Отданное сердце

***

      (От лица Автора)       Лицо Виктории искажает гримаса боли. Аскетичная постель из бяза от безумных метаний то и дело комкается под ней. Сознание несчастной не здесь, за гранью, но губы неразборчиво шепчут что-то, ещё больше холодя сердце собравшихся у изголовья близких. Мими опускается до упоминания Шепфы в молельном ключе, кошка напряжённо укладывается у ног хозяйки, а Люцифер, со скрипом зубов глядя на свою попавшую в плен подсознательного бреда девочку, лишь больше вскармливает испуг внутри себя. Подумать только, исчадие Ада в его лице не должно вот так переживать за кого-то!       Когда демонесса потеряла сознание посреди беседки, мужчина забыл, как дышать. Лавиной накрывший поток мыслей поглотил настолько, что Вики вовсе почудилась ему бездыханной, ледяной, мёртвой. Если бы не подоспевшие монахини и Сэми с дочерью Мамона, Сын Сатаны, возможно, ещё долго пробыл бы в парализующей дезориентации. И каким только образом паника овладела им настолько сильно? Силы делать какие-либо выводы сейчас отсутствуют. — Ну наконец-то! — моления Мими прекращаются с появлением лекаря, за которым летал переполошившийся не меньше друзей Сэми. Подумать страшно, какой будет реакция остальных членов подполья, особенно Геральда и Себастьяна, остающихся пока в блаженном неведении. — Что с ней такое? — вопрос Люцифера настолько пахнет угрозой, что врач солидных лет пугливо дёргает плечом, едва ли успевая прикоснуться к пациентке. — Не тороп-пите, — чуть заикаясь, несчастный мужчина тяжело сглатывает, — я не с-сканирую взглядом, проявите терп-п-пение.       Не без злости на ситуацию Принц отворачивает взгляд к пошарпанному окошку, лицезрея ничем не успокаивающий вид на внутренний дворик возводящей в культ Шепфу психушки. Стоит Вики очнуться, и он заберёт её с собой в лагерь, честное Адское слово. Пусть только очнётся… А ради этого Люц готов поступиться со своей гордыней и злостью, позволяя насторожившемуся лекарю работать без непомерного давления со стороны. — Хм… — многозначительные вздохи и цоканья врача, рука которого застыла над туловищем Уокер, привлекают внимание собравшихся. — Что с ней? — распереживавшаяся Мими опережает нахмурившего густые брови Люцифера. — Я чувствую в этой демонессе инородную энергию, всячески отторгаемую телом, но впервые не могу заверить, что это бере… — вместо того, чтобы договорить, мужичок, качая головой, цокает, возвращаясь к напористому сканированию пациентки. Нет-нет, умелец Руфиль, как местные бедняки Райских улочек его зовут, никогда не делает поспешных выводов. — Эй ты, самец-осеменитель, Ви действительно может быть беременна? — поддевая Люцифера локтем, удивлённо шепчет Мими. Не то чтобы она не понимает, откуда берутся дети, просто Люц похож на взрослого мужчину, способного осознать масштаб последствий интимной связи в полной мере. Отпрыски… разве это то, к чему они со светлой девочкой так "упорно" стремились? — Да, — мужчина удостаивает скупым ответом, невзирая на не по чину излишнюю развязность Мамоновны. Он стал готов к детям ровно с того момента, как осознал истинную природу чувств к Вики Уокер-Арден. Только подобный расклад вещей сейчас крайне не ко времени и тревожит алоглазого. Ждать ребёнка тогда, когда их жизни находятся на волоске, кажется безумством. Всколыхнувшим сердце непомерной радостью безумством. — Ой-ёй-ёй!!! — испуганно вскрикивает дочь Мамона, стоит распахнувшей глаза Вики с яростной жадностью вдохнуть кислород. Жутко, словно пойманная на сушу рыба, она начинает истерично кашлять, хватаясь за переполненное блаженным воздухом горло.       