Когда они оказались на солнечной Сардинии, Блейз зажмурился и потёр виски: он давно не пользовался порт-ключами, и голова дико кружилась. Парень оглядел пространство вокруг себя и обнаружил согнувшуюся практически пополам Паркинсон. Ей, похоже, было ещё хуже. Если бы она съела хоть что-то в последние сутки, её бы точно стошнило.
— Кошмар, — наконец прокашлявшись, простонала она. — Всегда путешествовала через камины и навеки останусь их сторонницей.
Они стояли напротив большого трёхэтажного особняка с выкрашенными в розово-бежевый оттенок потёртыми стенами и барельефами. Впереди раскинулся сад с фигурно подстриженными кустами и низкими лимонными деревьями в глиняных кадках. Уже распустившаяся листва радовала глаз цветом майской зелени, а на ветвях белели и благоухали цветы. Блейз вдохнул носом воздух, пропитанный морем и свежестью, и головная боль отступила без всяких зелий. Он был дома.
— Добро пожаловать, — он помог Пэнси выпрямиться и привлёк её внимание к пейзажу. — Прогуляемся к Гринграссам?
— Ты не хочешь проведать мать? — удивлённо прищурилась его спутница.
— В полседьмого утра? — хохотнул Забини. — Либо она ещё спит и её выстрелом не разбудишь, либо её вообще нет дома. Успею.
— Mio padrone, это Вы! — раздался восторженный голос внезапно появившегося домовика.
— Вито! — не менее радостно поприветствовал эльфа Блейз. — Передай, пожалуйста, синьоре, что хозяин здесь и отправился в гости к мисс Гринграсс. Война окончена. Запомнил?
— Будет сделано, как только хозяйка проснётся, — пообещал домовик, сразу поспешив оправдаться: — Иначе она снова запустит в Вито подсвечником.
— Вот видишь, — Блейз рассмеялся в голос, глядя на Пэнси.
Паркинсон не выдержала и сама расплылась в улыбке. На Сардинии она была всего лишь гостьей, но именно здесь, вдалеке от осуждающих взглядов учеников Хогвартса, она смогла хоть немного расслабиться. Именно здесь она должна была быть.
Прогулка ещё лучше прочищала мозги. Вскоре на горизонте показался тот самый дом семьи Гринграсс. В сравнение с жильём Блейза он, конечно, не шёл — всё-таки это не их родовое поместье. Незатейливая светлая вилла одиноко торчала посреди поля, поросшая плющом и окружённая лишь несколькими ухоженными кипарисами.
— Мистер Забини, мисс Паркинсон! — удивлённо воскликнула милая эльфийка, появившаяся у ворот. — Что вам угодно?
— Приятно, что помнят, — с усмешкой сказал Блейз. — Фрэнсис, позови мисс Гринграсс.
— Которую из мисс Вы желаете видеть?
Забини еле заметно дёрнулся от такого вопроса. Ну разумеется, это ведь только для него существовала лишь одна Гринграсс, которую он сейчас желал видеть сильнее всего.
— Дафну, — уже тише добавил он.
Фрэнсис тут же исчезла, а вскоре трансгрессировала на то же место, держа за руку если не только что разбуженную, то явно не готовую принимать гостей девушку. Та была одета в молочную шёлковую ночнушку ниже колена и успела позаботиться лишь о том, чтобы накинуть на плечи ажурный вязаный кардиган. Блейз не выдержал и позволил себе засмотреться. Стоял и бесстыдно глазел на светлые волосы, раскинувшиеся по плечам и непривычно растрёпанные; идеальную кожу, отчего-то невероятно красивые глаза цвета небесной бирюзы. Его взгляд скользнул ниже: из-за того, что на открытую линию ключицы падало утреннее солнце, она выделялась ещё сильнее и выглядела изящнее, чем обычно, если это вообще было возможно. Одежда еле-еле очерчивала линию талии и чуть приоткрывала стройные ноги, но и этого Блейзу хватило, чтобы перестать дышать. Она и правда была так совершенна?
Ему срочно нужен был кислород.
— Блейз, Пэнси! — как же он скучал по её голосу.
Гринграсс обняла их обоих и, пока не задавая вопросов, пригласила в дом. Кажется, остальные члены семьи ещё спали, и Дафна предложила друзьям расположиться в пустой столовой, попросив Фрэнсис принести кофе и завтрак. Идиллия.
