Торью

Сидя со всеми за залитым солнцем столом, Тобирама почувствовал лёгкость. Ему нравилось находиться в этом обществе, где все друг другу что-то радостно наперебой говорят, едят. Ему приятно было наблюдать за такими обыденными, но живыми лицами, на которых наконец проступило расслабление после тяжелого дня, но вместе с лёгкостью пришла почему-то и теснящая грудь печаль. Кто-то вдруг толкнул его в плечо, Тобирама устало повернулся в сторону раздражителя и увидел почти прямо перед своим носом горящие оранжевые глаза. Невольно нахмурившись и отстранившись, мальчик положил руку Йоши на лицо и отодвинул того чуть дальше. Тот, конечно рассмеялся, и затараторил,— Меня сегодня похвалили, сказали, что я хорошо справился и что, возможно, скоро меня начнут брать на миссии посерьёзнее,— он гордо выпрямился, а потом наклонился к уху друга, заговорщически шепча,— я ведь тогда быстрее наберусь сил и опыта и буду лучшим бойцом клана Сенджу, не думаешь? Представляешь, как меня будут уважать?— Йоши отстранился с лёгкой мечтательной улыбкой.— Будут воспринимать всерьез,— он посмотрел на солнце и ударил решительно кулаком по ладони.— Точно! Именно так я себе это и пообещаю,— мальчик задумчиво поставил руки на лавочку, облокачиваясь на неё и смотря вдаль задумчиво.— Честно говоря, мне не нравится, что я уже четыре года с кем-то там дерусь, как все, получаю травмы, тоже как все, но меня всё равно не слушают,— он устало потянулся и зевнул, принимая тарелку с едой у кого-то со стороны, тут же принимаясь уплетать полученное за обе щеки, продолжая говорить уже с набитым ртом.— Чефно говоря, мне кафется это нефправедливым,— Йоши тут же поперхнулся, Тобирама же, чуть хихикнув, хлопнул того по спине так, что застрявший в глотке кусок тут же вылетел. Мальчик, слегка улыбаясь, сказал,— Говорят же с набитым ртом не разговаривать,— он слегка кивнул другу, облокотившись на руку, прося его таким образом продолжать. Тот, закатив глаза нарочито недовольно, продолжил,— Прости, мам, больше не буду,— тут же его выражение поменялось на задумчиво-мечтательное.— Ну так вот, мне кажется это несправедливым, ведь так? Если спрашивают с тебя, как со всех, надо же тогда и слушать получается, как остальных, не?— Йоши снова вцепился в этот несчастный кусок мяса, прекративший своё существование в считанные секунды. Тобирама по его выражению так и не понял всерьёз обеспокоен его друг или нет, но тревожные нотки и в чакре, и голосе он уловил,— Может быть, но сам подумай: спросил бы ты у ребёнка одиннадцати лет совет про проведению миссии? Здесь важен не сам факт, что ты 4 года служишь, здесь важно, что остальные служат по 10 лет и больше. Просто сравни… Хотя, если ты неожиданным образом сделаешь нечто из ряда вон выходящее… Может, к тебе и прислушаются,— Тобирама пожал плечами, принимаясь за свою порцию, Йоши же уставился на него вопросительно: — То есть из ряда вон? Ты о чём вообще? — одна бровь мальчика комически выгнулась, вызывая лёгкую улыбку у друга. Тобирама всё же немного сконфузился, но ответил: — Ну что-то выдающееся там… Я не знаю… Ну, условно… Спас героически мать-одиночку с ребёнком от Учиховского плена,— мальчик пару раз хлопнул глазами, осознавая, что за нелепицу только что сказал, и огляделся, пытаясь понять, не услышал ли кто-нибудь этого. — М-да друг, интересные у тебя мысли в голове теплятся… Тобирама посмотрел на него хмуро и резко схватил того за бок, сжимая его и тем самым слегка щекоча. Йоши, как ошпаренный, подпрыгнул на своём месте, сдавленно крикнув, а потом посмотрел на Тобираму и рассмеялся звонко. На душе у обоих стало тепло, пока к ним не подошла сестра Йоши. Огненно-рыжие волосы девчонки, неаккуратно собранные в хвост и янтарные глаза, в точности как у её матери. Девочка окинула презрительным взглядом и брата, и