Столь странное завершение обморочной лихорадки пугает даже обескураженного лекаря, не говоря уже о вскочившей кошке и перекрестившемся Сэми. Люци, однако, уже навеки утратил последние нервные клетки, а потому спокойно садится на постель любимой, утешительно вглядываясь в родные черты. Очнулась. Его вечно попадающая в приключения девочка в порядке. Как надолго можно выдохнуть в этот раз?       Голубые глазки любопытно блуждают по комнате, задерживаясь на каждом из присутствующих. Дольше приличного — на Люцифере, поглаживающем тыльную сторону её ладони большим, грубым от мозоля пальцем. Метания небесно-голубых омутов кажутся мужчине затравленными, лишёнными функций анализа происходящей действительности. Застывшая в них солёная влага и вовсе сбивает с толку, а потому он порывается спросить: — Как ты чувствуешь себя, Вики? — демонесса будто и не слышит вопрос Сына Сатаны, в тотальном молчании разглядывая свои руки, затем едва укутанные одеялом ноги, — Вики? — нахмурившись, Люци напрягается. Почему она молчит? — Лучше всех, — сказанное без доли сарказма заставляет мужчину несколько опешить. Всегда певучий голосок приобретает металлические нотки, но и не такими бывают последствия подобных приступов. Люцифер рад, что его Незабудка очнулась, всё остальное не важно! — Ты капец напугала нас, светлая девочка! — обнимашкам Мими равных нет. Сия неопровержимая истина сполна ощутима сжатой в любовные тиски Викторией. А глядя, что свет его очей безнадёжно занята налетевшей хищницей Мамоновной, Люци приходится смиренно встать в очередь, под шумок ожидания пытая Руфиля. — Говори правду, — отойдя подальше от Уокер, демон шепчет это в своей типично угрожающей манере, на что несчастный лекарь скукоживается пугливым изюмом, — ей угрожает что-нибудь?       Святые небеса, мужчина, как и подавляющее большинство прочих, мог спросить, беременна ли его женщина, но вместо этого интересуется иным! Смел ли представить себе, что бестия так страстно завладеет его сердцем? — Впервые на п-практике вижу такое, — лекарь озадаченно поигрывает усами из стороны в сторону, — словно изнутри д-демонессы прорывается инородная эн-нергия. Не беременность, но отдалённо схожее, — выдаёт ровно на одном дыхании, зачерпывая как можно больше кислорода для ещё одной плавно текущей из уст фразы, — со сменой сущности.       Как же ловко поставлен диагноз. Формулировка врачебного предположения заставляет Люцифера даже бровь приподнять — этаким способом отмечая, что и блюстители райских бедных кварталов нехилое умеют. Выслушав рекомендации и получив таинственные запотевшие склянки, признавший правоту догадок Принц цепким взглядом провожает восвояси довольного собой и размером вознаграждения за работу Руфиля, напоследок осмотревшего пациентку повторно. Пациентке, к слову, до омерзения неприятным это показалось, что от внимания Люци не ускользнуло. — Ш-ш-ш-ш-ш!!! — истерическое шипение питомицы сиреной заполняет каждый уголок кельи. Вместо привычного вопрошания ласк у хозяйки подошедшая кошка угрожающе издаёт утробный рык, норовя вонзить растопыренные в боевой готовности когти. — Фу! — командует пушистой чуть испугавшаяся