Биография неизвестного

      Несмотря на всю неисчезающую тяжесть, новая жизнь пошла ей на пользу. Фиби тепло встретила ее и помогла устроиться, снять небольшую квартиру, которая сама по себе была произведением искусства.       Каждое утро солнце заглядывало в окна из-за сияющей готической базилики. На подоконнике стояли глиняные горшки с поднимающейся зеленью. Тронутые временем паркетные полы, старинная люстра и минимализм, украшающий древнюю красоту.       Перемены — первый шаг на пути к прогрессу. Так говорил ей синьор Ведичи, ставший ее целителем. Мужчина приятной внешности с бархатистым голосом, который умел погружать в удивительный транс. Ты как будто дрейфуешь на волнах, мягко покачиваясь, и тебя уносит дальше от волнений и беспокойств.       С момента приезда Эстель в Италию прошло почти три недели, и за это время синьор Ведичи совершал невозможное. Он объединял маггловскую психотерапию, знания об особенностях магии и человеческого сознания и мягкое воздействие легилименцией.       В первый день она с удивлением стирала с лица слезы. Она не собиралась плакать. Но целитель мягко подталкивал к больным темам, оставляя ей выбор, и она сама шагнула в карьер, проживая все заново, под присмотром специалиста.       И это дало ощутимый результат сразу же. Вечером она в последний момент ухватилась за раковину, когда ее накрыло воспоминанием о том, как Регулус стоит за стеллажами и перебирает, листает неизвестные папки. Пыльно, мигающий желтый свет. Она пыталась вспомнить это место, но не получалось. Она заработала мигрень и новую порцию отчаяния.       Пока она вдыхала запах дорогого какао в его кабинете и комкала бумажные салфетки, он пытался натолкнуть ее на верный путь. Упорство не приводило к нужному результату. Важно было действовать осторожно, неспеша. Но как только дверца к истине приоткрывалась, Эстель с размаху вламывалась в нее, закрывая обратно.       Синьор Ведичи советовал не зацикливаться на прошедших событиях. Если воспоминания не возвращались, то защита все еще работала, значит, она все еще была в клетке собственного разума. Нужно было отвлечься, попробовать что-то новое, ощутить безопасность. И тогда все пробелы восполнятся сами.       Искать этот внутренний покой — было чем-то невыполнимым. Найти бы сначала смирение. А оно навечно отобрано Регулусом. Замкнутый круг. Но Эстель старалась выполнять все рекомендации. Много гуляла по живописным улицам и даже стала чувствовать что-то похожее на восхищение.       Она пробовала самую разную еду из ресторанов и уличных забегаловок, посещала галереи, храмы и церкви, которыми невозможно было не любоваться. И пусть в ее квартире было много света, и она не чувствовала себя безвольной узницей в этих стенах, ей было тяжело привыкать быть здесь.       Она скучала по особняку в Девоншире, но ненавидела Лондон. Хотя вопрос: что принесло больше болезненных воспоминаний. Она плакала каждый день, обычно по вечерам, когда приближалась ночь и казалась бесконечной затягивающей топью. Но утром ей становилось легче.       Регулус был с ней, она не готова была отпускать. Хоть синьор Ведичи и говорил о том, что когда-то это сделать придется. Эстель научилась жить со своей болью иначе, она исцелялась ей же. Она вспоминала Регулуса в мелочах, замечала его в людях вокруг и рутинных вещах.       Воспоминания возвращались. Иногда оглушительной чередой, от которой она еще сорок минут лежала на полу, пытаясь вернуть себе опору и крепкую почву под ноги. Она вспомнила Хогвартс, разговор в библиотеке, по фрагментам восстановила вечер на заснеженном холме, нашла причины яркой картинки, где он сжимает ладонь на ее горле.       