***
Регулус сидел на корточках перед своим домовиком. Этот день наконец-то настал. И теперь его преданность Темному Лорду будет доказывать уже сосредоточенный Кикимер, хмуро смотрящий из-под густых бровей и нервно сцепивший ладони перед собой. — Выполняй все, что он тебе скажет. — Кикимер не подведет вас, хозяин, — запальчиво проговорил он. — Обязательно возвращайся, как только все закончится. — Как прикажете. Эльф заглянул в глаза Регулусу, который через чрезвычайно долгую для себя секунду кивнул, и тогда Кикимер с щелчком узловатых пальцев исчез. Блэк провел рукой по волосам, так и не поднимаясь на ноги. Меньше всего он ожидал такого развития событий, и это еще больше путало. Никаких причинно-следственных связей, никакого здравого объяснения. Он не мог не думать и не беспокоиться наедине с собой. Эстель с утра пропадала у Нарциссы, которая не могла в одиночку держать на себе обязанности, касавшиеся фонда, поэтому она не знала о том, что происходит. Но это и к лучшему. Регулус не представлял, чем все это может обернуться. Бессмысленное ожидание было ненавистным, но кроме него не оставалось ничего. Он вернулся в библиотеку, которая стала в последние дни безопасным пристанищем и снова сел за книги о медальоне. Только, чтобы скоротать часы и не позволять мыслям безвольно блуждать в голове, отравляя рассудок.***
— Нет, на таких условиях мы не сойдемся, — возразила Эстель. — Так и передайте своему начальнику. То, что мы благотворительный фонд, не означает, что мы будем без какой-либо выгоды спонсировать сомнительные ночлежки. Рыжий молодой человек уязвленно поджал губы, собрал со стола бумаги и, не прощаясь, вышел из гостиной, оставив дверь открытой. Эстель расслабилась в кресле, начиная искренне ненавидеть это все. Эти лица, эти бумаги, эти бесконечные обсуждения. Но она не могла оставить Нарциссу одну, когда с каждой новой неделей беременности ей становилось все хуже. Она теряла в весе, бледнела и тускнела, едва напоминая себя прежнюю, живую и деятельную. Наверное, это то единственное, что останавливало Эстель от того, чтобы сбежать или в порыве раздражения подпалить отвратительную рыжую бородку. Он каждый раз выпячивал ее вперед, выдвигая вперед нижнюю челюсть, как будто это делало его жалкий облик более солидным. До следующей встречи было еще чуть меньше часа, и Эстель заставила себя подняться на ноги и зайти к Нарциссе, чтобы узнать о ее самочувствии. Она вышла из комнаты, в небольшом кабинете рядом работала их секретарь Луиза, что неимоверно раздражало Люциуса, не приемлющего чужих людей в собственном доме. — Отправь мистеру Коллинзу отказ от сотрудничества, — сказала Эстель, заглянув внутрь, и девушка услужливо кивнула, записав в свой блокнот это поручение. И когда она развернулась, чтобы уйти, Луиза торопливо воскликнула, поднимаясь на ноги и судорожно осматривая содержимое своего стола. — Одну секунду, мисс де Фуа, — краснея, попросила она и затем победно схватила какой-то конверт. Эстель, скрывая удивление, приняла неизвестное письмо из рук девушки, кивнул в благодарность. — От кого это? — Оно лежало в остальной корреспонденции, так что я даже не знаю, как именно оно здесь оказалось, — неловко оправдалась она. Эстель же закрыла дверь и внимательно посмотрела на желтую пергаментную бумагу, на которой неизвестным почерком было выведено лишь ее имя. Множество предположений, и в то же время абсолютная пустота. Только зарождающееся волнение в груди. Она проверила конверт на наличие опасных чар, но ничего не обнаружила. Легче от беспокойства не стало, и она медленно сорвала красный сургуч и вытащила сложенный вдвое лист. «Я пишу к вам в надежде на ваше благоразумие и великодушие. Простите мою жестокость и прямолинейность, но я лишь забочусь о судьбе своего друга. И все же надеюсь, что предостережение позволит вам подготовиться и выиграть немного времени. Вы под подозрением. Беллатрисе поручено найти предателя среди наших рядов, и она почти уверена в вашей связи с Орденом. Опасно то, что она сомневается в преданности Регулуса нашему делу и Темному Лорду. Если она утвердится в своих подозрениях относительно него, то она не вспомнит о том, что он приходится ей кузеном. Вы в одном шаге от полного краха, но еще можете защитить Регулуса. Заставьте ее думать, что он не причастен, возьмите всю вину на себя. Я верю, что он дорог вам. И только поэтому рискнул просить вас об этом». Эстель уронила руку, сжимающую письмо, вниз и попятилась к стене, чтобы найти опору. Где они промахнулись? Но разве это теперь важно? Эстель была спокойна, только чуть крепче билось сердце о ребра. Наверное, так все и должно было закончиться. Абсолютным крахом во всем. После всего она перестала надеяться, что когда-то настанет какое-то просветление. Чем ближе к дну она спускалась, тем меньше лучей рассеивали темноту. Осталось немного, прежде чем она совсем в ней погрязнет. Может быть, оно и лучше для нее. Но все же боль есть. Холодная, первородная, неиспорченная лишней печалью. Она не щиплет солью веки, не царапает в горле, она просто горит гаснущим огнем в груди, горячо и привычно. И Эстель улыбается. Потому что наконец сможет отплатить Регулусу тем же. На этот раз спасать будет она.***