Виктория, — брысь, кому говорю! — Люциферу этот поворот вещей крайне не нравится, и поэтому, прежде чем животное успевает поцарапать Вики, демон выставляет нерадивую за дверь. — Что это с Фасолькой? — искренне удивляется Сэми, смотря на друзей. — Не переживай, Ви, может, пушистая просто обиделась на тебя за то, что ей так долго пришлось уживаться со мной, — пытаясь разрулить ситуацию, дочь Мамона немного резко разводит руками, с потрохами выдавая всю неуверенность в собственных словах, — вот и фыркает теперь, характер кошачий показывает. — Я и не переживаю, — как-то отстранённо, под нос выпаливает Уокер, ловя на себе пристальный взгляд молчаливых рубинов. Внимательный, пытливо изучающий малейшие детали, Сын Сатаны видит в демонессе перемены, природу которых пока разгадать не может. Что-то определённо не так, но что? — Оставьте нас, — обращаясь к присутствующим с максимальной тактичностью, на которую только способен обитатель Ада, Люцифер вскармливает внутри себя зверя исконно царской сдержанности. Папочка бы гордился, слов нет, ещё немного, и он начнет добавлять "пожалуйста".       Оставшись наедине, погружаются в молчание. Недолгое, но давящее до сжимания внутренностей. То самое, когда слышишь каждое дуновение ветерка за окном и невпопад задорное стрекотание кузнечиков с ближайших кустов, а хочется кричать. Нежеланная, лишённая толики уюта гробовая тишина между теми, кто по сути своей является живым существом.       Впервые демону так странно быть с ней, тревожно. Абсурдное наваждение, проблема с убитыми в хлам нервами — Люц готов не глядя списать тошнотворное предчувствие на что угодно, лишь бы оно не кричало так яростно, сигнализируя о том, что мозг напрочь отказывается воспринимать. Вполне вероятно, накрученные домыслы не жаждет принимать сердце, а кто он такой, чтобы противиться.       Любовь — особое чувство. Теперь, спустя сотни проведённых в опустошении лет, мужчина понял это. Ощущение блаженной, воспеваемой в балладах слабости, от которой мозг заплывает туманом, а кровь вскипает, лавой страсти разливаясь по внутренним органам. Его бездонная долина, утопическое пристанище на бессмертную вечность рядом с несравненной Викторией. Вот что за чувство обуяло душу. — Пугать меня вошло в твою привычку, — девушка моргнуть не успевает, настолько быстро Люцифер оказывается подле неё, — не делай так больше, — губы демона импульсивно накрывают её, обдавая адским жаром. Пылкость ответа демонессы на поцелуй лишь заставляет съехавший с катушек букет чувств плясать в неистовстве их чувств…       Коготки Виктории страстным пассажем скользят по затылку Сына Сатаны, возбуждая тело до появления трепещущих мурашек. Внезапно накативший неведомый импульс заставляет мужчину чуть отстраниться — влекомый желанием взглянуть в глаза любимой Люцифер всё с большим сопротивлением гасит в себе ощущение неестественности, метафоричности происходящего. Что-то явно не так, пусть он и неистово жаждет овладеть ею всецело, как осмеливался всякий раз прежде. — Любишь меня? — лукавая улыбка и слова, брошенные прежде, чем демон успевает проанализировать природу своих сомнений. Виктория ещё никогда не спрашивала так прямо, глядя в душу. Всякий раз смущалась, покрываясь розовым румянцем, и отводила взгляд под гнётом самоуверенности Люцифера. Демонесса… как давно успела впитать в себя присущую обитателям Преисподней дерзость? — Я не отказываюсь от своих слов, — низкий шёпот баритона — ничто в сравнении с бархатностью его пальцев, аккуратно приподнявших изящный подбородок, — что за приступ риторических вопросов? — Любишь? — лёд и пламя сталкиваются в новой схватке, стоит Виктории повториться. В конце концов, возможно, ей важно услышать это прямо сейчас? Да и как можно устоять против столь мило округлённых глазок? — Больше жизни, — выдыхает, мирясь с её непробиваемостью, — люблю тебя больше жизни, Уокер.       