив ее, сделал несколько жадных глотков, а утерев губы, протянул флягу Матео, но тот отрицательно мотнул головой. — Почему ты так дьявольски спокоен? — несдержанно икнув, почти жалобно спросил Риз, подняв глаза на, казалось, совершенно невозмутимого Матео. — Потому что я ничего не могу изменить, — тихо, будто внутрь себя сказал тот, — и никогда не мог... Риз непонятно скривился. Смысл слов бежал от него. Да и откуда ему знать, что имел в виду Тео Райвен. Матео Райвен, обладающий страшным даром видеть судьбу по звездам. Матео Райвен, знавший все наперед. Матео Райвен, искусившийся любовью и не сделавший ничего, чтоб предотвратить ход событий. Матео Райвен, носивший на себе камень-грех. Матео Райвен, что мог возродить к жизни дерево и любой плод, но не человека. Матео Райвен, познавший себя впервые так ясно и вспомнивший все свои сны и предзнаменования, от которых так малодушно открещивался. Матео Райвен, повторяющий всю дорогу в имение те слова, что когда-то в далеком детстве ознаменовали всю его жизнь — его первая охота, помазанье кровью и те слова, что вырвались из него почти в бреду: «Зло. Зло вокруг». Теперь к этим словам добавилось и еще несколько: «Я зло», — стучало в голове Матео Райвена, и перед глазами вскипало бурым. Его руки были снова в крови, даже поводья были измазаны кровью, его конь был в крови, и земля позади него была в крови, и подошвы сапог, и край седла, а скоро и горизонт станет кроваво-алым, но главное, теперь Матео это знал наверняка, этой кровью навсегда окрасилось всё его будущее. Матео ехал через знакомое родное поле вместе со своей тяжкой ношей и знал, что это конец всему. Прежнего Тео больше нет, как нет и его надежд, его счастья, смеха, его любви. В мире, заполненном кровью, нет места любви и радости — эти цветы не растут в обагрённой почве, только полынь. И под языком Матео уже скопилась её горечь. А еще Тео думал о Гелиосе... И о прощении. Существует ли оно для них обоих? Возможно ли оно вообще в этом новом теперь мире? В ворота имения Матео въехал в полном безмолвии. Хотя на крыльце и у подъездной дорожки столпилось много людей, никто из присутствующих не проронил ни слова. Здесь были все те же участники охоты — лорд Митчелл с сыном, лакеи, выжлятники, и к ним добавились все слуги дома. У подножья лестницы стоял Барт, а рядом с ним Айлин. Все они были неестественно замершие, бледные, оглушенные, и едва Тео пересек границу двора и остановил своего коня, как в воздухе, словно запущенный широким мехом, зашелестел единый печальный выдох, зашелестел многоголосно, но на одной испуганно-горестной ноте. Матео понял, что, видимо, до его приезда все обитатели дома, что не были свидетелями трагедии, еще надеялись на то, что это какая-то ошибка, недоразумение, что вот сейчас Матео и Риз привезут сэра Питера, и все дружно посмеются над возникшей паникой и нелепицей... Но грузно свисающее, перекинутое через коня тело лорда не оставляло сомнений. Матео въехал в ворота поместья как вестник смерти, и в его голове промелькнула мысль, что все эти люди даже не подозревают, насколько это сравнение правдиво. Первой отмерла Айлин. Она шатнулась и, схватившись за сердце, осела рядом с лестницей прямо на землю. Следом за старой нянюшкой тихо запричитали горничные, а лакеи и остальные работники дома потупившись отводили глаза, пряча свой испуг и недоумение. Барт не шевелился несколько долгих мгновений, он пристально смотрел на свисающие с коня руки своего хозяина, на мятый его плащ, укрывающий почти все тело и голову, и на разводы крови на сером боку Яблочка. Все это безжалостно подтверждало чудовищный рассказ сэра Митчелла, что тот поведал им всем по возвращении, всё было реально, но совершенно не укладывалось у Барта в голове. Что вообще могло случиться? Что?! Матео осторожно спешился и, встав возле коня, вопросительно посмотрел на сэра Митчелла. Тот выглядел уже много лучше, чем в первые минуты событий — лицо его стало сурово-сосредоточенным, резкая складка у губ залегла решительными изгибами и готовностью взять хлопоты о старом друге на себя. — Принесите носилки из хлева! — громко распорядился он. — И перенесите тело лорда Гальба в его покои. Медленно и осторожно! — Двор тут же пришел в движение. Горничные спешно удалились обратно в дом, лакеи, подняв совсем обмякшую Айлин, также скрылись из вида. Рабочие принесли носилки и приступили к переносу тела. Матео успокаивающе гладил Яблочко по мощной шее, пока тот тревожно перебирал ногами и дергал ухом, явно реагируя на суету возле себя. Конь чувствовал горе и гнев вокруг, чувствовал страх и отчаянье, чувствовал мертвеца. — Я послал своих слуг за лекарем, — громко, всем сразу, вещал сэр Митчелл. — Нужно констатировать смерть сэра Питера, — голос его слегка дрогнул, но он сурово свел брови и продолжил: — Также я велел им вызвать констеблей, — грозно припечатал он и вдруг обернулся. Только теперь за спиной сэра Арманда и снующего рядом Романо Матео увидел Гелиоса. Бледный как полотно, с будто впавшими глазами, тот стоял позади всех и стеклянным взглядом смотрел на то, как слуги поднимают носилки, как растерянно они поправляют всё тот же измятый охотничий плащ, боясь случайно откинуть его и выставить на обозрение то, что он скрывал, как неровно держат они древки ручек, и оттого носилки шатаются и немного провисают... — Зачем констеблей, папа? — подал голос Слейтер Митчелл, все еще бледно-зеленый от тошноты и пережитого шока. — Затем... — прошипел сэр Арманд и резко, будто Немезида, повернулся к Гелиосу. — У меня есть веские основания думать, что падение Питера не было случайным! Гелиос вздрогнул и попятился, глаза его в ужасе распахнулись шире и нервно забегали по плато ища поддержки. — Скажи мне, Гелиос, — наступал на него сэр Митчелл, буравя седым взглядом, — скажи как на духу. Почему ты шептал тогда: «Прости... Я не знал... Так не должно быть...» За что ты просил прощения?! — почти кричал лорд, и Гелиос стал совершенно белым, как снег и парча. Он выставил руку вперед, словно обороняясь и замотал головой. — Не потому ли ты говорил все это, что причастен к этому «несчастному случаю» — язвительно добавил лорд Митчел и сузил глаза. Матео, слыша все очень отчетливо и видя ужас и панику Элио, было дернулся к нему, но подошедший минутой раньше Барт вдруг преградил ему дорогу, с силой вцепившись Тео в руку. — Только посмей двинуться, — шепотом процедил он. — Я не знаю, что там произошло, но если ты сейчас хоть шелохнешься, я тебя ударю, — блеснул Барт глазами и сжал предплечье Матео с такой силой, что тот поморщился. — Скажи сейчас, Гелиос, пока не поздно! — тем временем напирал сэр Митчелл. — ТЫ злоумышлял против своего отца?! ТЫ подстроил всё это?! Бледные, сухие, почти прозрачные губы Элио шевелились, но звука не было, горло сдавило так, что он не мог выдавить из себя ни слова, сердце колотилось в ужасе, почти выпадая из похолодевшей груди, а руки и ноги ощущались чужими. — Ну, же, чертов трусливый щен! Говори! — взъярился сэр Митчелл, видя почти полуобморочное состояние Гелиоса, и расценив его по-своему. — Сейчас прибудут констебли, и лучше тебе рассказать всё мне, чем мараться в участке. Покайся, и я обещаю тебе тихий процесс без шума и прессы. Ну же! — сэр Митчелл сжал рукоять своего хлыста так, будто собирался им замахнуться, в своем желании правды и возмездия переходя все возможные границы приличий и сдержанности. — Простите, сэр, — неожиданно встал между лордом и Гелиосом Романо. — Позвольте мне сказать пару слов, — учтиво склонил он голову и бросил на сэра Митчелла просящий взгляд исподлобья. — Вы расстроены и сгоряча наговорили многое, — тихо и вкрадчиво добавил Романо, не поднимая головы, но тон его был довольно дерзок и уверен. — Милорд Гелиос разбит и опечален, он только что потерял отца и не в состоянии отвечать за себя, — Романо заботливо обернулся к Элио и вцепился в него на миг глазами, в которых молнией мелькнула решимость и страсть. — Я думаю, разумно будет развеять ваши