***
Эстель чувствовала себя увереннее и оттого спокойнее. То ли потому что новый вечер проводился в арендованном особняке на юге Уэльса, где было множество мест, куда можно сбежать. То ли выбранная тематика заставляла чувствовать себя защищеннее. Никакой роскоши и сияния, пафоса и богатства. Полутьма рассеивалась подвешенными в воздухе стеклянными шарами со светом. Синий, фиолетовый. Нет бальных платьев и строгих смокингов, более свободная и раскованная одежда. Иначе нельзя было сказать про ее облегающее полупрозрачное черное платье, вышитое мелкими стразами. Тонкие бретели, перчатки до локтя, но больше всего внимание привлекал вырез до бедра, через который на каждом шаге выскальзывала ее нога на высокой шпильке. Но последним штрихом была черная маска, закрывающая половину лица. И Эстель чувствовала себя невидимкой. И неважно, что в толпе ее образ все равно замечали и ей приходилось улыбаться и отвечать на неловкие попытки завести с ней разговор. У нее получалось представить, что маска стирает ее личность, а откровенный вырез на платье превращает ее в кого-то другого. Она выпивала уже второй коктейль, и в голове становилось легко, даже назойливые фотографы не могли избавить ее от чувства безразличия ко всему миру. Хотя ко всему ли? Она ловила его взгляд на себе повсюду. Он терпеливо сидел у бара, ожидая, пока она выполнит все бессмысленные обязанности, покажется на глаза гостям, обсудит очередные вопросы со спонсорами и попечителями. Тео принимал за счастье наблюдать за ней этим вечером, зная, что в конце концов она сама придет к нему. Томительное, сладостное ожидание. Он впитывал в себя каждое ее движение, каждую деталь, изгиб губ, изящно выставленная из выреза ножка, тонкая рука, покрытая черным кружевом, сжимающая ножку бокала. Поглощал жадно, до сухости во рту, а потом разбавлял алкоголем, чтобы остудить мысли и сердце. Сегодня она выглядела еще более завораживающе. Его ангел обратился демоном. Томящим, соблазняющим, манящим. Он обменял бы весь мир, всех людей в нем на одну лишь возможность любоваться ей ежедневно, иметь возможность касаться ее кожи. Он чувствовал себя, как никогда, живым. Ему хотелось кричать: смотрите, у меня бьется сердце, я дышу! Я люблю… Любовь переплавлялась в ее образ, гибко скользящий между людьми, прямо к нему. Глаза в глаза. Потерянное дыхание. Тео поднялся ей навстречу. — Прости, что заставила так долго ждать. Только вырвалась, — с мягкой виноватой улыбкой сказала она. И Эстель была рада, что маска хотя бы от части скроет ее румянец, потому что Нотт был слишком великолепен в своем костюме и аскетичной черной маске, чертова тайна, которая так и манит, чтобы ее разгадали. Разве можно быть еще красивее? Девушки рядом, разочарованно поглядывающие на них, были бы согласны с ее мыслями. — Я умею быть терпеливым, — с ухмылкой произнес он и наклонился к ее лицу, шепча на ухо: — Ты восхитительна. Стук сердца оглушителен. Эстель замерла абсолютно неподвижно, когда его губы нежно коснулись ее щеки. Только спустя несколько секунд, когда он уже отстранился, она смогла заново научиться дышать. — Мисс де Фуа, как вы смотрите на то, чтобы сбежать отсюда ненадолго? — заговорщическим шепотом спросил он. — Ненадолго? — усмехнулась она. — Да хоть навсегда. И Тео был готов исполнить эту просьбу всерьез. Увести ее, забрать куда-нибудь на побережье, чтобы она путалась ногами в летних хлопковых платьях, а стопы тонули в горячем песке, а он бы целовал ее загорелую соленую кожу. Он положил ладонь на ее талию, слегка прижимая к себе, и повел в сторону выхода.***
Регулус уже от души ненавидел этот вечер и уже знал, что опять напьется. Ужасная привычка глушить свои эмоции высоким градусом. Он с усмешкой полагал, что это издержки работы на своего Господина. Зависимость от алкоголя выглядела почти невинно на фоне остальной его биографии. И все же больше всего его раздражали собственные невнятные мысли и эмоциональные реакции, которые были бесконтрольны и спонтанны и отключали его умение топить бурю чувств на дне холодности и скептицизма. Он знал, что такое сдержанность, до сводящего мимические мышцы напряжения. Он притворялся ежедневно, при всех, даже при Рабастане, стоявшем рядом и увлеченно рассказывавшем о недавней встрече с болгарским дипломатом. Но не при ней. Она, черт возьми, бесконечно выбивала из него искренность слепящими искрами. Его желание защитить ее, сберечь от переживаний было объяснимо. Оно укладывалось в привычную картину мира и не рушило порядок на одном этом квадратном метре посреди огромного поля разрухи. Но желание разбить бокал о голову Нотта, который раздевал ее глазами, было таким ярким, что доводило до бешенства. Кусочек паззла, который Регулус так старательно пытался поставить на желаемое место, никак не подходил. А когда в нем взыграл порыв забрать ее к себе от этих изгибающихся в ухмылке губ, касающихся ее щеки, то ему оставалось отчаянно желать стереть сцены из памяти, стереть все, что связано с Эстель. Он чувствовал, что ее присутствие делает его хоть на каплю живее, чем было на самом деле, как будто он не стал просто существовать после смерти Сесиль. Вместе с этим вспыхивающим чувством счастья от чего-то нового, не покрытого пылью старых разочарований и боли, он путался в какой-то паутине. Откуда она взялась? Почему подсознательно он желал в ней утонуть, дожидаясь пугающих последствий? Ему пора перестать думать об этом. А еще лучше уйти. Куда-нибудь. Прямо сейчас. Потому что он пересекся с ней взглядами, и она улыбнулась так тепло, что режущее заклинание прямо по запястью Нотта едва не сорвалось с губ. К черту. Рабастан что-то продолжать говорить, но Регулус двинулся куда-то в толпу. Он извинится перед ним позже.***
