***
— Идите вы все к черту! Я была ни при чем! Это она… Это она меня подставила! И вон та, в красной кофте! — Эли кричала, размахивая руками в разные стороны, пока ее уводили из кабинета. Все остальные стояли молча, наблюдая за процессом — никто не рисковал и не вмешивался. А многие даже не хотели. Эли сегодня пришла в школу в черном платьице с прелестной прической, а пахло от нее дорогими духами — всем видом девушка показывала, что после уроков собирается на свидание. А уже в середине дня в класс пришли Наблюдатели, заявив о том, что девушку срочно надо забрать. Из-за подозрений в ее ориентации. Эли сопротивлялась — она отказывалась уходить, ругалась, даже пыталась укусить одного из сопровождающих, но в итоге ее все же увели. В неизвестность. Учительница тогда села за свой стол и, вздохнув, произнесла: — Вот, что бывает, если вы пойдете против системы… Продолжаем урок, — и весь день она ходила подавленная. Наверняка переживала, ведь класс под ее руководством — обвинить за недостаточный контроль могли вполне. Мари тогда от страха чуть в обморок не упала — это было видно по ее круглым глазам, а весь оставшийся день она постоянно заикалась. Когда урок продолжился, и ученики начали шуршать листами тетрадок, она наклонилась ко мне и прошептала: — Как думаешь, куда они уводят… их всех? — Не знаю. Мы в семье никогда не поднимали эту тему. Но думаю, хорошего в тех местах мало. Мар'мар кинула взгляд на окно, выходящее на школьный двор, в надежде в последний раз увидеть Эли. Но ее там уже не было.***
И вот Эли стояла здесь. Прямо передо мной. За все годы я так и не узнала, как Наблюдатели смогли выявить, что девушка в чем то замешана. Всему классу было понятно лишь одно — подозрения подтвердились. Потому что в школе мы больше ни разу ее не увидели. Да и в других местах тоже. — Эли. — Беатрис. Девушка нахмурилась, увидев меня. Я, если честно, даже удивилась, что она меня узнала — за несколько лет неизвестности я перепробовала целую кучу причесок и стилей, в итоге очень сильно изменившись. Мы еще недолго стояли друг напротив друга, не говоря ни слова. Но я видела, что мне не рады. Скверное чувство. — Как ты сюда попала? — Мне действительно было очень интересно узнать ответ на этот вопрос. За всю свою жизнь, перечитав много новостей и статей, я ни разу не видела, чтобы осужденного за нетрадиционную ориентацию выпускали во внешний мир, обратно. Еще и без всякого наблюдения. Еще и в тот же город, в котором, с небольшой вероятностью, до сих пор проживает его вторая половинка. — Пришла. Новость о новом клубе, который организовала сама Ли-Младшая, разлетелась очень быстро и очень далеко. Тут довольно миленько. — Да, но… — я заметила, как Эли взглянула на меня с еще более недовольным видом. От нее практически исходили разряды тока, которые вот-вот добрались бы и до меня, довольно сильно ударив. — Отпустили. Теперь живу спокойной жизнью, — она уже начала разворачиваться, чтобы уйти, но я успела в ответ крикнуть: — Я рада, что у тебя все наладилось. Эли в ответ лишь молча кивнула и пошла в противоположную сторону. Подальше от меня, это точно. А я все никак не могла перестать думать, что здесь что-то не так. Точнее — абсолютно все не так. Людей не отпускают так просто оттуда, куда отправили Эли еще в школе… А если и есть такие случаи, то человек до конца жизни обречен ходить везде под наблюдением. Или находиться под домашним арестом — а Эли разгуливает по Тайному Клубу, хотя на улице уже почти ночь. В голове сразу пронеслась мысль, что мне надо срочно найти Мар'мар. Пока я проходила через зал, музыка постоянно менялась, будто плеер завис и включал короткие отрывки из каждой