Они вновь сплетаются в жадном поцелуе — не сдержавшая чувств демонесса мастерски завладевает губами мужчины. Как голодная львица, сбрасывает его обмундирование, лаская напрягшийся торс шаловливыми пальцами, губами, языком… Тепло, излучаемое демоном, кажется ей таким уникальным, вызывающим восторг, непреодолимое желание впитать каждый градус собственной кожей. — Тише-тише, ты ведь только очнулась, Незабудка, — вперемешку с рыком удовольствия постанывает Люцифер, когда бестия в очередной раз кусает его сосок, опускаясь ниже… ещё ниже... Остатки разума противятся такому повороту вещей не долго, вскоре демон взрывается — аппетитные изгибы девушки туманят рассудок, её провокационные шалости баламутят кровь. Полная переживаний ночь невзначай перетекает в предрассветный триумф единения тел, и лишь спустя несколько часов отчаянных попыток забыться в объятиях друг друга пара окончательно выматывается...       Обнажённая бессмертная уже с полчаса разглядывает безмятежно спящего Сына Сатаны — его мило подрагивающие ресницы, разбросанные красивой чёрной рябью брови, губы, ласкающие её везде, где пожелает. Люцифер сейчас так уязвим, слаб и безволен. При одной только констатации столь очевидного факта лицо демонессы искажается безумным оскалом убийцы. Отправит ли она его в Небытие ножом, тайно позаимствованным с кухни? — Не трогай Люцифера, умоляю! — истошный крик, как две капли воды, похожего голоса доносится откуда-то из задворок сознания, заставляя завладевшую телом Айкири насторожиться. За те несколько часов, как она воскресла, Вики не подавала признака присутствия. — Я уже потрогала его везде, где пожелала, дорогуша, — в триумфе бестия шлёт несчастной мысленный ответ, — или ты забыла, как развлекалась с ним? Ха-ха-ха!!!       Ответом на издёвку становится болезненное молчание. Хотя прорыв сквозь захваченное сознание представляется сложным, Айкири трактует отсутствие отклика по-своему, задумывая извлечь из ситуации выгоду. Отомстить своему убийце хочется едва ли не больше, чем заставить его страдать при жизни. Что же выбрать? — Хотя знаешь, Ви-ки, — обращаясь к настоящей хозяйке тела, Айкири не сдерживает ликующих интонаций, — я специально оставлю Люциуса в живых… чтобы сучёныш мог своими глазами увидеть, как его обожаемая Незабудка будет получать удовольствие со всеми подряд, ха-ха-ха! Тупица любит тебя больше жизни, помнишь? О, это будет фееричным зрелищем!       Так и не дождавшись ответа, Айкири раз и навсегда покидает монастырь, в который её оболочку так неудачно занесло. Разбитой на миллиард осколков Виктории остаётся лишь надрывно кричать, однако ни одна душа в этой проклятой Вселенной не слышит её голоса. Как возможно произошедшее с ней и почему вокруг лишь непроглядная тьма? Догадается ли хоть кто-то об её исчезновении? А вдруг она просто уснула? Только так видится происходящее — ночным кошмаром.