Регулус в сотый раз просматривал свои записи, нервно перекладывая бумаги и переворачивая листы в блокноте, заново обводя определенные мысли, чтобы сконцентрироваться и наконец найти ответ. Он чувствовал, что близок, но вытянутая рука раз за разом хватала пустоту. Он взглянул на часы, откинув свои записи. Прошло почти два часа. Регулус наклонил голову, растирая шею и медленно успокаивая эмоции, которые сплетались змеиным комком и шипели-шипели-шипели так, что он желал влезть в собственную голову голыми руками и вытащить их. Воздух заискрил со звуком странного стрекота. Регулус схватил со стола палочку, когда в метре от него на пол свалилось грязное и сгорбленное существо. Кикимер?! Измученный и ослабленный. Блэк тут же кинулся к домовику, приподнимая его тельце на своих руках и смотря в потерянные и застеленные болью глаза. — Кикимер! Что с тобой? На первый взгляд никаких ранений, травм. Какое-то проклятье? — Пить, — просипел он, цепляясь руками за одежду Регулуса, наконец замечая его присутствие. — Пить… — Сейчас, — спохватился он. — Подожди немного. Граненый стакан прислонился к иссохшим синим губам эльфа, и он, обливаясь, жадно начал глотать, выпивая все до капли. Регулус наполнил стакан вновь, и Кикимер с той же исступленностью опустошил его, наконец приходя в себя. — Расскажи мне, Кикимер — ласково произнес он. — Что с тобой произошло? И тогда домовик прижал рыльце к животу Блэка и в голос, хрипя, разрыдался, продолжая крепко сжимать в пальцах ткань. И только сейчас Регулус осознал, что он был совершенно мокрым, и белая наволочка плотно прилипла к дрожащему телу. — Простите, Хозяин, — отстранившись и с придыханием всхлипывая, сказал домовик. — Кикимер — плохой эльф, Кикимер едва не ослушался своего Хозяина. Мертвые пытались утащить его на дно, н-н-н-о он сумел вырваться. Было так жутко… Ужасное место… Ужасная магия… — Расскажи все по порядку, — тихо попросил Регулус, и домовик утер слезы, всхлипнул еще раз и поднялся на трясущихся ногах, снова оседая на пол. — Не тревожь себя, отдохни. Еще воды? Последние слова вновь заставили большие глаза пропитаться слезами. Он виновато обхватил собственную наволочку и опустил голову, помотав ей из стороны в сторону, так что с ушей забрызгала вода. — Кикимер больше не станет жаловаться, — проговорил он, продолжая прерывисто вздыхать. — Он все расскажет. Регулус слышал его, словно через толщи воды. Слова сами переплетались в мысли. Они отдавались болезненным жжением. — И на этом острове была чаша, — Кикимер всхлипнул, утирая ладонью рыльце. — И в ней было зелье, Темный Лорд приказал пить. Кикимеру было так больно и страшно, — он обхватил ладошками уши, оттягивая их вниз, и в глазах читалось страдание вперемешку с ужасом, словно он снова оказался там. — Кикимер кричал и просил остановиться, но Темный Лорд лишь говорил продолжать и смотрел, как бедный эльф мучается. Когда чаша опустела, он положил на дно медальон, снова ее заполнил и бросил Кикимера умирать. У Кикимера жгло горло, и ему страшно хотелось пить, он подполз к воде. И… И… и… Он снова разрыдался, растирая слезы по грязным щекам. Регулус с жалостью смотрел на своего старого друга и ощущал вскипающую злость. — Что тогда? — отстранив его руки, принявшиеся расцарапывать кожу, тихо спросил Блэк. — Мертвецы, хозяин, — прошептал он. — Они потащили на самое дно.***
Он оставил его умирать, не зная о той простой истине, известной каждому ребенку, выросшему в волшебной семье, домовые эльфы обладают собственной магией, и они никогда не ослушаются приказа своего хозяина. Регулус велел ему вернуться, и даже на грани смерти ему это удалось. Темный Лорд ошибся. Сильно и без возможности что-то исправить. Теперь важно было сохранить от всех втайне, что Кикимер жив. Стоит отправить его на Гриммо, но пока он почти заставил его пойти отдыхать и набираться сил. А Регулус остался в библиотеке и думал. Это все, что ему оставалось делать. Медальон для него неоценим. Но для чего все эти препятствия, такая защита? Чего Регулус не видел? Само по себе украшение не имеет особой ценности. Значит, для него это нечто иное. Чем является медальон? Регулус прошел к столу, уперев ладони в деревянную поверхность и бесцельно пробегаясь взглядом по разложенным записям. Может ли сам медальон быть хранилищем чего-то важного? Но чего? Какие вообще ценности есть у Темного Лорда? Он боится смерти… Единственное, что он мог бы с таким рвением защищать — это собственная жизнь. Регулус обернулся к креслу, где в прошлый раз сидела Эстель. Разговор оживал в памяти разрозненными вспышками, порождая догадки. Герпо Омерзительный смог создать предмет, в который поместил часть своей души. И даже если бы он потерял свое тело, то смог бы вернуться вновь. Возродиться. Так он сказал Эстель. Так неужели это может быть правдой? Крестраж? Регулус схватил свои записи, где несколько месяцев назад записывал новые заклинания и чары, которые изучал. Где-то там были целые страницы, посвященные темному проклятью, которое было одинаково потрясающим и омерзительно пугающим. Первые строки, за которые когда-то зацепился его