Отношения и решения

      На этот раз Альфа поймал Стайлза у школы, затащив за угол и полыхнув красными глазами, чтобы заглушить все вопросы ещё до того, как они сорвутся с губ Стайлза. Питер, который снова пропал на целых два дня, секунду смотрел на него изучающе, оглядывая привычную клетчатую рубашку, серую футболку и джинсы. Он протянул ему что-то небольшое и прямоугольное. Присмотревшись, Стайлз понял, что это платёжная карта.       Стайлз поймал себя на том, что помимо страха, что Питер вызывал у него одним только своим присутствием, разочарования и злости, чувствует ещё и какое-то извращённое чувство принадлежности. Взгляд Питера был таким восторженным и ликующим, когда Альфа смотрел на него, что по спине Стайлза прошла крупная дрожь, отчего он поёжился, неловко поведя плечами и обхватив живот руками.       — Я не возьму это.       Питер даже закатил глаза, показывая, насколько важны для него желания Стайлза. То есть вообще не важны.       — Ты теперь мой бета, лапушка. Я буду давать тебе много поручений, которые требуют затрат. И мне бы не хотелось каждый раз возвращаться к этому вопросу.       Стайлз неуверенно смотрел на карту, что Питер настойчиво ему протягивал. То, что оборотень собирался дать Стайлзу — Стайлзу — пусть и частичный, но всё же доступ к своим средствам, казалось ещё одной ступенькой по направлению к безумию, которое Питер гордо именовал здравомыслием.       — Не боишься, что я буду тратить твои страховочные деньги на читос и лего? — раздражённо осведомился Стайлз, неохотно забирая карту и рассматривая блестящий тёмный пластик.       — Ах, я никогда не устану от твоего острого язычка, — ухмыльнулся Питер. Стайлз, который навёл справки и узнал, что значительная часть состояния Хейла — «бонусы» от смерти членов его семьи, надеялся, что напоминание об этом разозлит Альфу, а не приведёт его в ещё более благодушное настроение. — Но ты можешь баловать себя. Может быть, купишь более приличную одежду. Я не возражаю.       — У меня нормальная одежда, — одёрнул Стайлз мятую футболку, на которой гордо красовалась голова волка с зелёными глазами. — Ещё немного и я подумаю, что я просто твой мусорщик. Ты мне платишь, я — убираю.       — Мне нравится думать, что наши отношения имеют более личный характер.       — Убийца и доверенный мусорщик? — фыркнул Стайлз, и по самодовольному выражению лица Питера понял, что следующие слова Альфы ему по вкусу не придутся.       — Папик и сахарная кр…       — Пошёл ты! — перебил его Стайлз, не желая даже думать в этом направлении. — Я не спорю с тем, что ты старый, не подумай. Но мне нравится моя самостоятельность. И я не полагаюсь на тебя в финансовом плане. Ты платишь за то, что я трачусь на твои поручения. Не похоже, что ты мой папик.       — Что прискорбно, — согласился Питер с его выводами. Стайлзу даже показалось, что их пикировка веселит этого психа. — Итак, есть новости на фронте милой Эллисон?       — Нет, — отрезал Стайлз раздражённо. Каждый раз, когда он говорил с Питером о своих друзьях, ему казалось, что он предаёт их. Глупо было чувствовать себя подобным образом, потому что ничего действительно серьёзного и способного причинить вред тем, кого он любит, Стайлз никогда бы Питеру не поведал. — И про Скотта тоже нет. С Лидией всё в порядке. Джексон всё тот же придурок. Харрис продолжает вести себя, как подобает мудаку его положения, а Дэнни смотрит на меня волком, что просто ха. Не знаю, что я успел ему сделать. То запугивание было не серьёзным.       — Рад, что ты хорошо проводишь время, — фальшиво улыбнулся Питер, и Стайлз также фальшиво улыбнулся в ответ. — Хочу кое-что проверить сегодня. У тебя есть возможность заснуть рядом со своим отцом?       