***

      Надев каблучки и при полном параде, Айкири заявляется в замок его темнейшества Мальбонте. Стоит ли говорить, насколько шокированы появлением лже-Виктории охранники, слуги и прочие обитатели зеницы ока Сатаны? И всё же их изумление не идёт ни в какое сравнение с реакцией довольно распластавшегося на троне Маля, с оскалом сытого кота скользящего по сексуальным изгибам своей сбежавшей невесты. Если бы не столь покорное и возбуждающее глаз возвращение, демон бы заставил её страдать сразу, как увидел.       Хороша чертовка. До невозможности облегающее все прелести чёрненькое блестящее платье открывает вид на стройные ножки, а неприличного размаха декольте то и дело завлекает сочными формами. Не зазорно растеряться, не зная куда глянуть в первую очередь! Добивая пришествие всепрощающего приступа, Принцу новому и, естественно, самому классному Королю Ада кажется, будто раскаявшаяся возлюбленная явилась без белья. Опыт в таком деле у него имеется, а потому сомнений быть не может. Покаялась? Хочет спасти свою вшивую мать? Тогда придётся заслужить милость, поскольку даже посланники Эдема уже второй час перед ним распинаются без толку, уговаривая отпустить осточертевшую Ребекку.       По-кошачьи склонившись перед троном "своего" жениха, демонесса томно опускает ярко накрашенные глазки и приоткрывает красные губки. Знает, какой эффект произведёт сей завуалированный под грешную невинность перформанс. Мальбонте начинает чаще дышать, чуть сильнее необходимого сжимая тронный подлокотник. И, собственно, его смешанные чувства разделяет не меньше половины собравшихся в тронном зале зевак, среди которых сложно не уловить обладателя ярко-жёлтых, словно яичный желток, зрачков. Барбатос готов сквозь Преисподнюю провалиться, только бы не являться свидетелем этой тривиально омерзительной сценки. Но надо потерпеть — недолго осталось длиться виртуозной партии. Близок час, когда именно Маркиз полноправно будет стоять подле Айкири, на равных. — Пришла спасти свою мамашку? — новоиспечённый Владыка сыплет словами, подобно яду, обрекающему на нестерпимые мучения. Будь Вики правда собой, наверняка бы поняла весь подтекст злой насмешки. — Пришла, чтобы быть твоей, — Айкири порочным вызовом бросает на свою цель выразительный взгляд, за годы жизни суккубом отточенный до мельчайших деталей. Тот самый, что безотказно действует на любого бессмертного, будь он хоть самим Сатаной или Шепфой.       Свежо придание, да верится с трудом — ответил бы Мальбонте, будь у него хоть толика проблем с самооценкой. Нетипичная для Эдемовской сучки дерзость волнует кровь, действия, слова, даже походка — всё как у демонессы, укравшей его чёрное сердце. Подкупает, манит, влечёт… демон определённо даст Виктории шанс доказать всю правдивость сказанных слов. Хотя кого вообще волнует правда? Уокер навечно останется его трофеем, даже если не захочет. — Раз Виктория вернулась, — прочистив горло кашлем, бесцеремонно вмешивается Серафим Фенцио, — изволь отпустить Ребекку.       Зря ангел встревает в игру этих двоих. Хотя бы потому, что Айкири начинает язвительно смеяться. В голове Фенцио это не вяжется с образом прежде покладистой девушки. «Как же порочны демоны» — осуждает про себя старик, разглядывая очернённые скверной крылья Уокер; «Какие идиоты» — подтрунивает Айкири, считая окружающих недостойными её общества. — Все свободны, — взгляд Маля ни на секунду не отвлекается от слежки за лукавством женской красоты. Как же хочется ему наконец остаться наедине с провинившейся похлеще горящих этажами пониже грешников стервой, выбравшей ненавистного брата. Такова его воля, а не вот это вот всё! — Ты забываешься, Регент, — Фенцио полон решимости отстоять Ребекку, стоит отдать ему должное, однако его потуги неказистой морщиной проходятся по лбу восседающего на тронном пьедестале демона, стирая остатки терпимости в убогий прах.       