взгляд. «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим…» С этого все началось. Регулусу приходилось убивать, должно быть, его душа уже множество раз была расколота, но привязывать ее к неодушевленному предмету, вырывать часть себя… Мог ли он решиться на такое? И звенящая тишина отвечала: да. Именно так истребится его последний враг. Воздух перед глазами шел рябью, пока Регулус пытался осознать эту правду. Выходит, он действительно бессмертен. Если бы в него попал луч смертельного, то через некоторое время часть души в крестраже вернулась бы к жизни. В виски стучало: крестраж-крестраж-крестраж. Он вздрогнул, когда открылись двери библиотеки, и обернулся, пытаясь выглядеть чуть менее одержимо. Но, когда он увидел человека перед собой, то просто замер, медленно закрывая блокнот за спиной. Рабастан огляделся и неловко остановился, когда заметил Блэка. — Рабастан? — скрыв удивление, сказал он. — Почему ты здесь? Лестрейндж хмуро смотрел куда-то в пустоту, но затем перевел горящий взгляд на Регулуса и стремительно сократил расстояние между ними. — Я пришел поговорить, — решительно ответил он. Регулус приподнял брови и указал на выдвинутый стул, но друг лишь покачал головой и остался на ногах, пристально разглядывая Блэка. — Что ты задумал? — спустя растянувшуюся минуту наконец спросил он, и Регулус насмешливо хмыкнул. — Не пытайся убедить меня в обратном. Я все знаю. Блэк накрыл лицо нечитаемой маской и внимательно посмотрел на Рабастана, замечая, что он все же ощутимо нервничал. Что именно ему известно? Насколько это опасно? Но все было не так плохо, раз он стоял сейчас здесь, перед ним, а не пошел сразу на ковер к Темному Лорду. Может быть, еще получится увести его подозрения. — Я видел, что ты убил Крэбба. Напряжение натянулось с треском. Взгляд Регулуса неосознанно ожесточился. Лестрейндж сглотнул, но выше поднял голову, словно пытался придать себе уверенности. — Тогда почему сразу никому не рассказал, почему молчал все эти месяцы? — холодно произнес Регулус. И Рабастан вдруг особенно ощутил, как изменился этот человек, как отличался он от его однокурсника, от школьного друга. Теперь он был олицетворением опасности. — Потому что не хочу, чтобы ты, идиот, раньше времени в закрытом гробу оказался, — прошипел обвинительно. — Ты ведь тогда как будто стал кем-то другим, от твоих заклинаний воздух трещал, ты просто пропал на несколько минут, я едва успел вытащить тебя из той заварушки, которую ты устроил, пока ты окончательно не рухнул от истощения. После этого я стал наблюдать за тобой. Регулус стоял неподвижно, только зрачки сужались, открывая стальной цвет радужек. — Это она перетащила тебя на сторону Ордена? — с ненавистью, но с какой-то слепой убежденностью спросил он. И вот теперь Блэк обнажил свое удивление. — Эстель здесь ни при чем. Она ни о чем не знает, — осторожно, не спуская взгляда с искривляющихся в иронической усмешке губ. — Неужели? — язвительно хмыкнул Рабастан. — Защищаешь ее, хотя сам по грудь в могиле? Он подозревает тебя, — прошептал он с искренним беспокойством. — Пусть в этот раз она сделает что-то для тебя. — Она и так сделала для меня даже больше, чем я заслуживал, — зло одернул Регулус, тяжело дыша, но затем нахмурился и медленно спросил: — Что ты имел в виду? Лестрейндж упрямо отвел взгляд. — Рабастан, — как песок на зубах, со скрежетом. — Я сказал ей правду, — выплюнул с досадой он. — Это она тянет тебя на дно. Мне жаль ее, она слишком многое пережила, но я не жалею, что сказал ей. — Что ты сказал? — облизывая губы и медленно выпуская из проколотых легких воздух, тихо спросил Регулус. — Сказал ей взять всю вину на себя, чтобы защитить тебя от подозрений. Блэк шагнул к Лестрейнджу, взяв его за грудки и притянув к себе, дыша сквозь раздувающиеся ноздри. Блуждал убийственным взглядом по его лицу. Зрачки окончательно утонули в серебре. Наполненный первобытными эмоциями взгляд. — Если с ней что-нибудь случится, мне придется забыть о том, что ты мой друг. Прошептал медленно, почти по слогам, чтобы каждое слово въелось в голову Рабастана. И затем отпустил его, обходя и торопливо направляясь к выходу. Нужно было срочно найти Эстель, убедиться, что она еще не успела натворить глупости. А ведь она с легкостью может решиться на что угодно. С каким безразличием она ответила «надоело» в пещере. Ей нечего терять. Но ему есть, что. Она — единственное, что еще несло ценность в его жизни. Единственное, что он боялся потерять. Он свернул в коридор, направляясь к ближайшему камину, чтобы отправиться в Малфой-мэнор. И тогда он едва не врезался в открывшиеся двери гостиной. Эстель, опешив, замерла, придерживая створку, чтобы не ударить, и оглядела его взволнованное состояние. Она не успела спросить, потому что Регулус, едва научившись дышать вновь, сказал: — Собирайся. Хочу показать тебе одно место.***
