Ученик Чародея

все кончается, пока день начинается заново, все кончается даже с прекрасным малиновым заревом, все кончается, руки разъединяются, ноги расходятся, пальцы просто ломаются, сплетены — и разрублены, как кленовые ветки валяются на пожухлой траве или в лужицах все кончается, только сердце мое не кончается. как колыбель, все качается и качается над обрывом, где солнце кончается к вечеру. я люблю тебя, больше сказать мне нечего Марта Мориц

      За окном свирепо завывал штормовой ветер. Ставни снаружи окон хлопали о рамы и шатались, грозя при более сильном порыве слететь с петель. Их скрип и скрежет незакрепленных щеколд и разбудил Матео.       В комнате, в которой он очнулся, было сумеречно и прохладно, но не зябко — в камине тлели угли, а от студеного соприкосновения с полом ступни защитил ворсистый ковер. Матео огляделся и в тусклом освещении вырвал взглядом очертания шкафов, кресла и абрисы нескольких ваз и канделябров. У постели заботливо стояли его домашние туфли, а через спинку стула напротив был переброшен свитер и утепленный жилет. Тео улыбнулся и накинул на себя меховую тужурку поверх рубахи. Он неспешно прошелся по всей комнате, поправил кочергой угли, немного разгоняя пламя в очаге, попробовал призвать огня к свече, но искра не зарождалась в его руке, и сердце снова сковал прежний страх. Сила необъяснимо покинула его. Магия не ощущалась более внутри — только холод и будто горечь под языком. Утрата. Он потерял абсолютно всё и ощущал себя бесплотным духом — не человеком, даже не его тенью: фантом, но все еще чувствующий боль и тоску. Скорбь. И отчаянье. Опустошение. Он будто был распорот, и вытекала из него сама жизнь.       — Элио... — губы сами прошептали любимое имя — только оно теперь и осталось. Матео, вдруг вспомнив, резко дотронулся до своей груди, тут же облегченно нащупывая в нужном месте заветную подвеску. Его камень все еще с ним. Тео сжал рубин через ткань, и чувствуя, как к горлу подступает ком, снова шепнул: — Элио... — но сдержал слезы, ощутив внезапно дуновение из-под двери и, успев стереть кулаком едва наметившуюся влагу с края глаз, не оборачиваясь сказал:       — Это ваш обычай подкрадываться незаметно сзади?       — Я не крался, — раздался голос Перри за спиной, и Матео повернулся к нему лицом. — Я лишь хотел разбудить тебя, — добавил тот. — Но вижу, ты уже и сам встал. Отдохнул? — вскинул старик бровь и щелчком зажег все свечи разом, отчего Тео с непривычки зажмурился.       — Вашими стараниями, — буркнул он недовольно. — Мне не нравится, когда меня насильно усыпляют. Прошу вас не делать так впредь, — строго попросил Тео, но тут же смутившись своего резкого тона, осекся. — Простите, — опустил он глаза, — мне непривычно... всё это, — развел он руками. — До вас никто не практиковал на мне своих чар.       — Обещаю больше ничего не делать без твоего ведома, — примирительно улыбнулся Перри. — Ты голоден?       — Я не чувствую... — Тео замялся и отвернулся к окну, за которым бушевал шторм, — потребности в чем бы то ни было, — закончил он тихо.       — Что за ребячество! — фыркнул Перри. — Тебе девятнадцать. Ты должен постоянно испытывать голод, — рассмеялся он. — Идем-ка! Мне только что принесли из деревни просто великолепный рататуй.       Матео грустно улыбнулся — в памяти услужливо возник образ Сильвы, его вечно перепачканное в муке лицо и морщинистые руки, ловко взбивающие соус — ему тоже нравилось готовить рататуй, он знал не один рецепт, но всегда добавлял сверху тертый сыр, как любил именно Матео.       Как и накануне, трапеза была сервирована на кухне, и Перри снова, не тушуясь, стал сноровисто обслуживать Матео — отодвинул ему стул, будто тот был светской леди, накинул салфетку, выставил приборы, сам положил в тарелки порции, а в бокалы плеснул немного вина.       — Вы отлично готовите, — искренне похвалил блюдо Матео. Он хоть и не испытывал, казалось, голода, но, как говорится, аппетит приходит в процессе еды, и теперь он уже с наслаждением принимал пищу и даже посматривал в сторону корзинки с незамысловатым домашним печеньем.       — Это не я готовил, — отмахнулся Перри. — Мне частенько вместе с оплатой за мою работу приносят и угощение. Местные знают, что я одинокий старик, и так проявляют почтение и расположенность, — улыбнулся он, с удовольствием уплетая запеченные овощи.       — А что за работа? — не удержался от любопытства Тео.       — Предсказания. Ворожба. Несильные заклятья. Зелья в основном. Обереги, — Перри пожал плечами. — В общем, всякая мелко-магическая ерунда, как по мне, но остро необходимая местному люду. Многие хотят... — он хитро сощурился и лукаво улыбнулся, — испытать судьбу.       Матео глотнул вина и задумчиво посмотрел в окно.       — Скажите, — вкрадчиво обратился он к Перри. — Вы говорили, что оставили буквально всё ради встречи со мной, — он поднял тревожный взгляд на старика. — Почему? Что во мне такого?       — О, это долгий разговор, — утерев губы салфеткой, ответил тот.       — Я никуда не спешу, — хмыкнул Тео и залпом осушил свой бокал. Неопределенность смущала его. Он понимал, что Перри преследует какие-то свои цели, что он намеренно отчего-то говорит ему ничтожно мало и загадками, словно оберегает или напротив — заманивает в силки. Тео не любил быть в неведении. Опасно довериться очертя голову неизвестно кому, да еще кому-то, кто с легкостью может тебя обездвижить или еще чего похуже. Хотя... Опасливое напряжение в Матео резко сменилось апатией. «Да пропади оно всё! Пусть хоть в яму посадит на корм червям!» — подумал он и не стал больше спрашивать. Но Перри сам, встав из-за стола, сказал:       — Ты не спешишь, это ясно, — рассмеялся он. — А я вот сейчас спешу и очень. Я — смотритель маяка, — многозначительно поднял он вверх палец. — А нынче шторм. Мне надо исполнить свой долг. Но если хочешь, пойдем со мной. Тебе полезно подышать морским воздухом и разработать ногу. Да и поговорить можно по пути, — он небрежно убрал со стола посуду и, уже выходя из кухни, добавил: — У двери висит плащ. Накинь его. Я жду на улице.       Матео нерешительно походил по кухне. Он слышал, как в прихожей его загадочный хозяин одевался, как скрипнул засов, и хлопнула дверь. В окно била косая морось, и всё было таким серым, непроглядным… Матео передернул плечами, но все же пошел следом за Перри. У выхода он, как тот и сказал, нашел тяжелый водонепроницаемый плащ, черный и с огромным капюшоном — рыбацкий, и тут же стояла пара высоких резиновых сапог. Матео спешно оделся и вышел на крыльцо. Он впервые оказался здесь во дворе и теперь с интересом разглядывал старинный фонтан в середине плато, обвитую уже опавшим диким виноградом стену, отделяющую владения от леса и скал, и кованную калитку, от которой бежала выложенная камнем дорожка. У калитки стоял Перри и, увидев, что Матео все-таки вышел, замахал ему рукой.       — Сюда! — крикнул он и зашагал по тропинке.       Дождь был не сильный, но неприятно колючий из-за резких порывов ветра, мелко-зябкий и всепроникающий. Чтобы капюшон не спадал с головы, его приходилось придерживать рукой, и Матео едва различал пейзаж, смотря в основном себе под ноги и на спину идущего впереди Перри. Тропа недолго петляла по саду, а потом, уткнувшись в подножье скалы, стала подниматься в гору, преобразовываясь в узкие ступени. Ветер здесь был почти шквальный и едва не сбивал с ног, Матео пришлось держаться за стену, чтоб не упасть ненароком и не скатиться обратно. Вой ветра перемежался с оглушительным рокотом волн, и Матео понял, что они и впрямь на берегу океана, в самом сердце шторма. Перри, явно привычный к пути, быстро поднимался вверх, Тео старался не отставать и не смотрел вниз. Скала, на которой возвышался маяк, была не такой уж крутой, но высокой, и дух захватывало, сдавливало в груди от восторга и страха одновременно.       