песни. Свет стал чуть темнее, какие-то девушки уже сидели рядом, прижавшись друг к другу. Я часто посещала такие места — и старый клуб в том числе. И даже не потому, что я хотела с кем то познакомиться. Мне просто нравилась атмосфера — вокруг блики света, много девушек, иногда красивых и привлекательных… Песни, в конце концов. Я была не удивлена, когда нашла Мари там же, где ее оставила, только теперь девушка сидела на диванчике. Заметив меня, она встряхнулась и выпрямилась. — Ну что, потанцевала? — Спросила она и перевела взгляд на несколько танцующих парочек в углу. — Нет, но я кое-кого нашла. Ты помнишь Эли? Мар'мар в ответ на мой вопрос неуверенно кивнула головой, но уже через секунду ее глаза округлились. Видимо, «блондинка на сцене» и «Эли» сложились у нее в голове в единый пазл, и теперь она пыталась все это переварить. А пока девушка отходила от шока, я продолжала: — Мы с ней поговорили. Хотя, как сказать — парой фраз перекинулись. Поздоровались, потом я у нее спросила, как она здесь оказалась, а она такая, посмотрела на меня злым взглядом, и ответила, что ее просто отпустили. Просто отпустили! Представляешь? Я ни разу в жизни не слышала, чтобы лесбиянок и геев просто так отпускали из тех специальных учреждений! Мар'мар кивнула, окинув меня каким-то непонятным взглядом. Еще немного посидела на диванчике, не говоря ни слова. Внезапно девушка вскочила, схватила меня за руку и потащила к выходу, попутно пытаясь постоянно прикрыть меня плечом от остальных. Я даже среагировать не успела — просто пошла за подругой, желая выяснить, в чем дело. Однако заговорила она, только когда мы выбежали за черную дверь. — Ты разве не понимаешь? — Мари прислонилась к стене, чтобы отдышаться, а потом посмотрела на меня усталым взглядом. — Эли уводят, чтобы искоренить в ней ее ориентацию, и она на несколько лет пропадает. За это время могло произойти, что угодно — ты вот, например, знаешь, что с людьми могут делать во всех этих учреждениях? Я вот тоже даже предположить не могу. Ее пытать могли, Беа! Ей могли промыть мозг! А потом надеть жучок, отослать обратно и направить ловить других лесбиянок в клубы и записывать на них компроматы! Я чуть не упала прямо на месте — вжала голову в плечи, нервно начала сжимать и разжимать костяшки пальцев. Чертова. Немногословная. Раздраженная. Эли. Которая могла и вправду записать весь разговор. И кто знает, стоят ли за дверью на улице Наблюдатели. И велика вероятность, что уже завтра они придут к моим дверям. Черт, черт, черт. Она еще и мое имя назвала. И песня тогда играла тихая — голос мой точно было слышно. Внезапно я вспомнила еще одну деталь. — Мар’мар, слушай. А если Эли на самом деле шпионка или предательница, то, как думаешь, тот факт, что она знает про Ли-Младшую, сильно подпортит этой девушке репутацию? Она ведь сама открыто не заявляла, что лесбиянка, может, ей особенно ничего не… Продолжать не было смысла. Мари уже смотрела на меня, будто я призналась в том, что убила эту богачку только что, вон там, прямо за углом этого коридора. — Ну все, — прошептала она и полезла по лестнице наверх. — Я прямо сейчас пойду домой и… Даже не знаю, что я сделаю. Буду трястись и ждать завтра. Потому что потерять лучшую подругу и самую красивую девушку на планете в один день… Я этого не перенесу. Я еле-еле нашла в себе силы подняться за ней. Сам факт того, что в ближайшие дни меня и, возможно, кучу других девушек повяжут, разъедал меня изнутри. Я всего лишь хотела спокойной жизни в городе и спокойного отдыха. А теперь буду бояться каждого шороха и шарахаться от людей на улице. Ну, спасибо, Эли.***