Тобираму, произнося серьёзным голосом,— Почему это ты с… этим, а не со всеми? Мама, Хаширама, Кацу — все сидят в другом месте,— из-за её возраста, всерьёз слова не воспринимались никем. Йоши выгнул одну бровь недовольно,— Сижу где хочу и с кем хочу, тебе-то какая разница? Надо мне будет, я вообще от всех уйду и буду жить в хибаре в лесу,— мальчик выпалил этот бред с таким серьезным лицом, что его сестра даже растерялась и, бормоча что-то, ушла обратно к остальным. Опять Хаширама… Что-то неприятно кольнуло, у Тобирамы пропал аппетит,— Если хочешь, иди к ним. Не хочу заставлять тебя находиться в моем обществе,— мальчик упёрся взглядом в стол, сдерживая медленно расползающуюся по телу липкую обиду, но Йоши неожиданно грубо спросил,— Слушай, я идиот по-твоему, а? Я похож на того, кто будет сидеть и разговаривать с кем-то неприятным? Захочу — уйду, не захочу — не уйду. Если я сижу здесь, значит мне так нравится, логично?— янтарные глаза впились в Тобираму, словно два копья, пригвоздившие его и не дающие сдвинуться. Он перевёл на него отяжелевший взгляд и произнёс тихо,— Ладно-ладно, остынь. Просто пока не привык, что меня воспринимают отдельно от семьи, в особенности, от Хаширамы. Ты уже заметил, как его все любят?— Тобирама увидел меняющиеся эмоции на лице друга и продолжил уверенее,— Конечно заметил, этого тяжело не увидеть. Он сила, он свет в конце тоннеля, он надежда — будущий глава клана, который всё поменяет к лучшему, и он прекрасно это знает. Его все любят, у него целый клан друзей, но в сущности… Он наиболее одинокий из нас всех,— мальчик потёр нос и посмотрел на розовый закат, невольно задумываясь об отношениях с братом. Йоши проследил за его взглядом и тоже засмотрелся на закат, осмысливая сказанное другом. Ему ничего не хотелось говорить, потому что Тобирама всё уже сказал. Йоши и сам не заметил, как в какой-то момент начал предпочитать компанию Тобирамы Хашираме. Почему-то именно со спокойным и немного скрытным Тобирамой он чувствовал себя в своей тарелке, хотя и с Хаширамой ему раньше было хорошо и весело. В горло теперь не лез кусок, Йоши посмотрел на Тобираму, пытаясь понять, в какой же всё-таки момент у него что-то перещёлкнуло. В мальчике проснулась какая-то печаль, оранжевые глаза теперь не отрывались от солнца,— А ведь и вправду… Знаешь, мне всегда казалось, что мы с ним лучшие друзья, казалось, он мне вообще всё доверял, но в какой-то момент я увидел, как он с остальными взаимодействует… Не буду скрывать, я приревновал, потому что, как оказалось, все его считают своим чуть ли не ближайшим другом. Я не понял что конкретно в тот момент почувствовал, но, думаю… думаю, я почувствовал, что это того не стоит,— мальчик прикусил щёку, немного призадумавшись, Тобирама же усмехнулся, с долей отчаяния в голосе, говоря,— С тобой он хотя бы чем-то делился, а со мной… Я его младший брат, ближайшая его семья, но… Ни слова… Он мне ни слова не сказал ни про миссии, ни про самочувствие,— Тобирама выдохнул тяжело и потянулся,— поэтому пока он сам ко мне не придёт я не начну снова разговоров с ним. Каждый раз вставать на одни и те же грабли и получать одним и тем же черенком по лбу уже не хочется,— хмыкнув, он отвернулся от Йоши вообще, делая вид, что оглядывается: не хотел выдавать свою плохо скрываемую обиду на брата. Дома он схватил листок, карандаш и начал быстрыми, аккуратными движениями рисовать глаз, а точнее узор, который он видел в глазах у загадочного Учихи в деревне. Вызывая у себя в голове его образ, он вытаскивал всё больше деталей. Получив замысловатый рисунок, Тобирама цокнул языком и закинул с некой досадой листочек в ящик стола. Он пока не может идти к людям с расспросами о чьём-то мангеке шарингане. Он уже начал понимать, что в клане к нему относятся с опаской, поэтому любое его