Наконец они достигли вершины и вышли на смотровую площадку, что полукругом нависала над обрывом. У края было ограждение, а в здание самого маяка вела неприметная дверь. В нее-то рысью и шмыгнул Перри, а Матео, отдышавшись, завороженно подошел к ограде и посмотрел на простертый перед ним океан, серый, сливающийся с таким же серым сейчас небом, грохочущий и величественно-жуткий, безжалостный и прекрасный. Порыв ветра сорвал с Матео капюшон и в один миг разметал его волосы, взлетевшие в потоке воздуха будто черные крылья. У Тео закружилась голова, а легкие наполнились до предела, его лицо покрыли мелкие соленые брызги, смешанные с дождем, и будто душа на мгновение покинула тело и вспорхнула вместе со всей этой красотой в самую суть шторма. Матео вдруг почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев и волну теплой неги сквозь все свое естество, он ощутил жар в крови и нахлынувшее ни с чем не сравнимое спокойствие. Руки сами ожили, словно после долгого сна, и потянулись к океану, наливаясь долгожданной, узнаваемой густотой. Тео прикрыл глаза и чуть шевельнул пальцами, и несколько глыб в воде, о которые с гребневой пеной разбивались мощные волны, сдвинулись. Эти, должно быть, вековые камни покорно воспарили над бушующей водой и по воле Тео с силой канули на дно, моментально сокрытые бурлящей толщей. Матео рассмеялся и, запрокинув голову, подставил лицо под хлесткие капли.       — Ты чего это тут? — незаметно встал рядом Перри, и Матео счастливо обернулся к нему и порывисто сжал плечи старика.       — Она вернулась! Вернулась! Это не конец! — шало закричал он и, демонстрируя Перри смысл сказанного, выставил вперед ладонь, на которой тотчас появилась белая астра.       — А-а-а, ты об этом, — улыбнулся Перри. — А были сомнения? — вскинул он бровь.       — Да. Я думал, что больше никогда не смогу... Что это моя кара за... — он осекся. Астра тут же рассыпалась в его руке, а глаза Тео потемнели.       — Ты совершенно дикий колдун! — шикнул недовольно Перри. — Ничего не знаешь и не умеешь. И оттого придумываешь всякие глупые кары! Простец! — почти презрительно срезал он взглядом поникшего Матео.       По океану полоснул яркий луч желтого света, размеренно закружил, плавно выполняя свою траекторию.       — Вы включили маяк? — посмотрел Матео вверх на башню, откуда исходил оберегающий свет.       — Да, я же говорил, это — моя обязанность. Когда-то меня сослали в это место в наказание за мнимую измену, заговор и дерзость. Зная, что меня нет смысла ковать в железо, и что заточение в любой крепости для меня лишь досадное препятствие, но никак не темница, король поступил мудро. Он освободил меня от должности при дворе и просто выслал так далеко от столицы и привычного мира, чтоб имя мое точно было забыто. Я — почти Герострат,* — ухмыльнулся он не без горечи. — Мне доверили этот маяк — скрепили обетом мое согласие быть на нем смотрителем без возможности покидать эти северные земли. Я стал добровольным узником с привилегиями. Спустя многие годы сын Его Величества, нынешний уже правитель, даровал мне помилование, — Перри облокотился о перила ограждения и высокомерно скривился. — Хотел моей силы и знаний, — хмыкнул он. — Но я отказался. Мне нужно было быть здесь. Нужно было дождаться тебя. Видишь ли... — он замялся и поежился — дождь все еще моросил, и стоять на открытой площадке было неуютно и мокро. — Я хотел бы передать тебе свои знания, Матео. Хотел бы обучить тебя должным образом. Сделать тебя не просто сильнейшим, но безупречным в знаниях и их применении. Подобный тебе рождается раз в поколение! А может, и реже. И есть обстоятельства, о которых я скажу тебе чуть позже, но мне бы очень хотелось, чтобы ты понял уже сейчас, как важно тебе учиться, как важно контролировать себя и уметь управлять своей силой. Это самое важное сейчас...       — Я умею себя контролировать, — упрямо вскинулся Матео.       — Ой ли? — рассмеялся Перри, и Тео вдруг покраснел, вспоминая все свои промахи, приступы ярости, тоски и обиды — трясущуюся землю, обвалы, шатающуюся мебель, вылетающие стекла и все свои роковые решения в придачу. Он отвернулся, скрывая досаду от открывшейся так внезапно правды о собственной беспомощности и влекущей за ней опасности.       В мареве тумана и мороси вдали проступали очертания города, четкие абрисы зданий и дальше — акварели лесов и гор. Матео вгляделся в расстилавшийся перед взором пейзаж, и сердце радостно замерло у него в груди. Он узнавал этот вид, узнавал эти хребты и ландшафты.       — Мы в Дорсете, — удивленно и безошибочно счастливо выдохнул он. — Я все еще дома.       — А ты думал, что ушел далеко? — рассмеялся Перри. — Ты прошел все земли Гальба через лес, пересек деревню и город, но, конечно, не покинул границы графства. Не в твоем состоянии было передвигаться быстро.       Лицо Матео озарила надежда, осветлила его глаза и обняла изнутри, словно мягкой шалью. Надежда, все еще робко тлеющая в самой глубине его души. Надежда на то, что всё может измениться. Иррациональная. Нелепая. Но отчаянно рвущаяся из сердца.       — Это хорошо, что я все еще здесь. Так ему будет проще найти меня... — слова сами слетели с губ и терпко осели на нёбе тревогой и тоской, но и верой в возможность несбыточного, верой в счастье.       Перри резко отшатнулся от перил и раздраженно цыкнул языком.       — Что за вздор ты несешь, Матео Райвен? — возмущенно почти прошипел он. — Твой сателлит** никогда не станет искать тебя, — едко процедил он. — Ты еще глупее, чем я думал, раз надеешься на это.       Матео нахмурился и тоже отошел от ограждения. Он с опаской почувствовал, как внутри закипает гнев, и несколько раз глубоко вдохнул солёный воздух, чтоб усмирить прилив нахлынувшей злости. Что этот старик возомнил о себе? Кто он такой, чтоб рассуждать об... Что он вообще может знать?!       — То, что было между нами, — сипло процедил Тео сквозь зубы, — это не пустяк. Такое не повторяется. Это — судьба! Это и есть любовь! — сжал он кулаки до побелевших костяшек, сдерживая бурление крови и желание рвать и метать за искренность своих слов.       — Я не спорю, — спокойно ответил Перри, ехидно наблюдая за усилиями Матео и отмечая взглядом и его сжатые кулаки, и пульсирующую вену на шее, и темноту в глазах. — Но ты забываешь о человеческой натуре. Не нужно быть провидцем, чтобы понять простейшую вещь, Тео. Тебя съедает вина и отчаянье. Горе и более всего — стыд, — он гордо вскинул подбородок и посмотрел на Матео, будто прорезая в нем плоть и заглядывая внутрь, в суть, в самое сокровенное, вонзаясь своими всевидящими блеклыми глазами в самую сердцевину. — А ведь ты, по существу, не сделал ничего дурного. Не по своей воле, по крайней мере. Но ты принял весь удар на себя, всю вину за содеянное, всю ответственность. Ты коришь себя за всё абсолютно, хотя едва и наполовину повинен в том, что случилось, — у Тео на лице забегали желваки, а у ног вдруг взметнулось бурое облако, заискрившее темными всполохами. — А теперь представь, — не обращая на все это никакого внимания, продолжил гневно вещать Перри, — представь, что чувствует ОН! Человек всего лишь! Слабый и трусливый, — словно ножом резал своими словами Перри всю душу Матео, — испуганный, запутавшийся, своими руками растерзавший и себя, и всех вокруг, кто был ему дорог. Это и есть ответ. Это и есть человеческая натура. Стыд и боль, которые будет испытывать твой сателлит, не позволят ему искать тебя. Да он даже вспомнить тебя не захочет. Потому что это — инстинкт самосохранения! Он первостепенен у людей, Матео. Я знаю ИХ! — грозно почти выкрикнул Перри. — Я живу так давно, что не помню своего дня рождения, и никогда еще не бывало, чтоб я ошибся в чтении сердец простых