Биография неизвестного

      Откладывая рыбные кости на край тарелки, Эстель без энтузиазма следила за течением беседы. Все начиналось непринужденно, но сердце заколотилось сильнее, когда с тостов за здоровье и благополучие хозяев перешли на тосты, связанные с политикой и сменой режима.       Что это? Предчувствие или просто необоснованный страх из-за волнения?       В тот момент она не могла ответить на этот вопрос, как не могла распознать природу своих эмоций в квартирке в Косом переулке. Она не сможет дать точный ответ и после, когда станет вышагивать по комнате и нервно заламывать руки. Искусанные губы, мебель и стены кружатся в немыслимой пляске перед глазами.       Знак свыше или просто стечение обстоятельств?       Утро не было добрым, Эстель малодушно провалялась в кровати до обеда, в голове перебирая аргументы, чтобы не идти на ужин к сестре. Но ни один из них не был достаточно весомым, поэтому пришлось подняться и начать подготовку к вечеру.       Она нехотя приготовила платье и украшения, позавтракала тем, что приготовила Рози, а после схватила книгу с полки и отправилась на прогулку. Надо было скоротать время и избавиться от назойливых мыслей.       В конце концов, это всего лишь ужин, возможность провести пару часов в компании сестры. Разве что-то может пойти не так? К четырем часам вечера, глядя на свое отражение и вполуха слушая восторженные комплименты домовихи, она не сдержала злости на себя.       Резкое движение в попытке поправить серьги, и девушка наконец прошла к камину, не давая возможности отступить и передумать. «Какая же глупость — все эти бессмысленные тревоги», — подумала она, нахмурив брови и бросив горсть летучего пороха. Особняк Блэков встретил ее тишиной, нарушаемой лишь стуком настенных часов.       Эстель замерла, пытаясь расслышать еще что-то, огляделась, но лишь убедилась, что была здесь одна. Тогда она осторожно прошла в комнату и описала вокруг себя круг, чтобы рассмотреть все изменения, которые настигли особняк с момента женитьбы молодой пары.       Было по-настоящему удивительно, как быстро дом преобразился, он словно начал дышать, понемногу оживая. Мерное тиканье часов, как ровный стук сердца.       За окном был виден цветущий и ухоженный сад — ни в какое сравнение с тем, что был здесь пару месяцев назад. Сесиль и вправду проделала огромную работу и не зря гордилась своими растениями.       — Ах, госпожа, — послышалось сзади, и Эстель резко прервала созерцание пышного розария.       Перед ней стоял Динки, обычно строгий и ворчащий, теперь он неловко топтался на месте. Но, не сдержав накопившихся чувств, любви и привязанности вперемешку, он растроганно кинулся к девушке, ухватившись за ткань шелкового изумрудного шарфа, накинутого на плечи.       — Ну что ты, — мягко улыбнулась девушка, присев и взяв морщинистые теплые руки в свои.       — Динки так скучает по вам и госпоже Изабель, по их старому дому во Франции, — он всхлипнул, отведя взгляд.       — Что же, не по душе тебе Англия? — внимательно спросила она.       — Я уже стар, госпожа, и перемены не идут мне на пользу. Но я не жалуюсь, — он тут же вытащил руки из тонких пальцев девушки и спрятал за спиной. — Прошу, идите за мной.       Эстель приняла эту перемену с тихим вздохом, поднялась и последовала за домовиком в хитросплетения коридоров. На стенах вместо пыли и паутины, раньше украшавших обои, появились картины с портретами далеких предков, натюрморты и пейзажи; на ковролине стал виден вышитый вручную узор, а половицы совсем перестали скрипеть.       Они остановились у широких темных дверей, Динки толкнул створки и поспешно отошел в сторону, уступая путь. Эстель оказалась на пороге большой гостиной, темнота в которой рассеивалась лишь свечами. Разговор между присутствующими резко затих, в ее сторону направилось несколько взглядов.       Она чувствовала чужое воодушевление, ленивый интерес, странное волнение, сродни тому, что испытывала она сама. Серые глаза блеснули в свете камина. Регулус встал с кресла, направившись к ней, остальные в комнате почти в унисон повторили за ним.       Эстель же не могла сдвинуться с места, пару коротких мгновений наблюдала за приближением молодого мужчины. Что-то в нем изменилось. В том, как он держал себя, как доверительно сжал ее ладонь в приветственном жесте. Ни в одном движении не было пустого фатовства, лишь крепчающая твердость и уверенность.       — Рад, что ты пришла, — тихо сказал он, а она лишь запоздало кивнула и натянула рядовую вежливую улыбку. — Хочу представить тебе своих хороших друзей. Бартемиус Крауч, но он предпочитает Барти.       Юноша в строгом костюме неприязненно поморщился, сложив на груди руки, весь выглаженный, собранный, педантичный, он щепетильно пробежался по облику Эстель.       И, судя по всему, нашел его приемлемым, ведь соизволил галантно склониться. Девушка лишь дежурно кивнула, чувствуя внутреннюю настороженность по отношению к этому человеку.       — Рабастана ты уже знаешь как шафера, — продолжил Регулус.       — Рад видеть вас, мисс де Фуа, — несколько смущенно проговорил Лестрейндж, чуть подавшись вперед.       — Эстель, прошу вас, — поправила она и легко улыбнулась. — Я тоже рада.       — А это Теодор Нотт.       Девушке наконец предоставилась возможность рассмотреть последнего сегодняшнего гостя. Он был чертовски хорош собой, это сразу бросалось в глаза, наверняка, не только окружающим, но и ему самому —при каждом взгляде в зеркало.       С какой-то невинной развязностью и изяществом он оттолкнулся от стены, на которую оперся, подошел к Эстель и, взяв ее ладонь, оставил на ней едва ощутимый поцелуй.       При этом ни на мгновение не отвел взгляда от ее глаз, ни в момент, когда его губы коснулись холодной кожи, ни когда он улыбнулся уголком губ и произнес:       — Рад оказаться представленным вам. Мечтал об этом, еще будучи гостем на свадьбе и слыша комплименты в ваш адрес от моего отца.       — Мистер Нотт — замечательный человек, но он склонен преувеличивать мои достоинства и избавлять от недостатков. Что странно, учитывая, что еще в пятилетнем возрасте я случайно подожгла его волосы.       — Так вот почему на старых колдографиях у него проплешина на затылке, — рассмеялся Теодор. — Я узнал страшную тайну.       Ощутив, видимо, что излишне перетянул на себя внимание, он кивнул и отступил назад как раз, когда в дверях снова появился Динки, готовый препроводить всех к столу.       В обеденной комнате все было украшено с изыском и вкусом, при входе встречала хозяйка дома, сдержанно улыбаясь, и лишь глаза засияли ярче, когда она заметила сестру, а после пресно, по этикету клюнула в щеку.       