подозрения, пока дело не дошло до оскорблений или, упаси Господь, дуэли, — Романо чуть хитро скосил глаза на сына сэра Митчелла. — Если вы позволите мне сказать... — еще учтивее и сильнее склонился он и замер, ожидая ответа лорда. Тот вскинул удивленно бровь и смерил Романо взглядом, но отступил на несколько шагов. — Ты ведь личный лакей Питера? — переспросил он. — Ну говори, если есть что. Да не вздумай соврать мне, мальчик, — недоверчиво блеснул он глазами. — Извольте, сэр, все как на духу, — поднял голову Романо и позволил себе легкую улыбку. — Дело в том, что я тоже думаю, что падение сэра Гальба не случайно. Мой хозяин был первоклассным наездником и, несмотря на возраст, смелым, великолепным охотником. Да вы и сами знаете... — Ближе к делу, юноша, — строго оборвал его сэр Митчелл. — Я это говорю к тому, что ваши подозрения понятны и объяснимы, — мягко продолжил Романо, — но я хочу вам возразить в отношении милорда Гальба, — чуть дернул он плечом в сторону остолбеневшего Гелиоса. — Я знаю достоверно, из первых рук, что с недавнего времени у его светлости лорда и сэра Гелиоса наконец-то наладились отношения. У милорда не было ни малейшего повода желать смерти своему отцу. Его Светлость в последние дни был так счастлив и воодушевлен общением с сыном. Он прибыл в поместье с чудесными новостями — долгожданная помолвка сэра Гелиоса и одной очень высокородной дамы наконец-то осуществилась. Все было решено и закреплено согласием обеих сторон. И сэр Питер был вдохновлен и весел, он как никто мечтал, и уже очень давно, о продолжении своего великого рода и был безумно рад тому, что планы эти скоро реализуются, и его сын в ближайшее время посеет овес своей мужественности, а также закрепится при дворе его величества. Сэр Питер сам говорил мне о том, как много это для него значит и для всего рода Гальба. Милорд Гелиос и Его Светлость должны были послезавтра отбыть в Лондон и начать подготовку к свадьбе... — Допустим, — строго кивнул сэр Митчелл и бегло бросил уже не столь уверенный взгляд на Гелиоса. — Тогда за что он просил прощения, за что убивался? — вскинул он брови вновь с недоверием. — Клянусь, мне не хотелось об этом говорить, — будто замялся Романо и поджал губы. — Но ради его светлости и моего милорда я расскажу вам кое-что... деликатное, — щек Романо коснулся совсем натуральный румянец, а глаза блеснули неловкостью. — Дело в том, что с первого же дня, как милорд Гелиос прибыл в имение, его общества и благосклонности очень настойчиво добивался один человек. Он буквально преследовал сэра Гелиоса, не давал прохода и, пользуясь своим особым положением в доме, был очень навязчив... Буквально одержим милордом. Благодаря тишине и скуке этих мест, этот человек втерся в доверие, снискал дружбы юного лорда, но не переставал мечтать о большем, хотя не раз и не два получал отказ. И вот, полагаю, когда весть прошла о скорой свадьбе, этот безумец возомнил, что не кто иной, как сэр Питер является главным препятствием в осуществлении его греховных надежд. Сэр Гелиос истинный Гальба, он хорош собой и деликатен, и в силу этой деликатности, предположу, что он не хотел ранить чужое сердце. Но охваченный страстью наглец понял всё превратно и сотворил ужасающее деяние, думая, что тем самым станет ближе к милорду, и пропасть, разделяющая их, исчезнет. Сэр Гелиос не может отвечать за дикие поступки сумасшедшего! И раскаивался он у тела сэра Питера лишь в том, что не сумел предугадать такой исход, предвидеть этот роковой финал, не смог вовремя донести свой отказ жестче и без сомнений. Вот о чем были слова сэра Гелиоса, Ваша Светлость, вот почему он корил себя. Только о своей мягкости сокрушался он, о том, что не смог прочесть замысел одержимого поклонника... Гелиос всю речь Романо хватал воздух ртом, как выброшенный на мель карп, но все равно задыхался, в его груди больно кольнуло и рассыпалось по телу нестерпимой резью, удушьем и неистовым жаром возмущение. Он поднял глаза и посмотрел на Матео. Тот стоял