смертных. Твой возлюбленный — всего лишь обычный подлец, глупый и ветреный, не понимающий своего счастья, бессильный во всем, как и все они! Не жди чуда там, где нет ничего чудесного. Он как Иуда дважды предал тебя, а ты все еще надеешься на свет в его сердце?! — одним резким движением Перри будто взмахом меча рассеял багряную тучу, собравшуюся у ног Тео, и тот, охнув, обессиленно осел на землю. — Возьми себя в руки, ворон, — уже тихо сказал Перри и присел возле сгорбившегося Матео. — Тебе больно. Ты все еще любишь. Я знаю каково это, — ласково погладил он его по спутанным волосам. — Но это то, зачем ты здесь, — Матео вскинул голову и сквозь пелену слез недоуменно посмотрел в лицо старика. — Не дай боли завладеть тобой, Тео. Гневу. Ярости. Ты должен бороться. Должен! А я помогу, — Перри обхватил его за плечи и поднял на ноги.       — И что мне теперь делать? — подрагивая плечами, жалобно спросил Матео. — Как жить с этим? Как жить, зная... Как?! — голос его надсадно срывался почти в скулеж, и Перри стал укутывать его в капюшон и поправлять расхлестанные волосы.       — Тебе все равно некуда идти, — тихо и заботливо говорил он. — Оставайся пока. Подумай. Сейчас тебе нельзя бродить где попало. Ты в розыске. А здесь безопасно. Я начну тебя понемногу учить, а там решишь.       Матео устало выдохнул и обреченно кивнул. Старик был прав. Куда он мог податься? Или сума, или тюрьма, а скорее — и то, и другое. «Инстинкт самосохранения…» — вспомнил Матео слова Перри. «Наверное, во мне больше человеческого, чем волшебного, раз я все еще думаю о том, чтоб сохранить свою никому не нужную жизнь».       — Я могу утешить тебя, — мягко придерживая Тео за плечи, стал спускаться вместе с ним Перри обратно вниз. — Я знаю точно, что несмотря ни на что твой сателлит любил тебя. Любил искренне и по-настоящему.       — Не так уж сильно, — едва шевеля губами, ответил Матео. — Не так уж сильно...       Вернувшись в дом и отказавшись от чая и ланча, Тео удалился в свою комнату. Он укутался в одеяло, сел на подоконник, сгорбился на нем, поджав к груди колени, и незряче уставился в окно. Сила не покидала его — он просто был дезориентирован и слаб телом, опустошен. Но эйфория от вновь обретенных мнимо утраченных возможностей сошла на нет. Да, его магия осталась при нем... Но разве это главное? А что тогда? Что? Ради чего теперь жить? Старик хочет учить его, хочет сделать подобным себе. Видимо, видит в нем чуть ли не преемника. «Особые обстоятельства». Так сказал Перри. Но не тщета ли все это? К чему Матео сила, знания, могущество, если он потерял самое важное в жизни. Потерял свет. Потерял тепло. Потерял свое Солнце. И главное, что хуже всего — он потерял веру. Веру в любовь, в возможность счастья для себя, в людей, в справедливость и искренность. Весь его мир, всё, что было так важно, всё, что составляло его бытие — всё рухнуло. Как же хотел Матео еще надеяться! Как хотел он ошибиться! Он сидел на карнизе, глядя в серую морось, и качал внутри себя эти, по сути, воздушные химеры. Но знал, совершенно точно знал, что уповать больше не на что. Перри прав. Прав во всем. Его счастье было иллюзией, его мечты развеялись дымом, его Солнце больше никогда не ослепит своего ловчего улыбкой. Все было кончено. И нужно смириться. Смириться и попытаться жить дальше... в темноте.       Матео провел в своих покоях несколько часов, и когда за окном опустились сумерки, а шторм взревел с новой неукротимой силой, он вышел в коридор и стал искать хозяина дома. Ни в кухне, ни в библиотеке того не оказалось. И Тео, подойдя к лестнице, громко позвал.       — Сэр Локсли! Вы дома?       — Я наверху, в лаборатории! — тут же отозвался тот. — Налево от лестницы.       Матео поднялся наверх и заглянул в комнату с распахнутой дверью, на всякий случай деланно постучав об косяк.       — Можно войти? — уточнил он у старика, что в большом кожаном фартуке химичил над пробирками и небольшим котелком для зелий.       — Входи, входи, — не оглядываясь позвал тот, переливая какую-то густую фиолетовую жидкость в крупный серебряный фиал. — Я почти закончил, — деловито добавил он. — Ты что-то хотел?       Матео замялся и стал с любопытством осматривать помещение. Настоящее логово зельевара! Чего только там не было — от пучков диковинных трав и плодов до тушек высушенных животных. Впечатляло и обилие уже готовых зелий, что рядами поблескивали во всевозможных склянках, расставленных, видимо, по алфавиту в галерее шкафов.       — Масштабно, — присвистнул Тео и с наслаждением коснулся лепестков заира, что были рассыпаны на разделочном столе.       — Люблю быть готовым ко всему, — рассмеялся Перри и, обтерев руки, скинул фартук. — Так ты поболтать или тебе что-нибудь нужно?       — Я... — Тео замялся и нерешительно присел на краешек стула. — Сэр Локсли, если вы еще не передумали, я хотел бы остаться под вашей крышей на время. Пока... — он шумно выдохнул и неловко взъерошил себе волосы. — Пока не решу, что делать дальше.       — Я очень рад, — хлопнул в ладоши Перри. — Рад, что ты принял верное решение, мой мальчик. Ты не представляешь, как это важно для меня.       — Да... — улыбнулся Матео. — Всё еще не представляю. Но раз вы так великодушны...       — О, брось! — эксцентрично фыркнул Перри. — Великодушие тут ни при чем. Я — эгоист, как и все. Просто в данном случае не преследую личной выгоды, но более чем заинтересован в том, чтоб ты остался.       — Я останусь, — все еще неуверенно кивнул Матео. – Пока, — бросил он тревожный взгляд на старика. — Но...       — Да-а-а?.. — подошел тот поближе.       — У меня есть к вам просьба, — выдохнул Матео. — Меня терзает неведение о судьбе моего отца... — он осекся. — О благополучии того, кто воспитал меня, — уточнил он. — Когда я бежал из имения, мне показалось... Я почти уверен, что с ним случилась беда. Возможно, его даже нет в живых, — Тео опустил голову и обхватил ее руками. — Его зовут Бартоломью Райт, сэр. Он управляющий в доме Гальба. И я...       — Ты о Барте? — вкрадчиво уточнил Перри, и Матео, вскинув лицо, закивал, сглатывая ком в горле. — Я шапочно знаком с твоим названным отцом, — задумчиво продолжил Перри. — Мы сталкивались несколько раз в городе. Так чего ты хочешь?       — Возможно, вы могли бы узнать что-то о нем. Жив ли он? Что с ним стало? Я понимаю, путь не близкий. Но я мог бы делать здесь что-то за вас. На маяке и, может, что-то в саду, — он потупился и покраснел, не зная, как еще упросить великого старца, что предложить ему взамен его милости.       — Нет ничего проще! — бодро ответил тот и неожиданно сбросил с себя домашние туфли. — Отправлюсь немедля и прихвачу с собой восстанавливающее зелье. Самое сильное, — он суетливо зашарил по полкам со склянками, что-то тихо бормоча себе под нос.       — Вот так? Сейчас же?! — ошарашенно вскочил Матео.       — А чего тянуть? Ты беспокоишься. Очевидно, что тебе полегчает, узнай ты правду. Так будет лучше для всех.       — А как же ваша работа и маяк? — тревожно напомнил Тео.       — Ты смешной, — хмыкнул Перри. — Ты слышал о трансгрессии***? — вскинул он бровь и скептически глянул на Тео исподлобья.       — Я читал об этом, — сконфуженно покраснел Тео. Рядом с этим стариком он чувствовал себя совсем мальчишкой, неразумным, слабым, глуповатым даже. Масштаб личности Перри не просто подавлял, он раскатывал былое самомнение Матео как пресс.       — Я вернусь через пару часов, — довольно улыбнулся Перри, видя смущение Тео. — Не успеешь соскучиться, — рассмеялся он.       — Я и правда осёл, — тоже улыбнулся Матео. — Вы же Персиваль Локсли! Вы можете всё!       — Ты тоже можешь, — ласково ответил тот. — Я научу.       