Потом она ждала, пока Забини и Паркинсон не доели тёплый свежеиспечённый хлеб, сыр и фрукты. Оба были голодны, как стая волков. Ещё бы. А разговаривать с набитым ртом в приличном обществе считалось невежеством. И когда они закончили, Блейз сам принялся рассказывать подруге о победе над Волдемортом, о Драко и Теодоре, о том, как вообще они с Пэнси оказались на этом тёплом острове.
Их семья скрылась здесь после Рождества, и Дафну с сестрой так и не увидели в школе по окончании праздников. Тогда всё стало совсем мрачно и безнадёжно, и уже невозможно было игнорировать опасность, которая грозила буквально каждому неугодному волшебнику вне зависимости от происхождения. Гринграссы, надо сказать, вообще довольно неплохо устроились в жизни. Задолго до войны отец и мать Дафны заняли позицию нейтралитета и одним чудом умудрились сохранить её до самого конца. Для этого точно нужен был какой-то особый талант к дипломатии, притворству и махинациям. Недаром всё-таки оба были выпускниками Слизерина. Стоит признать, статус играл не последнюю роль. Глава семьи написал несколько пособий по зельеварению, имевших оглушительный успех среди волшебников. Один из гениев своего времени. Мистер и миссис Гринрасс были уважаемыми и достойными членами чистокровного общества и, что скрывать, настороженно относились к тем, кто стандартам этого общества не удовлетворял. Но они никогда не считали необходимым избавить магический мир от магглорождённых, не обесценивали человеческую жизнь (волшебника или маггла, не имело значения) и не пытались укоренить в сознании дочерей эти жестокие узколобые идеалы.
Вот Дафна и выросла самой… безгрешной из них. Староста факультета, старательная ученица, любимая дочь и заботливая сестра. Она была учтива и деликатна почти со всеми, в отличие от той же Пэнси, и едва ли могла нарваться на конфликт. Но Дафна очень дорожила свободой и — Блейз точно это знал — терпеть не могла вторжения в своё личное пространство. Ухажёров у неё лет с четырнадцати было предостаточно. Кто-то клевал на одну лишь утончённую красоту, кто-то не мог устоять перед манерами и неземным обаянием. Но на памяти Забини Дафна умело отбивалась от каждого. Она застенчиво улыбалась, и эта улыбка лучше всяких слов давала очередному воздыхателю понять, что им не выстроить никаких отношений, кроме дружеских. А когда Дафне было шестнадцать, родители заикнулись о том, что в перспективе можно было бы договориться о помолвке и через некоторое время выдать девушку замуж. Как же она отбрыкивалась! Чуть не рассорилась с семьёй, грозилась прервать общение и сбежать в неизвестном направлении. И родители сдались, больше не предпринимая попыток пообещать кому-нибудь старшую дочь.
А Блейз годами любил её абсолютно всю, без исключения и без остатка. В плохом или хорошем настроении, в замысловатых официальных нарядах, в которых она посещала приёмы, или такую, как сейчас: заспанную, непричёсанную, в одной сорочке. Она была безукоризненна всегда. А он всегда был рядом, был ей верным и надёжным другом и не смел даже намекнуть на свои чувства. Потому что Блейз Забини, весь такой смелый и безбашенный, боялся. Боялся увидеть эту виноватую улыбку обращённой к нему и услышать, как Дафна испуганно просит прощения за то, что не может ответить взаимностью. Боялся сломать то, что было у него сейчас. Потерять возможность вот так завалиться в гости, проводить время вместе, веселить её похабными шутками и слушать смущённый девичий смех над тем, над чем, вообще-то, не пристало смеяться настоящей леди.
— А где Тео? — со стороны входной двери раздался дребезжащий голос, и все трое синхронно вздрогнули.
В проёме стояла Астория, которая выглядела не намного более собранной, чем сестра, но успела хотя бы расчесаться и обуться. Её встревоженный взгляд изучал помещение. Где Тео? Всё, что её волновало.
— И тебе привет, Тори, — с сарказмом отозвался Блейз, не особенно удивлённый подобным её поведением.