опрометчивое действие вызовет лишь больше вопросов, а кому это надо? Правильно, никому. Накидав сверху каких-то листов и свитков для виду он закрыл ящик и огляделся нервно: хотел убедится не заметил ли его кто. Устало облокотившись на руку, он потёр лоб, успокаиваясь: а кто его мог заметить? Он в этой комнате один-одинёшенек сидит и паникует без причины. И давно он стал таким нервным? Решив отвлечься, он выудил откуда-то из под груды свитков с техниками и естественными науками тест, который всучил ему его новый тренер. Выдохнув тяжело, отпуская все свои тревоги, Тобирама принялся за чтение вопросов. «Вы предпочитаете дарить подарки или принимать?». Ч-чего? Что за бред вообще? Тобирама сощурился, невольно поддавшись назад. Да какая вообще кому разница любит он принимать или дарить? А если и то, и то? Неуверенно подчеркнув «дарить», он прочёл следующий вопрос: «Считаете ли вы себя полноценным членом коллектива?» Глаза неуверенно забегали по остальным вопросам: «Вы считаете себя жестоким?», «Считаете ли вы убийство приемлемым способом решения проблемы?». На смену смятению и непониманию пришло недовольство: он-то думал, что его будут прогонять по изученному материалу, по техникам, контролю чакры там и так далее, а это ещё что? Не понимая подход своего учителя к детям, он без особого энтузиазма ответил на штук сорок ещё таких однотипных вопросов, пока не добрался наконец до последнего: «Чем вы предпочитаете заниматься в свободное время?». Перо приставлено к бумаге, он собрался было начать выводить что-то про цветы, но застопорился. Рядом с иероглифом образовалась клякса, он заметив это, ругнулся, нервно перечеркнул написанное и оставил рядом короткое «учёбой». Промокнув перо, он отложил его в сторону и выдохнул тяжело. Смотря в потолок, он сцепил пальцы рук и приставил их к губам. Прикрыв дрожащие веки, он тихо-тихо прошептал слова молитвы за братьев, которые пребывали сейчас каждый на своей миссии. Приоткрыв окошко, он лёг на татами, погружаясь в долгожданный сон. Вся усталость будто разом на него рухнула, он уснул, не думая ни о чём. Подойдя к тренеру, он вручил ему листочки. Нобу принял их и, чуть отстранившись, начал вдумчиво читать ответы, бегая глазами по тексту,— Почерк у тебя приятный, Тобирама, но хоть убей, не поверю, что ребёнок твоего возраста мог собственноручно написать что-то про учёбу в графе увлечений,— мужчина перевёл на него абсолютно искренний в своём удивлении взгляд, в котором таилась лёгкое озорство. Тобирама немного замялся и, отведя взгляд в сторону, сказал тихо, — Всё так, Нобу-сама,— он глянул в его глаза, отчего-то ещё более раззадоренные. —Врёшь же, есть что-то!— на лице проскользнула добрая, располагающая к себе улыбка. —Н-нет!— мальчик, казалось, слегка покраснею оттого, с каким жаром хотел показать свою позицию. —Ну смотри, тогда есть два варианта: либо мы подыскиваем занятие для души, либо ты мне сознаешься,— мужчина посмотрел на подопечного, чья краснота в момент сменилась бледностью. Он уже тише продолжил.— Ты же ведь понимаешь, что в нашем деле без этого никуда? Если будешь только мечом махать, да свитки почитывать, то ты натуральным образом свихнёшься… —А если у меня есть одно дельце, но… Я не хочу его раскрывать?—Тобирама замялся, ему хотелось провалиться под землю в этот самый момент. —Тогда я хочу узнать что это чисто из принципа,— мужчина усмехнулся, кладя листочки куда-то во внутренний карман хаори.