Во главе стола сел Регулус, по правую руку от него оказалась Сесиль, к которой и поспешила присоединиться Эстель. Но перед ней неожиданно оказалось препятствие в виде выдвинутого стула, немного опешив, она подняла взгляд и заметила Нотта, непринужденным жестом пригласившего ее остаться здесь.       Пришлось задавить упрямство и злость, сдержанно поблагодарить и сесть на предложенное место рядом с Регулусом, Теодор же расположился слева, весьма довольный собой.       Рабастану и Барти пришлось занять оставшиеся за столом места. Из всей компании этих школьных друзей, за которыми она наблюдала еще в день свадьбы, доверие вызывал лишь Рабастан.       Он создавал впечатление человека, которому можно довериться и который действительно может сохранить любую тайну дорогого ему человека.       Эстель легко сошлась с ним в интересах и вкусах, когда они разговорились после окончания церемонии, и новоявленные муж и жена больше не нуждались в их постоянном присутствии.       И как Барти ни пытался играть лощеного аристократа с наилучшими помыслами, девушка задыхалась от разящего запаха фальши. Кого и зачем он пытался обмануть этим актерством или что пытался спрятать от колючих взглядов окружающих людей?       С ним лучше держать ухо востро, пока не поймет окончательно, есть ли в нем что-то, чего стоит опасаться. Нотт же определенно заинтересовался ее персоной, пытался перехватить ее взгляды.       В разговорах обращался к ее мнению, которое она с удовольствием бы и не высказывала, следил за ее реакцией на сказанное им. Эстель замечала, но не давала повода для продолжения этого неумелого шпионажа и попыток заинтересовать.       Но что было совершенно неуместно, так это то, как Сесиль, сидящая напротив, давила усмешки и многозначительно поглядывала то на сестру, то на Теодора. Эстель старалась оставаться непрошибаемой скалой. Она почти не смотрела на Регулуса, что было затруднительно, когда он находился в такой близости.       Каждый раз, когда он говорил или обращался к ней, и она была вынуждена ответить, она замечала его мрачность и напряжение. Нет, пустое, ей было вовсе не интересно. Эстель отпила из бокала и мельком взглянула на часы с маятником. Время необходимого визита подошло к концу, к рыбе едва ли притронулись.       — Регулус, не поднимешь тост за нашего Повелителя?       Тон дружеской беседы пошел трещинами и в оглушительной тишине разбился с дребезгом. Эстель повернулась к Краучу, который держал в мелко дрожащей руке бокал вина.       В черных глазах с хмельной поволокой читалось такое обожание, что оно почти сходило за безумие. Регулус поднялся на ноги, ножки стула звучно заскрежетали по паркету. Теперь он был нечитаем для чужого взгляда.       — Те блага, которые мы имеем сейчас, этот особняк, которому несколько сотен лет, даже вино, которое мы пьем сегодня — все это наследие многих поколений наших великих предков. Предков, которые знали, что такое традиции, которые в течение последних десятилетий все быстрее уничтожаются определенными слоями общества.       — Грязнокровками, — с усмешкой поправил Крауч.       — Спасибо, Барти, — отсалютовал ему Регулус и с воодушевлением продолжил. — Грязнокровки пренебрегают традициями, которые считаются нерушимыми, пытаются переиначить и переделать мир, в котором мы существуем, так, чтобы лишить нас привилегий, которые мы имеем по праву нашего рождения. Они хотят равных условий, но в реальности лишь перетягивают одеяло на свою сторону. Так много лет мы терпим это невежество, но сейчас наконец мы прекращаем молчать и вновь обретаем голос. И все это благодаря Темному Лорду, который готов вести нас в этой борьбе. И который в конце концов приведет нас к победе на пепелище прежнего режима лояльности к магглам и магглолюбцам. За Темного Лорда! За нашу победу!       — Ура! — восторженно закричал Крауч, следом и Рабастан, Теодор, что странно, воздержался.       Звонко ударились бокалы. Напиток лишь смочил горло Эстель, но даже от этого стало нестерпимо горько и мерзко. Сесиль выглядела спокойно и непринужденно, пугая своим хладнокровием.       — Что ж, просим простить нас, дамы, вынуждены удалиться для приватного разговора, — сказал Регулус, легко коснувшись плеча жены и кивнув Эстель.       Мужчины покинули зал, оставив после себя загустевший разряженный воздух, которым невозможно было дышать. Острые плечи Си немного расслабились, нежные черты лица приобрели выражение детской пытливости и скрытой печали.       — Поиграешь мне немного? — боязливо просила она. — Неделю назад приходил мастер, настроил рояль. Регулус сказал, что ход клавиш стал мягче и звук куда чище.       От произнесенного имени Эстель едва не передернуло. Они молча проследовали в гостиную в западном крыле. Си обхватила себя тонкими руками, словно боясь разломаться по пути и разлететься фарфоровой пылью, затравленно глядела себе под ноги. Эстель же не чувствовала ни ног, ни рук, в глазах темнело от накрывающей злости и беспомощности.       Отброшенная крышка рояля, сияющие черно-белые клавиши. Эстель сбросила шарф прямо на пол, взглянула на устроившуюся в кресле сестру и резко ударила первыми нотами по ушам. Прерывисто дыша, она почти не следила за тем, что играла, не видела, с какой быстротой летали по клавишам собственные пальцы.       Перед ней предательски всплывали звуки другой мелодии, сыгранной на этом инструменте, она видела чужие руки, спокойно двигающиеся по черно-белому полотну, оставляя пятна на покрове нестертой пыли.       В голове набатом стучало обещание: я защищу ее. Сдержишь, Регулус Блэк? Или забудешь про все в погоне за обещанным величием, в погоне за человеком, который утопит в крови.       Глупец! Чертов глупец с жуткой идеологией вместо здравого смысла. Неужели он не понимает, чем все может обернуться? Неужели не понимает, в какой опасности они все? А что же натворила она сама? Почему не остановила все это?       Она прожигала взглядом сестру все время, пока произносили тост. Эстель горела изнутри, и так хотелось сжать в руке бокал до впившихся в кожу осколков и закричать на Сесиль.       Об этом ты мечтала, этого ты хотела? Что же ты чувствуешь, читая газеты, в которых пишут о безжалостных убийствах, о нагоняющих ужас метках в ночном небе? О чем ты думала, приходя на работу к маме, где полнятся койки с изувеченными людьми?       Пробило ознобом и дрожью, когда легкое касание пальцев на оголенных плечах переросло в судорожное объятие. Музыка прервалась и повисла над сияющим черным роялем. Сесиль стояла сзади, наклонившись к сестре, ее руки оплели шею и почти душили.       Светлые волосы щекотали лицо замершей девушки. Эстель вцепилась в ладони Си и прижала к губам, закрыв глаза. Сердце сбивалось с ритма от испытываемой необъяснимой боли. Остановить бы время, которое не дает отдышаться, а давит своей скоротечностью.       — Что я могу сделать? — хрипло спросила Эстель.       Долгое время ответом была тишина.       — Ничего. Это мой выбор. Я иду за человеком, которого люблю. Все не так плохо.       — Это ты так думаешь, или он убеждает тебя в этом? — холодно продолжила она.       — Он мой муж, разве теперь это имеет значение?       Эстель почувствовала, как в ее голосе скользнула улыбка. «Ты погубишь себя», — хотела сказать она, но промолчала. Теперь уже ничего не имеет значения. Обратно она возвращалась в одиночестве и все в той же тишине и уже не думала ни о чем, просто желая выбраться из этого дома.       Увидев знакомую лестницу, Эстель было поспешила к ней, как вдруг замерла, услышав приглушенные голоса, попятилась. Там, где коридор уходил направо, виднелась дверь и горящая полоса света на полу.       Девушка шагнула по направлению к ней, стараясь не издавать ни звука. Резко один из голосов стал громче, дверь открылась, почти отлетев до стены. Эстель юркнула в нишу и прижалась к холодной каменной кладке спиной, стояла почти не дыша.       — Спасибо за прекрасный вечер, Реджи, — послышался веселый голос Нотта. — Жаль уходить, но негоже отнимать у тебя время, когда тебе есть на кого его потратить.       — Еще одно слово, и я тебя вышвырну отсюда, — с шуточной угрозой проговорил без сомнений Регулус.       — И все-таки, старшая мадемуазель де Фуа пришлась мне по душе. Ты уж зарекомендуй меня, пожалуйста, как замечательного человека и пылкого любовника.       — Проваливай уже, пылкий любовник! — прикрикнул опьяневший Крауч.       — Она на тебя даже не взглянет, Тео, — сказал с усмешкой Блэк.       Нотт обиженно фыркнул, остальные рассмеялись, зазвучали приближающиеся шаги, голоса затихли, скрывшись за захлопнувшейся вновь дверью. Эстель сильнее вжалась в стену, когда наконец смогла разглядеть в темноте Теодора, который направился к лестнице.       Неожиданно он остановился ровно в том месте, где пару минут назад стояла она сама, осмотрелся, обежав взглядом пространство, но, не заметив прятавшейся девушки, наклонился и поднял с пола зеленый платок. Эстель зажмурилась, мысленно проклиная себя за невнимательность.       Нотт оглянулся еще раз и поднес ткань к лицу, с ухмылкой втянув воздух с примесью ее духов, а после небрежно намотал ее вокруг своей шеи и, насвистывая задорный мотив, отправился вниз по лестнице.       Эстель шумно выдохнула, когда он был уже далеко, и, немного уняв дрожь, вновь зашагала к двери кабинета, где остались еще трое; на этот раз, памятуя о прошлой ошибке, заранее наложила заклятие невидимости.       Голоса стали более отчетливыми и различимыми, никто не потрудился озаботиться той самой приватностью. Девушка задержала дыхание, прижавшись ухом к двери и стараясь расслышать каждое слово.       — И все же не понимаю, — говорил Крауч. — Его отец — один из приближенных к Повелителю людей — почему он еще без метки? Мальсибер, тот просто беззаботный кретин. А Нотт? Что у него на уме?       — Он не может пойти на что-то только лишь ради великой цели, ему важна личная выгода. Он не уверен, что путь Темного Лорда — это то, что ему нужно, — уклончиво ответил Регулус.       Звякнули бокалы, какой-то алкоголь ударился о стекло.       — Просто он скользкая тварь, бесконечно уходящая от ответственности ради бессмысленных развлечений.       Эстель за все время не услышала в кабинете присутствие Рабастана, но наконец подал голос и он:       — Руди пишет.       — И что же? — спросил Регулус.       — Сегодня ночью планируется сражение. И мы примем в нем участие. Это будет нашим главным испытанием после принятия метки.       В повисшей тишине Эстель ощутила себя раскрытой, инстинкты кричали о том, что стоит бежать от этой двери, но разум твердил слушать внимательнее. Ноги онемели, как будто приколоченные к полу.       — Белла, судя по всему, решила не сообщать мне, чтобы закалить мой характер, — едко отозвался Блэк. — Надеюсь, не сильно расстроится, когда поймет, что я был предупрежден.       — Значит, мы наконец-то сможем проявить себя, — зашептал Крауч. — Мы долго этого ждали, нельзя подвести Повелителя. Сегодняшняя ночь — судьбоносная.       Судьбоносная ночь. Это словосочетание безумно крутилось в ее голове. Когда она заворачивала за угол, где глох разговор и исчезала из поля видимости полоса света. Когда стремительно спускалась по казавшейся бесконечной лестнице. Когда шагнула в камин, протараторив адрес квартиры.       Эстель судорожно стянула с себя туфли и остановилась посреди гостиной, встревоженно и беспокойно оглядевшись. Босые шаги по растянутому ковру, вокруг дивана, до кухни, до комнаты, до входной двери, обратно к камину. Часы показывали без пятнадцати одиннадцать — время еще есть. Гринхилл, Фолкерк, в час ночи.       Это последнее, что она услышала, прежде чем решилась уйти с одной целью: предупредить мракоборцев, предупредить Орден, сказать маме, Сириусу, Лили. Предотвратить гибель невинных людей, дать шанс светлой стороне защитить всех и отыграться. Она спешила, чтобы что-то предпринять. Но теперь нервно расхаживала из угла в угол, как забитая собака.       К чему так не вовремя эти сомнения, когда на кону жизнь людей? Ответ был, и от него все внутри свербело. Лицо сестры с красными от слез глазами, смотрящими с осуждением. Если Орден будет готов, то битва будет еще более ожесточенной, первая битва Регулуса. Если он погибнет, что будет с Сесиль?       Эстель ожесточенно дернула волосы, в голове отозвалось затяжной болью. Это его выбор. Ее выбор. Они оба знали, на что шли. Но все же, как бы Эстель ни была зла, она не могла быть равнодушна к Блэку. Что еще она могла? Пойти и отговорить его участвовать? Провальная и глупейшая затея. Он сам того хочет. Наверняка, он ждал этого момента истины.       Судьбоносная ночь. К черту. Эстель прошла к письменному столу, трясущимися руками выудила чистый пергамент из ящика, схватила открытую чернильницу и сломанное перо. Села на край стула, судорожно закусив острый кончик очина. И опять ничего не сделала, тихо ненавидя себя.       Ветер с силой залетел в комнату, по пути замотав из стороны в сторону скрипучую оконную раму. Листы, которыми была увешана стена, затрепыхались в едином испуганном порыве. Заголовки, газетные вырезки, крупно выведенное: «Волан-де-Морт», ниже попытки собрать из этих букв реальное имя.       В глаза бросилась статья недельной давности, на фотографии мальчик шести лет в обгоревшей одежде, в глазах — ужас, на кудрявые волосы опускается тающий снег и нетающий пепел, позади — уничтоженная деревня. Эстель сжала перо крепче и обмакнула его в почти высохшие чернила. Минутная стрелка сравнялась с часовой на двенадцати.