все так же рядом со своим верным конем и Бартом, только теперь он сам крепко держал дядю за руку, а не наоборот, будто сдерживая того от любых возражений. Лицо Матео застыло восковой маской, он смотрел поверх всех и всего на Гелиоса, и в его глазах тот увидел океан любви, тоскливую, глубокую нежность, щенячью преданность и трепет. Матео смотрел на него, и сердце Элио замерло, сжалось, и боль вдруг отступила — несколько мгновений, несколько ударов о ребра, но не ужасом и провернутым кинжалом, как минутой раньше, а крохотной птичкой, маленьким, весенним скворцом, испуганным, потерянным, но все еще... все равно любимым. Вот что увидел, прочел во взгляде Матео Гелиос, вот как смотрел на него сквозь багряное марево его Тео. — Сказав А, говори и Б, — услышал Гелиос голос сэра Митчелла, и мир вновь заполнился холодом и железом. — Ты утверждаешь, что в смерти лорда Гальба виновен некий человек. Некто, как я понял, живущий в поместье. Так назови его! — сэр Митчелл в раздраженном ожидании посмотрел на Романо, и тот срезал взглядом Матео и Барта. — В доме Гальба есть лишь один обученный маг, Ваша Светлость. И не просто маг, но молодой человек, обладающей силой как физической, так и колдовской. Маг стихийный и, как мне известно, очень умелый... Сэр Митчелл ошарашенно вскинул бровь и даже сделал шаг назад, он удивленно посмотрел на Романо, а потом резко оглянулся на остолбеневшего Барта и мертвецки бледного Тео. — Ты имеешь в виду Райвена? — все еще с удивлением в голосе переспросил сэр Митчелл. — Да, Ваша Светлость, — мягко ответил Романо и снова слегка поклонился, скрывая улыбку. — Я готов присягнуть, что именно Матео Райвен, местный ловчий и стихийный маг земли, все это лето отчаянно добивался близости с милордом Гелиосом, а не получив ее, решив, что отказом служит обязательство перед отцом о женитьбе, этот темный сердцем колдун сделал так, что лошадь сэра Питера сбросила его, что и привело к трагедии. Уверен, что для такого сильного мага, как Райвен, не составило труда подстроить всё нужным ему образом, и наверняка, если будет проведено расследование не только обычное, но с проверкой на магическое вмешательство, все мои слова подтвердятся. Я убежден, что именно ОН виновник гибели лорда Гальба... — НЕТ!!! — дернулся Барт, и его полный гнева и ярости крик разнесся громовой волной по всему двору. — Это ЛОЖЬ! Всё! Всё до единого слова!!! — он вцепился в руку Матео и встал перед ним будто живой щит. Сэр Митчелл, обернувшись на этот отчаянный крик, лишь недовольно мазнул взглядом по забывшемуся управляющему и, тут же потеряв к нему интерес, посмотрел на Гелиоса. Тот стоял опустив голову, и его лицо скрывали спутанные золотые волосы, все тело била мелкая дрожь, и он не чувствовал своих ног, они были будто ватные, колени подкашивались, словно сзади кто-то упорно бил по ним тростью. — Гелиос, это правда? — обратился к нему подошедший почти впритык сэр Митчелл. — То, что говорит этот лакей, правда? Время будто застыло, тишина была гробовая, и в этой тишине, в этом онемении и опускающихся сумерках Гелиос Гальба кивнул. Один раз. Почти незаметно. Кивнул. Но этого было достаточно сэру Митчеллу, достаточно всполошившимся слугам, достаточно дьяволу, что истошно смеялся в голове Элио, раздавливая своей когтистой лапой его маленькое сердце и обращая его в пыль и тлен. — Берите его! Свяжите ему руки и отведите в погреб, чтоб не сбежал до приезда констеблей! — громко распорядился сэр Митчелл, обращаясь к работникам конюшни и указывая рукоятью хлыста на Матео. Несколько конюхов, выжлятник и пара лакеев, переглянувшись, замялись. Все они были знакомы с Матео много лет, все любили его, как родного, но также все они знали, что часть истории Романо правда, хотя бы то, что между их милордом и Матео точно все лето что-то происходило, многие из них сплетничали на этот счет, хоть и не знали наверняка, и теперь ситуация пугала их, смущала, заставляя неуверенно мяться на месте. — Сэр Арманд! Остановитесь! Прошу