— Куда ты меня ведешь? — любопытно спросила Эстель. Но он лишь достал из кармана палочку, ответил ухмылкой на ее заинтересованный взгляд. На втором этаже пока было немноголюдно, человек десять мирно о чем-то беседовали, устав от толпы, потому они остались незамеченными. Тео заклинанием распахнул двери мраморного балкона и галантно позволил ей войти первой. Эстель была благодарна, что кто-то из персонала позаботился о согревающем заклинании здесь. Клочок пространства словно был укутан привычным теплом, но за его границами, стоило лишь протянуть за балюстраду руку обжигал холод. Эстель положила ладони на мрамор и сделала глубокий вдох, наслаждаясь тишиной ночи. И все же холод добрался до нее прикосновением его пальцев. Почти незаметно мурашками от предплечья. Он встал справа, навалившись бедрами на перила, и его взгляд Эстель никак не удавалось расшифровать. Что-то магнетическое. Потому что она почти чувствовала, как с каждой секундой ее тянет к нему ближе. Зеленые глаза темнели то ли из-за недостатка света, то ли от оттеняющей цвет маски, которая ужасно ему шла. Его пальцы нырнули за ворот рубашки и расстегнули первые две пуговицы, и она не удержалась, прерывая зрительный контакт. Ткань платья разъедала кожу покалыванием, Эстель повела плечом, чтобы избавиться от этого ощущения. — Мне нравится идея с масками, — наконец заговорил Нотт. — Придает определенного шарма, пусть это и неново. — Я передам твои слова Нарциссе, — с улыбкой ответила она, но в разряженном воздухе до сих пор не затухали предвестники скорой бури, она чувствовала ее с каждым вдохом. — Перчатки на тебе — тоже ее идея? — Нет, — чуть нахмурив брови, сказала Эстель. — Они не подходят, — серьезно заявил Тео, заставив смутиться, а затем поджать губы от сдерживаемого возмущения. — Мне казалось, вы, мистер, сказали, что я выгляжу восхитительно, — иронично приподняв бровь, напомнила она, так же разворачиваясь спиной к бортику. Выгнутая спина и выставленная вперед нога. Тео тут же захотелось расстегнуть свою рубашку до конца. Черт возьми, его сводили с ума одни ее лодыжки и оставалось лишь фантазировать, а теперь она позволяла увидеть куда больше. Эстель… Она смотрела на него с вызовом и легкой забавой, когда проводила пальчиками по ключице. Она же его… дразнила! Тео не сдержал кривой улыбки, шагнул, встав перед ней. Она не потеряла своей самоуверенности, свысока смотрела на него, хотя он был выше на голову, ожидала дальнейших действий. Он поймал ее ладонь и, глядя в глаза, подцепил ткань на кончиках ее пальцев и потянул вниз, стаскивая перчатку. Бросил ее куда-то на пол и подавил возмущение, прижав к губам ее ладонь. Закрыл на секунду глаза, наслаждаясь этим мгновением, и с ухмылкой открыл, наблюдая, как растерянность скользнула на ее лице. Пока одна его ладонь оглаживала ее кожу от локтя до запястья, посылая волны мурашек, приводящих в неистовство сердце, другая сняла другую перчатку. Эстель облизала губы и постаралась вернуть себе невозмутимость. — Теперь ты доволен? — Не полностью. И тогда он подался вперед, стремительно касаясь ее губ и ставя руки по бокам от ее бедер. Эстель от шока замерла и потом уперла ладони ему в грудь. В попытке оттолкнуть? Он отстранил свое лицо на какие-то пару сантиметров. Этот горящий взгляд в прорезях черной маски. Тлеющие и вспыхивающие угли. — Вот теперь, да. Взгляд Эстель скользнул к его влажным губам, и она отключила любые мысли и сомнения, сжав его рубашку в ладонях и резко притянув к себе, почти болезненным поцелуем. Поймала его тяжелый выдох и сделала своим собственным глотком воздуха. Последним. Потому что его ладонь скользнула по ее оголенному бедру, а вторая нырнула в волосы. Разряды обжигали грудную клетку, горело сердце, горели легкие, горела кожа везде, где он касался ее. Целовал ее все более жадно, но она отвечала едва ли не с той же болезненной нуждой. В этот момент все, что ей было важно — это он. Он заполнял собой каждый сантиметр пространства, каждую клетку ее тела, кроме него уже ничего не существовало. И в этом было истинное наслаждение. Не слышать ничего, кроме их редкого сорванного дыхания, звуков голодных поцелуев, не чувствовать ничего, кроме тепла его тела, мороза от его касаний и охватывающей дрожи. Не думать, не бояться, не срываться от злости, разочарования и бессилия. Вдруг он обхватил ее талию, и она наклонилась назад, за границу чар, цепляясь за его плечи, чувствуя контраст температур, от которых все воспринималось еще острее. Она ощутила его ухмылку на своих губах. Голова в холоде, а колотящиеся ослабшие ноги сгорали от соприкосновения с его прижатым телом. Но вдруг он выпрямился, приводя ее в равновесие, и отстранился. Эстель ощущала, как пылали ее щеки и, чтобы скрыть нахлынувшее разочарование, развернулась к нему спиной, вдыхая холодный январский воздух и прикрывая глаза. Он забрал все то, что она даже не успела, как следует, распробовать. Вернувшаяся тяжесть была такой ощутимой, что казалось, так плохо не было даже до этого обоюдного порыва. Медленный, но почти целомудренный поцелуй в оголенное плечо. — Не будем торопиться, — прошептал Тео, вдыхая запах ее волос, и почти оторвал себя от нее, делая шаг назад. — Схожу за коктейлями. Ему пора было остыть, пока он не перегнул ее прямо через балюстраду и не сделал прямо противоположное своему благородному намерению. Да, сейчас она отвечала ему так страстно, что он совершенно переставал мыслить, поддаваясь лишь своему желанию. И какой бы заманчивой ни была мысль закрыть двери балкона и остаться здесь до рассвета, он не хотел потерять ее из-за своих поспешных неосторожных действий. Нельзя было ее напугать. Поэтому его задушенные желания и негаснущее возбуждение должны подождать. Но как же много он хотел сделать для нее, с ней… Он провел рукой по волосам и поспешил выйти, чтобы выдохнуть и взять себя в руки. И все же: она потрясающе целовалась. Теперь самые высокооплачиваемые шлюхи из Лютного, которых он пробовал на вкус, казались грязью под ее высокими шпильками. Он усмехнулся и поспешил найти официанта. Эстель хотела развернуться и окликнуть его, хотела попросить сделать с ней все, что он хочет и как хочет. Лишь бы вернулось то блаженное ощущение пустоты-наполненности. Лишь бы душевная боль улеглась водной гладью, забылась. Она закрыла лицо ладонями, слыша его удаляющиеся шаги. Что она делает? Все это было слепо, неправильно, неразумно. Хотя ей ли говорить о разуме? Здравомыслии? Но в отсутствие Тео она вмиг ощутила себя грязной дрянью. Она не должна была. И хотя не было уверенности, что он позволил ей уйти так просто, но он предоставил ей паузу, чтобы внести какое-то понимание в ее голову. Череп, заполненный сумасшествием, пачкающим суглинком, золой, торфом, который горел ярко, сжигая ее саму, стирая ее, превращая в пепел, ничтожный, разлетающийся по ветру. Внутренняя кремация. Внутри жарче, чем в печах, еще страшнее от происходящего. Потому что корсет ребер хрустел и рушился от неровного и усиленного биения. И дышать так натужно и тяжело, что она хватается за горло, как будто что-то душит, сдавливает трахею, переламывает хрящевые