Болью обожгло бок, шея затрещала, как будто голова вот-вот оторвется и отлетит в этом сумасшедшем круговороте. Грудную клетку сжимало со всех сторон, сплющивало. Он ненавидел трансгрессию. И когда чувствовал, как неизвестным потоком его выносит куда-то и отбрасывает, он мог думать лишь об этом. С кряхтением и болезненным стоном Регулус открыл глаза, морщась от яркого света, и попытался перевернуться, тут же схватившись за ребра. В глазах искры бенгальских огней. Он все-таки сел, оглядываясь вокруг. По грудь в огромном сугробе среди высоких стволов деревьев. Все-таки нельзя было верить Беллатрисе, которая с пеной у рта доказывала, что уже тысячу раз трансгрессировала. Теперь не сидел бы в снегу неизвестно, где. Спасибо, что хоть все конечности на месте. На всякий случай он быстро откопал ноги и пошевелил пальцами, убеждаясь, что все было в наличии. Но потом он вспомнил, что дядя Альфард как-то рассказывал о своем друге из Египта, у которого оторвало при расщеплении кончик носа, и пальцами ощупал его от переносицы, успокаиваясь и вмиг почувствовав себя совершенно нелепо. Нужно было встать и выйти из леса, может быть, его выкинуло не так далеко от особняка прадедушки Сигнуса. Как жаль, что у него еще нет палочки, без нее он все равно что беспомощный маггл. Что толку в родословной и чистой крови, если сейчас он даже не может помочь себе? Это злило, как и то, что внутри начинало скрестись противное чувство. И Регулус резко поднялся, хватаясь за ствол и морщась от стрельнувшей боли. Слабый… Нюня… Шептало внутри голосом Беллатрисы, но он упрямо хмурился, выгоняя ее из своей головы. Регулус огляделся, но лес со всех сторон был совершенно одинаков, и он пошел наугад, держась за бок, который странно горячило. Он едва пробирался через огромные сугробы, в которых топнул и проваливался. Одежда не спасала от пробирающегося мороза. Он смотрел на небо и надеялся, что ночь наступит нескоро. Какой-то звук заставил его замереть и испуганно оглядеться. Сердце забилось, как у кролика. Его опять замутило при появившейся перед глазами картинке. Беллатриса порой пугала до чертиков. Как можно так просто убить невинное существо, что ей сделал бедный кролик? Он никогда не поймет. Звук повторился, но на этот раз он был поразительно похож на человеческий крик. Неужели он здесь не один? С ними ведь был еще Сириус и Эстель. Но радость угасла, когда он вспомнил, что в диких лесах опасно идти на плач, который слышишь. Повезет, если это неясыть, а ведь могут быть и лисы. Он пошел в прежнем направлении дальше. Новый крик был ближе прежнего. Неужели он все-таки направляется к чему-то ужасному? Но теперь любопытство брало верх над страхом. Сириус всегда говорил, что боятся только слабаки. Слабый. Нет, Белла, не слабый. Регулус упрямо свел брови и зашагал дальше. Как на зло теперь тишину нарушал лишь скрип снега, и отчего-то стало еще неуютнее в этом лесу, чем было прежде. Теперь, когда был готов встретиться с любой опасностью, спокойствие нервировало его. И тогда сипло, тонко и как-то по-девчачьи он крикнул сам: — Эй, — прокашлялся. — Здесь есть кто-нибудь? Во второй раз получилось лучше, и он кивнул сам себе и своей храбрости, задирая выше нос и смотря по сторонам, прислушиваясь. — Я тут. Регулус вздрогнул и улыбнулся, поспешив на голос. Ноги застревали в сугробах и ребра все больше саднило, но он продолжал торопиться. Он узнал! Узнал голос. Он увидел Эстель, сидевшую на снегу, и подбежал к ней, под конец запнувшись и упав на четвереньки. — Почему ты сидишь? — взбодрившись, резво спросил он. — Замерзнешь ведь, а если бы я тебя не нашел? И только тогда он заметил ее белое лицо и синие губы, которые не согревались даже срывающимися облачками пара. На щеках блестели застывшие дорожки слез. Она шмыгнула носом, небрежно проводя негнущимися пальчиками по коже. И Регулус, чтобы не смутить ее еще больше, не стал ничего говорить. — Не могу идти, — осипшие связки с трудом ей поддавались. Он опустил взгляд на ее вытянутую ногу и увидел разодранный белый капрон, испачканный в крови, и рану поперек голени, из которой продолжала сочиться кровь. Кожа начинала покрываться холодным лиловым. — Расщепило, — с ужасом прошептал Регулус. — У тебя есть что-нибудь, похожее на бинт? Эстель задумалась и затем потянулась к волосам, развязывая ленту с третьего раза, потому что замерзшие руки совсем не слушались, и затем протянула ее Регулусу. Широкая, атласная, темно-синяя. Он осторожно накрыл ей кровоточащее место и обмотал на три раза, завязывая узелок. — Спасибо, — прошептала Эстель, потирая ладони. А Регулус вдруг подумал, какая глупость носить девочкам эти колготки, особенно зимой. Надела бы она брюки, и сейчас не мерзла бы так сильно. Еще и это тоненькое пальто. Привыкшая к южному климату, она и вовсе превратится в ледышку. Регулус снял куртку и под удивленным взглядом стянул с себя свитер, мерзло потирая руки и надевая куртку обратно. — Оденься, — он протянул свитер ей, но она отвела его руку. — Не надо, — хмуро и упрямо, но Регулус продолжал держать кофту, вынуждая ее согласиться. — Спасибо, — еще раз сказала Эстель. Он помог ей подняться, держа ее за руки и наблюдая, как она тяжело дышит через нос и сжимает губы, терпя боль. — Держись за меня. Идти можешь? Она с силой сжала его руку и сделала пару шагов. Если бы здесь не было так много снега, то не приходилось бы высоко поднимать ноги, лишний раз надсаживая раненую. Но Эстель кивнула несмотря на то, что слезы были готовы брызнуть