Что гложет Генри Крила

Генри ошибался, когда полагал, что, покинув территорию научной лаборатории Хоукинса, сможет вдохнуть полной грудью. Как показали дальнейшие события, его злоключения только начались – пусть за каждым деревом и не дежурила вооруженная охрана, идти по пересеченной местности под дождем оказалось гораздо тяжелее, чем представлял себе Крил. Ветви деревьев и густой кустарник будто по собственному злому умыслу изо всех сил препятствовали путнику, норовя исцарапать кожу лица и кистей рук. Сил на то, чтобы расчистить себе путь, прибегнув к помощи телекинетических способностей, не было: сейчас подопытный навряд ли сумел бы поднять с земли даже крохотный камешек. Вся злость наряду с адреналином выветрились, оставив после себя лишь ощущение всеобъемлющей усталости и желание на несколько минут позволить изможденному телу отдых, привалившись спиной к стволу одного из деревьев. В общих чертах, радость от удавшегося побега омрачали непрекращающийся ливень, бессилие и острое чувство несправедливости земного мира. В тщетных попытках замотивировать себя сделать еще пару шагов, молодой человек попробовал вызвать гнев искусственно, мысленно проклиная весь персонал лаборатории и доктора Бреннера лично, но злость не приходила. Почему-то именно сейчас Генри не мог вспомнить ни единого момента, который посодействовал бы ему пережить этот кошмар. Прошлое нередко помогало ему обуздать себя, когда это было необходимо, или, напротив, выплеснуть всю накопившуюся ярость во внешний мир, попутно достигая поставленных целей. Крил старался ничего не делать просто так, без существующей на то причины: любой его шаг, слово или жест были четко выверенными. Молодой человек никогда не тратил сил на выражение эмоций, за тем лишь исключением, если в том была необходимость; не изображал привязанности, не имея корыстного интереса. С учетом всего этого идея побега, на подготовку которого ушло около полугода, со стороны выглядела еще более спонтанной и безрассудной. Даже не самого побега, а части, которую про себя Генри лаконично называл «эпилогом». На что он рассчитывал, выбравшись за периметр охраняемого участка, на котором находилось здание научной лаборатории Хоукинса? На удобно расположенную неподалеку трассу с указателем расстояния до ближайшего города, о которой неизвестно правительству и на водителя грузовика, радушно пригласившего бы испачканного в грязи и крови незнакомца в салон своей машины? В другой ситуации подобные мысли вызвали бы вожделенную злобу, но сейчас Крил чувствовал, что впервые за много лет готов сорваться в бездну отчаянья. Судя по картам городка Хоукинса, найденным им в лаборатории, засекреченный объект находился относительно недалеко от трассы, ведущей к городу. Однако у него не было компаса, чтобы определить правильность выбранного направления, а из этого следовала мысль, что держать путь подопытный мог в совершенно противоположную от населенного пункта сторону. От бессилия и безысходности уперев ладонь в ствол дерева, прямо перед собой он услышал приближающийся хруст веток и шелест листвы. Через пару секунд к звукам прибавилось мерцание фонаря, слабо пробивающееся через плотную стену кустарника. В голове Крила стоял шум от ритмичного стука дождя и бешено бьющегося в висках пульса, однако он смог определить, что к нему навстречу приближался не один человек. Не до конца уверенный в том, придется ли обороняться, беглец все же принял более устойчивую позицию, выставив ту ногу, которая была в ботинке, немного вперед. Если это были военные, наверняка усиленно прочесывающие местность близ лаборатории после недавнего инцидента, самые худшие опасения Генри подтверждались – бездумно двигаясь в, как ему казалось, верном направлении, Крил сделал крюк по лесу и вернулся обратно, не зацепив трассу. Молодой человек так и не успел подготовиться к схватке, когда ему в лицо ударил свет фонаря. Произошедшее дальше подопытный помнил смутно. Девушка и парень, вынырнувшие из-за естественной преграды в виде плотного кустарника, оказались в не меньшем замешательстве, чем