***
(От лица Автора) Глаза Барбатоса говорят о любви. Той самой, не тускнеющей даже в кромешной тьме, бережно пронесённой им сквозь века и наконец без остатка возложенной к ногам обожаемого источника. Хочется оградить любимую от всех невзгод, проблем и распрей, обогреть исстрадавшуюся теплом своего тела. Хочется банального счастья. И разве не заслужили они его, преодолев саму смерть? Укутанная лунным, упрямо просачивающимся в комнату светом, Айкири беспокойно спит. Её много часов бьёт лихорадочная дрожь, которую сидящий у изголовья мужчина пытается унять, прикладывая ко лбу демонессы впитавшее холодную воду полотенце. Получается лишь немного сбить жар, однако никак не усмирить источник странной болезни — вознамерившуюся вернуть контроль над телом Викторию. Увы, эта девчонка даже не бо́льшая из свалившихся на голову проблем, ведь Айкири беременна. Вот из-за чего Уокер удалось прорваться — сосуд в столь деликатный период крайне нестабилен. Копошение женских рук под тёплым пледом вытаскивает из мрачных мыслей. Придя в себя, Барбатос встречается с непонимающим взглядом пробудившейся ото сна бессмертной. Секунда. Он заключает девушку в объятия — сильные, крепкие, выражающие противоречивые чувства. Как же сильны были переживания! Никакая власть, могущество и прочий мусор не важны так, как жизнь любимой, а потому разъедающая вина лишь горше оседает под кожей. Будь демон проклят, если не оставит всё как есть, сбегая на край света под руку с Айкири. — Барбатос? — красивые бровки сдвигаются к переносице. Ещё казалось бы минуту назад, прямо в разгар бойни скрутило в три погибели, а сейчас она почти безболезненно, мирно лежит в плохо освещённой свечами комнате. Куда и почему принёс её маркиз? Паззл в голове не сразу складывается в ясную картину атакованного Люцифером торжества: вот Айкири нападает на Геральда, а вот проклятая Уокер обретает контроль и с радостным предвкушением едва не умирает от рук отца. Кошмар — сознание суккуба не было в силах что-либо сделать! — Что последнее ты помнишь? — как и ожидалось, ответом на его полный тревоги вопрос становится длительное молчание. Потерявшая сознание демонесса помнит ровным счётом ничего, а потому Барбатосу приходится слегка успокаивающим тоном рассказать, как не без помощи иллюзий он отбил любимую у клагосца и ринулся с ней в водоворот. Спасение из осаждённого дворца было феерическим. Переместившись в свою башню, держащий ценный груз на руках маркиз наскоро схватил амулет невидимости и пару-тройку вещей первой необходимости, а затем водоворот вновь распахнул ему свои объятия. Задерживаться было нельзя — именно здесь Люцифер станет искать в первую очередь, поэтому выбор оплота пал на объятый полями городишко смертных. Ничего, что земля, зато безопасно. — Я чувствую её внутри, Барбатос, — одинокая слеза мазнула по фарфоровой щеке, — Виктория продолжает бороться… — рука Айкири нетерпеливо хватает край мужских одежд, комкая местами испачканную кровью ткань. Нет, маркиз вовсе не ранен, однако демонессе не терпится спросить совершенно о другом. — Девчонка не должна быть способна на такое! Ты сам говорил мне, но как?! — в глазах всегда хладнокровной бессмертной видна зарождающаяся истерия. Они недооценили Уокер и поплатились за это! — Так бы и было, если бы сосуд не ослабила беременность, — стоит словам вырваться из уст Барбатоса, теперь уже бьющая его в грудь суккуб застывает. Чёрт побери, этого она и добивалась — состряпать отпрыска и как можно прочнее закрепиться на Адском троне, прикончив своего благоверного, да только сейчас заветное обстоятельство играет против неё самой. — Нет-нет-нет!!! — Айкири срывается с места, шарясь по мужским карманам. Там у Барбатоса наверняка есть решение проблемы, — Надо срочно избавится от выродка, дай мне что-нибудь! — Успокойся, — его жилистые руки сцепляют её запястья плотным кольцом, — мы не будем избавляться от плода. — Полагаешь, после устроенного Люциусом концерта у меня ещё есть шанс взойти на трон в качестве регента? Сукин сын, должно быть, уже прикончил Мальбонте и танцует на трупах наших союзников! Отпрыск сейчас бесполезен и мешает, — взывая к разуму маркиза, Айкири не теряет настойчивой прыти, как следует акцентируя именно слово «мешает». А как ещё обозначить беременность, подавляющую до невозможности контроль над сосудом? Помеха… — Он может быть от меня! — жёлтые зрачки полыхают недобрым предзнаменованием. Столько протеста в них не мелькало с античных времён, не иначе. — Только не говори, что проникнулся отцовскими чувствами, меня сейчас вырвет. Вероятность, что именно ты биологический папашка, мизерна… — бессмертный не позволяет ей договорить, занимая осквернённый бредом рот собственным. Поцелуй, больше похожий на предзнаменование смертельного шторма — сходящие с ума друг от друга любовники не умеют достигать согласия иначе. — Замолчи!!! — грубо впечатав девушку в смятую кровать, шипит Барбатос, оторвавшись от сладких губ. — Не желаю знать, с кем ещё ты делила постель, гоняясь за титулом Королевы. Пойми же, всё кончено. Давай убежим туда, где будем счастливы. — Счастливы? А как же всё, о чём мы мечтали? То, ради чего я уже умерла однажды?! — красивое личико девушки кривится от омерзения, её ослабленное тело даже предпринимает тщетную попытку вырваться из хищных силков любовника. — Ты не ослышалась, Айкири, счастливы, — намеренно выждав паузу, Барбатос приникает к женской шее, обдавая её страстными поцелуями, чередующимися с излучающими тепло его демонического дыхания речами, — ты, я и ребёнок вдали от всех. Тихая, наполненная нашим счастьем гавань. — Как же он устал от вечной погони за возведённой в абсолют властью! Неужели она не понимает? — Глупец… — выгибается, когда умелые уста маркиза всасывают набухший от дерзких ласк сосок. Всякие гипотетически вероятные в дальнейшем словесные возражения моментально тонут в пучине зарождающегося желания. — Я глупец лишь потому, — ладонь демона болезненно сжимает обнажённую грудь, заставляя Айкири вскрикнуть, — что позволил этой несуразной брачной печати с другим испортить твоё идеальное тело. Второй рукой мужчина сильно сдавливает запястье, на котором бельмом в его глазу красуется вышеупомянутая печать. Злость от омерзительной данности не уймёт даже то, что вне зависимости от решений Люцифера, Мальбонте — труп. Не сразу, а мало-помалу ставший “другом” маркиз уверен, мозг Мальбонте не подлежит восстановлению. Уже долгое время Барбатос на правах особо приближённого подсыпал сыну Лилит разрушающий рассудок порошок. — Полагаю, я уже вдова, — Айкири слегка хихикает, приглашающе расставляя ноги. Воспоминания о состоянии “мужа” тешат эго, подогревая в груди похожее на детскую радость ощущение. — Весьма вероятно, — избавившись от одежд, входит в неё, толкаясь на всю длину. — Я, — толчок, — скрашу, — толчок, — твою, — толчок, — скорбь, — болезненный толчок. Скользя у полушарий, длинные пальцы нежными подушками проходятся по татуировке обвитого незабудкой полумесяца прямиком к пупку, а затем ниже, к самому средоточию женственности. — А-а-х, — мелодичные стоны демонессы приглушают новые поцелуи. Страстные, они в купе с пальцами демона в её лоне едва дают возможность прошептать терзающее переживаниями имя, — Виктория… — Ближайшее полнолуние станет последним для неё, любовь моя, — его рваная от фрикций речь доводит до пика не хуже члена. Знание, что уже завтра, стоит луне взойти на небосклон, душа Уокер-Арден отправится в Небытие, нереально успокаивает. Оргазм становится всепоглощающим.***
Заняв трон, новый Владыка Преисподней, вопреки стереотипам, не засиживается на нём, а в поте лица разыскивает Вики. Метание по пятам её остаточной энергии шибко радужного результата не приносит — в башне, где след обрывается, Барбатос явно скрыл их с Айкири ауры особым амулетом. — Ты себе сейчас мозг спалишь, Люц, — цокает Ади, хмуро глядя на вспотевшего от напряга брата, чья ладонь намертво вцепилась в татуировку заснеженных гор на груди, — ясен пень, твоя связь с Ангелочком духовная, но раз в её теле сейчас душа Айкири, то результат поиска таким способом приравнивается к шансу отсосать себе самостоятельно. Ты связан с Вики, а не с этой любительницей прыгать по чужим телам. Кончай, так не найдём. — Se plašam deka