***

      Единственная причина, по которой Сириус согласился подменить Кевина на ночном дежурстве, была в том, что он не хотел возвращаться к себе или вместо этого шататься по барам. Душный, заставленный всякой рухлядью кабинет был куда приятнее прокуренной комнаты, смежной с убогой кухонькой, и ванной со сломанным унитазом.       Поначалу, когда он после школы стал снимать это жилье, ему было все равно. Он начал зарабатывать небольшие деньги, наконец перестал зависеть от родителей Джеймса. Несмотря на всю любовь к ним и благодарность, он жаждал этой свободы и первое время наслаждался ей по полной.       Тогда-то и стало очевидно, что стены — картон, а соседи-магглы не знают толк в музыке. Сириус уже семь раз оказывался в полиции за мелкие правонарушения и выплачивал штрафы, в остальное время обходился Конфундусом.       Вскоре пыл немного поубавился, началась тяжелая стажировка в Аврорате, после которой он возвращался на Баундэри роуд 15 только поспать. В выходные они своей компанией уходили в мир алкоголя и беспутства, особо правильные, конечно, в два часа ночи были уже дома.       А он до сих пор не мог назвать свою картонную коробку, заставленную хламом, домом. Когда он выкуривал пачку сигарет за два часа, разбавляя дым текилой, он признавался, что его это злит, и он не подбирал выражений. Его бесило, что нет этого дома, нет этой семьи, к которой все спешат. «Да и черт с ним», — думал он потом. Плаксивый герой романа нашелся.       Появилась Марлин, посеревшая от беспрестанно льющихся слез, он фактически закинул ее на свой байк (единственную радость) и повез куда-то далеко. В эту долгую ночь его покрывали отборными ругательствами. Ревели, утыкаясь в грудь, кидались камнями с обочины, пытались поцеловать. Точнее не так: ревели, потом пытались поцеловать, он не позволил, и в него полетели камни.       Так весело начались их недоотношения. Марлин тяжело переживала потерю брата, сначала пыталась прожить эту боль, потом закопать ее внутри, потом выплюнуть ее вместе с сигаретным дымом в воздух. Не выходило. А он был рядом, чтобы удержать ее от края, к которому она то и дело приближалась.       Приезжал за ней в Лютный, где отбивал от лап каких-то барыг, толкающих ей дурь, успокаивал ее приступы, умирал от беспокойства, когда она исчезала на несколько дней. Они бесконечно ссорились и бесконечно мирились, начиная с ненормальных, остервенелых, голодных поцелуев.       Последние месяцы было затишье. Марлин стала принимать какие-то успокаивающие зелья, которые ей прописали, в Мунго и окончательно обосновалась у него, в Ноухэме. Он уходил по утрам в Министерство, она — в штаб-квартиру, где занималась текущими поручениями и подготовкой аптечки первой помощи.       Вечером они летали на байке, и Сириус наконец начал чувствовать, что она его семья, когда она прижималась к его спине, пока они набирали высоту, или когда он готовил для нее пережаренную яичницу с невозможно сухими желтками. Он не ожидал увидеть то, что увидел. Он не понимал почему. Ведь все стало налаживаться.       Два дня назад он возвращался с работы, зашел в цветочный, с трудом вспомнил сложное название ее любимых цветов, до этого на пальцах и в красочных выражениях объясняя хозяйке магазина, как они выглядят. Марлин обещала быть дома к семи, у него был еще час, чтобы приготовить нормальный ужин, а потом вместе провести вечер.       Он напевал какую-то песню, услышанную из машины, стоявшей неподалеку, на перекрестке. Ключ провернулся дважды, на третий раз привычно чуть не переломился, но все же открыл замок.       Сириус зашел в квартиру, просто захлопнув за собой дверь, бросил ключи на косую полку, прошел в комнату, положил цветы на стол и оставил на полу пакет с продуктами.       Он просмотрел все кухонные шкафы в поисках вазы и в итоге сокрушенно хлопнул дверцей. Оставалось проверить в ванной, хотя что там вообще может быть. Он дернул дверь, но она не поддалась, не успев подумать о ее неисправности, он расслышал задавленный всхлип. И сердце упало куда-то вниз, стало по-настоящему страшно.       — Марлин. Что случилось? — прошептал Сириус, сев на корточки и напрягая весь собачий слух.       Всхлипы стали отчетливее.       — Уходи, — сдерживая рыдания, сказала она, и он понял, что она так же сидит на полу.       — Ты знаешь, я не уйду. Открой дверь, пожалуйста. Я знаю, тебе больно и страшно, но я могу помочь. Мы ведь всегда справлялись вместе, — его голос был спокоен, но Сириус с трудом сдерживал дрожь.       Она не отвечала, немного затихла. Он почти выдохнул, надеясь, что буря миновала. Босой ногой он ощутил разлитую здесь воду, нахмурился и наконец ощутил резкий запах крови, которая лужицей растекалась из-под двери. Он почти взвыл, сначала собравшись сломать дверь.       Потом побежал за палочкой, едва не поскользнувшись на мокром полу, как полоумный носился туда-сюда, сшибая все что ни попадя, нашел ее рядом с диванной подушкой. Одно заклинание. Марлин, как поломанная кукла, сидящая на керамическом полу, осоловевший, затухающий взгляд. И так много крови, что хлюпает под голыми ступнями.       Он падает перед ней на колени, шепчет что-то, успокаивает, она смотрит на него и не видит, вяло моргая. Руки дрожат, голос сипнет, с третьего раза произносится заклинание, раны затягиваются, оставаясь белесыми шрамами. Он осторожно донес ее до дивана, отрыл у нее в сумке нужные зелья, методично влил ей в рот.       Посеревшие губы стали набирать цвет, немного появился румянец. А у Сириуса больше не было сил. Он сидел на кухне, прижав колени к груди, одной рукой схватившись за волосы, другой — выкуривая очередную сигарету. И весь трясся от ужаса.       Он не боялся в опасных затеянных выходках, не боялся уйти из дома, бросив все, он не боялся на поле боя, пока в сердце била кровь с примесью адреналина. А теперь осознавал, что очутился в настоящем кошмаре.       Пока Марлин приходила в себя, Сириус заставил себя собраться, и отправился избавляться от последствий всего совершенного. Его собственные следы были на ковре и полу, Обскуро с трудом справлялось, самое жуткое — ванная, он произнес заклинание не глядя, подобрал палочку из тиса, лежавшую за унитазом.       Он уже не думал, что все позади. Он уже был пустой, а что еще осталось после сегодняшнего — то вытравил сигаретным дымом, поэтому он почти не удивился, когда вернулся в комнату и почувствовал сильные удары, прилетающие по груди, рукам и голове. Она накинулась на него, как сумасшедшая, совершенно дикая, вцепилась руками и ногами.       