— И правда, ты бы хоть поздоровалась сначала, — Дафна бросила укоризненный взор на сестру, но жестом пригласила ту присесть и присоединиться к разговору.
Астория в смятении опустила голову, готовая расплакаться от волнения.
— В порядке твой Тео, — поспешил успокоить младшую Гринграсс Блейз. — Покалечился немного, но всё заживёт.
Она шумно выдохнула. С Тео всё было хорошо. Услышав знакомые голоса из столовой, она сначала понадеялась, что Нотт тоже там. Просто немногословен, как и всегда. А потом всё то короткое время, что они беседовали, девушку атаковали самые худшие догадки и соответствующие им эмоции. А потом ей сказали, что он в порядке, и всё тут же вернулось на круги своя.
Астория жила Теодором. Она отличалась от сестры и очень хотела любить. И замуж. Когда в конце прошлого лета Нотт-старший предложил её родителям договориться о браке и Гринграссы неуверенно согласились, Астория была без ума от радости, что в какой-то мере застало её родителей врасплох. Теодора тогда никто особо не спрашивал, потому что его немолодой отец горел бешеным желанием застать и проконтролировать то, как на свет появится его внук, наследник чистокровного рода. Астория не знала наверняка, что чувствовал парень по отношению к ней. Они избегали этой темы в разговорах, но вместе с тем Тео всегда был вежлив и галантен, относился к ней с уважением, хотя та и была младше. А вот Астории Тео очень нравился. Они сразу начали проводить время вместе и посещать приёмы как пара. Иногда она брала Теодора за руку на людях, будто бы обозначая статус их отношений. А один раз Тори попробовала поцеловать его и ещё долго не могла унять обдавший её горячей волной восторг. Она заботливо взращивала в себе чувство влюблённости. Оно, казалось, стало единственным смыслом её жизни. Жизни, обещавшей, к сожалению, быть не очень-то длинной.
Когда Теодора заставили принять метку, Астории было наплевать. Она не осознавала всего ужаса, который подразумевало под собой присутствие этого клейма на его руке. С осенних каникул он вернулся в Хогвартс совершенно разбитым. Ходил мрачнее тучи, а она была рядом, давая ему понять: это ничего не значило, и для неё он оставался всё тем же Тео. И когда Тори видела, как в его в его потускневшем взгляде вспыхивали искры признательности и благодарности, она по-настоящему ликовала. Если бы к её ногам бросили все богатства мира, она не была бы так рада.
Она так и не поняла до конца, что такое война. Ей не позволили, и это определённо было к лучшему. Но Астория считала, её нагло отобрали у Тео, заставили прятаться на этом дурацком острове и бояться, строчить целые стопки писем и молиться за него всем высшим силам. И в те редкие дни, когда на её подоконник садилась пёстрая болотная сова (её Тори легко отличила бы от любой другой), девушка, сгорая от нетерпения, разворачивала письмо и впивалась взглядом в угловатые буквы, в спешке выведенные любимой рукой. По большей части он писал ей, что всё «нормально». Или «терпимо». Или «куда ни шло». Тео не мог пожаловаться на скудный словарный запас. И Астория очень хотела верить в это «нормально». Но каждый раз на исписанном пергаменте появлялись разводы от крупных слёз, а Дафна с сожалением прижимала сестру к себе, не смея оставить её одну. Астория кормила уставшую сову Теодора и с какой-то трепетной нежностью гладила её перед тем, как отправить в обратный путь. Будто совы передавали касания. Эти три месяца были её личным адом, и они наконец-то закончились. Астория безмерно надеялась, что всё теперь будет как прежде.
Они провели таким составом почти неделю. Блейз, Пэнси, сёстры Гринграсс. Им всем нужно было время. Они гуляли по острову, они старались хоть на какое-то выбросить дурные мысли из головы, но каждое утро нервно ждали «Пророк» со свежими статьями. Астория, конечно, рвалась к своему ненаглядному, и родители едва убедили её, что необходимо ещё немного побыть здесь. На родине всё ещё было небезопасно. А потом начали приходить новости об арестах. Авроры задерживали всех без разбора до начала судебных разбирательств — перестраховывались. А поскольку Драко и Тео «посчастливилось» быть помеченными, их забрали из собственных домов за компанию с родителями. Их тоже собирались судить, и эта новость с головой окунала в гнетущий страх.