crvenata lisica e vo pravo, preku tebe veḱe nema da se najde ḱerkata na Vojvodata, — недавно оклемавшийся от иллюзий Барбатоса Лэйхо виновато поглядывает на начавшую кровоточить метку на груди Люцифера. Результата от логичных доводов ноль. Новый Сатана с упорством барана продолжает прожигать метку до мяса, заполняя ставший кое-каким пристанищем отцовский кабинет запахом сочного бифштекса. В конечном итоге, паре “здравомыслящих” соратников приходится увернуться от летящего в их сторону подожжённого стола — злость от неудачных поисков кипятком выплёскивается из Люцифера. — Этот подонок женился на ней, — произносит Владыка в никуда, — у него должно быть брачное клеймо, — продолжает цепь логического озарения, попутно сплёвывая кровь и благодаря ебучую вселенную, что не похоронил ублюдка Лилит пару часов назад. — Klagos vo mojot zadnik, a ti molčeše?, — успевает раскрыть рот Вагнер, догоняя мчащих в темницу братьев. — Без понятия, что там болтаешь, дружище, но ты бы помалкивал, — аккуратненько бросает клагосцу Ади, читая в голове брата заставляющие дёргаться глаз мысли. На узника мерзко смотреть. Отнюдь не из-за множества открытых переломов, выдранных крыльев и несчётного количества пропитавшихся здешней вонью и грязью гематом. Мухи-падальщики плотно облепили его мертвенно-белёсое тело, липкими волосатыми лапками откладывая крохотные личинки. Лохмотья, отдалённо напоминающие штаны, покрыты застывшей коркой рвоты и только в месте скопления свежестёкшей слюны эта корка не более чем хлипкая масса. Мальбонте глядит куда-то мимо вошедшего в камеру Люцифера. Скалится старому приятелю, фантомом являющемуся уже много лет и наконец ставшему неизменным спутником жизни. Закованный в блокирующие регенерацию кандалы, активно жестикулирует: судя по всему, никому больше не понятный диалог с воображаемым другом набирает обороты. — Жестокость — проявление доброты… — вслух брошенная фраза заставляет протянувшего руку Люцифера замереть в полудюйме от брата. Высунув зелёный язык, Мальбонте дышит по-собачьи и хохочет, походя этим на до смерти напуганного осла. Видит ли он вошедшего? Неизвестно. — А-у-у-у, — взвывает в пустоту сумасшедший. Однако стоит Люцу ухватиться за брачную метку, чёрные, слишком выразительные на фоне уродств зрачки резко перекатываются в глазницах, намертво впиваясь в гостя. — Полукровка… Начинается психоз. Поток никак не связанных между собой слов и агрессивного сопротивления, по всей видимости, узнанному демону. Ади и Лэйхо не мешкая влетают в камеру и скручивают изрыгающего мерзкой слизью узника, позволяя в который раз за сутки ругнувшемуся Люциферу продолжить начатое. — ВИКИ МОЯ МОЯ МОЯ МОЯ МОЯ!!! Ущербному полукровке моча и север, ДЕРЕВО И СОБАКИ!!! — Резкий, оглушающий крик пленника практически рвёт ему голосовые связки. От кратких проблесков частично проясняющихся ему вещей, предметов или лиц орёт ещё натужнее, цепляясь за ускользающий рассудок. — А мамуля там, ждёт меня, — узник опять радостно прилипает глазами к обезображенной бетонной стене, — ЖДЁТ КОГДА ПРИДУ В ГОСТИ С НАСЛЕДНИЧКОМ!!! — Он свихнулся? — с акцентом задаёт вопрос Вагнер тому, кто как истинный фанат бескровной лоботомии наверняка найдётся с ответом. Жесть. Читающий мысли Ади потрясённо жмурится от болезненного роя образов, со скоростью комет мчащихся в черепушке брата — такого пати в одном разуме младшему ещё никогда не доводилось видеть. Ответ на вопрос становится не нужен. — Нашёл, — отпуская психопата, Люци сам себе до конца не верит. Его бедная исстрадавшаяся девочка нашлась! — Теперь убей его, — раздаётся за спиной демонов стальной тембр Геральда. Отпущенный из темницы после возвращения адекватного состояния, он только что вернулся с рейда по столичным закоулкам. — Позови сюда лекаря, — игнорируя вояку, командует Люцифер одному из мигом помчавшихся исполнять приказ стражников. — А ты проконтролируешь его осмотр, Геральд. — Вознамерился лечить его, как Остейн? — густые брови Ардена шокированно поднимаются, а рука его ложится на плечо Владыки. — Подумай как следует, сынок. Мальбонте пусть и убогая, но помеха твоей власти. — Информацию