Сириус пытался удержать ее, зафиксировать руки, успокоить, но она не давалась, дергалась, кусалась и царапалась, он уже почти не ощущал удары. В конце концов, она выдохлась, и он заломил ей руки, скрутив запястья в жесткой хватке. Они оба тяжело дышали. Она лежала лицом в пол и уже не двигалась.       — Я отпущу тебя, ладно? Только спокойно.       Марлин кивнула. Сириус осторожно убрал руки. Она продолжала лежать, немного покрутила кистями, разминая, затем медленно поднялась на четвереньки, и он помог ей сесть. Она оперлась спиной на ножку стула, смотрела куда-то в пустоту, а потом перевела этот потемневший взгляд на Сириуса.       — Зачем ты это сделал? Я хотела этого больше всего на свете. Прекращай вечно спасать, мне это не нужно. Я за это тебя ненавижу.       И в этих глазах действительно была неподдельная ненависть, разжигаемая в расширенных зрачках. Принудительное лечение. Таков был итог.       Он хотел написать ее родителям, но не смог, написал Ремусу, в письме было лишь «Пожалуйста, помоги». Люпин по приезде ничего не успел сказать, соседи опять вызвали полицию, перед которой предстал Сириус, весь испачканный кровью.       Друг представился хорошим знакомым Марлин и остался с ней до прибытия колдомедиков из Мунго. Блюстители порядка проверили квартиру, но не нашли следов насилия и явных повреждений на теле девушки, сидящей посреди раскуроченной комнаты.       Сириуса забрали в участок, где продержали сутки. Заявление никто не написал, оснований для дальнейшего задержания и предъявления обвинения не было. На следующий день Марлин подписала нужные бумаги, и он наблюдал, как ее уводят по больничному коридору.       На Баундэри роуд он не поехал после того, как его отпустили. Ремус встретил его понимающим молчанием и разрешил пожить у него, но Блэк сразу сбежал на работу, на это подвернувшееся ночное дежурство.       Только самые близкие знали, что с Марлин, ее родителям все же сообщили. Сам же он так и не смог заставить себя пойти к ней, даже просто переступить порог больницы. А в Министерстве все синяки объяснил дракой в подворотне.       Эти воспоминания блуждали в его мыслях беспрестанно. И никакая бумажная волокита в полночь не могла отвлечь. Он захлопнул папки и отложил перо, выходя из кабинета, чтобы немного пройтись. Когда в коридоре он услышал шелест крыльев и увидел сову в серебряном оперении с зажатым письмом в клюве, он не ждал ничего хорошего.       Всего одна строка. Он бежит сломя голову к каминам, на ходу отправляя Патронус в штаб-квартиру и Поттерам. И наконец он ненадолго забывает, желая забыться окончательно на поле боя рядом с яркими вспышками опасных заклятий.

***

      Кругом была тишина. Это первое, что приметил Регулус, оказавшись в подлеске, рядом с которым находилась деревня Гринхилл. Листья с деревьев опускались бесшумно, и он старался не ломать их хрупкие скелеты подошвами. Этот звук был бы слишком оглушительным.       Тучи скрыли небо, погребя под собой звезды и полумесяц, отчего было невозможно темно, но палочку зажигать было опасно. Поэтому он продолжал медленно продвигаться вперед, порой наощупь, постепенно различая вдалеке темные силуэты построек, раскиданных вдоль дороги, которая уходила вдаль, к горному ущелью.       Регулус неприязненно потер левую руку, метка отдавалась болезненным жжением. Когда Блэк увидел впереди открытое и возвышенное пространство, он замер, идти дальше без ясной уверенности — все равно, что просто сдаться. На часах время перевалило за полночь, Регулус оперся на толстый ствол клена и стал ждать.       Оставалось надеяться, что кто-то вскоре появится. А пока он был в этой тишине один, наблюдал за мирно спящими домами и думал над тем, в чем тактическая значимость сегодняшнего сражения и какие цели будут поставлены. Он наблюдал, как в одном из крайних домов в окне зажгли лампу.       Рама дрогнула и в темноте стала различима фигура девушки, наверное, ей было не больше четырнадцати, она опустила вниз веревку и начала спускаться, едва не сорвавшись с высоты. На ней было белое хлопковое платье, волосы заплетены в косу, она выпорхнула за ограждение и огляделась по сторонам.       — Как всегда пунктуален, Реджи, — прошептали на самое ухо, и Блэк от неожиданности вздрогнул. — И как всегда невнимателен. Беллатриса пробежалась длинными ногтями по его шее и наконец вышла из-за спины, пристроившись сбоку. Прищуренный взгляд черных глаз, она не отрываясь смотрела в сторону деревни и по-животному втягивала в себя воздух. Идеально очерченные карандашом губы искривились в оскал. — Чувствуешь это, Реджи? — зашептала она. — Этот запах в воздухе?       Регулус не смотрел на нее, он выглядывал среди оголяющихся стволов вишен хрупкую фигурку, но никак не мог ее найти, словно за эти секунды она просто испарилась.       — Это запах никчемных магглов, которые сегодня увидят наше милосердие.       Безумный блеск зрачков. Рвущийся из глотки смех. Регулус смотрел на сестру с назревающим в сердце беспокойством. Что же сейчас будет происходить?       Он увидел, что слева и справа от них на некотором расстоянии друга от друга уже стояли безмолвные тени с бледными пятнами-масками вместо лица. Из леса выходили все новые и новые фигуры. Как же он не слышал их появления раньше.       Несколько десятков людей, безликих, смотрящих темными глазницами вдаль, на дорогу, тихие дома. Мурашки пробежали по телу Регулуса, почти доводя до дрожи. Он ощутил чувство нетерпения.       Стук сердца ощущался в горле, и он был готов и выплюнуть его вовсе, чтобы не мешало. Рука, сжимающая палочку, была напряжена, а у острого кончика древка уже сгущалась магия. Он жаждал озарить эту темную ночь настоящей магией.       — Надень маску, Реджи, — сказала Белла, усмехнувшись воодушевлению на его лице, и сама спрятала эту усмешку за серебристой окантовкой ненастоящего лица.       Маска стала для Блэка второй кожей, когда он увидел мир из ее прорезей. Он ощутил себя другим, он ощутил все себе столько силы, что, казалось, не сможет больше ее удерживать. Он понимал разжигающееся внутри опаляющее разум безумие, которого всегда опасался в кузине. Он был готов.       Беллатриса двинулась вперед, шелестя длинными юбками, дикие кудри при каждом широком шаге взлетали наверх. Люди вокруг последовали за ними, спускаясь с холма. Дома стали такими близкими, еще немного и постучишься в любую дверь. Рука кузины впечаталась ему в грудь, останавливая.       — Рано.       Как пантера перед броском, она замерла, прислушиваясь, потом повернула голову к Регулусу.       — Слушай приказ Темного Лорда. Мы должны завлечь сюда Орден, поэтому должно быть громко, ярко, горячо и больно. Самое главное — никакой пощады.       Блэк лишь кивнул. Приказ Темного Лорда неоспорим.       — Ты замыкаешь строй.       