Стайлз посмотрел на Питера изучающе, пытаясь понять, шутит он или спрашивает серьёзно.       — О да. Мы с ним спим в одном доме. Удивительно, не правда ли?       Питер посмел раздражённо потереть переносицу.       — Совсем рядом с ним. — Питер махнул рукой, показывая небольшое расстояние между ними. — На одной кровати.       Стайлз отошёл на несколько шагов назад, только сейчас осознав, что стоял слишком близко к Питеру. Никаких личных границ.       — Зачем мне… — Стайлз замолк, вспомнив, как после приступа проснулся рядом с Питером.       И как во сне видел пожар глазами того, кто находился в непосредственной близости от него.       — Уже понял, Стайлз? — Питер выглядел довольным, когда спрашивал это.       — Думаешь, я превратился в существо, связанное со снами? Типа Кромешника?       — Мы выясним это. — Питер огляделся, словно только сейчас осознав, что встречаться в школе было не самой хорошей идеей. — У меня уже есть несколько идей. Нужно лишь вычленить одну из них.       — Надеюсь, это не Ночница. Я до смерти боялся их в детстве.       — Даже если так, думаю, стоит беспокоиться окружающим, а не тебе, — зубасто ухмыльнулся Питер, после чего махнул рукой и неторопливо пошёл в неизвестном направлении. — Встретимся завтра утром, лапушка. У тебя выходной, а шериф на работе. Мы можем провести это время вместе.       Стайлз даже не стал возмущаться подобной перспективе — всё равно никакого впечатления на Питера это не произведёт. К тому же, им многое следовало обсудить. После злополучного укуса они так и не поговорили о деле стаи. Стайлз, конечно, заметил, что Питер ненормально тактилен с ним, любит касаться задней части шеи и во время споров постоянно пялится на его шею, видимо, ожидая инстинктивного подчинения (повадки волков и оборотней должны быть похожи, не так ли? У волков открытая шея и живот точно были знаком подчинения), но помимо наблюдений у него ничего и не было. Ему хотелось немного конкретики.       Стайлз и сам не заметил, как добрался до своего джипа, где его ждал взволнованный чем-то Скотт. На лице у него было такое выражение, что Стайлз сразу же подобрался, ожидая чего-то недоброго.       — Я видел Альфу! — истеричным шёпотом крикнул Скотт, оглядываясь и выглядя так, словно его сейчас стошнит. — Он жив, Стайлз. И явно что-то замышляет.       Стайлзу резануло уши это безличное «Альфа», но он понимал, почему Скотт не обращается к Питеру по имени. Для него он всё ещё оставался Альфой, что совершил несколько убийств и угрожал ему и всем его близким. Личность Питера в таком контексте казалась второстепенной.       — Кстати, об этом, — решился Стайлз, после секундной борьбы с самим собой. Чем дольше он откладывает это, тем делает хуже для себя. — Мне нужно кое-что тебе рассказать.       — Он что-то тебе сделал? Ты… От тебя пахнет. — У Скотта вытянулось лицо, когда он сказал последнее предложение.       Стайлз понюхал футболку и немного склонился носом к подмышке.       — Спасибо за комплименты, чувак, но я благоухаю тем мылом из душевых и читосом. Если твой супер-нос что-то чует, это его проблемы.       — Нет. — Скотт начал лихорадочно его осматривать, словно увидел впервые после очень долгого времени порознь. — От тебя пахнет им.       — О.       Стайлз поёжился, понимая, что теперь точно не отвертится от объяснения. Господи, он был уверен, что не разорви Питер Кейт так кроваво, как он это сделал, Скотт сейчас не выглядел бы так, словно Стайлза кто-то препарировал за школой, а теперь пытался выставить дело так, будто ничего не случилось.       — Это пахнет как больница. И как что-то дорогое. И, э-э-э, что-то такое горькое. Когда он пришёл за моей мамой, он тоже так пах.       Горечь, больница и дороговизна — это ли не Питер?       — Нам нужно поговорить, Скотт.       — Он что-то тебе сделал? — яросто сжал челюсти Скотт, и Стайлз умилился бы тому, как его защищают, если бы на данный момент не собирал всё своё хилое мужество в одном месте. — Мы можем найти его. Я скажу Эллисон, что…       — Нет! — панически прервал Стайлз и только в следующую секунду понял, что делать этого не следовало. — Я имею в виду, никаких Арджентов, хорошо? У меня от них мурашки.       — Эллисон хорошая, — нахмурился Скотт.       Стайлз мог признать, что то ли бывшая, то ли потенциальная, то ли нынешняя девушка его друга немного походила на диснеевскую принцессу.       — Я и не сказал, что это не так. Но то, о чём я тебе расскажу, лучше никому не рассказывать, хорошо? Даже Эллисон.       Теперь Скотт хмурился в хмуром смысле, а не обеспокоенном.       — Что случилось?       Стайлз глубоко вздохнул, огляделся, ища спасения, но не обнаружив ни единой живой души в округе, решительно повернулся к Скотту.       — Я в стае Питера.       В будущем, вспоминая этот разговор, Стайлз пришёл к выводу, что не стоило начинать с таких слов. В конце концов, эти слова до сих пор вводили в ступор его самого. На что он надеялся, бросая это Скотту в лицо без всякой подготовки?

***

      — Я не сказал ему, что я… кто-то. Не говорил про укус, — угрюмо ответил Стайлз на резкий вопрос Питера. Тому не нравилось, что он рассказал всё своему лучшему другу, не посоветовавшись со своим Альфой. — Я сказал только о том, что иногда помогаю тебе. А ты взамен не трогаешь Лидию.       — Он не был доволен, если судить по твоему кислому голосу.       Стайлз бросил бы в сторону Питера сердитый взгляд, если бы он был рядом, а не цедил свой яд на Стайлза через телефон.       — Ему просто нужно время, ты придурок. — Стайлз был так зол, что у него тряслись руки. — И я занят завтра. Если тебе что-то от меня нужно, придётся с этим повременить.       Стайлз не стал дожидаться ответа и сбросил вызов. Он кожей чувствуя мгновенно вспыхнувшую ярость Питера на другом конце провода. Может быть, это было делом стаи, подумал Стайлз, потирая грудь. Он буквально на физическом уровне чувствовал дискомфорт и ему казалось, что он возник именно из-за недовольства его Альфы. Из-за недовольства Питера.       Стайлз опёрся локтями о стол и запустил ладони в короткий ёжик волос, ощущая, как неуклонно растёт тяжесть у него в груди. Скотт не сказал ему ни слова. Просто посмотрел растерянно, обиженно, зло, и ушёл, даже не оглянувшись на окрики Стайлза.       Может быть, ему действительно нужно было время, утешал себя Стайлз. Но в глубине души затаилось сомнение, потому что он знал: если бы Скотт вступил в стаю Питера, Стайлз последовал бы за ним, не оглядываясь и не думая дважды. Потому что куда шёл Скотт, туда шёл и Стайлз. Кодекс братанов, правила лучших друзей. Ему нравилось думать, что Скотт подарит ему такую же преданность в ответ. Он до сих пор надеялся на это, хотя внутренности разъёдала горечь.       Часы тянулись медленно и мучительно. Телефон молчал, Скотт никак не давал о себе знать, Питер не появился у него в окне, разъярённо полыхая алыми глазами, и Стайлз немного расслабился. Он сделал уроки, хотя на их выполнение у него было ещё несколько выходных дней, и спустился вниз, намереваясь дождаться отца.       Питер, может, и был мудаком, но его теорию Стайлз решил всё же проверить, чтобы удовлетворить собственное любопытство. Ему не очень хотелось залезать в сны своего отца, но другого подопытного не было, особенно если учесть ситуацию со Скоттом.       — Долго тут сидишь? — ласково потрепав Стайлза по коротким волосам, спросил шериф. Он не дождался ответа и ушёл на кухню. Послышался звон посуды и стон. — Спаржа, Стайлз? Её не ешь даже ты.       — Можешь сделать себе несколько полосок бекона завтра утром, если съёшь её. И попкорн с солью. — Стайлз заглянул на кухню и улыбнулся. — Давай посмотрим кино?       Ноа мученически посмотрел на овощи, среди которых было немного спаржи, но только немного, и всё же не сдержал улыбки, услышав предложение Стайлза.       — Я сам сделаю попкорн. — Он махнул рукой, оттесняя Стайлза подальше от микроволновки. — Иди, настрой что-нибудь. Давненько мы с тобой не собирались, да?       — Да, — перестал улыбаться Стайлз. Даже сейчас, предлагая провести время вместе, Стайлз руководствовался иными мотивами. Решив, что не будет думать о снах и оборотнях, пока он рядом с отцом, Стайлз натянул улыбку обратно и направился к телевизору. — Я выберу что-нибудь, что тебе нравится.       Шериф заснул на втором фильме и третьей миске попкорна. Стайлз начал посапывать у него на плече задолго до этого.

***

      Она была прекрасна, даже на больничной кровати, в окружении проводов и запаха формалина. Стайлз знал, что болезненно идеализирует свою жену, но ничего не мог поделать с этим. Клаудия походила на неземное существо с улыбкой ангела и любовью к проказам, свойственную скорее Дьяволу, чем Богу.       Стайлз любил её. Боже, как же он её любил. И точно также он любил своего сына, которого его драгоценная жена, казалось, безвозвратно ломает день за днём.       — Он хочет убить меня, Ноа! Маленький монстр! Неужели ты не видишь?       Стайлз видел, с горечью прижимая жену к груди. Видел, как она уходит от них всё дальше без надежды на возвращение. Видел, как она рушит что-то в не по-детски серьёзных глазах Митча, причиняет ему боль и срывает с его глаз пелену простодушности, присущую детям. Видел, но ничего не мог поделать. Потому что его сын был также упрям, как и он сам, и не желал оставлять мать на пороге безумия и смерти совсем одну.       — Сынок, — устало позвал он. Митч посмотрел на него пугающе пустым взглядом. — Ты в порядке?       Мальчик перед ним сейчас меньше всего походил на его жизнерадостного, любопытного сына. Согнутая спина, усталый вид, измождённое лицо.       — Она хотела убить меня, — прорезал тишину, нарушаемую лишь писком медицинских приборов, безжизненный голос. — Она едва не убила меня.       Стайлз с трудом сдержал дрожь, появившуюся от тона Митча. Столько в нём было боли, холода и ярости, что на секунду Стайлз даже засомневался, его ли сын сидит перед ним. Он говорил «она» с таким ядом, с такой агонией, что в горле у Стайлза образовался ком.       — Митч…       — Нет, — прервал его сын, и Стайлз замолк, увидев на глазах ребёнка слёзы. — Она называла меня так. Я не хочу, чтобы… Не хочу это слышать.       — Ребёнок, — обессиленно выдохнул Стайлз, падая перед сыном на колени. По щекам у него, как и у Митча, текли слёзы. — Ты всё ещё её озорник. Даже если она забыла об этом.       — Но я не хочу. Почему она… Она всё ещё любит тебя. Она обнимает тебя, папа. Но меня она ненавидит.       Стайлз почувствовал, как что-то сжалось у него в груди. Он обвил хрупкое, худенькое тельце сына дрожащими руками и прижал к себе, всем сердцем желая защитить его от любых горестей этого мира. Даже если защищать его нужно было от женщины, которую он любил больше жизни.       — Я не позволю ей сделать тебе больно, сынок. Больше никогда.       