из глаз и растопить сверкающие снежинки. — Как думаешь, нас ищут? — спросил Регулус, когда они остановились у дерева, чтобы она могла немного передохнуть. — Надеюсь, — и посмотрела на темнеющее небо. За спиной послышался надсадный вой, и они боязливо переглянулись, возобновив свой путь. Регулус позабыл о своей храбрости, но делить страх на двоих было гораздо легче. Когда они заметили, как деревья начали редеть, то прибавили темп, чтобы быстрее выбраться на открытое место. Ночь опускалась слишком быстро, сковывала морозом. Дети дрожали, прижимаясь друг к другу и продолжали идти, хотя уже не чувствовали стоп, и голень Эстель опасно посинела и перестала транслировать пульсирующую боль, немея. Наконец они вышли на широкую поляну и обрадованно улыбнулись. Хотя даже мимические мышцы почти не поддавались. Это была вершина какого-то большого холма, и они поспешили к склону. Внизу расстилалась целая снежная долина, а вокруг пики высоких гор, перекаты хребтов, которые касались зарождающихся звезд. — Как красиво, — прошептала Эстель, и слезы снова защипали в горле, ведь восхищение схлестнулось с отчаянием. Сплошные просторы, никаких огней, деревень. И уж, конечно, нигде не виднелся особняк Блэков. Они измученно опустились на землю, прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить хоть каплю тепла. Регулус обхватил ее ладони, хотя едва ли его собственные могли отогреть ледышки. Но все же в душе было тепло. На небе зажигались новые созвездия, выплывший полумесяц освещал крутые горные склоны. И Регулус сквозь стучащие зубы принялся рассказывать свою родословную по звездному небу, чтобы отвлечь Эстель и себя от новой порции страха и бессилия. Их нашли меньше, чем через час. Оказалось, что все это время они уходили в противоположном направлении, особняк был на другой стороне леса. Две недели они пролежали в постели с жуткими хрипами вместо вдохов и выдохов. Эстель с трудом вылечили ногу, и еще целый месяц она продолжала хромать. Беллу наказали и отправили домой. А Сириус и Сесиль вопреки запретам родителей навещали больных и таскали им пирожные и фрукты. Сириус еще долго причитал, что кузина слишком крепко вцепилась в него, и он не сумел поучаствовать в этом приключении.***
— Почему именно сейчас? — спросила Эстель, обхватывая его ладонь и приготовившись к трансгрессии. Потому что «потом» может не случиться. Но Регулус ничего не сказал, лишь сконцентрировался на образах в своей голове. Тех, что жили в нем долго одними лишь воспоминаниями. Поскольку картинка той местности была размыта, их откинуло дальше, у кромки леса. Эстель огляделась по сторонам, задумавшись, и понимание медленно появлялось в ее глазах. Она развернулась к нему с немым вопросом, и он кивнул. — Как давно это было, — проговорила Эстель с грустной улыбкой. — Как будто не в этой жизни. — Скорее всего, так и есть, — откликнулся Регулус. — То была совсем другая жизнь. Они двинулись к той самой опушке, с которой когда-то им открылся потрясающий вид. И Эстель с замиранием сердца ждала момента, когда сможет взглянуть вниз, на заснеженную долину. Она даже обогнала Регулуса, одновременно тревожась того, что и здесь все изменилось. Она остановилась у склона и коснулась горла, к которому подкатил ком. Душно, но дышится так свободно. Печально, но огонек счастья горит на коротком фитильке. Эстель повернулась к Регулусу, рассматривая его молчаливый профиль. Он был погружен в свои мысли, разглядывая виды. Они ничуть не изменились. И небо опять начинало темнеть. Как раньше. И они снова потерявшиеся, напуганные дети. И снова вдвоем. Опять пытаются спастись. — Не смей бросаться в пекло, — она вздрогнула от того, что ее тихое разглядывание вдруг было прервано. Она встретила его взгляд, взволнованный, встревоженный. — Не знаю, что именно сказал тебе Рабастан, но забудь это все, слышишь? Эстель на секунду опешила. Рабастан? И затем кусочки паззла встали на места. Вот, кто был автором письма. Она посмотрела на сумрачное небо, чувствуя, как Регулус продолжает наблюдать за ней, за каждой эмоцией. — Моя жизнь уже ничего не стоит. Для чего-то другого я не сгожусь. — Ничего не стоит? — переспросил Регулус, покачав головой и отвернувшись. — Поэтому ты собираешься отдать ее в обмен на жизнь Пожирателя Смерти? Не надо. Уже проходили. Сердце кольнуло от этой горечи. — Пообещай мне, Эстель, что не станешь добровольно сдаваться и рисковать собой. Эстель опустила голову, набирая в легкие побольше морозного воздуха. — Не могу. — Время еще есть. Позволь мне самому исправить ошибку. Подождем до последнего зимнего бала, — он почти умоляюще глядел на нее. — Хорошо, — и лучше бы она дальше стояла на своем, смесь облегчения и обреченности на его лице испугала ее. — Какое платье ты наденешь в этот раз? — вдруг с улыбкой спросил Регулус. — Разве ты не увидишь его на самом вечере? — опасливо спросила Эстель. — Боюсь, я могу опоздать, а ты всегда сбегаешь до окончания мероприятия. Эстель улыбнулась в ответ, кивнув. — Белое, в этот раз оно будет белое. Она обхватила себя руками, ударяя ногой о ногу, чтобы сбросить немеющий холод. И вновь повернулась лицом к долине, над которой загорались звезды. Она вспомнила о наступающей весне, и осколки льда, лезвиями разрывающие грудь, смягчились и поддались. Она вспомнила о том, как тепло было от его дыхания на ее замерзших руках в тот день, и талая вода омыла обливающееся кровью, исстрадавшееся сердце, которое трепетно замерло, услышав странное и потерянное: — Зима тебе к лицу.***