Беллатриса сказала это, уже продолжив путь к деревне, Регулус отступил, пропуская вперед мрачные фигуры Пожирателей, и встретился взглядом со знакомыми глазами друга.       Только этими взглядами они и обменялись с Рабастаном, безмолвно отправившись за остальными. Белла и Рудольфус ступили на главную дорогу. Где-то в Лондоне часы пробили один раз.       Вспышка горячего пламени ударилась в крышу ближайшего дома. В мгновение пламя заплясало, заглатывая его почти целиком. Послышались оглушительные крики.       Дикий смех. Безмолвная толпа пришла в движение. Безликие тени скалились, выпуская вспышки заклятий. Кто-то выламывал двери и в унисон испуганным визгам и рыданиям хохотал, выпуская из палочки пыточные.       — Идем! Не стой на месте, — первым от этой картины очнулся Регулус, потянув за собой Лестрейнджа, в чьих широко раскрытых глазах отражались всполохи пламени, зажигающего само небо. — Ну же!       Рабастан, как бы не узнавая, посмотрел на Блэка, зажмурился и наконец начал переставлять ноги, двигаясь вперед. Регулус был потерян для себя же; вокруг, как и обещано, было громко, ярко, горячо и больно.       Что нужно было делать, куда кинуться? Он тащил за локоть Рабастана, оглядываясь вокруг, замечая, как разбиваются стекла в горящих домах, ощущая, как разрываются собственные голосовые связки от чужих криков.       И в момент того безумного круговорота он увидел пятно белого, на подстриженном газоне. Он кинулся туда, когда рядом пробежала женщина с залитым кровью лицом, за ней гогочущий Гойл со съехавшей наверх маской. Зеленая вспышка ударила точно между лопаток. Уже мертвое тело замерло и на подкошенных ногах рухнуло на остывший асфальт.       В панике этого содома Регулус отпустил Лестрейнджа и теперь не мог разглядеть его в зареве огненного света. Искать его в этом аду было уже невозможно. Он стал прорываться к лужайке, на которой разглядел неясные очертания.       Белый на фоне всполохов желтого и красного. Белое платье, растрепанная коса из светлых курчавых волос, бледная кожа, измаранная струйками и пятнами крови.       Это была та девочка, спустившаяся из окна своего дома, который теперь горел так ярко, что слепило глаза. Регулус опустился на колени или просто упал. Она была такой красивой, в ее открытых глазах обнажался весь мир, темные тучи непролитых слез. Она была так похожа на Си, что страх когтистой рукой разрывал ребра.       Руки не ощущали пульса. Она была холодна и мертва. Куда она сбегала в такое время? С кем хотела встретиться? Кого ждала, оглядывая дорогу? Почему должна была умереть здесь сегодня, истекая кровью?       Грязная кровь была на его руках, осталась его отпечатками пальцев на чистой коже, пока они трепыхали на ее венах в поисках биения жизни.       Он заставил себя встать и, шатаясь, отойти от нее. Она всего лишь маггла, она умерла за светлое будущее, за мир, в котором ей не место, который должен быть очищен от таких как она.       Он вышел на дорогу, где уже не было так шумно, смерть уже прошла дальше. Регулус поспешил за новыми всполохами заклинаний, на ходу остервенело оттирая ладони.       И только когда увидел направленную на себя палочку, он понял, что что-то изменилось. Мракоборец отлетел в стену местного паба, откинутый заклинанием Блэка. Значит, Орден уже здесь. Регулус испытал самое настоящее облегчение, кидаясь в бурю сражения, где четко знал, как действовать.       Он отключил чувства, уворачивался от заклятий, вскидывал палочку в витиеватых жестах, он творил красивую и разрушительную магию, которая зарывала в землю по горло, замедляла биение сердца, не давала дышать.       Дуэль с каким-то стажером из Аврората, который не продержался и трех минут, попав под шальной Остолбеней. Регулус не вглядывался в лица, не различал масштабов происходящего вокруг.       Здесь был только он, палочка в его руках и возможность выплеснуть все кипящие эмоции, и даже времени больше не существовало. Поэтому он с трудом расслышал сквозь абсолютный вакуум отчаянное «Отступаем».       Редукто ударило в ногу взвывшего Орденца, и Регулус побежал следом за мелькавшими темными спинами остальных Пожирателей. Вдогонку летели опасные проклятия, непохожие на те, что были прежде, и приходилось прилагать все силы, чтобы отбиваться и продолжать двигаться вперед.       Чья-то Бомбарда попала в стоящую на обочине машину, и Регулус едва увернулся, залетев за угол здания. Он съехал по стене вниз. Сбитое дыхание, прекращающий действие адреналин.       Он едва ощущал свое тело, почувствовал боль от глубокой раны на спине. Он снова начал слышать взрывы, крики, яростные возгласы. Сражение продолжалось, мелькали фигуры мракоборцев и Пожирателей.       По лицу стекали капли пота или кровь, на губах было солоно, во рту — горько. Если он не встанет и не продолжит бежать, его найдут и прикончат. Это было не сражение людей, а сумасшедшая схватка взбешенных зверей.       Регулус, хватаясь за стену, переставил коченеющие ноги. Шум приближающейся опасности. Блэк вскинул палочку. Красная вспышка разрезала темноту, пролетев мимо.       — Это я! — закричал Рабастан, поднимая вверх руки и снимая маску, чтобы показать лицо. — Мы отступаем, ты слышал?       Регулус уронил вниз руку и кивнул, с трудом зашагав в сторону Лестрейнджа.       — Что с тобой? Ты ранен? — взволнованно затараторил он, схватив друга за предплечье.       — В порядке, — прохрипел Регулус, в горле было невозможно сухо. — Нужно спешить к ущелью, здесь уже наложили антиаппарационный барьер.       Они пошли за домами, петляя между дворами, стараясь не попадаться на глаза пробегающим мимо людям и аврорам, рыскающим в поисках Пожирателей.       Огонь затухал, крики стихали, сменившись плачем и стонами, воздух наполнялся запахом гари и отчаянья. Впереди начиналась открытая дорога без возможных укрытий. Один шанс выбраться отсюда и трансгрессировать.       — Надо бежать. До того валуна. И там сразу же перемещаться, — прошептал Регулус, оценив обстановку, но не оценив состояние свое и дрожащего Рабастана.       — Когда? — спросил он, наблюдая за эмоциями в глазах неживого лица с оскалом.       — Сейчас!       Они рванули с места. Тело было выстругано из дерева, конечности на ржавых шарнирах. Сейчас все надломится, и они останутся лежать лицом к небу. Слышались крики. Мимо свистящие заклинания.       Не глядя Регулус отправил несколько вспышек, надеясь остановить погоню. Вдохи были обжигающими, выдохи становились кровавыми плевками. Еще немного. Оставалось не больше десяти метров. Последний рывок, рвущееся из глотки рычание.       — Давай! — заорал Блэк.       Два хлопка трансгрессии слились воедино.