— Ты что, стыдишься что ли? Мужчина не должен стыдиться того, что ему нравится. Пусть другие стыдятся, тебе-то какое дело? Хоть вяжи и крестиком вышивай, главное, чтоб голова твоя отдыхала и переключалась периодически,— мужчина задумчиво потёр подбородок и посмотрел на Тобираму: тот взглянул на него заинтересованно, задавая немой вопрос, неловкость как рукой сняло. Нобу довольно продолжил,—А что ты как смотришь? Я серьёзно. Конечно, вязать я ещё не научился, но моя жена умеет, я думаю, рано или поздно я у неё подсмотрю, как она такую красоту выплетает, но про вышивание крестиком я не шутил,— Нобу показательно достал раненую руку из хаори. Тобирама распахнул глаза: вся в шрамах, изрезанная и изуродованная она выглядела абсолютно нефункционирующей. Мужчина, заметив его реакцию усмехнулся— Сильно же мне досталось, да? Я, после получения этой травмы, вообще ничего не хотел, жизнь резко стала для меня менее красочной. Вместо функционирующей конечности у меня осталось это нечто, которое чудом спасли от удаления, но я вообще ничего делать не мог, тем не менее, со временем мне жена впихнула мне в руки нитки и конву, дала рисунок на клетчатой бумаге и со словами «Смотри и повторяй за мной» ну и показала мне, как крестиком вышивать. И мне ведь понравилось, и мало-помалу моторика начала возвращается. Сейчас я ей даже писать могу, хоть и корявенько. К сожалению, это мой максимум, но я и его бы не достиг, если бы мне в какой-то момент не привили это занятие,— Нобу посмотрел на Тобираму внимательно, наблюдая как с ходом рассказа на его лице одна за одной сменяются эмоции,— А мать твоя цветы любила. Тоже, знаешь, не подумал бы никогда, что такая беспощадная женщина будет такой любительницей полюбоваться чем-то таким хрупким и беззащитным. Я всегда был ей благодарен за то, какие цветы она высаживала на территории клана, будет печально, если за ними никто не будет следить,— тренер взглянул на Тобираму с хитрым прищуром, спрятал руку обратно под хаори и усмехнулся.— Я уже знаю твой ответ, не утруждайся, но я всё равно хочу от тебя это услышать это потом. Тобирама отвёл смущённый взгляд произнося тихо,— Как думаете, она бы хотела, чтоб я… Я… Продолжил это дело? — Я думаю, она бы хотела, чтобы ты нашёл что-то, чем тебе нравится заниматься. Мальчик обернулся на тренера и уверенно кивнул,— Вы правильно поняли, уход за растениями правда доставляет мне удовольствие,— Тобирама слегка улыбнулся, прикрыв глаза, а потом посмотрел в небо, приставив ладонь ко лбу,— А знаете… Я верю, что она так или иначе наблюдает за мной, что чистый мир всё же есть и она там. Она ведь больше не страдает, правда? Это самое главное,— мальчик взглянул на тренера, который одобрительно потрепал его по голове и щёлкнул по носу,— Поверь мне, она сейчас в лучшем месте, а теперь возьми и покажи мне чему она тебя уже научила… Уставший , как собака, после тренировки, Тобирама плёлся домой. В голове царила приятная пустота, под кофту пробирался прохладный летний ветерок. Пахло хвоей и травами… мальчик вздохнул полной грудью, прикрыв глаза, отдаваясь этому приятному чувству с головой. От полигона до дома идти довольно долго, но это не было для него сейчас проблемой: он впервые ощущал свободу от пребывания самим с собой. Никуда не торопясь, он разглядывал каждую травинку и каждый цветочек в его ногах, разглядывал затенённый лес, разглядывал огни приближающегося клана с гордыми знамёнами— всё, за что мог уцепиться взгляд внимательных красных глаз. Почувствовав смутно родственную чакру, он остановился и, вглядываясь в сторону, откуда почувствовал колебания, включил сенсорику. Мальчик усмехнулся: с тренировки домой топал и Каварама. Тобирама стоял и ждал, пока его младший брат наконец до него дойдёт, что и случилось — Каварама, зевая и не отрывая усталого взгляда от своих ног, плёлся домой. Увидев Тобираму, он слегка вскрикнул от неожиданности и неловко рассмеялся. Тобирама, улыбнувшись, потрепал брата по голове. Тот в ответ его обнял, вымотано облокачиваясь. Тобирама помнил первые свои дни у прошлого тренера и помнил, как он уставал, поэтому был готов закинуть брата на закорки и донести его так до дома. Вдруг, на щеке он