Они обнимались, хватаясь друг за друга, как утопающие, перед увядающей Клаудией на больничной койке, казалось, вечность и в то же время — несколько секунд. Митч не ёрзал, что в обычное время казалось бы нереальным — этот ребёнок не мог и минуты просидеть без движения, это было его частью, без которой Мечислав казался безжизненным.       — Стайлз.       — Сынок? — переспросил Стайлз, немного отстраняясь и с тревогой глядя в карие глаза своего сына.       — Меня будут звать Стайлз. Как дедушку.       Стайлз долго смотрел в заплаканное лицо своего сына, не решаясь перевести взгляд на бледное, исхудалое лицо своей жены. Он не стал спорить, только кивнул, чувствуя, как к глазам подступают новые слёзы.       Сидя на холодном полу больницы, в палате до боли знакомой и столь же отвращающей, Стайлз впервые почувствовал к своей жене жалость, чего раньше не допускал. Клаудия была сильной и он не имел права её жалеть. Но теперь, когда их сын, казалось, потерял всякую надежду увидеть в матери что-то кроме ненависти, Стайлзу стало её жаль.       Если бы она понимала, что натворила…       — Я люблю тебя, Стайлз, — выдохнул он, перекатывая непривычное имя на языке.       — И я тебя, папа.       Стайлз чувствовал, что в этом почти обыденном, но всё также драгоценном обмене словами любви не хватает третьего голоса. Он ничего не сказал на этот счёт. Его сын тоже промолчал.

***

      Стайлз открыл глаза посреди ночи, разбуженный мягкой хваткой отца у предплечья.       — Стайлз, — хрипло позвал шериф, и он тут же открыл глаза, радуясь темноте, которая скрыла его слёзы. — Лучше не оставаться в таком положении всю ночь.       Стайлз поднялся, хватаясь за руку отца и крепко её сжимая. Сердце у него бешено колотилось, и он закусил губу, старательно изгоняя из мыслей любое упоминание о матери. Вспоминать о ней было также больно, как и годы назад. Рана продолжала кровоточить, как бы старательно Стайлз её не игнорировал.       — Это относится только к тебе, старик, — шёпотом выдавил он, двигаясь к лестнице. Он не знал, почему отец не включает свет, но не собирался указывать на это. Сейчас темнота была предпочтительней. — Я молод и полон сил. Мне сон на диване нипочём.       — Вот уж точно, — фыркнул Ноа, и Стайлз показал ему язык. То, что этого никто не видел, ни капли его не смущало.       Они поднялись на второй этаж, и Стайлз похлопал отца по плечу, громко зевая.       — Спокойной ночи, папа.       Шериф вдруг притянул его в объятия, крепко сжимая на секунду и глубоко вздыхая.       — Спокойной ночи, сынок.       Стайлз тут же ответил на это объятие, понимая, как сильно они сейчас были ему нужны. Сон отца казался ему реальностью. Реальностью он и был, просто старательно не вспоминаемой и давно ушедшей.       Они разошлись по комнатам, и Стайлз вытащил телефон, не в силах ждать и на секунду больше. Свет от экрана на мгновение его ослепил, и Стайлз прищурился, ожидая, пока глаза привыкнут. Когда это произошло, он нашёл контакт «Блот» и быстро настрочил сообщение:       «Получилось. Мне приснился его сон, как в прошлый раз с тобой»       Ответа не последовало, но Стайлз и не ждал его в такой поздний час. Он лёг поверх одеяла, щекой чувствуя холодную наволочку. За окном поблёскивали звёзды, луны видно не было, но Стайлз был уверен, что она сейчас невероятно яркая, как и во многие другие ночи. У него не появилась тяга повыть на эту ночную красотку, и отчасти он был за это благодарен. Стайлз не знал, как справлялся бы со способностями оборотня. Он никогда не славился умением контролировать свои порывы.       