***

      Сириус шел по разрушенной улице, пустым взглядом наблюдая за группами жавшихся друг к другу людей. Они сидели под пледами, трясясь не столько от холода, сколько от пережитого.       И он мог их понять: для волшебника сегодняшняя ночь — настоящее торжество ужаса, а для тех, кто с магией столкнулся впервые, это было потрясение на всю жизнь.       Самое ужасное, что деревню восстановят, очевидцам сотрут память, а пятнадцать жестоко убитых людей спишут на возникший в одном из домов пожар. Винить будет некого, ненавидеть некого. Приходить на могилу и проклинать обстоятельства, когда где-то там на свободе расхаживают настоящие убийцы? Отвратительно.       Но еще более мерзко на душе было не поэтому. Сириус не приближался к Грюму больше, чем на два десятка метров, потому что боялся не сдержаться и просто и незамысловато врезать кулаком по тому, что осталось от его лица. Блэк подошел к еще одному телу, уже закинутому тканью, и осторожно поднял его в воздух.       Тело. Еще пару часов это был живой человек. Живой человек, которого не пришлось бы сейчас нести на опознание родственников туда, где ровно через метр друг от друга лежали остальные. Они могли успеть предотвратить это, для этого Сириус чуть мозги не вышиб себе, добираясь до штаб-квартиры, чтобы донести информацию.       У них было время эвакуировать жителей, устроить засаду. Но чертов Грюм, Кингсли и еще пара идиотов во главе Ордена заупрямились, считая полученную таким образом информацию недостоверной. Сириус не знал, кто был адресантом, почерк был изменен заклятием, на письме и конверте заклинание, не дающее отследить его хозяина.       И все это натолкнуло командование на мысль, что это была спланированная ловушка Пожирателей Смерти. Ждать до назначенного времени, направить нескольких своих людей, чтобы следить за обстановкой в Гринхилле. Вся эта перестраховка стоила жизни пятнадцати людей, при этом была совершенно бесполезна.       У Сириуса безвольно сжимались кулаки от злости. Кто-то сообщил им ценнейшую информацию, пускай решил остаться анонимным героем, черт с ним, но ведь он желал помочь. И для чего? Чтобы излишнее недоверие все равно привело к ужасным потерям, к зверствам, которые творили здесь Пожиратели в первые двадцать минут до прибытия Ордена.       Нет, он не мог этого понять, как не мог смотреть в глаза спасшимся людям, которые глядели с опаской, но и с благодарностью. «За что вы благодарны? — хотел спросить он. — За то, что мы не спасли ваши семьи, ваших детей, родителей, соседей, друзей, хотя могли это сделать?».       Джеймс бродил поблизости такой же мрачный, он думал о том же и также боялся не сдержаться, когда увидит кого-то, кто настоял на этой задержке. Сириус надеялся, совесть не даст спать им спокойно. Настоящее безумие.       Они и так бесконечно уступали Волан-де-Морту, но не смогли воспользоваться козырем, который сам попал в руку. Будь сейчас другое время, Блэк с удовольствием взял бы отгул или даже отпуск и уехал куда-нибудь далеко от старой доброй Англии. Подальше от людей.       Но он оставался здесь, разбирая завалы, очищая улицы от крови, до самого рассвета. Когда солнце поднималось из-за горизонта, он вспомнил, что точно так же светло было под темным небом, на котором не было видно ни звезд, ни месяца.

***

      Сесиль уже который час не могла уснуть, ворочаясь в постели и сминая простыни. Регулус обещал проводить выпившего Барти до дома и сразу вернуться, но с момента его ухода прошло уже больше трех часов. Девушка открыла глаза, оставив попытки отпустить беспокойство, и спустилась с кровати.       Накинув халат, она вышла на балкон, распахнув парящий легкий тюль. Ночь была тихой, после прошедшего дождя дышалось свободно. Он часто пропадал без предупреждения, но Сесиль всегда понимала, чем он занят и где.       Неизвестность сейчас раздавливала хрупкое равновесие. После короткого стука дверь в спальню приоткрылась и в проеме показался Динки. Девушка с нетерпением подошла к нему, желая услышать наконец то, что так желала.       — Хозяин Регулус вернулся, госпожа, — учтиво проговорил домовик. — Он работает в библиотеке.       Сесиль, не дослушав, обогнула эльфа, выбежала в коридор и почти подлетая и постоянно ускоряя шаг двинулась в нужную сторону. Тяжелые двери поддались с трудом, но все же впустили ее внутрь душного помещения. Книжные шкафы, пустующие кресла, она завернула в привычный укромный уголок, где сгорбившись у окна стоял Регулус.       Он сразу же встревоженно обернулся в ее сторону, нервно схватившись за карман, где девушка разглядела острие палочки. Заметив ее замешательство, он постарался расслабиться и улыбнуться.       — Почему не спишь? — навалившись бедрами на подоконник беззаботно спросил он.       Сесиль нахмурилась, не понимая его легкомысленного обращения.       — Я ждала тебя, ведь ты сказал, что отлучишься ненадолго, — сухо ответила она.       — Да, прости, мне пришлось задержаться у Барти, ему стало совсем плохо, — равнодушие в голосе, пока сам он пытался поправить запонки на рукавах.       — Ты мог написать. Мне хватило бы короткой записки, — Сесиль подошла чуть ближе, пытаясь перехватить взгляд Блэка.       — Не подумал об этом, прости. — Запонка наконец повернулась нужным образом.       — Опять извиняешься? — вспылила девушка и подошла почти вплотную. — Прячешь глаза. Посмотри на меня.       Регулус без труда выполнил этот настойчивый приказ, в голубых глазах плескались вопросы, в серых воздвиглась стена, через которую не пробиться.       — Что происходит? — тихо спросила она, взяв его ладонь в свою.       — Ничего, — сказал он, вытянув руку из холодных пальцев. — Прошу тебя, иди спать.       Сесиль прижала опустевшие ладони к груди и почти с обидой и непониманием глядела на мужа.       — Я только… — начала девушка и тут же смолкла.       Стремительно развернулась и зашагала прочь из библиотеки, кинув взгляд из-за книжных полок и скрывшись окончательно. Как только хлопнули двери, Регулус рухнул в стоящее рядом кресло.       В пояснице болезненно тянуло, пальцы ощутили намокающую ткань рубашки, значит, бинты уже пришли в негодность, но звать Кикимера он не торопился.       Перед ним опять замелькали картинки, которые он так пытался стереть из памяти. Сесиль, оказавшаяся здесь столь неожиданно, стала преследующим его призраком.       То же платье, та же коса из белокурых волос, бледные впалые щеки и широко раскрытые глаза. Он уже видел это. Это была она. Мороз от этого видения продрал до самого чернеющего сердца.       Холодная рука — рука мертвой девушки, которая недвижимо лежала и не дышала. Голова кружилась от измотанных нервов или от продолжающейся потери крови. Зелье действовало медленно, а раны, как назло, не залечивались. Сегодня ему не уснуть, и, как пережить последующие дни, он мало понимал.       Он обидел Си, но не мог иначе. Сил на достойное оправдание не нашлось, а оставаться с ней дольше уже проведенного времени он просто не мог. Регулус надеялся, что утром станет легче, а Сесиль немного остынет и постарается понять. Но понять что? Он ведь сам оградил ее от реальности, которую она не могла пережить с безразличием. И она не должна ни о чем узнать.       Он уронил голову на ладони, устало прикрыв глаза, под веками все равно плясали цвета выпущенных заклинаний, жег горячий огонь, от которого нигде не укрыться. Ткань рубашки совсем прилипла к телу, видения ночи начинали темнеть, и Регулус был рад пропасть хотя бы ненадолго.