полукольца. Она наклоняется вперед, обжигая носоглотку, чтобы успокоиться. Смотрит вниз, на вымощенную дорожку, блестящую в свете фонарей и окон. И хочется полететь вниз, и разбиться брызгами, и раствориться в отражении и бликах этого света. Смешаться, стать неделимой, исчезнуть. Почему же ей так плохо из-за того, что было так мучительно хорошо? Эстель нужно было бежать. Теперь уже не вместе с Тео, а от него. Иначе она не знала, что будет хуже: грубо оттолкнуть его или наоборот затеряться в этом беспомощном чувстве и кинуться на него, целуя шею до бардовых следов, и прижаться к его паху, чтобы ему стало так же невыносимо, как и ей. Она приложила холодную ладонь к горячему взмокшему лбу и все еще горящим щекам и поспешила покинуть балкон. Она поспешила к лестнице, проходя мимо других балконов, некоторые из которых так же были открыты. Слышались тихие разговоры. Она почти пронеслась мимо, когда один из голосов остановил ее, вынудив приблизиться к прикрытой створке и обратиться в слух. Мистер Нотт стоял с бокалом вина, спиной к выходу другой мужчина. Эстель быстро пыталась подобрать ему имя, пока не всплыло единственно верное. Эван Розье. — Да, — кивает Розье. — Хорошо устроилась нынешняя молодежь. Развлечение, что надо. Жаль, только никого не подцепишь, кругом гордые пташки. — А что, тебе кто-то приглянулся? — отпив из бокала, со смешком спросил Нотт, опершись на балюстраду, чем так невовремя напомнил своего сына. — Эридея Гринграсс окончательно потеряла свое очарование, — со вздохом ответил он. — Но да, на примете кое-кто есть. Как думаешь, клюнет на меня француженка? — с гогочущим смехом сказал он. И Эстель сильнее сжала губы, глядя на то, как напрягся Нотт. — Я бы не советовал тебе, Эван, — предупредительно начал он. — Мой сын пошел в своего деда, то же болезненное отношение к тому, что принимает за любовь всей жизни. Розье, как будто задумался, а потом понятливо похлопал мужчину по плечу. — Так, значит, Тео уже положил глаз на эту красоту? Что ж, учту. Эстель тихо шагнула в сторону выхода из этого зала, не желая больше становиться свидетельницей пустых мужских разговоров. Но ей опять пришлось стать мраморной статуей у портьер, когда она услышала продолжение беседы. — Все-таки странно, да? — спросил Розье. — Что у Роджера родились такие дочки? Одна вышла за Пожирателя, другая — чуть ль не главная жемчужина в короне нашей победы. Это при том, что их отец бежал из страны, сверкая пятками, как только услышал о возвращении Темного Лорда в страну. — Роджер всегда был слаб, и едва не утянул меня на дно следом за собой, — с равнодушием и горечью презрения сказал Нотт. — За то и поплатился. Эстель зажала рот ладонью, заставила себя отойти, быстро и тихо, но тело слушалось с трудом, пока мозг анализировал услышанное и включал тревожный вой, от которого хотелось согнуться пополам, обхватив себя руками. Она узнала достаточно, нужно все обдумать. Нужно найти Регулуса! Эта мысль немного привела ее в сознание, и она двинулась по коридору в сторону основного зала. В этот момент она перестала думать о чем-либо, кроме желания уйти с ним с праздника и все рассказать. Может быть, она не так поняла, не увидела контекста. Какой к черту контекст, идиотка? Эстель быстро спустилась по лестнице, шагнула в темное помещение, пробираясь через людей и высматривая его в толпе. В последний раз она видела его у колонны, но тогда он отвел взгляд и ушел. Маска липла к лицу и мешала полноценному обзору, раздражала, хотелось сорвать ее вместе с кожей. Она остановилась и повернулась вокруг себя. Он замер, пробираясь в сторону выхода с бокалом виски. Заметил. Серый блеск в прорезях черной маски. И его глаза погасли, как перегоревшие лампочки, когда все вокруг утонуло в темноте. Раздался оглушительный звон. Подвешенные в воздухе лампы, витражные окна — все в одно мгновение лопнуло, разбиваясь. Эстель рефлекторно присела, закрыв голову руками, осколки все равно градом прошлись по спине, лицу, запястьям. Но она не успела сосредоточиться на боли. Помещение затопили крики. Обычная трансгрессия не срабатывала. Всех захватила паника, и люди, толкаясь, ослепшие пытались добраться до выхода. Удары со всех сторон, она пыталась шагать следом за хлынувшей толпой, нащупать прикрепленную под вырезом на бедре палочку. Кое-как вытащила и сжала крепче, чтоб не выронить. Глаза стали привыкать к темноте, но все, что разглядела Эстель, — это силуэты давящих друг друга гостей, кто-то падал и кричал, когда чужие каблуки наступали на спину и руки. Ее уносило дальше, она не могла помочь, она тонула в криках и шуме. И в этот момент над их головами через разбитые окна пронеслись черные вихри. Темные мантии, сливающиеся с воздухом в зале, но белые маски с серебряными оскалами почти ослепляли. Они приземлялись в разные участки зала, поднимая палочки. Новые вопли, Эстель ослепили первые вспышки заклинаний, а глухота уже напоминала о себе вакуумом, распирающим голову. Она потеряла одну туфлю и теперь шла, кидаемая толпой, наступая на осколки, неловко хромая из-за разницы в высоте. И не замечала, как впечатывалась в чужие спины, сзади напирали так сильно, что она чувствовала ломоту в позвоночнике. Прямо перед мужчиной, следом за которым она двигалась, появился еще один Пожиратель. Но вместо того, чтобы напасть, грубо выхватил ее из толпы. Запястье с палочкой скручено его ладонью. Крик застрял в сжавшихся от ужаса легких, когда она почувствовала, как ее тело, крепко прижатое к его, стремительно поднимается в воздух. Мир размылся в грязные всполохи, дыхание потеряно. Она интуитивно прижалась к Пожирателю ближе, когда почувствовала в абсолютной дезориентации резкие повороты. Несколько мучительных секунд падения в бездну. Когда под ногами уже был пол, и чужие руки удерживали за плечи, зрение все равно не восстанавливалось: плясали цветные пятна, а желудок неприятно скрутило. Она все еще была в полете, все части тела по отдельности. Не могла делать вдохи и найти точку опоры. Впервые в жизни она испытала на себе действие подобной трансгрессии, и опыт принес еще более ужасные впечатления, когда она осознала, в чьих руках оказалась. Наконец сквозь шум в ушах она расслышала другие звуки. — Давай же, приходи в себя. Взгляд прояснился, и она вырвалась из его рук прежде, чем успела рассмотреть те же серые глаза, но уже за другой маской. Оступилась и едва не растянулась на полу, если бы он не подхватил. — Это