А вечером того же дня к чете Гринграсс прилетела сова из Министерства. Совсем скоро начинались заседания, и их приглашали дать показания в отношении Пожирателей, с которыми они были знакомы лично. Тогда родители пообещали бьющейся в истерике Астории выступить в пользу Теодора и постараться его спасти. И, если им позволят высказаться, сделать что-нибудь для Малфоя.
Пэнси, родители и Астория стояли у камина с собранными чемоданами, а Блейз никак не мог проститься с Дафной. Он не знал, когда они теперь увидятся. И, очевидно, обнимал её уже дольше положенного. Блондинка нехотя высвободилась и сжала ладонь на его плече.
— Пиши, не пропадай, — попросила она, в следующее мгновение отняв от его груди руку и резко отвернувшись.
Словно если простоит так ещё секунду, уже не отпустит. И не сможет уйти. Забини даже не успел в который раз изучить тонкие черты её лица, с усердием и точностью срисовать их себе в память, чтобы в одиночестве любоваться её образом. Не успел обратить внимание на то, как неестественно ярко блестели её глаза от собравшейся в них влаги. Теперь они менялись местами: она была в Британии, а он оставался здесь.
***
Судебные процессы тянулись больше месяца, но их итоги были далеко не так жестоки, как многие себе представляли. Паркинсонов предсказуемо приговорили к двадцати годам в Азкабане (что в их случае, пожалуй, равнялось пожизненному), и Пэнси вернулась в пустое поместье, где теперь компанию ей составляли лишь два ворчливых домовика. Так и не нашла в себе смелости прийти на слушание и встретиться с родителями, ловя себя на мысли о том, как же ей всё-таки чужды гриффиндорские черты.
За семью Малфоев (и это крайне изумило всех собравшихся) просили не только Гринграссы, но и сам Гарри Поттер. И когда он заявил, что «без помощи Нарциссы и Драко Малфоев победа не стала бы возможной», честная и беспристрастная судебная власть не нашла, что сказать в ответ. Люциус же безропотно сдал убежища некоторых скрывшихся Пожирателей и тоже был оправдан. За всеми троими был установлен надзор, но они были на свободе, и это чего-то да стоило.
С Тео всё было сложнее. Одних только слов Гринграссов для его оправдания оказалось мало, и парень позволил залезть в его воспоминания. Сцена того, как отец чуть ли не за шкирку приволок Теодора к Волдеморту, а последний схватил его за руку и впечатал в предплечье грёбаный череп со змеёй, была вынесена на всеобщее обозрение. Тео с трудом пытался унять дрожь в теле, словно только что заново пережил этот кошмар. Таким же образом подтвердился тот факт, что ни одного поручения от Лорда Нотт-младший так и не дождался. Он, конечно, тоже теперь находился под надзором, но всё же покинул зал невиновным человеком. А вот его отца после этого упекли в Азкабан почти моментально. Процесс длился меньше часа, и значительная часть этого времени ушла на то, чтобы перечислить все преступления Морриса Нотта. То самое воспоминание в этот список тоже внесли.
— Сучёныш, — разъярённо прошипел отец в сторону Тео, когда его конвоировали с заседания.
Парень проклял себя за то, что вообще заявился туда.
Они собрались своим прежним слизеринским составом лишь единожды, чтобы отметить День рождения Драко. Вышло не то чтобы паршиво, но как-то безрадостно: Малфой напивался и пафосно заявлял, что праздник поважнее — день, когда его оправдали — у него уже был. Астория никак не могла пресытиться обществом Теодора после разлуки. Блейз пытался одному ему известными формулами рассчитать то количество алкоголя, после которого он ещё будет в состоянии не наброситься жадно на старшую из сестёр Гринграсс. А Пэнси вообще не понимала, что здесь делала. Она вяло крутила в руках дорогой хрустальный бокал, не менее вяло поддерживала диалог с Дафной и уже хотела вернуться в холодный пустой особняк. Спать, смотреть в потолок, ругаться с домовиками и не знать, что ей делать дальше. И так по кругу. Как будто она была такая одна. Тогда казалось, что никому из них не было места в этом новом мире. И хотя они не обсуждали этот факт, он висел в воздухе свинцовым бременем. Тёмным клеймом, которое, на самом-то деле, было теперь не только на Малфое и Нотте.