Однако ни на следующий день, не во всю следующую неделю не произошло ничего. В буквальном смысле — все было абсолютно также, как и всегда. При чем не только у меня, но и у Шерри — правда, о новостях про Шерри мне сообщала Мари. В первое время я тряслась от страха, даже на улицу выходила с трудом. Потом просто стала слегка опасаться неожиданных поворотов судьбы. В конце концов уже свыклась с мыслью, что Мар’мар была неправа, и вся эта история с «предательницей Эли» — не более, чем ее фантазия. И вот так я вернулась к привычному ритму жизни. Пока во время прекрасного четверга мне, прямо ранним утром, эта самая Мар’мар не позвонила. Я еще совсем не проснулась, поэтому слушала, попутно зевая и ничего не отвечая. Да и понимала я с трудом — для того, чтобы придти в себя, мне нужна была чашка кофе. — Я поняла, Беа! Мы должны навестить нашу школьную учительницу и спросить, знает ли она что-нибудь о судьбе Эли! Она ведь точно знает, она должна знать! Мы аккуратно расспросим ее, а потом уже решим, что нам с этой информацией делать дальше. Опять Эли. Я вздохнула, потому что еще несколько дней назад поклялась больше никогда с этой девушкой не связываться. Никаким образом. Здоровее буду. — Да зачем нам ее судьба? Нас пока еще не поймали, Шерри живет и радуется. Может, оставим Эли в покое? Она не предательница и не шпионка. На другой стороне провода я услышала шелест каких-то бумаг. — Да даже если не шпионка, Беа, я пересмотрела кучу документов, связанных со всеми пойманными геями и лесбиянками, какие только находились в открытом доступе, и никого оттуда без наблюдения и ареста не отпускали! Ты же именно это и говорила мне в самом начале! А значит, Эли — редкое, почти уникальное исключение. Что, если она нашла лазейку в системе? Что, если эта лазейка когда нибудь поможет нам, если мы… Мари замолчала, опять начала перекладывать документы. И так было ясно, что она хотела сказать — нас когда-нибудь поймают, и мы будем вынуждены как-то выбираться, если это вообще возможно. Однако идти в бывшую школу… мне не очень хотелось. — А зачем нам тогда обращаться к учительнице, а не к самой Эли? — У меня до сих пор есть к ней некоторые подозрения. Думаю, у тебя тоже. Это слишком рискованно. А с учительницей мы ничего не потеряем. На самом деле, мне самой было безумно интересно узнать, что же такого сделала Эли, чтобы заслужить свободу. Это выходило за рамки моего понимания всей нашей системы — но идти к учительнице спустя столько лет… Я мучала Мари расспросами еще минут пять, пока наконец не подхватила ее волну любопытства и не решилась. В конце разговора, уже по традиции именно я раскручивала подругу, которая лишь слушала и соглашалась. — А железным аргументом нам послужат деньги, которые тебе дала Шерри! Сможешь взять небольшую часть? — Мар’мар немного подумала, но на небольшую часть была вполне согласна, поэтому я услышала звук открывания какой-то коробочки. Наверное, подруга хранила пачку в защищенном месте. — Но это только для того, чтобы узнать правду и обезопасить себя. Никаких тусовок, — и, дав это обещание самой себе, девушка назначила время и место встречи и отключилась. Я отложила телефон в сторону, задумчиво вспоминая школу, в которой мы с Мари провели большую часть нашей жизни. Красивая, с ремонтом; куча учеников, бегущих к гардеробам и кабинетам, плакаты на стенах… Ностальгия нахлынула на меня, и я еще пять минут думала о былых прекрасных временах. Пока не поняла, что мне надо выходить уже через полчаса.***