я. Эстель, рвано дыша, еще раз в растерянности всмотрелась в мужчину, который крепко удерживал ее на весу. Морщась от боли, она спокойно приняла стоячее положение, перенося вес на одну, менее пострадавшую ногу, скинула вторую туфлю, чтобы встать ровно. — Уходи. Слышишь? Иди к камину. Я прослежу, чтобы тебя никто не преследовал. — Почему вы напали? — цепляясь за его мантию, пока он пытался провести ее вглубь дома. — Это не мы, — глухо произнес он. — Тогда кто? — нервно спросила она, останавливаясь и упрямо ожидая ответа. — Судя по всему, Орден любит театральные представления. Регулус дернул ее себе за спину и моментально отбил заклинание, летящее в их сторону. — Беги, — сказал он, чуть повернув в ее сторону голову, но не выпуская из поля зрения Орденца. В чем Эстель была уверена, так в том, что Регулусу хватит минуты, чтобы заставить его пожалеть о выбранном противнике. Но, уже когда она быстро уходила за поворот, затормаживая из-за цепляющихся за мрамор стоп, услышала болезненный стон и звук падающего тела. Меньше тридцати секунд. Она с трудом ориентировалась в этом здании, палочка все еще была в ладони, но она не решалась зажечь Люмос, чтобы не привлечь к себе внимание. Задрала платье до колен, чтобы оно не мешало бежать, и судорожно думала, где здесь могут быть открытые камины. Широкие двери, которые она с трудом толкнула, забежала внутрь. Здесь был камин, висел горшочек, и она взмолилась, чтобы там оставался летучий порох. Эстель занесла над ним руку, но сразу несколько мыслей ударили в голову, оглушив виной. Регулус сейчас сражается, защищая ее. А она просто сбегает? Он силен, но с ним может случиться что-то ужасное. А Тео? Где он был, когда все началось? Он уходил за коктейлями. Черт! Нарцисса была с Люциусом весь вечер, хоть об этом можно было не волноваться. Но почти две сотни гостей под угрозой. Как же сюрреалистично все это выглядело: Орден Феникса напал, спрятавшись под Пожирательскими масками. Неужели это был единственный способ вернуть себе общественное влияние? В каком же отчаянии они были, чтобы решиться на такую миссию, в которой могут пострадать мирные жители? Она регулярно отправляла ценную информацию, которую Регулус приносил с собраний, он говорил, что ее было достаточно, чтобы несмотря на мнение общества, перетягивать первенство в войне на себя. Стратегические данные, планы нападения — это все было в руках Ордена благодаря Регулусу. Чего же им еще не хватало? Снова Эстель убеждалась, что Орден борется не менее грязно, чем их противник, и это странно разочаровывало. Еще один вопрос остался без ответа. Регулус говорил, что в Ордене тоже есть предатель, он горько усмехался, рассказывая об этом. Почему же он не предупредил их о нападении? Никто не был готов к тому, что произойдет сегодня. Эстель поудобнее перехватила в ладони палочку и пошла обратно к выходу, не желая трусливо отсиживаться в особняке, пока остальные не могут найти спасение. Она приоткрыла одну из створок, выглядывая в коридор, и так и замерла, когда чья-то палочка уперлась между ребер. — Медленно заходите обратно, мисс де Фуа. Эстель сделала шаг назад, но боль от острия усилилась, предостерегая резкие движения. Краем глаза она рассмотрела черную мантию и маску. Ложный Пожиратель. Когда она оказалась в комнате, и от мужчины ее все еще отделяла не до конца открытая дверь, она осторожно скользнула палочкой через вырез платья и закрепила ее на резинке. — Руки! — сказал он, когда дверь захлопнулась, оставив ее на расстоянии метра, держа на прицеле. Эстель отчего-то не чувствовала ни грамма страха или беспокойства. Спокойно подняла руки, ладонями к нему, демонстрируя свою безоружность. Теперь она могла чуть лучше рассмотреть того, кто стоял перед ней. Очень знакомая фигура, знакомый взгляд… Она ощутила, как усилился стук сердца. — Добрый вечер, мистер Гибс. Пробуете с друзьями новое амплуа? Репортеры будут рады очередной сенсации. Он усмехнулся. — Вот только их здесь нет, и у каждого из нас есть алиби на этот вечер. Стоит лишь сменить костюмчик и с серьезным лицом вступить в бой через некоторое время. — Не ожидала от Министерства подобных ухищрений, — пренебрежительно заметила Эстель — Но все это явно было затеяно не для того, чтобы поймать меня. Так зачем я вам? — На этот вопрос я и ищу ответ. Мы ведь раньше встречались с вами? — он начал обходить ее, осматривая, она же оставалось неподвижной, как будто ее и вовсе не волновала сложившаяся ситуация. — Разумеется, я приходила к вам, чтобы обсудить дело моего отца. — Не стройте из себя дурочку, — огрызнулся он. — Вам совсем не идет. Еще в кабинете я пытался вспомнить. — Почему для вас это так важно? — искренне поинтересовалась она, поворачивая голову влево, к нему, обходившему со спины. — Потому что я ненавижу упускать что-то, что прячется прямо перед носом. И, прежде чем вы скажете очередную глупость про то, что я видел вас в особняке во Франции во время расследования, я сразу же отвечу: нет, — он приблизился к ней так близко, что ему пришлось опустить палочку. Всего полшага. Зрительный контакт. Она незаметно проводит ладонью по бедру. Улыбается. — Не смейте со мной играть, мистер Гибс. Несколько секунд. Он смотрит на нее пристально, нахмурив брови. Понимание вспыхивает в широко распахнутых глазах, но он не успевает что-то предпринять, заклинание уже срывается с палочки девушки. Но угасающее сознание все еще бьется в конвульсиях, как кровь, вытекающая из вены, продолжала пульсировать, поддаваясь сокращениям живого сердца. Это она! Он рухнул на пол, выронив палочку и повалившись навзничь. Ее сестра месяц перед смертью проработала в Мунго как волонтер, и погибла во время сражения, когда эвакуировала раненых. Но он проигнорировал этот факт, когда вел расследование, смотрел лишь на штатных работников. Сесиль де Фуа — девушка, которую он убил. Девушка, за которую она пришла мстить. А тот парень… Это Блэк! Регулус Блэк! Он пытался совладать с телом, теряющим чувствительность, пытался что-то сказать, но все быстрее терял контроль и разум. В который раз она оказалась хитрее и сильнее него. Сухие искаженные гневом губы меркли. Взгляд темных глаз. Черная маска. Он терял сознание, не в силах больше цепляться за рассудок. Эстель стояла над распростертым телом с занесенной над ним палочкой. Демоны на ее плече шептали и соблазняли ее на такой привлекательный путь. Но она уже знала, что не сможет, как не смогла в тот раз. Что это, моральный стержень или просто слабость, но она опустила палочку, чувствуя вскипающую злость на себя. Оставалось надеяться, что кто-то из журналистов забредет сюда, чтобы запечатлеть главу Аврората в форме Пожирателя. Тогда она бы получила хоть грамм удовлетворения за свое неизмеримое милосердие. Но вместо этого, она почувствовала, как палочка вылетела из руки, и в следующий Эстель осела на пол, ощущая, как деревенеет каждая мышца, а ее мысли быстро замедляются следом за затухающим пульсом.***