из ебанутого иначе не выудить. Кто ещё из знати Ада на его стороне и сколько войск ушлёпки могут привезти в Тартар, пока мы тут порядки наводим? — Убедительная аргументация Люцифера сопровождается неприятным лязгом закрывающихся тюремных решёток, от которых спешащие по важному делу бессмертные вскоре отдаляются на приличное расстояние. Пора спасать Вики. — Слышите? — привлекает внимание Ади, — Эти звуки из камеры Мальбонте? Все четверо, включая принимающего к сведению кое-какие распоряжения Геральда, летят к камере. Да только застают там нелицеприятную картину: размазавшего собственные мозги по той самой некрасивой стенке узника. Маль бился об неё до тех пор, пока не расколол череп, и теперь одаряет Люцифера предсмертным оскалом, замертво падая на грязный пол. — Блядство, — вырвав ключи из трясущихся рук перепуганного стражника, ругается Люц. Не так быстро, как хотелось бы, открыв клетку, переворачивает труп на спину и лицезреет мелькающий кусок лиловатого, покрытого пузырьками мозга. Мальбонте покойник. Вид на пробитую в кисель черепушку совсем не приносит облегчения, или что там внезапная смерть неугодных должна приносить? Странно. Почему перед рубиновыми глазами, вопреки желанию, проносятся воспоминания их дружного детства? Вечно удирающие от нянек мальчишки тогда не были переполненными взаимной неприязнью придурками и… ладили. — Держись, Люцифер! — кричал ребёнок лет четырёх своему погодке. С тех далёких пор неизменно узнаваемыми остались его антрацитовые глазки, в которых, как в зеркале, отражался испуганный старший брат. — Пф, ста-а-арший ещё называется! Я думал, ты умный! — возмущался Мальбонте, едва таща по берегу лавовой реки увесистый такой брусок подгнившей жести, частенько использовавшийся местной детворой в качестве плотины. Ох и забавы у этих демонят! Каждый с натугой брошенный на попавшего впросак брата взгляд добавлял мотивации яростнее тащить свою ношу. И на кой Люциферу вообще понадобилось доказывать своре подростков-забияк, что они не пальцем деланные и тоже способны на героический заплыв по лавовым волнам? Как результат — ещё не умеющий нормально летать Люцифер, конечно, состроил из себя всемогущего сёрфера, однако вскоре оказался в полнейшей заднице. Разбушевавшаяся река плескала со всех сторон, раня мальчишку, а пластина и вовсе обратилась тонущим от ржавых дырок судном. Теперь их мамы опять будут ругаться, вот попадос! — Потерпи, я скоро! — зрители-забияки ожидаемо разбежались. Так что проталкивать в лаву очередную плотину пришлось в одиночку. Прытко запрыгнув на “судно”, летающий не особо лучше брата мальчик начал махать крылышками. Теперь в бушующей лаве очутились оба. С той разницей, что посудина младшего на плаву-таки держалась стабильно. Дурацкая ржавчина! — Оно тонет, блин! — Титаник Люцифера стал прочной базой для первого в жизни ругательства. А сразу после этого подмахивания бордовыми крылышками заметно участились — мальчик явно с охотой цеплялся за жизнь, чувствуя, как подгорают пятки. Судно трагично пошло ко дну. Несколько не на шутку жарких сантиметров отделяли маленького Люци от геенны огненной и даже заботливо надетые мамой ботиночки плавились сыром, который мальчику всегда так нравился. «Нет, теперь жёлтые солнца в дырках явно перестанут быть такими вкусными», — пробормотал под нос, чуть выше порхая над речкой. «Как же эти взрослые так здорово машут крыльями?» — обучению навыку полёта суждено было стать практическим. Долой скучную теорию! То поднимаясь, то кряхтя и неприятно жарко опускаясь, Люцифер продолжал гиперактивно махать спасательными устройствами. Двигать в сторону плывущего на выручку брата было трудно, Маль видел, что Люци весь вспотел, а потому тоже не давал себе спуска, махая что есть силёнок. — Держись, болван! — хватанув брата за кофту, кричал младший, усаживая потерпевшего крушение в свой корабль. Ещё чуть-чуть и Люцифер точно свалился бы в реку! — От болвана слышу! — потирая рукавом щёку, огрызнулся мальчик. А вот и второе запрещённое слово, теперь от мамы точно влетит… — Он сам себя так, Ваше Величество, — в страхе преклонив перед Люцифером