почувствовал какую-то тёплую каплю, затем ещё одну на носу и ещё одну за другой и на голове, и на руках: пошёл дождь. Каварама выбрался неряшливо из объятий, поднимая глаза к небу. Тобирама проследил за его взглядом: из-за туч приглядывалась одинокая луна. Откуда появилось это ощущение под этим тёплым летним дождём вечером? Он перестал чувствовать все обиды и переживания, отдаваясь какому-то приятному тёплому чувству. Вода, теперь ведомая и им, проходила сквозь его пальцы, становясь его продолжением. Он, хихикнув, пустил эти капли в младшего брата, на что тот хотел было возмутиться, но, увидев буквально светящееся лицо Тобирамы, тоже рассмеялся. Хорошее настроение было заразным. Они смотрели на сумеречное небо, на котором одна за другой зажигались звёзды. Тобирама лёг на землю с лёгкой улыбкой и потянул за кофту брата, невольно вынуждая того повторить это действие за ним,— Ложись и смотри,— шептал спокойно Тобирама.— У нас на территории клана ты такого не увидишь, слишком света много, а тут… тут его нет, поэтому просто наблюдай и запоминай, Каварама,— мальчик притих, сам Каварама так и не проронил ни слова, внимая брату и природе. Его ждёт тяжёлая миссия, мысли о которой тревожно оседают в самой глубине души, но сейчас они не воспринимались так остро. Они живы и здоровы здесь и сейчас, разве ещё что-то нужно? Разве ещё что-то имеет значение? Тобирама зябко поёжился от дунувшего в их сторону ветерка, и, вспомнив свою свою особенность заболевать от малейшего колебания температуры, приподнялся слегка и увидел в отдалении какую-то незнакомку, собирающую мирно травы. Что она тут делает в такое позднее время? Тобирама напрягся, тревожно вглядываясь в то место и понимая, что это очередное видение: чакра её чувствовалась, но количества эти были ничтожно малы. Девушка подняла на него глаза и, отпрянув испуганно, исчезла. Мальчик устало, почти отчаянно выдохнул и рухнул обратно в траву. Каварама повернул голову в его сторону вопросительно,— Услышал что-то?— мальчик опять про себя отметил странное поведение Тобирамы. —Нет, просто замёрз немного,— он отвёл взгляд: отчего-то Кавараме в глаза ему смотреть не хотелось. —Тогда пойдём? —А ты хочешь? —Не совсем, но нас отец уже потерял наверное. —Да… Стоит вернуться пока нам от него не прилетело… Каварама улыбнулся победно, потому что переживал за здоровье брата: такие посиделки могли обернуться ему простудой или ещё сем похуже, да и… не хотелось его оставлять там, где ему что-то мерещится. Каварама вскочил на ноги и отряхнулся так, что Тобирама с усмешкой сравнил того с собакой, потом поднялся сам и отряхнулся точно так же. Оба были изваляны в земле ещё после тренировок, да и дождь превратил эту пыль в цепкую грязь, из-за чего их мучительно тянуло помыться и постираться. Перешагнув порог дома, Тобирама зевнул протяжно и направился к своей комнате. Заметив, что за дверью уже темно, он проверил чакру Хаширамы и убедился в своей догадке: старший брат уже почти спит после тяжёлой миссии. Убрав руку от двери, он посмотрел на Кавараму и приложил к губам палец в однозначном жесте, шепча,— Сейчас я тихо, как мышка, захожу в комнату, беру чистую одежду и мы идём в ванные, потом ты пойдёшь домой, а я заскачу в прачку и отдам им наши грязные вещи, по рукам, герой?