— Финита ля комедия, — сказал подошедший со спины Люциус, снимая с себя маску и проводя рукой по волосам, чтобы пригладить. — Орден наигрался, в зале собирают гостей для допроса о нападении Пожирателей, — он закатил глаза. — Чертовы идиоты. Регулус лишь кивнул, соглашаясь со всем. Все его мысли были заняты беспокойством об Эстель. Его жутко бесило, что им пришлось ответить на провокацию Ордена и тратить силы на очередное нелепое сражение. Ему уже осточертело происходящее. Он желал побыстрее закончить с делами и отправиться домой, чтобы удостоверится, что Эстель не ранена и отделалась лишь легким испугом. Тогда тревога внутри уляжется, а не станет точить когти о его кости с искореживающим скрежетом. Почему она не унималась? Регулус вернул свой праздничный костюм, слушая легенду, предложенную Малфоем, и направляясь в сторону большого зала. Полы были усыпаны осколками, так кстати вспомнилась потерянная туфля Эстель. Порезы — излечимы. Он заставлял себя успокоиться и не выглядеть таким нервным. Люди сидели, кто где, горел искусственный желтый свет под потолком, мракоборцы с серьезными лицами ходили от гостя к гостю. Регулуса от них тошнило. Чертов Орден с их «изощренными» методами. Такой риск. О чем они думали, когда затевали это? — Блэк? — резкий оклик, как удар кулаком в лицо. Он обернулся в сторону стремительно приближавшегося к ним Нотта. Серьезное обеспокоенное лицо, сжатые ладони, пронзающий насквозь взгляд. Регулус со скучающим видом посмотрел на него, положив руки в карманы. — Где Эстель? — сорвавшись до грубого шепота, спросил он сходу. — Кажется, это ты ее сопровождал сегодня вечером, — он не мог удержаться от этой шпильки, чтобы хоть немного выплеснуть скопившийся яд в удачно подвернувшееся лицо. Вот бы его ошпарило и искорежило ожогами, извело, плавя кожу. — Как остроумно, — съязвил Нотт. — Она в безопасности. Это уже не твоя забота, — отводя взгляд и желая отправиться вслед за ушедшим Малфоем, сказал Регулус, но его тут же схватили за локоть и оттащили к стене. Он вырвал руку, с нескрываемой злостью взглянув на мужчину. — Неужели? — понизив голос, спросил Тео. — Где же она? В особняке? Ирония. Воспаляла десны, стекала по клыкам на губы, и Нотт их облизывал, желая плюнуть Блэку в лицо. Регулус нахмурился, беспокойство засело внутри левого желудочка, вертелось там волчком, разрывая миокард на отдельные волокна. — Так вот, к твоему сведению: я послал к тебе домой домовика, и Эстель там даже не появлялась, — ядовито прошипел он. И Регулус захотел вспороть грудь и сжать ладонью захлебывающееся кровью сердце.***
Эстель приоткрыла веки. Яркий солнечный свет ослепил на секунду, но сквозь теплые лучи, падающие на лицо, она наконец смогла разглядеть воздушный полог своей кровати, рояль поблескивал лакированной крышкой и преумножитель света стоял на привычном месте, заселяя стены солнечными зайчиками. Привычный запах белых роз. Она дома. От этого понимания глаза наполнились слезами, она провела ладонями по кровати, ощущая прикосновение ткани, как подтверждение, что это не ее предсмертный бред. И вздрогнула, когда кто-то хлопнул ее по ладони и сонно закряхтел. Она резко повернула голову влево и не сдержала сорванного полувсхлипа. Сесиль сладко потянулась в постели и развернулась к ней, облокотившись на подушку и с улыбкой посмотрев на нее. Солнце искрилось в ее волосах, глаза были такими же голубыми, светлыми. Родные веснушки на бледной коже. — Ты, как всегда, толкаешься во сне, — с игривым возмущением сказала она. — Сесиль, — прошептала Эстель, и слезы сами собой скатывались по щекам и капали на простыни. — Это правда ты? — Ну, конечно, — рассмеялась она. — Хотя, — она подхватила прядку и прижала ее над верхней губой, сделав весьма грозный вид, — так я немного похожа на профессора Лафлуа. — Но ты же, — запинаясь и глотая слезы, начала Эстель, — умерла. Как ты вернулась? — Меня отпустили, — просто сказала Сесиль и нежно стерла ее слезы ладошкой. Бесполезно, потому что они безостановочно наворачивались вновь. Эстель удержала ее руку, прижимая ее к губам и разрыдавшись еще сильнее. Прикосновение было таким настоящим. Пальцы теплые, в едва заметных пятнах от карандашных набросков. — Но ведь оттуда никого не отпускают, — прошептала она. — А меня отпустили, — пожала она плечами и вновь тепло улыбнулась. — Значит, ты теперь не уйдешь? Останешься со мной? — с надеждой спросила Эстель, держась за ее руку. И Сесиль кивнула. Эстель прижала ее к себе так крепко, боясь, что она рассеется миражом, рассыплется прахом в ее руках. Ощущение нереальности меркло, ведь солнце было таким теплым, ладони сестры гладили по спине, успокаивая, как раньше. Эстель казалось, что она сорвет голос от собственного плача, связки надсаживались от вырывающегося из груди отчаянно облегченного рева. Неужели все закончилось? Все это было кошмаром. Ужасным кошмаром, который больше никогда не вернется. — Мне было так плохо без тебя, — прерывисто, делая короткие вдохи, сказала она. — Я больше не отпущу тебя. Никогда не отпущу. Эстель улыбнулась сквозь слезы, обхватывая хрупкую фигуру Си сильнее, желая просидеть так вечность, пока время не перестанет существовать, разбиваясь о бесконечность Вселенной. Но вдруг руки сестры сжали ее грубо, болезненно. Она поморщилась, чувствуя всколыхнувшееся беспокойство. — Слишком сильно, — прохрипела она. — Ты меня душишь. Ребра сгибались, Эстель попыталась отстраниться или вырваться. Свет разбился звоном стекла, и повисла оглушительная тишина, породившая темноту. Она почувствовала сбитое дыхание на своей шее, стискивающие ее ягодицы руки. Запах потного тела. Она снова была в маггловской съемной квартире. Задыхалась от отчаяния и не могла ничего сделать. Мышцы не поддавались ее усилию, даже голос издавал сипы, когда она попыталась закричать, чувствуя, как монстр из темноты проходится влажным языком по ее шее. Ее затрясло от