Регулус никогда не подумал бы, что решиться на что-то бывает так просто. Он не знал, что такое верный выбор, но теперь наконец понял, каково это, поступить правильно. Горькая свобода. Впервые за долгое время он смог вдохнуть полной грудью. Ощутить себя живым. Ощутить себя прежнего. Пришло время исправлять ошибки глупого Реджи, который мечтал о больших свершениях, зависая над шпилями Хогвартса, который разбил сотни жизней, который боялся и сомневался, поддавался чужим убеждениям и возненавидел все то, что считал важным так много лет. Он не был фениксом, и ему не дано возродиться из пепла, и все же он чувствовал воодушевление, не свойственное человеку, который готов был умереть. В глубине души Регулус знал, что иначе быть не могло, что когда-то все должно было закончится эпитафией на его надгробье. Только так он мог взять Лорда за шею, отобрав у него самое ценное, приблизив к смерти, искупив хоть часть своей вины. Так было правильно. Даже если придется рискнуть собственной жизнью. Она опустела и потеряла смысл, он сам растратил ее, выпотрошил в угоду своим глупым целям, в угоду кабале, из которой не выбраться. Ему бы хотелось отмотать время назад, поступить иначе, но он не мог и в конце концов у него остался только один путь, вокруг глухие тупики. А там… Там бесконечный белый, который ослепит и рассеет каждое воспоминание. Там холод и зима, там звезды и бескрайний космос, где нет ошибок, где нет разочарований, где нет боли. И он не уйдет один, он утащит омерзительный ошметок чужой души. Он и сам будет такой же отвратительной душой. Они будут там вдвоем, рядом со всеми белыми огоньками, которые оказались там по их вине. Мы наконец-то будем на равных, Том, ты и я. Регулус улыбался. Искренне, до щемящего чувства в груди. Совсем немного сожалений, и никакой тревоги. Долгожданный покой. Осталась лишь самая малость. Последний шаг, которого он так долго ждал. В эти минуты он думал о многом и в то же время ни о чем. Жаль было прошлого, жаль беспокоящегося о нем Рабастана, жаль идиота-братца, родителей, которые возлагали на него надежды, они, наверное, будут разочарованы. Сесиль же может им гордиться. Он сдержит ее последнюю просьбу. Ту, что стала его приоритетом. Он убережет Эстель. Даже если ей будет больно. Иначе никак. Он сделает этот выбор тысячу раз, снова и снова. Эстель разбавила его ненависть, она исцелила, она остановила монстра внутри него. Стала светом, стала жизнью, его последней ценностью. Она заслужила настоящую жизнь без нескончаемых страданий. И он станет ее последней потерей. Регулусу было странно оказаться в родном доме. Новым взглядом он смотрел на обшитые зеленью стены, на портреты предков, на доску с головами эльфам. Надо обязательно сказать, чтобы Кикимер и не мечтал оказаться здесь, даже если весь покроется седым пухом и будет больше прежнего брюзжать. Ковролин мягко оседал под ногами, когда-то он ощущал прикосновение детских ступней, сейчас все стерлось временем. Здесь тихо и промозгло, как будто дом понемногу дряхлел, старел следом за своими хозяевами. Регулус зашел в гостиную, и отец удивленно обернулся, озарившись радостью. — Сын, — он торопливо подхватил трость, чтобы подняться на ноги. — Не вставай, отец, — Регулус опустился в кресло перед ним. — Мама уже спит? Отсветы гаснущего пламени в камине гуляли по стенам и лицам. — У нее возобновились мигрени, теперь она принимает настойку и ложится сразу после ужина. Он замолчал на секунду, обдумывая что-то тяжелое и тревожащее. — Ты, наверное, разочарован, — начал Орион, виновато смотря на сына, — теперь, когда узнал о нас всю правду. — Лишь растерян, — успокоил Регулус и криво улыбнулся. Отец рассмотрел фальшь и нахмурился. — Что-то случилось? Тебя что-то мучает? — Так давно, что теперь это хроническое и уже неизлечимое, — усмехнулся Регулус. — Не волнуйся обо мне. Я же Блэк, могу справиться, с чем угодно. Эта бравада ни капли не успокоила Ориона, он помрачнел, ища что-то во взгляде, изгибе губ и бровей. — Я, правда, пытался вас не разочаровать. И мне жаль, что я не стал тем, о ком грезил. Скажи маме, что это действительно так, мне жаль, что я не тот сын, которого она хотела бы видеть. Горечь. Изводит язык, царапает горло и стекает по губам. — Не говори так, — запальчиво произнес отец. — Ты — наш сын, такой, какой ты есть. Но Сириус почему-то не был. А ведь она любила его и сейчас любит, но с каждым днем отравляет эту любовь. Если бы она знала, каким Регулус был на самом деле, что бы она сделала? Назвала бы позором своей плоти? Да. Плакала бы она потом в его комнате, как пару лет назад в комнате Сириуса? Он сомневался. Выжгла бы с гобелена и со своей жизни? — Поправляйся, отец, — сказал Регулус, когда на душе стало тускло и паршиво. И положил руку на его ладонь, в таком непривычном жесте, без рукопожатий, простое касание, и