вас, выслушайте меня! Все это бред и наговор... — пылко заговорил Барт, шагнув к лорду навстречу. — Помолчите, Бартоломью. Вас это не касается уже, — резко отсек его сэр Митчелл. — Ну что застыли?! — крикнул он работникам. — Хватайте его! Слуги испуганно дернулись и спешно двинулись к Матео. Барт, раскинув руки будто распятый, замер возле Тео, словно пытаясь оградить его от всех разом. Его всего трясло, на коже проступила испарина, но видя, как неумолимо грозно раздувается вена на лбу лорда Митчелла, и как ошарашенно, но упрямо идут на Матео слуги, он резко развернулся, налетел на Тео и толкнул его, выводя из оторопи. — Беги! Беги, Тео! Беги в лес! — затараторил он. Матео дернулся, рука его сама взметнулась к гриве Яблочка и сжала сухой жесткий ворс... — Беги, черт же тебя подери! Беги, сынок, беги!!! — уже не таясь, истошно закричал на него Барт. И Матео одним движением взлетел в седло, вцепился в поводья и резко повернул коня к воротам. — Стоять!!! — завопил сэр Митчелл. — Хватайте его! Хватайте!!! — что есть силы закричал он на слуг, и те побежали всей толпой на Барта и следом за Матео. — Беги! Беги! — перекрывая весь этот обезумевший гам, повторял Барт, — Беги, Тео! Беги! — Ну уж нет... — в ярости прошипел себе под нос сэр Митчелл и вскинул ружье, все еще висевшее на его плече. Матео развернул коня и с силой вдарил стременами по его бокам, сразу запуская облако пыли из-под копыт. Слуги еще бежали следом, Барт все еще кричал, повторяя будто мантру одно и то же: — Беги, беги, беги, сынок, беги!!! Во всем этом хаосе выстрел прогремел будто звук отрезвляющего гонга. Слуги испуганно присели, на псарне взвыли сотни собак, из дома вновь повыбегали горничные. — Нет! Не-е-е-т!!! — завопил Барт и побежал навстречу целившемуся еще раз сэру Митчеллу. — Не смейте! Нет!.. Еще несколько выстрелов оглушили двор. Кто-то из женщин в ужасе закричал. Матео давно скрылся из виду, слуги застыли, прикрыв ладонями рты, а сэр Митчелл, чертыхнувшись, отбросил ружье на землю... Почти у его ног упал как подкошенный Барт, словив злую пулю собственной грудью. Он почти налетел на дуло ружья, и рука сэра Митчелла и без того нетвердая и нервная, дрогнула... Матео обернулся на звук выстрелов, в ушах у него свистел ветер, а глаза заплыли мутью слез, он не видел уже ни дома, ни людей, только мелькнула сломано черная фигура, и мир раскололся в голове Матео, впуская горячку безумия.***
Двор был давно пуст. Солнце закатилось за горизонт. Песок в том месте, где лежало тело Барта, засыпали свежим, но несколько грязно-черных пятен все равно проступали. Гелиос сидел возле ограды на земле. Он так и не покидал плато все это время. Он сидел здесь уже несколько часов и незряче наблюдал, как расходятся люди, как прибывают констебли, как исходится плачем и истерикой Айлин, как чернеет на глазах ее лицо. Он смотрел, как уносят Барта, и как хозяйничает в его доме сэр Митчелл, как снова рвет его сына, и как после слуги прибирают двор. Он видел экипажи и стражников. Он кивал, вновь молча кивал их вопросам. Он смотрел и смотрел на эту круговерть возле себя, но сам не мог сдвинуться с места, не мог шевельнуться, не мог говорить, думать, дышать. Он стал частью ограды, о которую опирался, просто еще один камень в стене. Когда совсем все стихло, и на небо выкатилась луна, а в доме робко забрезжил свет в окнах, рядом с Гелиосом опустился Романо. Сел неподалеку, откинув голову к стене. — Барт жив, но плох, — тихо сказал он и, достав сигарету, подкурил ее и протянул Гелиосу. Ледяные, дрожащие пальцы сомкнулись на фильтре. Элио послушно затянулся и посмотрел на Романо. — Зачем? — глухо спросил он. От долгого молчания горло его першило, и звук получился жалким и скрипучим. — А ты не понимаешь? — улыбнулся тот и, протянув руку, отбросил налипшую прядь волос у Элио со лба. — Теперь сам лорд Гальба мой должник, — с восторгом выдохнул Романо и, поднявшись на ноги, изящно склонился перед Гелиосом в глубоком поклоне. — Ваша Светлость...