— Как думаешь, что это? — Я не знаю. Заброшка? Мы с Мари стояли у старого здания, за которым явно никто не ухаживал. Вокруг щебетали птички, будто тоже насмехались над неухоженностью этого места — а мы могли лишь плечами пожимать и вглядываться, пытаясь разглядеть школу. А я ведь точно помню, что она была тут. Куда могло деться подобное место? Я подошла к одному из окон, которое покрылось большим слоем пыли с обоих сторон, но все же решила протереть его рукавом кофты. Посмотрев на тусклое стекло, я внезапно увидела там… силуэты. Много силуэтов, сидящих за партами. — Мар’мар, школа никуда не пропала. Смотри, — и я ткнула пальцем в свое смотровое окошко. Подруга заглянула туда же и я увидела, как она застыла в позе немого ужаса, не в состоянии отвести взгляд. — Они здесь учатся? Но почему тогда за зданием не следят? Это же банальная уборка… — Есть только один способ узнать. Мы переглянулись. Узнавать не хотелось. Но раз уж мы сюда пришли посреди дня, успели создать новые вопросы, так и не ответив на старые, то пути назад уже точно нет. Либо мы прямо сейчас заходим, либо путь к правде перекроется. И мы зашли. Зашли и начали оглядываться, в недоумении сравнивая это с тем местом, где мы когда-то учились. Все пыльное, перекошенное, старое и грязное — а дети в этом бардаке учатся, а учителя преподают… И, возможно, наша бывшая классная тоже… Мар’мар подошла к стойке охраны, увидев дряхлого старичка, который мирно спал, облокотившись на кресло. Значит, искать придется самостоятельно. Турникеты у входа не работали, поэтому мы с легкостью их преодолели и пошли к одной из лестниц, ведущей к нашему кабинету, на третий этаж. Как оказалось, несмотря на видоизмененность, мебель никто и нигде не переставлял, как и элементы декора. По таким знакам мы быстро нашли тот кабинет, который нам нужен, постоянно делясь своими «впечатлениями» о месте. Грязно, сыро, вонюче, а здесь еще и дети учатся. Я сморщилась от мысли, что кто-то сидит и рисует контурные карты на вот этой развалившейся парте, которую вытащили прямо на середину коридора. И Мари, похоже, обходя ее, на всякий случай зажав нос, думала также. А нос она зажала правильно — от парты почему-то воняло тухлятиной. — Если ее нет в кабинете, это значит, что мы шли зря по этому хламу, — заявила моя подруга, постучавшись в хлипенькую дверь. Никто не открывал. Я, которая с каждой секундой волновалась все сильнее и сильнее, в душе скрытно возликовала и безумно захотела пойти домой, подальше от настолько жуткого и противного места. Раньше мне надо было узнать правду — сейчас я хочу поспать. Однако дверь, к великому моему огорчению, открыли. За ней стояла учительница, которая сразу протерла очки, увидев нас, и прищурилась. Это была наша классная, но какая-та совсем другая… Завявшая, что ли. Мы стояли и смотрели друг на друга. Долго. Может, всего пару секунд. Может, минуту. — Здравствуйте, мисс Эванс. я Беатрис, а это Мари. Мы учились у вас несколько лет назад, — я решила заговорить первой, стараясь не обращать внимания на кабинет за дверью, в котором половина парт и стульев были сломаны. Учительница сразу с опаской посмотрела по сторонам — вокруг пусто. Она вздохнула и слабо улыбнулась. — Да, я помню. Вы что-то хотели? — Мы хотели спросить вас кое о ком. Но, для начала, почему здесь так… — Пыльно и противно? — Мисс Эванс пропустила нас в кабинет и уселась за свой рабочий стол, задумчиво рассматривая и ту, и другую, будто изучая. Мари решила постоять, прислонившись к доске, а я устроилась за первой партой. Стул невыносимо скрипел и шатался, грозя упасть каждую минуту. — Знаете, практически спустя год после вашего выпуска ситуация повторилась. Мы переглянулись. Наверное, обе надеялись, что под «ситуацией» учительница имела в виду не Эли, а что-то другое. Но, на самом деле, все и так было ясно. — Вы помните Дэвида? Невысокий мальчик, немного младше вас