— мальчик тепло улыбнулся брату, тот кивнул ему добродушно, мол, всё понял, не переживай. Аккуратно открыв дверь и скользнув в комнату, Тобирама взял домашние вещи и бросил взгляд на Хашираму: слегка хмурое лицо и напряжённая поза выдавали в нём накалившуюся за время усталость и нервозность. Мальчик тяжело вздохнул, отвёл взгляд и вышел из комнаты. Почему Хаширама делает вид, что у него всё отлично, он не понимал, но и вытаскивать из него эту информацию клещами не собирался. Добежав быстро до ванн, хлюпая по лужам и смеясь, мальчики быстро расправились с одеждой и позволили горячей воде расслабить напряжённые мышцы, смыть с себя всю усталость этого дня. Каварама расправился быстрее Тобирамы и засобирался скорее домой, ссылаясь на сильную усталость и желание поскорее пойти поспать. Увидев, что белая макушка благосклонно кивнула ему, он оставил брата наедине со своими мыслями и побежал домой, с надеждой обсудить уже свои домыслы. Пробравшись домой и скользнув быстро в комнату, мальчик позволил себе расслабленно выдохнуть. Сев на татами соседнее от Хаширамы, он вгляделся в его лицо, отмечая, что тот на спящего не особо-то и похож. —Хаширама, спишь?—почти беззвучно прошептал мальчик, боясь разбудить брата, если тот всё же уснул. —Да вроде бы…— прозвучал из-под одеяла низкий, сонный голос —Слушай…— Каварама заговорщически оглянулся и, помедлив, продолжил,— ты ничего странного за Тобирамой замечать не стал?—мальчик поймал на себе заинтересованный взгляд Хаширамы и, успокоившись, говорил уже немногим увереннее.— Он меня очень напугал на зачистке, знаешь… Он испугался чего-то до чёртиков и закрыл меня собой, хотя перед нами никого и ничего не было. Может ли это быть связанно с его сенсорными навыками я не знаю, но разве сенсоры себя когда-то так вели?— Каварама тревожно смотрел на присевшего Хашираму, который неоднозначно повёл плечами и, помолчав сначала, всё же сказал,— Стал. Он давно уже что-то видит, но как часто я так и не понял. Замечал за ним это после смерти мамы если только, и то, мне казалось, что ему на эмоциях что-то чудится,— мальчик невесело для себя что-то отметил. —Может, отцу сказать…? —Нет-нет-нет, и думать об этом забудь, отец нам не помощник здесь,— Хаширама усмехнулся грустно,— он нам вообще не помощник теперь…— мальчик прикусил губу, потупив взгляд в пол.— За помощью обратиться можно к тёте разве что, да и она отцу растреплет скорее всего… Может, его тренер? —Они только недавно заниматься начали, мы просто будем выглядеть, как дураки с разыгравшейся фантазией. —Тогда может просто понаблюдаем? Эти его выходки никогда не носили вредоносный характер, так что, может, всё образуется? Вдруг он правда слишком чувствителен к чужой чакре? Слишком уж хороший сенсор? Каварама, он может определить с точностью душевное состояние человека, лишь взглянув на него, может отыскать кого нужно за десятки километров,— Хаширама тяжело вздохнул.— Это неудивительно, что он чувствует больше и сильнее всех нас вместе взятых,— мальчик посмотрел в глаза брату, тот заметил в его тоне нотки некой зависти, которую, справедливости ради, с лихвой перевешивала гордость за своего нелюдимого младшего братца. Каварама, поведя плечами, сказал тихо, запинаясь,— А в-вдруг в-всё, что говорят про чистый мир — правда?— мальчик боялся, что брат его осудит за то, какой бред он сейчас несёт, но с жаром продолжил.— Вдруг, он видит тех, кого с нами больше нет? Это ведь удивительно, ты понимаешь? А может он и с мамой может увидеться? Тогда и мы с ней сможем поговорить и-и— Хаширама поднял руку, вынуждая брата прекратить этот поток бессвязной мысли,— Может и есть. Может и нет. Даже Учихам, с их шаринганом и писаниями, недоступно полностью знание о загробном мире,— он посмотрел брату прямо в глаза,— Ты очень мечтателем, Каварама, и это хорошо, но, я боюсь, здесь всё намного проще… Тобирама, будучи очень чувствительным к чужим эмоциям и думам, будучи ещё совсем маленьким и впечатлительным, пройдя через жестокие битвы, начал видеть связанные с ними образы. Такое бывает с некоторыми воинами, я знаю. Возможно это должно просто пройти и всё… В ином же случае… Впрочем нет, не важно,— Хаширама будто потух. Отчего это всё происходит с близкими ему людьми? Он посмотрел на Кавараму, сидящего немного напряжённо и встревоженно при лунном свете и наблюдающего за ним с надеждой в глазах на то, что всё наладится. В груди у Хаширамы что-то сжалось до размеров атома, ему, казалось, стало тяжело дышать: пробило осознание, на сколько просто жизнь Каварамы может оборваться. По спине прошёл холодок, глаза его намокли, что не осталось без внимания. — Хаширама? Ты в порядке?