Что-то приходило по крупицам. Она вела дневник и анализировала, структурировала, располагала в хронологическом порядке. И наконец осознала: каждое потерянное звено касалось Волан-де-Морта. Она забыла о тайной работе на Орден, подозрениях в бессмертии, приюте Вула и поисках его прошлого.       Эстель перечитывала письмо. И первый раз за последнее время было так плохо и легко в одно время. Пещера, в которой они едва не расшиблись о скалы. Бессмертие Темного Лорда — та тайна, о которой она догадалась. Он отправился умереть и прежде стер ее воспоминания.       И как бы ни было больно, он оказался трижды прав. Темный Лорд был в ярости, он искал Регулуса и ее одной из первых проверял легилименцией. Если бы воспоминания в тот момент не были похоронены где-то глубоко внутри, все было бы напрасно.       Но важнее всего, что среди разрозненных воспоминаний, когда у нее было лишь далекое прошлое и желание разобрать себя по кирпичикам и понять, она осознала одну истину. Самое страшное — это признать, что она любила его всегда.       Еще тогда, пока Сесиль была жива и говорила о серых глазах, которые с поразительной точностью всплывали в голове Эстель. В ее мыслях прятался тихий мальчик, который так часто дарил ей улыбку, с которым так много было связано.       Где-то там, в хитросплетениях чувств была ее влюбленность в Сириуса, попытка спастись от ужасной ошибки, которую она едва ли осознавала, но подсознательно чувствовала. Она не могла огорчить сестру и убегала, едва ли разбирая, от чего бежит и куда направляется.       Она поверила в собственные симпатии, ведь так легко влюбиться, когда тебя любят в ответ. Эгоистичное желание любви — сильнее любых других. Она отрицала разгоревшееся с новой силой чувство, потому что считала это предательством, боялась быть лишь заменой в его глазах.       И только сейчас, когда его уже нет рядом, она с горечью понимала, что потеряла самое главное в своей жизни. Она бесконечно упускала его, судьба разводила их по сторонам, но на короткий момент подарила им шанс. Он был упущен. Она не успела осознать ценность и его у нее забрали.       — Что ж, мисс де Фуа, — с улыбкой сказал синьор Ведичи. — Вы — большая молодец. Успех на лицо. Думаю, в скором времени последние фрагменты займут свои места, и вы увидите картину целиком. Но не зацикливайтесь на крохотной черепице, сделайте несколько шагов назад от мозаики, общее подскажет путь к частному.       Эстель подхватила из вазы полюбившуюся карамельку и вышла из кабинета, прощаясь с ассистенткой в регистратуре. Кудрявой Мелани с очаровательной щербинкой между зубами. Эстель накинула плащ и вышла на залитую солнцем улицу.       Оно еще не грело так сильно, лишь разбрызгивалось светом. Но весна уже оживляла город. Эстель зашагала по мощеному тротуару в сторону расцветающей аллеи, где деревья уже покрывались нежно-зеленой дымкой, а клумбы наполнялись цветом.       В сквере поставили фортепиано, и воздух часто наполнялся прекрасными мелодиями. Эстель всегда с удовольствием слушала, но никогда не могла заставить себя сыграть самой. Когда-нибудь она переборет этот страх, сковывающий спазмом руки, но сегодня она лишь насладиться чужой музыкой.       От фонтана отходила дорожка прямиком к небольшому деревянному мосту через небольшой прозрачный ручей. Маленькая девочка села за инструмент и легко опустила пальчики на клавиши. Эстель шагнула по направлению к тропинке и взгляд коснулся засаженных новыми цветами клумб. Желтые нарциссы.       Она остановилась, чувствуя, как сбивчиво стучит сердце, посылая по телу подкашивающие импульсы. Музыка долетала до нее по ветру. Забытый сон. Сказка из детства. Мелодия французской песенки.       И тогда воспоминания хлынули оглушающим потоком.