Матео снова зарделся и стыдливо отошел к шкафам. Он вспомнил, как Перри в первый день их знакомства назвал его глиняным чурбачком. Так и есть. Рядом с Перри он так себя и ощущал. А ведь Матео всегда считал себя умным и сильным, любознательным, способным на многое. И вот. Будто ледяной душ. Как смешно он, наверно, выглядел в глазах этого старого чародея. Букашка, возомнившая себя орлом и вот разбившаяся о скалы чужого величия. Жалкое зрелище.       — Так вы поможете? — с надеждой обернулся Матео. — Узнаете о моем отце?       — Только принаряжусь, — улыбнулся Перри. — Не идти же в дом лорда в халате.       И всего через четверть часа Перри спустился вниз уже преобразившимся. От эксцентричного старика не осталось и следа. Перед Матео стоял почтенный господин в богатейшей тройке, опрятный, элегантно причесанный, в дорогой шелковой мантии и с тростью в руке, очевидно, для солидности, так как Матео уже точно знал, как резво передвигается сэр Персиваль Локсли.       — Ну что ж, — уже в холле обратился тот к Матео, — думаю, я ненадолго. Ходи где хочешь. Можешь почитать или поесть пока. Главное — не поднимайся в западное крыло и не открывай красную дверь!       Матео удивленно отшатнулся, вздрогнул и бросил опасливый взгляд на лестницу, глаза его расширились и тревожно забегали.       — Да я шучу! — вдруг расхохотался Перри. — Право, ты — сущее дитя, Матео Райвен.       Тео смущенно улыбнулся и поджал губы.       — Вам, наверное, нужен какой-то предлог, чтоб войти в имение? — задумчиво сказал он.       — Пустяки, — отмахнулся Перри. – Я хоть и отшельник, но всё еще герцог. Мне не нужен повод для визита. А если б и понадобился, то я мог бы просто принести свои соболезнования.       — Вы — герцог? — ошарашенно переспросил Матео.       — Титула меня никто не лишал, как и наделов, и прочего. Но к чему всё это смотрителю маяка? — лукаво сощурился Перри, и Тео подумал, что еще очень-очень многого не знает о своем новом благодетеле. Внешность обманчива. Этот дом... Всё это больше походило на фарс, на декорации, умело выставленные, чтоб сокрыть от всего мира правду.       — Сэр, если будет возможность, — уже совсем у двери остановил Перри Матео, — спросите, вернулся ли мой конь в поместье. Я отпустил его у границы леса. Он был мне как брат... — Матео скривился, в груди так больно закололо. — Орловский рысак, в яблочко, — почти шепотом добавил он, но в ответ ему был лишь сильный хлопок и дымка — сэр Локсли исчез, испарился в воздухе, будто его и не было.       Не зная, чем себя занять и как отвлечься от бесконечных терзающих мыслей в ожидании возвращения Перри, Матео вначале обошел весь дом. Два этажа — внизу кухня, столовая, библиотека и гостиная, наверху лаборатория, еще одна библиотека и спальни. Красная дверь в западном крыле тоже нашлась, и комната за ней оказалась захламленной кладовой. Матео ухмыльнулся, разглядывая метлы, покрытые паутиной, и старые облысевшие веники: «И впрямь сюда лучше не заглядывать», — рассмеялся он про себя.       Позднее Тео сделал себе чай и, без конца поглядывая на часы, съел все печенье из корзинки в буфете. Пробовал читать, но буквы рассыпались перед глазами, и он оставил попытки понять, что за книга у него в руке. Все мысли Тео были там — в имении Гальба. Что, если?.. Что, если Перри ждет суровый прием? Хотя вряд ли, но все же. А если он узнает, что Барт мёртв? Тут сердце Матео сжималось до крика, отказываясь верить в происходящее. Даже в возможность. А следом приходила режущая, самая опасная мысль: вдруг Перри встретит там Гелиоса? Почувствует ли тот?.. Тео терялся, не знал, как уложить все в голове, но он думал, что сам он точно почуял бы, узнал, догадался и потом вытянул бы правду, и тогда бежал, бежал, бежал бы через все поля и леса, лишь бы увидеть его вновь, лишь бы уткнуться в его колени, молить, плакать, просить, да Господи, что угодно, что угодно! Только бы был рядом, только бы позволил остаться, хоть слугой, хоть псом у своих ног! В груди закипало и жгло в глазах. Было больно и страшно, и пусто. Но он все равно нечеловечески скучал.       