Взгляд. Такой уничтожающий, что, кажется, антрацитовые зрачки, подобно воронке, вот-вот затянут в свою бездну. Взгляд, вынужденно отнятый от лицезрения Айкири и не предвещающий представителю Райского бомонда тёплого приёма. Чрезвычайная импульсивность Мальбонте шепчет снести голову с плеч ангела. Ну да, после этого последует война, но кому какое дело? Демон — уж точно не тот, кого колышет судьба своего народа. — Его Величество отпустит женщину, когда Виктория покается, — подойдя к Серафиму, прекрасно знающий природу "друга" Барбатос на правах советника предупреждает неминуемое. Нет-нет, в их с Айкири планы военные действия никак не входили. Чем же после разрухи править? — Вдруг вы убили несчастную? — спросил бы такое Фенцио, не имей он за душой потаённых чувств к Ребекке? Сомнительно… — А-Х-А-Х-А!!! — в оскале разоряется диким, вводящим окружающих в смятенный ступор смехом Мальбонте. — Да приведите уже эту Эдемовскую пигалицу, пусть он и его белокрылое сопровождение полюбуются и убираются из моего Ада!       Столь стремительно сменивший решение демон в очередной раз настораживает окружающих. Что за безумец новый Сатана? Но приказ дан, а потому не проходит и пяти минут, как в тронный зал волокут закованную в цепи измождённую и грязную женщину. Побледневшая, потрёпанная, но не сломленная — такой лицезреют ангела окружающие. Такой она сама себя транслирует ровно до одного момента.       Увидев дочь, Ребекка вздрагивает, порывается домчаться на материнских крыльях к родной кровинке и обнять, но на полпути обессиленно падает. Душераздирающее зрелище сломленной до конца бессмертной. Всем сердцем переживающая за жизнь и свободу дочери Ребекка и лже-Виктория, ни на йоту о чьём-либо спасении не промышляющая. Каменный взгляд неподвижной Айкири олицетворяет презрение, омерзение. Глядя на мать своего двойника ей хочется кисло сплюнуть. Чувства же настоящей Вики Уокер-Арден сложно описать. Ей хочется выколоть собственные глаза и вырвать сердце, хочется кричать и вместе с этим надрывно плакать. То зрелище, которое Айкири по доброте душевной позволяет девушке лицезреть, ужасает. — Не трогайте Вики, — глотая слёзы, ангел на дрожащих коленках делает несколько безуспешных попыток подняться. — Никто и не трогает меня, — наконец подойдя к "матери", Айкири помогает безутешной встать. Ждать ли беды от такой сердобольности демонессы? — Я пришла по своей воле, чтобы стать той, кем всегда должна была, — вскользь глянув на молодого Владыку, Айкири не упускает возможности соблазнительно облизнуть губы. Как же сильно он одержим ею! — Доченька, Вики… — крепко обняв демонессу, Ребекка на краткий миг обретает умиротворение, — пойдём со мной. — Наивная дура, — фыркает Айкири, когтистыми пальцами впиваясь в плечи остолбеневшей женщины, — такая же, какой была твоя тупорылая дочурка, — шепчет так, чтобы услышала лишь Ребекка, а затем хладнокровно вырывает сердце из "материнской" груди.       Чтобы доказать свою “преданность и честность” Мальбонте, чтобы этот мужчина верил ей всецело, слепо заглядывая в рот, Айкири придётся разбить пару-тройку яиц. Как там говорят смертные, «Первый пошёл»? Ничто не убедит окружающих демонессу олухов больше, чем труп обожаемой мамашки. Ха-ха, видели бы сторонники так называемого подполья всё то, что Айкири позволяет видеть Виктории наравне с собравшимися! Бедняжка Ви так истошно кричит, пытается подчинить себе тело, но всё совершенно напрасно — улыбка лишь больше расширяется на её красивом личике, ноздрями втягивающем запах материнской крови, от которой рукам уже никогда не отмыться. — НЕЕЕЕТ, МАМА!!! — вид беспощадно вырванного сердца заставляет томящуюся на задворках собственного сознания Вики скрутиться в три погибели. Девушка смотрит на произошедшее, но словно отказывается осознавать — Ребекка захлёбывается кровью из-за неё. Последнее в ней, оставшееся нетронутым восставшей с того света демонессой, обращается в ступор, полнейший шок. Убейте её, убейте, кто-нибудь, но не заставляйте переживать это!!! — Так будет с каждым, кто дорог тебе, — мысленно дразнит свою ненавистную копию Айкири, испытывая чистейшую эйфорию. Мысль о том, что одно её желание не позволяет настоящей Уокер-Арден обнять тело с каждой секундой всё больше бледнеющей матери вызывает наркотическое привыкание. Как же классно снова жить!       