Что-то на змеином

Этим утром территорию Хогвартса заполонили вернувшиеся ученики. За неделю соскучившиеся друг по другу волшебники с сумками и чемоданами наперевес выискивали в толпе своих знакомых, а затем обнимались и галдели, спеша поделиться событиями прошедших дней. С едва скрываемым раздражением Пэнси пробиралась через толпу, закутавшись в длинное чёрное пальто и пряча лицо от холодного ветра. Хотела найти Дафну с Асторией, Драко или Блейза — хоть кого-то из своих змеёнышей. Паркинсон, признаться, и сама скучала. Так же, как и другие, хотела повидаться с друзьями. Но представить себя упрямо распихивающей школьников, в бестолковой радости сбивающей кого-то с ног и кидающейся человеку на шею она не могла. Пэнси передёргивало от одной подобной мысли — в её понимании такое поведение было как минимум странным. Слизеринка ощутила мощный толчок в плечо, претенциозно кашлянула и, рассерженная, вскинула голову. Интересно было посмотреть, кому настолько неймётся. Виновница резким движением обернулась на звук, и Пэнси вдобавок чуть не получила по лицу копной длинных рыжих волос. «Твою же мать, Уизли». — А, Паркинсон, — без капли сожаления в голосе бросила Джинни. — Эх, а я ведь почти забыла, что ты существуешь. Пэнси начинала понемногу вскипать. Эта рыжая периодически переигрывала в стервозности даже слизеринок, а в этом году пользовалась уязвимостью последних и порой здорово перегибала палку. — Выискиваешь кого-то из ваших? — последнее слово, которое Уизли почти выплюнула, явно означало не просто принадлежность к одному факультету. — Тебе-то какое дело? Заткнулась бы и шла дальше, — Паркинсон вроде и хотела закончить этот бессмысленный диалог, но оставлять такое хамство без ответа было выше самой её сущности. — Не сшибай только больше никого. — А если не пойду? — взгляд гриффиндорки уже полыхал недобрым огнём. Люди вокруг не унимались, продолжая тараторить и поднимать шум. Джинни преграждала путь, бросая однокурснице немой вызов. И Пэнси в очередной раз терялась, понятия не имея, что теперь делать. Всё это безумно нервировало, и брюнетка замученно потёрла рукой переносицу, опуская глаза и скрывая их под веерами чёрных ресниц. — Джинни, вот ты где, — сзади раздался голос Поттера. Ровный и размеренный, этот голос будто стал островком адекватности и здравомыслия всём происходящем буйстве. Гарри, нагруженному сразу двумя сумками, потребовалась лишь пара секунд, чтобы оценить обстановку и не раскалять ситуацию дальше. — Пойдём, — он обратился к рыжей уже более требовательно и строго, решительно взял её под руку и повёл вперёд. — Да, забери от меня свою бешеную, будь добр, — Пэнси не удержалась и уже безучастно, словно на автомате, съязвила парочке вслед. Гарри оглянулся на сокурсницу; его лицо выражало даже не осуждение, скорее какое-то лёгкое неодобрение и досаду. Будто бы Паркинсон с Уизли были маленькими девочками, не поделившими игрушку в песочнице, а ему, этакому порядочному родителю, пришлось их разнимать. Где-то в глубине души Пэнси была благодарна, но признаваться в этом точно не собиралась, даже самой себе. Она замедлила шаг, в размышлениях накручивая на палец выбившийся из причёски локон. Джинни всегда была излишне эмоциональной и темпераментной, но после войны её язык хлеще прежнего начал бороться за независимость от мозга. Пережив гибель множества близких людей и, главное, старшего брата, Джинни озлобилась чуть ли не на весь мир. По крайней мере на ту его часть, что была хоть каким-то образом связана с Волдемортом и его приспешниками. Движимая несколько стереотипным мышлением, она с тех пор терпеть не могла весь Слизерин, презирая этот факультет за сам факт его существования. Когда Уизли сталкивалась с Пэнси или кем-то из её друзей в школе, ярость вспыхивала в ней за считаные секунды и казалась окружающим более чем осязаемой. Сдерживать и контролировать свой гнев рыжеволосую явно не научили, поэтому она непременно выплёскивала их, не заботясь о последствиях. Конечно, ведь статус подружки Поттера и героини войны приравнивался, пожалуй, к полной неприкосновенности и отодвигал взрывной характер Джинни на второй план. Она безнаказанно срывалась, как фурия, на ком угодно — с неё даже баллы ни разу не сняли. И, наверное, она имела вполне существенную причину. Как бы Пэнси ни было паршиво от этой мысли, она невольно ассоциировала эту шальную гриффиндорку с собой. В какой-то степени. Уизли была сломана так же, как и остальные, однако облачала свои страдания в открытую и порой не самую приглядную форму, цеплялась ко всем подряд, истерила по поводу и без. Было ли это эффективнее, чем замыкаться и пытаться похоронить всё внутри себя, и лучше ли помогало справляться, Паркинсон не знала. Но вот Джинни отчего-то пока не порывалась сброситься с самой высокой башни Хогвартса, утопая в осознании того, насколько бессмысленна её жизнь. Во всяком случае, у Уизли была семья; большая, любящая и до жути непосредственная. Пэнси раньше с такими людьми и заговорить-то брезговала — любые тёплые отношения были ей непонятны и чужды. И был Поттер, который каждый раз стоически сдерживался, успокаивал Джинни и пытался тихо-мирно увести её подальше от бесконечных перепалок. Заботился, как умел; но и на это нужно иметь железное самообладание. Словом, Уизли всё же держалась, а вот Паркинсон — очень и очень сомнительно. И рассуждать об этом дальше становилось до боли тоскливо.