Тео недолго посидел в своей комнате, но тишина и отчужденность новой обстановки угнетали его. Гораздо привычнее было на кухне, и именно там он в итоге и провел все время, пока с холодом в висках ожидал возвращение Перри.       Оглушительный хлопок, ознаменовавший прибытие сэра Локсли, раздался спустя четыре часа метаний Матео по кухне, и он выбежал в холл так рьяно, что по дороге опрокинул стул и вешалку.       В прихожей Перри отряхивал шляпу от капель дождя и, повесив на крючок мантию, стряхнул влагу и с нее.       Матео нетерпеливо мялся в проходе, не решаясь заговорить — ему казалось, что старик расстроен, и сердце уже с ужасом сжалось, пуская озноб по загривку.       — Я дома! — заметив Тео в дверях, с улыбкой сказал Перри, на ходу расстегивая тугой камзол. — Пойдем в гостиную, — позвал он за собой Матео, что поплелся следом как побитый щенок.       В гостиной Перри первым делом подошел к камину и, протянув руки к огню, с наслаждением заурчал, как огромный домашний кот.       — Заскочил по дороге в город и в итоге промок до нитки, — рассказывал он. — Не мельтеши, — фыркнул он в сторону Тео. — Сядь в кресло, я сейчас глотну виски и всё тебе доложу, — он раскрыл широкий бар из красного дерева и взял оттуда большой хрустальный графин. Налив себе полный стакан янтарной жидкости, Перри сел в кресло напротив Матео и со смаком сделал большой глоток. — Устал, — выдохнул он. — Ну что ж, пока ты меня не прожег глазами до черепушки, расскажу, — улыбнулся он и одним махом, не поморщившись, опрокинул в себя остатки виски. — Барт жив, но не здоров...       По комнате пролетел шумный выдох облегчения Матео. Руки его перестали дрожать, и он обмяк в кресле, словно из него резко вынули железный штырь.       — Он сильно ранен, — продолжил говорить Перри, — но рана его не смертельна. Лекарь, который его пользует, конечно, никудышный. Но я оставил свое зелье даме, что ухаживает за Бартом, и подробные инструкции, что и как делать. Думаю, через пару недель он будет в порядке.       Матео вскочил с своего места и, кинувшись к Перри, упал на колени у его ног. Он вцепился старику в руку и вначале тряс ее, а потом припал к ней лицом, губами.       — Что ты?! Что ты! — дернулся Перри и, вытянув свою ладонь из рук Матео, поднял его с силой вверх. — А ну, прекрати! Что за истерика?! — тряхнул он его за плечи. — Сядь и слушай.       Матео, стерев кулаком слезы, покорно сел снова в кресло, но губы его все еще дрожали, а горло сдавило, и из него вырывались судорожные всхлипы.       — Барт поправится, — мягко повторил Перри. — За ним присматривает врач и Айлин — кажется, так зовут тетушку, с которой я имел честь беседовать. Весьма милая особа, — улыбнулся Перри, и Матео так и расцвел теплотой на его глазах.       — Это... Это моя няня... — сбивчиво выдохнул он, не сдерживая всхлипы и дрожь в голосе.       — А коня твоего забрал с собой в Лондон Его Светлость, — вспомнив, добавил Перри, и Матео резко отшатнулся.       — Он жив?!! — в недоумении вскрикнул Тео. — Сэр Питер жив?!       Перри нахмурился и сжал поручни кресла.       — Нет, Матео. Его Светлость сэр Питер Гальба скончался. Твоего коня забрал Его Светлость сэр Гелиос Гальба, новый лорд и глава рода согласно майорату****.       Матео замер, застыл, глаза его словно остекленели, а руки безвольно опустились плетьми вдоль тела.       — Конечно... — едва прошептал он, и шатаясь, больше не произнеся ни слова, вышел из гостиной.       Перри с досадой проводил взглядом понурую спину, и когда Тео скрылся из виду, до боли сжал кулаки.       — Осталось совсем немного, — хмуро проговорил он себе под нос и бросил взгляд в окно, где сияли, будто умытые после шторма, звезды. Они смеялись в лицо старцу, подмигивали, кокетливо хихикая: «Поторопись. Поторопись, Локсли! Тьма уже рядом...»