поднялся на ноги, пока его выдержка не пошла трещинами. Когда он уже был в дверях, Орион сказал: — Не делай глупостей, сын. Регулус улыбнулся и обернулся к нему в последний раз. — А, может быть, наконец пора начать? Он тихо поднялся на второй этаж, чтобы шумом оседающих половиц не разбудить маму, прошел мимо ее спальни, к своей комнате. Старая табличка, на которой он так долго и старательно выводил буквы. Регулус толкнул скрипнувшую дверь и на какое-то время замер, вдыхая пыльный воздух и знакомый запах. Внутри все было по-прежнему. Аккуратно застеленная кровать с зеленым пологом, знамя Слизерина, шкаф для метлы и других вещей для квиддича, там же на полке стояла фотография слизеринской команды, где он держит кубок, все машут руками, широко улыбаются. И он не узнавал себя. Он был счастлив, и сейчас даже мог нащупать это запылившееся ощущение внутри себя, он помнил те эмоции. На стене знакомая доска, газеты, записи, любые упоминания. Когда-то они вызывали трепет. Теперь же он не чувствовал ничего. Регулус прошел к столу, где педантично были разложены пергаментные листы, учебники за седьмой курс и книги. Он взял из тумбы чернильницу с уже подсохшей жидкостью и перо по острее. Одну записку он хотел написать из какой-то забавы, шутки и тщеславного желания. Пусть он узнает, кто именно разгадал его тайну и кто приблизил его к смерти. Он обмакнул перо и занес его над бумагой, каллиграфически и почти издеваясь, вывел: Темному Лорду. «Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочтешь это, но хочу, чтобы ты знал — это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, чего бы мне это ни стоило. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что, когда ты встретишь равного себе, ты снова обратишься в простого смертного. Р.А.Б.» Регулус снял с шеи медальон и долго смотрел на него, оглаживая пальцем. Занес палочку и трансфигурировал его в точную копию медальона Слизерина. Раскрыл, там уже не было фотографии, на ее месте теперь — эта предсмертная записка. Ему нужно было написать еще одно письмо. Он вывел ее имя в начале страницы и потер переносицу, собираясь с мыслями. Это было сложно, перо выскребало слова с неохотой, словно останавливало его, говорило одуматься. Он не стал перечитывать, сложил в четыре раза, убрал в конверт. Секунды тянутся, срываются на бег. По окну застучали капли. Не привычная морось со снегом: вода разбивалась всплесками на стекле, все быстрее. Зима уходила, тучи смывали грязь с улиц Лондона и свежесть потянуло через неплотно закрытую раму. Время пришло. — Кикимер. Эльф появился в центре комнате и растерянно огляделся, только потом замечая в темноте Регулуса. — Хозяин, — сложив на груди руки, сказал он. — Оставь это в комнате Эстель и потом возвращайся обратно. Домовик аккуратно взял письмо и поспешил выполнить просьбу. На несколько секунд Регулус снова остался один, сделал глубокий вдох, взглянул на лежавший на ладони медальон и спрятал его в карман. Когда Кикимер снова оказался перед ним, Регулус был готов. Немного дрожали руки. Но не от страха. От предвкушения, от взыгравшегося безрассудного интереса. — Мы отправимся в пещеру, в которой ты был вместе с Темным Лордом. Домовик издал невнятный писк, затрясся всем телом, прижимая к рыльцу уши. — Это дурное место, хозяин, — пролепетал он. — Не стоит вам туда ходить. — Это приказ, — одернул его Блэк, нахмурившись, но затем смягчился. — Мне понадобится твоя помощь. Он всхлипнул и неохотно кивнул, отводя взгляд слезящихся взгляд. Регулус еще раз оглядел свою комнату и решительно схватился за протянутую ладонь. Шум рокочущих волн в первое мгновение оглушил. Соленый ветер ударил в лицо, заставив закрыть лицо рукой. Сегодня пещера не была неприступной крепостью, вода отступила, пропуская его. Регулус шагнул на скользкие камни с затаенным дыханием, Кикимер, жалобно причитая, шел за ним, держась у самых ног и порой хватая его за брючину. Теперь здесь было больше света, и Регулус с удивлением осмотрелся, замечая, как высоко теперь были своды пещеры. Он шагнул на широкие каменные ступени, забираясь наверх. На пальцах искрилась магия, пока он проходил в коридор, вдыхая сырой воздух. Они вышли у той же стены, и Регулус с вопросом обернулся к Кикимеру. Он заламывал руки и перетаптывался с ноги на ногу. — Не волнуйся, Кикимер. Больше тебя никто не тронет, — с улыбкой сказал Блэк. — Что нужно делать дальше? — Проход защищен магией крови, — с неохотой ответил эльф. — Кикимеру уже приходилось открывать его, он сделает это снова. — Нет, — твердо возразил Регулус. — Нет, это должна быть моя кровь. Он провел палочкой над ладонью и тонкий разрез напитался красным, капли потекли по линии жизни, он положил руку на мокрые камни. Монолитная плита пошло трещинами, осколки единого зашевелились, расходясь в стороны, и открывая проход. Регулус шагнул под арку, склоняясь и чувствуя, как громко бьется сердце в грудной клетке. — Люмос Максима. Огонек сорвался с кончика палочки и пролетел в центр огромной пещеры, к самому потолку. Подземное озеро с темной неподвижной водой. А дальше тот самый остров из горного хрусталя. Где-то со сводов падали капли, растягивая тишину