***

Пэнси неспешно сортировала ингредиенты для зелий, подписывая каждую баночку аккуратным убористым почерком. В кабинете царило полное безмолвие, из раскрытого свёртка сочился травянистый запах сушёной полыни. Находиться здесь слизеринке всегда нравилось, а потому она без пререканий согласилась на просьбу преподавателя и неторопливо, размеренно выполняла данное ей задание. Вскоре, к великому сожалению Паркинсон, всеобъемлющую мёртвую тишину разрезал характерный звук отворяющейся входной двери. Никто не удосуживался привести её в надлежащее состояние, а потому при каждой манипуляции она противно скрежетала и карябала каменный пол. — Профессор Слизнорт? — не поднимая голову, вполголоса предположила Пэнси. — Не думал, что здесь кто-то есть, — прозвучал совсем не тот старческий голос, который она ожидала услышать. — Привет. — Чего тебе, Поттер? — безэмоционально процедила она, на короткий момент отвлёкшись и скользнув взглядом по мужской фигуре у входа. — Джинни забыла здесь учебник после лекции, — он прошёл между партами и повертел головой. — Попросила забрать. Ты не видела? — Не видела, — передразнила брюнетка, неприязненно цокнув языком. — Посмотри на этажерке слева. — Настолько тебя раздражаю? — со вздохом полюбопытствовал Гарри. Он подошёл к нужному стеллажу и действительно обнаружил на одной из полок потёртую синюю книгу, однако забирать её не спешил. Прислонился к прохладной стене и выжидающе уставился на Паркинсон, наблюдая, как её тонкие пальцы перебирают тёмно-зелёные сухие листочки. — Нарушаешь моё душевное спокойствие, — больше не отрываясь, растолковала она. — Так сложно хоть иногда не быть язвой? — парень состроил непонимающее лицо и уселся рядом, на соседнее с однокурсницей место. — Что ты до меня докопался? — она обречённо запрокинула голову, осознав, что продолжить работу уже вряд ли получится. — Просто не могу выбросить из головы то, что с тобой было. Как ты? — неравнодушный, искренний тон Гарри постепенно начинал выводить девушку из себя. Его желание справиться о её состоянии и как-то помочь проступало всё более и более явственно. Грёбаный герой-спаситель. Той ночью Пэнси была совершенно разбита и растеряла все силы на препирательство, но сейчас её ужасно коробило от неуместного сочувствия парня. — Не закрывайся, — продолжал настаивать он. — Я же видел, насколько тебе тяжело… — И мы договорились об этом забыть, — слизеринка потеряла терпение и вскипела. — Не лезь больше в мою жизнь, ясно? Гарри не нашёл слов для ответа, и в классе вновь повисло молчание. Больше не разговаривая, они с полминуты играли в гляделки. Пэнси невыносимо бесило его беспокойное выражение, но вместе с тем она поймала себя на мысли, что по неизвестной причине уже во второй раз засматривается на Поттера. Малахитовые радужки за стёклами очков и впрямь напоминали ей два крупных минерала с витиеватыми узорами прожилок. На миг девушке показалось, будто в них таится особая манящая сила, заставившая её облокотиться на стол, плавно податься вперёд и слегка сократить дистанцию. «Проклятие, Поттер, что происходит?» Гриффиндорец тоже ни на секунду не спускал с неё выразительный цепкий взор. Тусклый холодный свет падал на матовую кожу и обрамлял острые черты лица Пэнси голубоватыми бликами. К уголку накрашенных губ приклеилась крохотная