двоих — я тоже была его классной руководительницей. И его тоже забрали. С тех пор в этой школе объявлен красный уровень. Поэтому все так запущено — ученики не хотят идти сюда, а те, кто идут, даже приближаться ко мне не могут. Я вообще теперь только проверяю тетради, бесконечно проверяю, проверяю… Учить детей мне запретили до выяснения всех обстоятельств. Уже два ребенка в моих классах оказались… Вы поняли меня. Я еще раз посмотрела на состояние кабинета, потом на потрепанную одежду мисс Эванс, кучу тетрадей на столе… Ее жизнь явно пошла под откос после всех этих ситуаций. Как и судьба школы. Я посмотрела на учительницу с другой стороны — теперь передо мной была лишь бедная, еще юная девушка, которой некуда идти — и я заговорила: — Послушайте, недавно мы встретили Эли. Не знаю, как так вышло, но ее отпустили. Может быть, вы знаете что-то про эту ситуации? Если с девушки сняли обвинения, ограничения могут уменьшиться и у вас. Мисс Эванс удивленно подняла на нас взгляд, но лишь разочарованно покачала головой: — Нет, я не слышала про Эли ничего с того самого дня. У меня есть пропуск в Архив, но я не заглядывала туда уже много месяцев… Я вспомнила про Архив — самую масштабную постройку в каждом городе. Она представляла собой библиотеку, наполненную личными делами каждого жителя. Начиналось дело с самых обычных характеристик — имя, возраст, место работы или учебы, адрес, номер телефона. Однако в конце, на отдельной странице, было описано практически все геологическое дело человека, на котором сразу указывалось, был ли кто из родственников уличен и наказан за нетрадиционную ориентацию. В основном, Архивы использовались работодателями или учителями, которые принимали к себе новых людей — и вероятность того, что человека примут, если близкий его родственник был лесбиянкой или геем, невелика. Конечно, ведь правительство считало, что это наследственное. Ага, как же. Мари наконец отлипла от своей стены и подошла к мисс Эванс поближе: — А вы можете дать нам пропуск на один день? Нам очень необходима эта информация, иначе… некоторые люди могут пострадать. Пожалуйста, поймите нас — и уже к вечеру мы вернем пропуск прямо на этот стол… Учительница, после таких слов, резко встала и начал ходить по кабинету, нервно потирая руки. Она подошла к окну, посмотрела на младшую школу, которая уныло расходилась по домам во дворе, а потом снова обернулась, задвинула шторы: — Нет. Нет, нет и еще раз нет. Если вас поймают с чужим пропуском в Архиве и узнают, кому он принадлежит, нас троих уволят и лишат права на нормальную жизнь. Простите, девочки, но я не могу. Я захотела начать ее убеждать, но Мари остановила меня одним движением руки и полезла в карман. Я послушно замолчала, наблюдая, как девушка достает оттуда деньги и передает их мисс Эванс: — Вот. Эти деньги достались мне от очень хорошего человека — погасите долги. Или позвольте себе некоторое время не беспокоиться о количестве еды в холодильнике. Потратьте, куда нужно. Взамен на деньги мы просим лишь пропуск — информация из Архива может кого-то спасти. Опять произошла немая пауза. Учительница смотрела на деньги, чуть не умирая от желания взять их. Но, с другой стороны… — Ладно. Берите пропуск. Но учтите, юные леди — к вечеру вы должны принести его обратно, — и мисс Эванс полезла в какой-то ящик, доставая оттуда маленькую, миниатюрную карточку с какими-то надписями. — Используйте ее с умом. Прошу, не попадитесь. — Мы не попадемся! Спасибо, мисс! — Взяв пропуск, я чуть не обняла свою бывшую классную от счастья. Она лишь улыбнулась, переложила деньги в сумку и предложила нам попить чай. Мы вежливо отказались и выбежали из кабинета.