***

      Эстель стоит перед зеркалом, вкалывает в волосы жемчужный гребень. Он все никак не встает на место. Она пробует еще раз и зубчик с треском обламывается. Она разочарованно выдыхает и откидывает его на туалетный столик.       Можно обойтись и без него, но Нарцисса продумывала образы до мелочей и будет в ужасе, если заметит. До начала целый час, она мигом отыщет похожую заколку в своих украшениях и вернется, пока она даже не успеет разобраться с банкетным меню.       Эстель возвращается домой. На секунду надеется пересечься с Регулусом, но вспоминает, что он говорил о каком-то важном деле. Она беспокоится и тревожится за него. В голове бесконечно всплывают его слова. Исправлю ошибку. Подсознание бьет тревогу.       Эстель открывает шкатулку, перебирает лежавшие там украшения, откладывает серьги на какой-то конверт. И тут же хмурится, беря его в руки. Пальцы сжимают бумагу, а ее прошибает крошечными разрядами тока. Насквозь.       Она достает сложенный вдвое лист, бежит взглядом по строчкам. И задыхается. Мысли конвульсивно бьются в голове, а внутри все кричит и бьет дрожью от вспыхнувшего ужаса и одного только предположения… Нет!       Она вчитывается в строки, пытаясь успокоить перебивающее разум сердце. Мы были близки во всем… Мы вместе узнали самую большую его тайну, мы даже нашли место, где он ее спрятал. И сегодня я сделаю все, чтобы он снова стал простым смертным.       Пещера! Бессмертие в медальоне? Уже не так важно, она откидывает письмо. Только бы успеть. Время, остановись хоть на мгновение, подари возможность. Она трансгрессирует на берег, не удерживает равновесие и падает, сверху накрывает волной и тащит по песку.       Эстель рвано выдыхает, поднимаясь на ноги и бежит, захлебываясь поднимающейся в горле кровью. Море шумит, пожирая берег. Дождь накрапывает все сильнее. И молния прочерчивает фиолетовым небо, когда Эстель забегает в пещеру.       Поскальзывается, удерживается, карабкается наверх, обламывая ногти, готовая зубами цепляться, лишь бы добраться, лишь бы успеть. Бежит дальше, сжимая в руке палочку. И в момент, когда огонек под потолком медленно опускается вниз и постепенно гаснет, она видит Регулуса у воды и серые мертвые руки, вцепившиеся в шею.       Она не думает. Она прыгает в бурлящую от движения в воду. Люмос на ее палочке жалко мерцает, освещая десятки живых мертвецов. Она ныряет, сделав лишь один судорожный вдох. Она вертит головой, не может ничего различить. Паника глушит и лишает рассудка. Невербальный Люмос Максима.       Переплетение тел, конечностей, искореженные в предсмертных гримасах лица они все там, тащат Регулуса к самому дну. Ныряет глубже, чувствуя, как лодыжки ловят костлявые руки, вырывается, тянется вперед.       Он там. Тянет руку к свету. К жизни. Он не видит ее. Он задыхается. Теряется. Огонь попадает в инферналов, сама вода воспламеняется, ослепляет. Эстель протягивает руку. До его ладони совсем немного. Его глаза уже закрыты. С губ срываются пузыри воздуха. У нее у самой легкие сжимаются и дрожат. От огня закипает вода, как в котле. Последний рывок. Она крепко держит его руку и тратя последние доли сознания произносит:       — Астсендио.       Их подхватывает потоком и выбрасывает на камни. Эстель кашляет и пытается забраться выше. Инферналы стремительно приближаются к берегу. Первые ладони цепляются за скалы. Эстель с ужасом обхватывает Регулуса и закрывает глаза, умоляя все силы, которые только способны им помочь.       И их захватывает в воронку трансгрессии. Болезненно, мучительно долго, когда Регулуса едва не потащили в воду обратно. Их выбрасывает нас снег. Контраст ударяет под дых, холод обжигает.       Перед ней все еще отсветы затухающего пламени и трупные лица. Такие же бледные, как его. Регулус лежит неподвижно. Ее колотит от холода, палочка трясется в дрожащей руке, но она произносит нужное заклинание. Секунда. Вторая. Третья.       — Ну, пожалуйста! — кричит она, повторяя вновь, падает на грудь слушает. — Хоть на этот раз!       Пробует снова. И больше не может. Слезы катятся от охватывающей безысходности, от концентрированной боли. она снова ложится на его грудь, и тогда он начинает кашлять. Вода покидает легкие, стекает по губам.       Эстель смотрит на него. Облегчение такое сильное, что она срывается. Слишком много. Она не справляется. Ее душит случившееся. Ей страшно. Она зла. И счастлива до громких рыданий. Утыкается в его грудь, цепляясь ладонями за мокрую одежду.       Ему, наверное, больно. Но она жадно слушает, как бьется его сердце, его биение сливается с ее собственным. И это так упоенно, так правильно. Его ладонь гладит ее по спине. Если бы. Если бы. Если бы.       Секундой позже, было бы поздно. Она видит его ладонь, она снова чувствует отчаяние, и поднимает голову, чтобы посмотреть на него, убедиться, что кошмар позади, что он жив, он здесь, он рядом.       Серые глаза, в которых отражаются звезды. Ему холодно, и Эстель торопливо произносит согревающее. Он улыбается, а она лепит пощечину. А потом накрывает обожженное ладонью место губами. И целует его щеки, веки, подбородок, чувствуя, как тепло возвращается в его тело.       — Живой, — исступленно шепчет она. — Живой.       Слезы капают ему на лицо. И он целует ответ, с такой нуждой, что она рассыпается искристыми снежинками по его телу.       — Ты дрожишь, — шепчет он.       — Как ты мог…       Он садится, прижимая ее к себе так крепко, что ей нечем дышать. И пусть. Ей не нужен воздух. Ей ничего не нужно. Только он. Он дарит тепло, и руки такие горячие на ее обмороженной коже. Она в одном белом платье. Он забирает из ее пальцев палочку, и от солнечного сплетения искрятся горячие потоки, согревая и ее тоже. Но его тепла хватило бы на них двоих.       — Давай сбежим.       Она говорит это тихо, боясь, что он не расслышит и втайне надеясь, что не заметит ее слов. Он отстраняется, глядя на нее. Она впитывает каждую его черту с жадностью. Он такой красивый с побелевшими мокрыми прядями волос, такой необходимый, когда смотри на нее так. Но она боится услышать ответ. Потому что прямо сейчас она в его руках, и она позволила бы ему свернуть себе позвонок за позвонком.       — Все, что хочешь.       Они соприкасаются лбами. Успокаивают дыхание. Звезды рождаются над их головами и наблюдают, как появляется и горит еще ярче сверхновая.       У них не так много времени. Они в тесной комнате в Дырявом котле. Нужно торопиться. Она ненавидит себя за то, что предложила, он гладит ладони и успокаивает.       — Все будут считать тебя мертвым.       — Так и есть: я умер. Понимаешь? — новые слезы тают под подушечками его пальцев. — Я обрел истинное бессмертие, — улыбается. — На ту параллель не вернешься. У меня новая жизнь, новая Вселенная.       — Ты должен стереть мне воспоминания. Он будет искать тебя, и он найдет, я никак не уберегу свой разум от его вмешательства.       Он хмурится, отводит от нее руки.       — Нет, Эстель. Обливиэйт слишком непредсказуем. Почти никому не удавалось обратить его эффект.       — Наложи Империус. Заставь меня забыть. И я сберегу нас обоих.       — А если ты навсегда потеряешь эти воспоминания? Ты будешь думать, что я действительно мертв, — он так взволнован и со страхом смотрит в ее глаза.       Эстель улыбается и проводит ладонью по его щеке.       — Ты найдешь меня, и я все вспомню.

***

      Эстель делает вдох, хватается за грудь. Тянущая боль. Желтые нарциссы размываются морем солнца. Мотив песни продолжает пропускать разряды в ее сердце. И тогда она поднимает голову. Слезы срываются с ресниц. Он стоит на мосту, сжимая между пальцев зеленый стебелек.

Их борьба закончилась здесь. За полгода до рождения Избранного. За восемнадцать месяцев до падения Темного Лорда. Регулус Блэк навсегда остался тонкой подписью на записке в крестраже, неразгаданной тайной. Они затерялись. Растворились среди людей, событий и времени.

КОНЕЦ