страха и омерзения. Она снова попыталась избавиться от стягивающих объятий, увернуться от липких, отвратительных поцелуев, укусов, болью проходившихся по коже и оставляющих следы вязкой слюны. Но ужас охватил ее полностью, когда она услышала дрожащий голос у своего уха. — Эстель… Хриплый шепот Тео. Она наконец смогла закричать. Почему он? Зачем он делал с ней это? Боль в теле отдавалась болью в голове. Эстель тяжело дышала, вырываясь из крепко стиснувших рук, затем, ощутив, как его рука пробирается под платье, она резко отклонила голову и ударилась о него лбом. Раскалывающийся череп. Головокружение. Эстель вскочила на ноги, падая и пытаясь хотя бы ползти. Дальше. Быстрее. Кровь стекала, залепляя глаза. Она пыталась встать, но не могла, продолжала цепляться ладонями за пол и по сантиметру продвигаться вперед. Ноги не слушались. Ее охватывал ужас. Кровь смешивалась со слезами. Кто-то схватил ее за лодыжки и потянул назад. Она проскребала собой пол, пересчитывая собственные кости, брыкалась, но держали крепко. Вот и все. Все закончится так, пока она обламывала ногти, цепляясь за камни и слепла от черноты, обступающей со всех сторон. Она резко открыла глаза, задыхаясь и вглядываясь в темноту. Паника продолжала избивать гормонами сердце, но ненадолго отступала, когда мигающий свет через небольшое окошко проникал в комнату и убивал остатки ее кошмара. Эстель начала вспоминать, отгоняя картинки несбывшихся снов и пытаясь сконцентрироваться на реальности. Последнее, что всплывало в ее голове: вылетевшая из руки палочка и бессознательность. Значит, кто-то ее поймал и поместил… куда? В камеру? Ощущение пространства, ощущение собственного тела возвращалось к ней. Она наконец почувствовала скрепленные за спиной запястья, не веревками, какими-то металлическими обручами. Эстель попыталась хоть как-то размять затекшие руки, избавиться от ломоты в суставах. Она сидела на влажном каменном полу, сдвинуться куда-то стало непосильной задачей не только из-за потерявших чувствительность ног, но и из-за прикованной на короткую цепь к стене лодыжке. На каждое новое мигание света, на короткую секунду она внимательно всматривалась в то, что ее окружало. Помещение совсем небольшое. Где-то четыре на три метра. Явно было специально создано для использования в подобных целях. Эстель попыталась сесть удобнее, но цепь даже не позволяла полностью вытянуть вперед ногу. Здесь было очень холодно и сыро, видимо, цокольный этаж или подземелье. Тишину разбавляли лишь падающие с потолка тут и там капли и жужжание мигающей лампы. Эстель в своем тонком платье ощутимо потряхивало, она облизала соленые от высохших слез губы и выдохнула. По крайней мере, она пока была цела и жива. И любопытство пересиливало беспокойство и страх. Кто же уловил ее момент слабости и невнимательности? Для чего приковал ее к стене? Эстель отгоняла поганые мысли, навеянные сном. Но теперь в голову приходили другие, не менее неприятные. Слова мистера Нотта с протяжным воем резонировали в ее голове. Неужели он действительно причастен к смерти отца? У нее было много времени, чтобы обдумать каждый из свербящих вопросов. Но если с первыми логика и анализ никак не помогали, и оставалось лишь тревожно ждать, то последний, увы, привел к единственному неутешительному выводу. Больше всего настораживало и пугало то, как она сейчас, почти равнодушно это приняла. Может быть, сказывалась усталость или ее нынешнее положение узницы, но на фоне всего безумия в ее жизни, эта новая ветвь болезненных галлюцинаций не сильно выбивалась из желтых и фиолетовых красок, олицетворяющих ее ненормальную жизнь. Может быть, ее накроет истерикой позже. Но пока она сидела, прижимаясь затылком к каменной кладке и терпеливо ждала дальнейших действий похитителя. Она не думала о спасении, не боялась за свою жизнь. Безразличие и охватившая апатия стали ее спасением. Считала падающие капли, считала мигание лампы в коридоре, потом сбивалась, задумываясь о чем-то, приходила в себя и начинала заново. Ощущение времени постепенно притуплялось, она с трудом могла сказать, сколько прошло с момента, как она очнулась и уж тем более, с момента нападения на вечере. Ее клонило в сон, и Эстель притянула к себе колени, чтобы хоть немного отогреться. И тогда наконец она услышала тихие осторожные шаги. Все ближе. Кое-как Эстель встала, цепляясь за стену, чтобы не демонстрировать свое уязвимое положение сразу же, по крайней мере, она попытается дать отпор. Чей-то силуэт закрыл весь свет, замерев у небольшого окошка, послышался скрежет замка и дверь медленно открылась внутрь. Эстель напряженно вглядывалась в фигуру перед собой, пока та заходила и захлопывала за собой дверь. Перед ней стояла Марлин Маккиннон. От изумления де Фуа шагнула назад, позабыв о том, что за спиной была лишь стена, и, широко раскрыв глаза, смотрела на девушку перед собой. Ее с трудом можно было узнать. Исхудавшая и бледная с мрачными тенями на лице, отросшие волосы собраны назад, вся напряжена, из кармана виднеется палочка. Выражение на ее лице почти отвращало своей ненавистью, презрением и тихим удовлетворением. Нет, кто угодно, но не Марлин. Это не могла быть та девушка, мирно курившая на траве перед ужином у Поттеров. В эти секунды Эстель окончательно перестала понимать что-либо. — Очнулась? — холодно спросила она, сложив на груди руки. — Как давно я здесь? — пересохшее горло пропускало охрипшие звуки. — Не больше четырех часов, — без утайки ответила Марлин. — Можешь не волноваться, тебя уже ищут. Ты ведь нашла себе покровителей, любовников или как ты их называешь? Признаться, было интересно наблюдать за тобой. Она усмехнулась, а Эстель недоуменно нахмурила брови. Для чего ей об этом говорить? — Я даже начала верить таблоидам, трубящим о вашем с Блэком романе. Будь уверена, он найдет тебя, по крайней мере, если нет, я буду разочарована, — она отвлеклась, чтобы достать из кармана сигареты и закурить, пока Эстель пыталась осознать сказанное. Ордену нужен Регулус? И они решили, что смогут использовать ее в качестве приманки. Какая глупость… Он не рискнет всем ради ее спасения. Эстель придала этой мысли твердое нерушимое воплощение, но оно тут же обтачивалось ветром и разносилось песком. Да, подозрения об их отношениях неправдивы. Но ведь он всегда хватал ее руку, дотягиваясь до самого дна, и вытаскивал на поверхность. Он делал для нее так много, что оставалось лишь с болезненным