Он уснул незаметно, всё ещё сжимая в руке телефон, а когда проснулся от сна остался только смутный осадок, ворошить который Стайлз не рискнул. Ему не хотелось вновь всё это вспоминать. Безумные глаза матери, холодные порывы воздуха, галька на крыше больницы, близкая смерть от рук собственной мамы…       — Я вернусь вечером, но после сразу уйду на ночную смену. Мне нужно подменить Джонатана.       Стайлз прикрыл глаза рукой, защищая их от солнца, и возмущённо замычал.       — Ты убьёшь себя! — крикнул он, слыша, как шериф спускается по лестнице. — Нужно больше отдыхать, пап. Тогда у тебя удивительным образом появится время на сон.       — Я прекрасно выспался сегодня! — послышался ответ, и Стайлз не стал больше спорить.       Иногда отец был неумолим, и это как раз такой случай.       Стайлз снова уснул, а когда проснулся, отец уже ушёл. Он лениво почистил зубы, принял быстрый душ, делая вид, будто ему не мерещится кровь под ногтями (Дженнифер и правда запала ему в самое сердце, не желая покидать его мысли), оделся в первую попавшуюся одежду и спустился завтракать.       За столом его ждал Питер, и Стайлз даже не потрудился сделать вид, что удивлён этим. Словно вчера он не говорил Альфе о том, что занят сегодня. Упёртый, беспардонный ублюдок.       — Доброе утро, дорогуша.       Стайлз кивнул и принялся готовить кофе. Перед Питером уже стояла полупустая кружка, и губы невольно скривились в недовольной гримасе, которую Стайлз не пытался скрыть.       — Что тебе опять нужно? — выдохнул Стайлз так, словно на него свалились все проблемы мира.       Иногда так и казалось. Особенно когда он смотрел в самодовольное лицо Питера.       — Сон твоего отца был воспоминанием или именно что бессмысленным, рваным сном?       Стайлз несколько долгих мгновений думал над тем, стоит ли отвечать. С одной стороны, Питер, похоже, пытался понять, в кого превратился Стайлз, а с другой — вставлять палки в колёса такому человеку, как Питер, казалось даже не прихотью, а обязанностью каждого порядочного человека. Стайлз ещё немного подумал и решил, что его назвать порядочным было бы некорректно.       — Воспоминание.       Питер кивнул, принимая информацию к сведению.       — Ты смотришь на происходящее со стороны? Или являешься непосредственным участником?       — Я вижу их от лица того, с кем уснул в настоящем. Я думаю, как они, слышу их мысли. Я будто бы на время становлюсь ими.       Питер что-то согласно прогудел. Стайлз сел напротив него, сжимая в руках горячую кружу ароматного кофе.       — Это походило на кошмар?       Стайлз задумался. Сон Питера определённо был кошмаром, но у отца сновидение казалось скорее пропитанным безнадёжностью, болью и сожалением, нежели страхом. Хотя даже с такими характеристиками его можно было отнести к кошмарам.       — Скорее да, чем нет.       — Что-то неприятное?       — Но не самое худшее, что могло бы быть, — кивнул Стайлз.       Питер постучал вылезшими когтями по столу, и Стайлз тут же прикипел к ним взглядом, не в силах оторваться от непривычного зрелища. С того дня, как Питер разорвал Кейт на куски, Стайлз почти не видел его оборотнической части, если не считать красных глаз, которыми Питер любил его пугать и затыкать. Со временем это перестало быть таким уж страшным, но Питер всё ещё не оставлял попыток.       — Ты стал сильнее, верно? Есть ещё какие-то изменения? Отвечай мне честно, Стайлз.       Стайлз закатил глаза и откинулся на спинку стула, лениво качая ногой под столом и задевая носком голень Питера.       — Лучше вижу в темноте. Раны заживают также плохо. Хотя от твоего укуса остался только шрам. — Стайлз продемонстрировал повязку на запястье, которой скрывал отпечаток зубов Питера. — Никаких когтей, зубов и горящих глаз.       — Тебя не тянет покричать?       — Каждый раз, как тебя вижу, это ты верно подметил.       Питер фыркнул, но не стал огрызаться в ответ, как это часто происходило между ними.       — Тебе самому снятся сны?       — Если да, то я их никогда не запоминаю, — на секунду задумался Стайлз, вспоминая были ли у него сны после укуса. — Ну что, каков диагноз?       Питер ухмыльнулся, хищно обнажив клыки и отставил полупустую чашку кофе.       — Я исключил банши, что и без того было маловероятным из-за твоего пола, хотя способность проникать в чьи-то сны им присуща. Твои способности слишком конкретизированы, поэтому экстрасенса, видящего, пророка и прочую мистику я тоже отбросил.       — Как будто оборотни — не мистика.       — Что-то я не припомню, как уходил в астрал или считывал ауры, ведя себя при этом по-мудачески загадочно. — Питер был почти оскорблён комментарием Стайлза. — Но говоря о снах, ты не насылаешь их, не так ли? Твоё присутствие, вероятно, способно вызвать эмоционально тяжёлые моменты из нашего прошлого и превратить их в сон, но ты никак это не контролируешь. Исключаем Песочного человека, знаменитого сладкими снами.       — Он что, реально существует? — даже приподнялся со стула от удивления Стайлз. — Ещё скажи, есть Санта Клаус!       — Не существует ни Песочного человека, ни Санта Клауса, ни Зубной феи, — закатил глаза Питер. — Не будь ребёнком.       — Ты из той породы людей, которые говорят своим крохотным детям всю правду о рождественском старичке с подарками, да? Те, что не дарят ребёнку сладкой лжи.       — Я из той породы людей, которые показывают своим детям всю правду нашего жестокого мира, — не моргнув глазом, отбил Питер. — Итак, ты либо Мара, либо Нуэ, либо Баку. И на твоём месте я бы надеялся на последнее.       — Мара — это женщина, — заметил Стайлз, помня ужастик, который смотрел с этой одиозной, костлявой личностью.       — Да, но всё бывает в первый раз. К тому же, мне показалось интересным, что Мару привлекает вина её жертвы. Вполне тебе подходит, как мне кажется.       Стайлз вспомнил сон Питера, в котором он убил беззащитных детей собственными руками, и сон отца, где он чувствовал себя разрывающимся на куски и бесконечно виноватым перед Стайлзом, за которым не сумел уследить. Вина определённо присутствовала.       — А два последних?       — Баку — существа, поедающие ночные кошмары. Стоит заметить, что в случае, если Баку не насытится кошмаром, он принимается за твои желания и мечты. Ну разве не привлекательная характеристика?       — Я с удовольствием сожру все твои мечты, придурок, — огрызнулся Стайлз. — Кто там ещё?       — Нуэ. И он, пожалуй, самый неприятный. Химера, демон, злой дух, называй, как тебе угодно. Питается людскими страхами и одним своим присутствием вызывает кошмары, способные свести с ума. — Питер внимательно на него посмотрел и вдруг постучал указательным пальцем Стайлзу по виску. — Замечал что-то вроде тёмного дыма в своих снах? Нуэ способны принять форму чёрного облака.       Стайлз прикусил губу, стараясь вспомнить подробности снов. Думать о кошмаре Питера было делом провальным — там дым был повсюду, и различить дым от огня и от его предполагаемой второй формы было невозможным. Но вот во сне отца…       — Я не помню, — пришлось признаться ему. — Я буду внимательнее в следующий раз, но ничего не могу обещать. Во сне я мыслю, как тот, кто спит рядом со мной. Не могу вспомнить, что я — это я.       Питер только кивнул на это, задумчиво хмурясь, и очень скоро перевёл тему, но Стайлзу было неспокойно.       Сны были территорией зыбкой и неизведанной.