колени, оправдывается стражник. — Как начал биться головой о стену… — Похороните, — прерывает подчинённого взмахом руки. Разве есть смысл в пустых словах? — Бро, пусть тело сперва осмотрит лекарь, — встревает Ади, не без рвотных ощущений указывая на труп. — Фиг знает, отчего Мальбонте так башню снесло, а? Я слышал его мысли, поверь, глюканы Лэйхо и Ости — это цветочки! — Да-а-а, тут точно ягодки, — согласно хмыкает клагосец, поглядывая на рыжее Высочество. — Идите уже, сам улажу тут всё, — выдыхает Геральд, — в конце концов, вы плешь проели спасением моей дочери. Не то чтобы Арден пересмотрел своё отношение к убийству Айкири. Просто сейчас, когда адский гнев немного поубавился в нём, за дочь стало больно. Жива ли она ещё, поглощённая чужой волей? — Ajde da si ja vratime ubavinata, Lucifer.***
Тихая мгла ночи покорно скрывает от посторонних глаз стоящую на крыльце Айкири. Суккуб облегчённо выдыхает — к счастью, морозный воздух неплохо отгоняет тошноту. Однако вместе с ней сверкая пятками улетучивается и сон, который в принципе был ничем иным, как лежанием с закрытыми глазами. По-другому отдыхать, когда тебя трясёт от злости и обиды невозможно. Попытка уснуть померкла под гнётом кошкой скребущих на душе мыслей о гранд провале всех мечтаний и стремлений демонессы, прахом обратившихся вслед за Мальбонте. О, Айкири каждой клеточкой тела почувствовала смерть благоверного, параллельно наблюдая, как чёрным дымком рассеивается брачная печать на руке! В голове всё так же слишком громко. Голоса неудовлетворённой алчности оркестровым тутти проходятся по вискам, отдавая тупой болью, добивая самолюбие, проще говоря, издеваясь. В такой ситуации суккуб всё что угодно продать готова за сигарету. Ментоловую такую, заполняющую лёгкие скрывающим любимый холодок теплом. Но Барбатос… унюхает же прелесть, случайно найденную демонессой в одном из кухонных шкафчиков их временного пристанища. А плевать! Сейчас маркиз спит, обнимая вместо неё одеяло, а потом она придумает, что соврать. Капсула сигареты лопается под натиском зубов, а затем в руку удобно ложится спичечный коробок, вместе с пачкой табачного счастья предусмотрительно спрятанный в карман. Скользнув кончиком спички о край коробка, демонесса добытым огнём прикуривает сигарету, успокоительно прикрывая тяжёлые веки. Наконец-то можно забыться. Ну или хотя бы переключиться на менее унылый, нежели всё сейчас происходящее факт — это тело не способно производить огонь так, как могло её родное. Виктория совсем бездарна? Клуб дыма комом застревает в горле, стоит руке внезапно появившегося за её спиной чужака хищной хваткой сдавить девичью шею, напрочь лишая возможности дышать. Ментоловая сигарета на пол вываливается из хаотично открывающегося рта — суккуб предпринимает отчаянные попытки хватануть воздуха. Становится страшно, но это состояние жертвы лишь сильнее раззадоривает её душителя, торсом плотнее вжавшегося в крылья суккуба. Едва возвращённая с того света жизнь проносится перед глазами поганым видеорядом, пока пальчики хрипящей конвульсивно впиваются в лапищу убийцы. Ей конец… очертания крылечных перил двоятся и троятся, темнеют и тают. Уже находясь на зыбкой грани Небытия, бессмертная слышит над ушком зловещий шёпот убийственно угрожающего баритона: — На этот раз я прикончу тебя наверняка, сука. Люцифер сворачивает шею суккуба… Без намерения убить, ведь даже преодолев давно минувшую грань самообладания, он никогда не навредит своей Незабудке. Скорее мужчина себе готов сердце из груди вырвать, нежели пожертвовать её. Осталось найти то сокровенное — заветный способ вытащить тварь из занимаемого ею тела и обратить в пепел, коим та должна являться. Казалось бы, ничего невозможного? — Go zedovme toplo, Lucifer, — подкинув на плече тушку потерявшего сознание маркиза, кричит Лэйхо. — Go guškaše ḱebeto, pogodete što? — Ангелочек…? — скомандовав отряду тихонечко следовать за Вагнером, спрашивает Ади, моментально получая мысленный ответ Люцифера. Жива. Грешным делом, его рыжее Высочество уж подумал, что братец, поддавшись врождённой импульсивности, прикончил несчастную. Вот уж отлегло!***