разочарованием упрашивать Вселенную, чтобы в этот раз он подумал о себе. Не о ней. Сырой воздух пропитался горьким дымом. Совсем другой запах, другое послевкусие на языке и в гортани. Эстель удержалась, чтобы не закашлять, когда сделала резкий вдох этой отравы. Марлин же совершенно мирно стояла на прежнем месте, делала глубокие затяжки и пристально смотрела на Эстель. — Неужели это нападение было создано не только для ответного хода в политической игре? — вскинув бровь, спросила де Фуа, вставая ровнее на раненую ногу. — Ловушка для Регулуса? Почему именно он? Зачем он вам нужен? — Для чего он мне, — произнесла Марлин, выдыхая так много дыма, что за секунду он нырнул в легкие Эстель. — Вот правильный вопрос. Замешательство. Маккиннон уловила его, глотнула с воздухом и ухмыльнулась, ощущая привкус ее растерянности. Оттолкнулась от двери и сделала три шага по направлению к своей узнице, остановившись прямо перед ней. Цепкий взгляд расцарапывал лицо. С каждым ее выдохом в уже и так прокуренной камере становилось больше яда, дрожащая рука как будто хотела прижать тлеющий конец сигареты к чужим губам, векам, бьющимся венам на шее. Эстель стойко смотрела в ответ, едва ли не равнодушно. Марлин подхватила пальцами съехавшую бретель девушки и вернула ее на плечо. — Так забавно видеть тебя в этом роскошном дорогом платье здесь, в сырой камере. Но тебе здесь самое место, — с кривой улыбкой сказала Марлин. — Удивительно, что все считали тебя одной из нас. Ты так залезла под кожу моим друзьям, ты и вся твоя семейка. Твоя мать, твоя сестра, — едко, ударяя каждым словом говорила она. — Все удивлялись такому благородству и самопожертвованию со стороны иностранок, которых, казалось, бы не должна волновать участь чужой страны. Но даже сейчас они так и не разглядели, что вы лжецы. Она ногтями впилась в подбородок, но Эстель тут же отдернула лицо от ее прикосновения. — Вы лжецы, — повторила она. — Ты, нашедшая себе уютное местечко под теплой ладонью Хозяина, где тебя окружает слава, восторг, мужское внимание. Как на тебя смотрит Нотт, мне казалось, он сорвется и утащит тебя в ближайший темный угол, — она расхохоталась, как будто ее это действительно веселило. — А Блэк? Ты хоть видела, как он провожал вас на вечере взглядом? Наверное, он сам не понимает, что ревнует. Забавно. Он все еще так предан умершей жене. Эстель сжала за спиной кулаки и убийственно посмотрела на не замолкающую Марлин, сигарета которой уже почти затухла в этой сырости. И ей было все равно: на Эстель, на то, что при следующей затяжке не выдохнет терпкую горечь снова. Нездоровый блеск в глазах. — Преданность, — громко произнесла Марлин. — Единственное качество, которым он может гордиться. Хотя, кто знает, как долго он сможет скрывать от тебя истинные чувства. Вы все вообще привыкли спрятаться за удобную маску, — она вновь посмотрела на Эстель и затем небрежным движением поправила выбившиеся из ее прически прядки. — Строите из себя чертовых мессий. Блэк хотя бы никогда не пытался строить из себя хорошего человека, как твоя мать, пропадавшая на работе день и ночь, из жалости к себе, из-за мучавшей совести, как твоя сестрица, распрощавшаяся с жизнью из-за чувства вины и при этом жившая бок о бок с Пожирателем. — Не смей… — прошипела Эстель. — Сплошное лицемерие, — повысив голос, чтобы перебить ее, сказала Марлин. — Знаешь. Мне тебя даже немного жаль, совсем чуть-чуть. Я знаю, что такое терять. Но они это заслужили. И ты тоже, — она ткнула пальцами с зажатой сигаретой в грудь Эстель, и ей захотелось, чтобы от одного этого касания она обожглась. — Я ведь не ангел. Никто из нас. Но мне уже воздалось за все грехи, даже за те, которые я еще не совершила, — она улыбнулась так, словно горечь дыма пропитала все ее существо. — Мне уже нечего терять, единственное, о чем я жалею, что не могу отомстить. Я ведь так и не узнала, кто виноват в смерти моего брата. Меня это убивало. Это несправедливость: убийца моего брата расхаживает на свободе, пока он лежит под землей и гниет. Она на секунду отвернулась, пряча глаза, и только вновь придя в себя, снова обратилась к Эстель: — Кто же знал, что это станет не последним моим разочарованием. Ты знаешь, где я была эти месяцы? Нет? Сириус не поделился с тобой душещипательной историей? — губы из улыбки исказились в гримасу ненависти. — Он сдал меня в отделение для душевно больных. Он наверняка считал, что совершил какую-то жертву, поступил правильно, сделал это ради меня. Он посчитал, что у меня с головой не в порядке, — она высоко рассмеялась. — А у кого сейчас все хорошо? Кто вообще здоров? Может быть, ты? — резко приблизила свое лицо к ее и с ухмылкой покачала головой. — Да вся наша жизнь — это пятый этаж Мунго. Но плохо не то, что происходило со мной там, а то, что у меня отобрали право на мою жизнь, право распоряжаться ей так, как я захочу. Пока я была взаперти, я потеряла Доркас. Ты помнишь ее, верно? Улыбка крепко держалась на ее лице, но брови дернулись к переносице, и взгляд наполнился какой-то дикой первозданной болью. Эстель прикусила изнутри щеку, глотала слюну с привкусом крови. — Регулус случайно не делился подробностями того, как убил ее? Эстель вздрогнула, как от удара. Сильнейшей пощечины, от которой зазвенело в ушах и из глаз вышибло искры. Марлин усмехнулась в ответ на ее реакцию. — Жаль. Но я хотя бы знаю, кто виноват и кто должен понести наказание. Если я не смогла отомстить за смерть брата, то не упущу возможность сделать это ради Доркас. Она сжала сигарету в руках, наполнила воздух собственной решимостью. — Ты права, — сделав короткий вымученный вдох, начала Эстель. — Я знаю, каково это терять и желать мести, когда так плохо от несправедливости, что хочешь весь мир растерзать. Но поверь, ты думаешь, что будет легче, но ненависть никуда не исчезнет. И боль тоже. Несколько мгновений Марлин, задумавшись, смотрела на нее, ничего не отвечая, изучая девушку перед собой. — Пытаешься спасти его или себя? — серьезно спросила она. — Можешь не отвечать. Вы оба умрете, де Фуа. Он и ты. Мир выдохнет без вас свободно. А ты можешь воспринять это как спасение. Ведь, — она вновь приблизилась, опускаясь до шепота, — ты уже думала об этом, верно? О том, как хорошо было бы перестать чувствовать, перестать думать, просто исчезнуть? В глубине души ты хочешь, чтобы все это закончилось. Она бросила сигарету под ноги и вышла из камеры, заперев дверь. Как только ее шаги смолкли, Эстель медленно опустилась на пол и закрыла глаза, считая чертовы капли, пока перед закрытыми веками мигала раздражающая лампа. Слова Марлин прошибали ее насквозь и теребили незажившие раны. В глубине души ты хочешь, чтобы все это закончилось. Эстель заставила себя сделать глубокий вдох.***