прядь волос, и Гарри не смог сдержаться: пододвинулся ближе, потянулся к ошарашенной Паркинсон рукой и аккуратно поправил положение, словно опасаясь её реакции. Однако брюнетка лишь приоткрыла рот и молчала, а его рука так и оставалась у неё за ухом. Убирать категорически не хотелось, и Поттера с каждой секундой всё больше пробирало неясное нарастающее влечение. «Паркинсон, что ты со мной творишь?» Воздух напитался горьковатым запахом уже напрочь забытой полыни, которая валялась невдалеке. Оба больше не владели собой. Губы бросились к губам напротив и молниеносно сомкнулись. Сейчас не имела места ни одна здравая мысль, поэтому любая попытка остыть и остановиться была обречена на провал. Вкус поцелуя Пэнси удивительным образом походил на цвет её помады — такой же гранатовый, такой же сочный. И лишь когда ладонь Гарри легла на ледяную женскую шею, к Паркинсон стал возвращаться контроль. Она подскочила, как ужаленная, отшатнулась в сторону и едва успела опереться на спинку стула. — Ты совсем больной?! — тут же взорвалась девушка. Пусть даже она не была до конца уверена в том, что инициатором стал именно гриффиндорец. Лучшая защита — это нападение, правильно? Оцепеневшие, они сверлили друг друга глазами, а время, казалось, замедлилось в десять раз. Произошедшее представлялось какой-то чудовищной аномалией. Или приступом захлестнувшего с головой сумасшествия, не иначе. Грубым движением Паркинсон стёрла со рта парня цветной след и грозно проговорила: — Никто не должен об этом узнать. — Ясное дело, — согласился до крайности растерянный Гарри. — Пэнси… — Отвали и не подходи ко мне больше, — прервала она, напоследок издевательски бросив: — Поторопись, твоя рыжая наверняка ждёт свою книжку. Поттер ретировался, а у снова оставшейся в одиночестве слизеринки никак не получалось сосредоточиться на склянках. Перо в её руках дёргалось, подписи выходили корявыми, а вскоре она и вовсе залила стол чернилами. Пэнси наспех убрала растёкшуюся кляксу с помощью палочки и похлопала себя по щекам; всё лицо горело то ли от жаркого запала, в котором она недавно поцеловала Поттера, то ли от последовавшего за этим въедливого стыда. «От стыда, конечно, что за бред?» — упорно доказывала себе Паркинсон. — Может, я и правда схожу с ума? — вслух допустила она пару мгновений спустя.

***

Вырвавшись из подземелий, Гарри забежал во внутренний двор и принялся жадно заглатывать отрезвляющий уличный воздух. Его пресловутое честолюбие требовало, чтобы он тотчас же разыскал Джинни и во всём ей сознался. «Я поцеловал Паркинсон», — эти три слова, которые он несколько раз проговорил про себя, звучали дико и не сопоставимо с реальностью. Он так и не понял, почему это произошло. Это как должно было перемкнуть в его голове, чтобы он неистово накинулся на Пэнси, ведомый каким-то аморальным притяжением? Нет, покайся он перед Джинни, их отношения сразу будут разрушены. Огромная, несоразмерная, катастрофическая жертва, причиной которой станет кратковременное помутнение рассудка. И Поттер, основательно поразмыслив, не без труда пошёл на сделку с собственной совестью. Теперь ему оставалось только надеяться, что его тёмный секрет навеки останется погребённым в столь же тёмных подземельях. В том, что Паркинсон ни за что не выдаст этот секрет, Гарри абсолютно не сомневался.