Сказать об удивлении Мальбонте — ничего не сказать. Признаться, когда своенравная подопечная Серафимов и подстилка недо-брата бесцеремонно заявилась в тронный зал, демон ожидал подвоха, но захватившая сознание блондинка обескуражила, заставила подавиться абсолютно всеми предположениями. Убила мать, чтобы доказать свою верность? Трюк этой сучке удался, даже несмотря на в страхе вопящих белокрылых, которым явно не по нраву пришлась смерть сородича.       Мальбонте ненавидит вопли. Величественный тронный зал молниеносно очищается от ненужных сейчас бессмертных: исчезают чувствующие неладное советники, не желающие помереть за компанию с Ребеккой слуги, бездушная охрана, а главное — грозящий страшным судом Фенцио и его свора. И как только Барбатос умудряется так дипломатично выходить из всех ситуаций? Стоит отдать ему должное или хотя бы повысить в должности, что новый Владыка и планирует сделать в ближайшей перспективе.       Двое, не считая излившегося лужей крови трупа. Перешагнув Ребекку, демон приближается к Айкири слишком близко, нарушая любое подобие личных границ, вдыхая женский запах с привкусом его победы. Та, ради которой Мальбонте готов стирать в порошок и сжигать, у его ног, принадлежит ему и с этих пор никуда не денется. Лишит ли он себя удовольствия услышать это из уст желанной дьяволицы ещё раз? Вряд ли. — Пришла быть моей… — его бровь вызывающе ползёт вверх, оттеняя антрацитовый, липко сканирующий взор. Нарочно говорит её словами, возвращаясь к моменту, начиная с которого интрига завладела остатками пошатнувшегося разума. Произносит, но верит не без доли змеёй закравшегося сомнения. — Я была недостаточно убедительна? — вскользь указав на материнский труп, демонесса натянуто ухмыляется. Глупые сомнения выводят её из себя. — Недостаточно, — шипит в её чересчур алые от обилия помады губы, прямо как ему всегда нравилось, — продолжай доказывать, что ты, сука, верна мне и только мне. — А что она думала, убьёт свою мамашу, и он сразу забудет, как она трахалась с Люцифером? Как бы не так. — Злишься, — облизнув его нижнюю губу, зажатая в тиски мужских пальцев демонесса влечёт своим низко поставленным голоском. — Ты спала с моим братом, как последняя шлюха! Передо мной же ломалась, как... — не найдя слов, Мальбонте выдаёт краткое, — лицемерка.       Картинка представшей перед мужчиной искусительницы в корне не вяжется с девчонкой, которую силком пришлось затолкать в свою постель. Трусливая, сердобольная и до тошноты излучающая следование ангельским канонам — такой Виктория показалась новому Владыке. Это не оттолкнуло, но поставило вопрос о перевоспитании избранницы. А сейчас демонесса просто заявляется к нему в своём эпатажном варианте идеала, о котором Мальбонте грезил днями и ночами, который утратил однажды…       Возможно, цепь настороженных сомнений закипела бы с новыми силами, не прильни Айкири к устам демона так крепко, как умирающий цепляется за последнюю соломинку жизни. Дальше злосчастная бестия делает то, что до омерзения ненавистно застрявшей внутри Виктории, заставляет рвать на себе волосы, сыпать проклятиями и рыдать от бессилия. Кажется, жертву темнейшего ритуала уже напрочь лишили способности воспринимать боль, жестоко сломали, однако скоро мокрое лобзание этих двоих скоротечно перетекает в безудержный секс. Эта дикость ломает окончательно. Виктория Уокер-Арден отныне и вовеки сдаётся, покоряясь уготованной судьбе.       Распластавшись прямо на полу, Айкири и Мальбонте растворяются друг в друге, скользя по мокрым от пота телам руками, губами, языками. Их страсть похожа на животную схватку — лишь такая форма любви для обоих понятна и ясна, лишь она приносит извращённое удовлетворение. Демонесса заставит его поверить в так называемую искренность чувств Виктории, равно как и заставит пожалеть об этом.

***