— Браво, Блэк! — язвительно сказал Тео, пока Регулус стоял неподвижно, впав в какой-то непонятный транс, который безумно его раздражал. Сейчас, когда Эстель в опасности, он решил вдруг подумать. Как жаль, что эту способность своего организма он не применял раньше. — Слушай, Блэк, — он встал прямо перед ним, зло прожигая взглядом мрачное лицо перед собой. — Слушай, Нотт, — почти яростно откликнулся Регулус, встретив его глаза. — Помолчи хотя бы минуту. Или ты без лишних умственных нагрузок можешь сказать, где она и что с ней произошло. Тео скривил губы и шагнул назад. Он бы с удовольствием оглушил этого выводящего из себя сноба, но остатки разума, не парализованные беспокойством, говорили о том, что Блэку может быть что-то известно. А полагаться на безмозглых мракоборцев — себе дороже. В крайнем случае, он обратится за помощью к отцу, чтобы подключить его связи. Регулус сжал палочку в руке крепче, чтобы направить в это движение сокрушительную силу собственных эмоций. Идеально было бы поднять острие в сторону Нотта. Но эти планы осуществятся когда-нибудь позже. Когда Эстель снова будет дома и в безопасности. Страх за нее стучал по черепу изнутри, почти разламывая его на неровные осколки. Он вспоминал маггловскую съемную комнату, окоченевший труп итальянца, возле которого в истерике задыхалась Эстель, и ему хотелось в клочья разорвать все, что попадается на пути. Но нужен был холодный ум. Сама она не могла сбежать, значит, кто-то на нее напал и похитил. Кто? С какой целью? Как давно? Черт. Он потер переносицу. Сначала: кто. Это не кто-то из Пожирателей, Эстель и Нарцисса — две неприкасаемые фигуры на стороне Темного лорда. Нарцисса плачет на плече Люциуса в стороне. Но раз еще не бежит в их сторону с горящими глазами, значит, еще ни о чем не подозревает. Если Нарцисса здесь, то это не нападение с целью их захвата. Личные счеты с Эстель? Убийца ее отца? Регулус искоса взглянул на расхаживавшегося рядом невротика. Могла ли она узнать что-то сегодня вечером, выдать себя, она искала его, видимо чтобы что-то рассказать, когда все началось, но все что его волновало следующие минуты — суметь забрать ее из толчеи и отправить в безопасное место. А если Гибс? Она ходила к нему в Аврорат и могла тем самым заставить его догадаться о чем-то. Он опытный мракоборец, наблюдательный. Он вполне мог ее раскрыть. Убийца? Пока отпадает. Орден? В связке с Гибсом, но у главного аврора более мстительные интересы. Регулус прокрутил в пальцах палочку и быстрым шагом направился к грузной фигуре мракоборца в конце зала. Нотт сменил траекторию своих хождений, выдохнул через зубы и пошел следом за Блэком. Напротив Грюма стоял высокий мужчина, память услужливо подкинула имя. Долиш. Регулус замедлился, вслушиваясь доносящийся разговор, от чересчур громкого стука каблуков позади передергивало. — Значит, Гибс успел прихватить для нас Гойла? — пробасил Грозный Глаз. — Хоть какая-то польза. Он оклемался? — Пока нет. Отправили в Мунго. Какое-то сильное парализующее, — ровно ответил Долиш, кивнул и, будто бы случайно мазнув взглядом по Регулусу, развернулся и пошел к выходу из зала. — Не стоит подходить со спины, если не хотите получить проклятье промеж глаз, — резко прогремел Грюм и развернулся к остановившемуся Блэку. Один прищуренный слезящийся глаз осматривал с ног до головы, одна рука лежала на кобуре с палочкой, а другая поглаживала ногу. Видимо, губы он кривил от боли, а не из одной лишь неприязни. Регулус позволял этот цепкий осмотр, не давая Грюму возможность попытаться запугать его подобным образом. И еще в эти несколько секунд он осмыслил только что услышанную информацию. Это не Гибс. Какое-то сильное парализующее, требующее обращение к целителям. Не Эстель ли? — Как тебе представление? — шрам на щеке натянулся при этом вопросе. Напрямую. Напролом. Регулусу это даже нравилось. Не придется искать подходы. — Отвратительно, — равнодушно произнес он. — Сразу видно работу дилетантов. Показал бы мастер-класс, но боюсь вы вместо букета цветов отправите мне путевку в Азкабан. — Скалишься, щенок? — зло процедил Грюм. — Когда-нибудь я обеспечу тебе уютную камеру по соседству с дементорами. — Обязательно. Но ни к чему привлекать к этому невинных людей. Он расхохотался, запрокинув голову на грубый капюшон мантии, плотная короткая шея едва показалась из-под высокого воротника. — От кого я слышу эти слова… — Их могу повторить я, — с ухмылкой послышалось за спиной Регулуса, отчего он не произвольно сжал челюсти. Взгляд Грюма скользнул за плечо Блэка, пока Нотт не поравнялся с ним и нагло не вскинул брови, глядя в ответ. — Я чист как хрусталь, доставшийся мне от моей прапрапрабабки. Мракоборец дернул верхней губой, отчего шрам опять натянулся. — И меня волнует только одно, — он широко улыбнулся, но улыбка вышла какой-то ненормальной, дрожащей. Регулус отвел взгляд, понимая, что остановить это безмозглое существо сможет только, свернув ему шею. — Где Эстель? Выражение лживой веселости тут же спало, он смотрел на Грюма как-то исподлобья. Регулус мысленно проклинал Нотта. Выражение лица Грозного Глаза можно было охарактеризовать, как ошарашенное, хотя едва ли исполосованная кожа и один глаз могил дать точное представление об испытанных в эту секунду эмоциях. — Потеряли любимую суку, щенки? — сквозь оголяющиеся в ухмылке зубы проговорил он. — Так поищите ее подле своего Хозяина. Он сплюнул и еще раз проведя взглядом, как лезвием, по напряженным лицам перед собой, развернулся и пошел к дверям, подволакивая раненую ногу. Нотт шагнул следом, перехватывая палочку, но Регулус остановил его, схватив за локоть. — Прекрати истерику, — прошипел на ухо, и Тео тут же сдернул с себя его руку, отойдя на шаг. — Она не у них. — Он может лгать, — возразил он. — Исключено. По крайней мере, Грюму об этом ничего неизвестно. Он выглядел слишком удивленным, — Регулус задумался, зачеркивая в голове еще один вариант. Что остается? — Я знаю, где может быть Эстель. Регулус поднял взгляд на стоявшего в метре от него мужчину. — И тебе здравствуй, братец, — без тени улыбки сказал Сириус.