громким эхо. — Что дальше? — тихий голос прозвучал оглушительно, как и последовавший судорожный вдох эльфа. — Темный Лорд ударил палочкой по тому камню и вытащил цепь. Регулус сделал все в точности, занеся руку над озерной гладью, послышался скрежет и цепь оплела ладонь. Он взял палочку в зубы и потянул ее на себя, вытягивая на поверхность узкую деревянную лодку. Уже занес ногу, чтобы шагнуть в нее, как вдруг Кикимер с силой вцепился в штанину, удерживая. — Не надо, хозяин. Отправимся домой? Кикимер приготовит вам ваши любимые кексы с апельсином. Регулус осторожно отвел его руки от себя. — Они всегда выходили у тебя чудно, — улыбнулся он. — Приготовь мне в следующий раз. Лодка качнулась, когда он, держась за острые камни, опустился в нее, и Кикимер, дрожа и вытирая текущие слезы, шагнул за ним следом. Они оттолкнулись от берега и медленно двинулись к острову. Регулус всматривался в расходящуюся рябью воду, но не мог разглядеть ничего, кроме своего размытого бледного отражения. Кикимер жался к его ноге, оглядываясь по сторонам и часто-часто моргая, отчего крупные слезы пропитывали брюки и дно лодки. Нос тихо ударился о берег, и Регулус зацепился за выступы, выбираясь и поднимаясь наверх. Ноги скользили на острых гранях вытесанных камней, которые подсвечивались зависнувшим над головой мерцающим огоньком. Высокая хрустальная чаша была заполнена мутным зельем, на дне лежала глубокая раковина. — Слушай внимательно, Кикимер, и исполни все в точности, не смей ослушаться. Я выпью это зелье, и даже если я сам не смогу, ты будешь вливать мне его в горло. А после ты должен заменить медальоны и уйти. Уничтожь настоящий, это очень важно. Это будет сложно, но ты должен постараться. И не рассказывай никому о том, что здесь произошло. — Кикимер, все сделает, — рыдая, обреченно ответил эльф и сжал в руке фальшивый медальон. Регулус облегченно кивнул и развернулся лицом к чаше, упер ладони в гладкие края. Разбивающиеся о воду капли вели счет мгновений, секунд. Регулус слушал, как в ушах шумит кровь, как стучит сердце, как холод бежит по коже, посылая мурашки. Это делало его живым. И сейчас он ощущал это по-особенному. Вскоре пульс замрет, он перестанет чувствовать, но ему не было страшно. Он сам пришел сюда за смертью, он не боялся ее, ему не надо было бороться с ней, побеждать ее. Вселенная вновь разделилась, когда он взял раковину и зачерпнул в нее зелье. — До дна. И сделал первый обжигающий глоток. Голова наполнилась гудением, тело теряло чувствительность. Регулус продолжил пить, но, когда рука вновь зачерпнула жидкость, ноги подкосились, и он осел вниз. Темнота перед глазами, распространяющаяся агония. Сквозь вакуум он слышал писклявый голос. — Выпейте, хозяин, — заливаясь слезами, Кикимер поднес к его губам раковину. Регулус чувствовал, как горит гортань, пищевод, легкие, каждая клетка воспламенялась. Он снова почувствовал острый край раковины у подбородка. Капли коснулись губ, языка. Какая боль! — Не надо, — прошептал Регулус. — Не заставляй меня. Слабая рука в слепоте пыталась оттолкнуть домовика, но, дрожа, падала. — Нужно выпить, хозяин, — повторял Кикимер, не видя ничего из-за застилающей глаза пелены. — Мне так жаль. Мне очень жаль, но вы должны пить. Регулус глотал и кашлял. Из глаз бесконтрольно лились слезы. Он не ощущал свое тело. Им завладевал ужас и отчаяние. Мучительно. Перед глазами плясали знакомые лица, но он не мог из различить, только терял дыхание от этого кошмара. Он слышал голоса, пока зелье уничтожало его рассудок и тело. — Пожалуйста, — просипел он, давясь новой порцией. — Еще немного, хозяин. Потерпите немного. Еще чуть-чуть. — Хватит! Он разрывался кровавыми ошметками, сгорал заживо. Как же больно! Тысячей лезвий прямо в тело. Регулус уже не чувствовал, как в него продолжают вливать зелье, только разрастающаяся пытка поглощала разум. И тогда наконец все медленно схлынуло. Режущий свет боролся с его слепотой. Регулус слышал рыдание Кикимера, его неразборчивый шепот. Он дрожал всем телом, чувствуя, как боль, собравшись одним клубком, мигрируют по телу, пульсируя. Прозвучавший хлопок аппарации ударил по голове. Регулус сморгнул влагу с ресниц, смотря перед собой. Огонь над потолком гас, тени дрожали, подверчивающиеся грани хрусталя меркли. Ему страшно хотелось пить. Такая сухость, что невозможно сглотнуть. До одержимого желания прикоснуться хоть к одной капле языком. Ослабевшее тело почти не подчинялось ему, Регулус с трудом опираясь на руки стал спускаться к воде ползком. Водная гладь дрожала перед глазами, манила. Еще немного. Он склонился, касаясь губами воды. И тогда Люмос медленно опустился вниз. Все погрузилось во мрак. Но в самую последнюю секунду Регулус разглядел мертвое лицо в сантиметре от своего. Костлявые руки обхватили его шею и опрокинули в холодную воду. Он делает вдохи, заполняя легкие кислородом. Пытается вырваться из десятков ладоней, вцепившихся в него. Они тащат его на самое дно. Инферналы душат и топят. Мир гаснет. И в голове бьются гаснущим пульсом слова. Мертвец среди живых. Твое сердце гниет, отравляя плоть. Я вижу, как ты умрешь. Ты пойдешь на дно вместе с другими мертвецами.