—не надо было быть никаким сенсором, чтобы увидеть эту резкую смену настроения у брата, которая лишь сильнее встревожила мальчика. — Я просто… Простите, что я с вами так холоден… Я… Не понимаю, что происходит со мной, с вами, да кем угодно. Знаешь, Каварама, я видел, как…— Хаширама отвернулся в сторону, понимая, что не стоит вываливать на младшего нечто подобное, но остановиться уже не мог. Продолжил сдавленным полушепотом,— Учихи сжигали заживо своими техниками наших слклановцев, как оставляли их калеками, на всю оставшуюся жизнь, как разрубали на части и кололи, оставляя умирать мучительной смертью. Я всё это видел, и я боюсь. Я боюсь и за себя, и за тебя с Тобирамой и в особенности за…— он перевёл взгляд на совсем ещё маленького Итаму, мирно спящего в другом углу комнаты и даже не подозревающего, о чём у них здесь сейчас ведётся беседа этой дождливой ночью,— Он из нас духом самый слабый… Его сломают…— Хаширама вытер рукавом, покатившееся по щекам слёзы.— Нас всех сломают…— голос задрожал от подступающих рыданий, Каварама смотрел на него ошарашено: он совсем не ожидал, что на него всё это так выльется. Мальчик часто заморгал, смахивая подступающие слёзы с ресниц, —Я… Извини,— он встал с места и вышел из комнаты, направляясь в сад, на улицу, подышать распаренным июньским воздухом. Вздохнув глубоко пару раз, он всхлипнул и посмотрел на небо, тучи на котором расходились, открывая потерянному взору тысячи маленьких ярких звёздочек. Это ли хотел показать Тобирама, опрокидывая его на сырую землю? А там ведь они были ярче и их было больше, да? Где он? Где Тобирама? Мальчик обернулся, пытаясь нащупать того взглядом. Его не было, но расстроиться ещё сильнее Каварама не успел: услышал тихо открывшуюся дверь и лёгкую, аккуратную поступь. Каварама бросился к нему в сторону и, притормозив лишь в самом конце. Тобирама, чуть не упав, всё же словил и заглянул мальчику в глаза. Увидев, что тот еле держится, Тобирама крепко прижал его к себе, слегка поглаживая по макушке. Он не стал задавать лишних вопросов. Понимал, что сейчас не то время. Ночью ему уснуть удалось на удивление просто и беззаботно, под неравномерную мелодию дождя, да и ванны, определённо, поспособствовали. Он любил дождь за его честность и искренность, за то спокойное, что он дарил душе. Тобирама посмотрел на младшего брата, раскинувшего руки во все стороны и спавшего в каком-то абсолютно чудном положении. Мальчик улыбнулся: ну совсем как Хаширама. Тобирама никогда так хорошо не спал… Но всё же утром его подняли шустрые шаги Каварамы по комнате, который ещё и несколько раз что-то уронил со словами,— Да что ж такое, всё из рук валится!— этот гневный полушёпот ему сдерживать удавалось плохо. Тобирама смутно на него посмотрел и перевернулся на другой бок к солнечной стороне, откуда уже пробивались светлые лучи аккурат на его белокурую голову. Тобирама сощурился и попытался уснуть, пока голос отца не окатил его,— Тобирама, вставай и ты. Идиоты из распределения впихнули тебя не на 31 число, а на 13, о чём мы узнали буквально только что,— сонный, но от того не менее строгий голос отца вернул его в реальность, сон сняло как рукой. Тобирама поднялся на кровати и взглянул сначала на недовольного отца, злить которого сейчас у него не было ни малейшего желания и на слегка ошарашенного Кавараму, который, определённо, напрягся от данного известия. Тобирама ещё не восстановился после травм полностью и понимал, что это чревато, но возразить не посмел.