***

      Ветер так же дул в открытое окно. Утренняя прохлада затопила всю комнату. Эстель сидела на полу, скрестив ноги, вокруг были разложены дела о нападениях Пожирателей смерти разной давности. Периодически страницы переворачивались, заметки терялись, но девушка и не думала подняться и закрыть окно.       Холод остужал мысли и позволял сосредоточиться. Документы, которые она просматривала, являлись последними материалами, которые предоставил ей Сириус, принеся пыльную папку из архивов Министерства. Она перечитывала десятки строк мелким шрифтом печатной машинки, разбирала рукописные бумаги.       Она никак не могла понять, когда все началось. Что стало точкой невозврата? Активные действия Волан-де-Морта начались всего пару лет назад и приобретали немыслимые масштабы прямо сейчас. Записи о нем были еще в начале семидесятых, но до этого пустота — к более ранним годам его жизни было не притронуться.       И неясно, как глубоко копать. Где искать сведения, которые не беспричинно так запрятаны? Эстель исчерпала все источники, но еще оставалась надежда найти кое-что в другом доме, у другого человека, который прошел в своих поисках более долгий путь. Ей было просто необходимо попасть в комнату Регулуса на Гриммо.       Эстель сложила все бумаги в одну стопку и отодвинула их к ножке стола, оставшись сидеть на полу. Уже рассвело, тучи проносились над Косым Переулком, словно преследовали кого-то или, наоборот, спасались от погони. Моросящий дождь вновь отбрасывал крапинки воды на стекла.       Наступивший сентябрь впервые был по душе Эстель, с его непогодой и вечной облачностью. Хоть она и не заметила, как быстро пронеслось лето, за которое так разительно изменилась вся ее жизнь. Она терялась в этом не сбавляющем скорости ходе времени, боялась не успеть за ним однажды.       Звякнули ключи у входной двери, Эстель вскочила на ноги так резко, что потемнело в глазах. И хотя рябь еще пеленой перекрывала зрение, и в ушах звенело оглушительно, она, кое-как переставляя ноги и хватаясь за стены, поспешила навстречу матери.       — О, ты уже встала, рано для тебя, — удивилась Изабель, вешая мантию на вешалку и устало разминая плечи.       — Газету, — сказала Эстель, сбиваясь с мысли. — Ты купила газету?       Женщина растерянно закопошилась в сумке и только схватилась за нее, как девушка уже вырвала страницы из рук и прошла в гостиную, торопливо разворачивая Ежедневный Пророк. Она жадно впилась глазами в заголовок на первой полосе и позволила себе немного выдохнуть.       «Сокрушительное поражение Волан-де-Морта. Сегодня, в ночь с первого на второе сентября, было совершено нападение на маггловскую деревню Гринхилл. В час ночи около тридцати Пожирателей Смерти вошли в спящее поселение на окраине Фолкерка с целью уничтожить его жителей с особой жестокостью.       Но их планы были предотвращены, благодаря оперативной работе Мракоборческого отдела во главе с Дюраном Гибсом, который пока не дал никаких комментариев на этот счет. Жители Гринхилла были спасены и в настоящее время находятся в безопасности, пока идут работы по восстановлению разрушенных зданий.       После завершения реконструкции жители подвергнутся удалению воспоминаний об этой ночи и смогут вернуться в родные дома без страха. Известно так же, что, как только мракоборцы оказались на месте начавшегося нападения, опасная террористическая группировка, называемая Пожирателями Смерти, отступила, сбегая с места преступления.       Несколько членов группировки были схвачены и помещены под арест, в настоящее время их личности не раскрывают, но в скором времени все станет известно, когда они предстанут перед Визенгамотом для вынесения приговора.       Специальный корреспондент Дэвид Бланко».       Прилагалась и фотография семьи: родителей и маленькой дочери, они жались друг к другу, замерзая под небольшим пледом.       — Даже здесь не могут удержаться от лжи ради пустой пропаганды, — прокомментировала Изабель, забирая газету из рук дочери. — Что ты так сильно взволновалась?       — Сама не знаю, — прошептала Эстель, в надежде скрыть реальный ответ от проницательной женщины. — Ты считаешь здесь написана неправда?       — Я знаю это, — вздохнула она, принимая принесенную Рози чашку чая. — Сегодня с двух до четырех часов поступали не только раненые, пятнадцать погибших, с которых необходимо было снять оставшиеся проклятья и скрыть следы магии. Я не участвовала в этом, но Лили… — она замолчала. — Это ее личное задание, на ней лица не было, когда она закончила. Так что это мало похоже на блестящую победу. Дэвид Бланко или тот, кто поручил ему освещать события в таком свете, оскорбил память этих людей, о которых даже никто и никогда не узнает. Это кошмарно. И все только ради внушения обществу мысли, что все налаживается.       Эстель слушала молча, погруженная глубоко в себя. Значит, не успела. Промедлила, и пятнадцать невинных жизней были отобраны Пожирателями. Возможно, Регулусом, о судьбе которого она так беспокоилась.       В порядке ли он? Да все равно. Пятнадцать человек, которые не то что оплакивания не удостоятся, а даже некролога или короткого упоминания в британской газете.       И все по ее вине. Если бы она сообщила раньше, то все написанное в статье было бы правдой, и сегодня мама в очередной раз не бегала бы от койки к койке, от одного пострадавшего к другому, и Лили не пришлось бы обследовать трупы в холоде морга — только ждать Джеймса с задания.       Эстель обхватила голову руками. Если кем-то из схваченных Пожирателей окажется Регулус, она не расстроится. Если он действительно участвовал во всех зверствах, то уж лучше пусть сгниет в Азкабане, чем останется рядом с ее сестрой.       — Мы опять будем упрямцами, и каждый при своем мнении. Но тем триумфальнее будет, если кто-то из нас окажется пустоголовым дураком, а другой самодовольно попляшет на его костях.       — Уж лучше я протяну тебе руку, — тихо заметила Эстель, он в ответ улыбнулся.       — Я защищу ее. Я обещаю тебе.       Протянуть руку. Кому тут, черт возьми, тянуть руку? У самой на шее висела петля, которую она добровольно накинула на шею, приехав в Лондон и пустив все на самотек.       Она не хотела этой ответственности и в то же время ощущала ее груз. Что нужно сделать, чтобы поступить правильно? Чтобы защитить дорогих ей людей, не допустив страданий тех, кто этого не заслуживает?