***
Определённость постучалась в окна каждого из них в июле. В буквальном смысле постучалась, совершенно стандартного вида почтовой совой.
Сидя за массивным письменным столом, Дафна настороженно открыла конверт с гербом Хогвартса.
«Дорогая мисс Гринграсс!
Сообщаем Вам, что Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс готова вновь открыть свои двери для студентов, которые в 1997-1998 учебном году не смогли завершить обучение по объективным причинам.
В конце учебного года Вам будет предоставлена возможность сдать Ж.А.Б.А.
Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля».
— Объективные причины, — ядовито усмехнулась Дафна себе под нос.
В самом низу стояли две подписи:
«Г. Слизнорт, декан факультета Слизерин» и знакомый вычурный вензель рядом, а также размашистый росчерк Макгонагалл, которая теперь исполняла обязанности директора школы.
Минут через пять в комнату ворвалась Астория — в её письме сообщалось нечто похожее. Суть была одна: прошлый учебный год Министерство признавало спущенным в трубу, и все зачисленные на данный момент ученики имели право пойти на «повторный курс» и выпуститься на год позже.
В общем-то, логичным было согласиться, вернуться и получить диплом. А потом уже решить, для чего он так необходим. Да и Асторию наедине с С.О.В. и её переизбытком подростковой любви оставлять не хотелось.
Дафна увидела в этом отличный повод написать подруге, с которой они не виделись уже довольно давно.
«Дорогая Пэнси,
Тебе уже пришло письмо из школы? Что думаешь? Как ты вообще сейчас?
Я полагаю, что вернусь, чтобы получить образование и быть рядом с сестрой. Хочу, чтобы ты знала: мы будем очень рады увидеть и тебя на Кингс Кросс.
Дафна»
***
Солнце на Сардинии сегодня светило неприлично ярко. Задумавшись и отложив на край стола желтоватый исписанный лист, Забини прикрыл глаза и подставил лицо тёплым лучам, которые заливали весь кабинет. Вдруг с улицы послышался шорох, а через секунду серый филин бесцеремонно влетел в распахнутое окно и приземлился на стол. Парень взял конверт, и птица тут же заискивающе ухнула.
— Ладно, ладно, сейчас, — с улыбкой обнадёжил своего гостя Блейз, потянувшись за лакомством для сов. — Такой же наглый, как и хозяин.
Выпроводив уже вторую птицу за сегодняшний день, он лениво распечатал конверт и прочёл:
«Моё почтение итальянской мафии!»
— Вот же придурок, — парень со смешком закатил глаза.
«Ты, наверное, уже читал, что мы с Ноттом живы и практически ни в чём не виноваты. До тебя долетело письмо из Хогвартса? Не знаю, что из этого выйдет, но мы с Тео решили всё-таки сдать экзамены. Не думаешь присоединиться?
Д. Л. Малфой»
Блейз сложил дорогой пергамент вдвое и снова погрузился в размышления. Интересно, а она что решила? Очевидно, с Гринграссами Драко этот сюжетный поворот не обсуждал. Забини с полминуты собирался с духом, а после вытащил из ящика стола чистый лист и вывел:
«Привет, Дафна», — нет, не так.
«Дорогая Дафна», — и снова зачеркнул.
Ну какая к чёрту «дорогая»?
Вот бы трансгрессировать сейчас на жалкую одну с небольшим милю и спросить лично… Это было бы намного проще. Но нет, после получения повестки и скоропостижного отбытия из Италии семья Дафны сюда больше не возвращалась.
Ладно. Если он увидит её на вокзале, это будет приятным сюрпризом. А весь предстоящий год — его последним шансом. А если нет… Что ж, он не хотел бы узнать об этом сейчас. Лучше уж отсрочить это ещё на полтора месяца.
***
— Кому пишешь? — без особого интереса бросила Астория, остановившись у входа в спальню сестры и опёршись на дверной косяк.
— Д-да так, никому, — дёрнулась Даф и смяла пергамент. — Ерунда.
Блондинка спешно взмахнула палочкой, прошептала «Эванеско» — и бумажный комок рассыпался на пылинки, которые потом и вовсе растворились в воздухе. Это было уже второе письмо, начинавшееся со слов
«Дорогой Блейз».