сам Крил. Перебросившись друг с другом парой фраз, они упомянули какого-то Уилла: судя по предназначенной для дождливой погоды одежде и фонарику, которым девушка светила на все подряд, они вели собственные поиски потерявшегося в лесу человека. Парень с объемной прической, стремящейся то и дело выбиться из-под капюшона, с первых секунд «знакомства» повел себя излишне настороженно: пытался задавать какие-то вопросы, держался на безопасном расстоянии и сверлил его недоверчивым взглядом. В глазах стройной девушки в сиреневом дождевике, стоящей чуть позади спутника, напротив, плескалось сочувствие вперемешку с искренним изумлением. Жаль, Генри заметил эти огромные голубые глаза только перед тем, как без сил осесть на холодную землю. Когда незнакомый парень предложил довести его до машины, Крил не сразу понял, о каком транспорте идет речь: о машине скорой помощи, или, быть может, об автомобиле, отправленном из научной лаборатории доктором Бреннером? Но выбора у беглеца не было, тем более на подручных отца эти люди совершенно не походили. И если Генри правильно истолковал их эмоции, то неожиданной встречей в ночном лесу Хоукинса они были чрезвычайно озадачены, а это означало, что искали незнакомцы отнюдь не его. Дорогу до автомобиля, оставленного у обочины леса, казалось, застилал плотный туман; подопытный помнил лишь то, что неловко переставлял ватные ноги и ежесекундно был готов потерять равновесие. Промокшая насквозь одежда сковывала движения, а босую ступню нещадно кололи мелкие камешки и сучья, покоившиеся под слоем прошлогодней листвы. Единственный носок не помогал, то и дело цепляясь за колючки и корни, чем тормозил и так еле передвигающего ноги путника. Даже опустившись на кожаное кресло седана, Крил не позволил себе расслабиться. Он сомневался, что происходящее может оказаться ловушкой, но настоящая угроза могла возникнуть откуда угодно. Поэтому, каким бы вымотанным и сонным ни был разум подопытного, он собрался держаться в сознании до последнего. То, что вся его одежда была насквозь мокрой, лишь помогало не погружаться в глубокий сон даже с закрытыми глазами. Его спутники остались снаружи, что-то обсуждая: не уловив напряжения в их голосах, молодой человек не стал прислушиваться. Только почувствовав, как сиденье рядом прогнулось под чьим-то весом, Генри уставился на оказавшегося рядом парня. То ли из-за выпитого ранее тайленола, то ли по причине нечеловеческой усталости мир вокруг двигался значительно быстрее обычного, оставляя сознание Крила далеко позади. Парень, положивший себе на колени шерстяное покрывало, с исключительно серьезным видом что-то объяснял Генри. Судя по повторяющимся в речи незнакомца словам «мокрый», «одежда», «плед», он просил позволения снять с него насквозь промокшую рубашку. Когда подопытный слабо кивнул и руки парня принялись расстегивать пуговицы, Крил разрешил себе ненадолго прикрыть глаза. С одной стороны, потому, что наблюдать над своим полуобнаженным торсом сосредоточенное мужское лицо было неуютно, а с другой рядом с этими ребятами беглец чувствовал себя в относительной безопасности. Смогли бы они его защитить, выскочи из леса толпа до зубов вооруженных военных во главе с Мартином Бреннером? Определенно, нет. Однако если бы те все же напали на их след и принялись стрелять на поражение по машине, Генри, услышав крики своих новых знакомых, с высокой долей вероятности сумел бы заблаговременно занять оборонительную позицию. Неожиданно для самого себя задремав в теплом коконе шерстяного пледа, Генри, кажется, пропустил что-то важное. Оба его сопровождающих почему-то покинули салон BMW, непонятно зачем вновь оказавшись под непрекращающимся ливнем. Окончательно проснувшись, молодой человек украдкой посмотрел на своих попутчиков: парень с испорченной дождем прической и девушка в сиреневом дождевике отошли от машины на приличное расстояние, видимо, опасаясь, что их приватный разговор будет услышан. Даже с оглядкой на покидающие его силы, Генри хотел убедиться, что тайная беседа незнакомцев не несет для него существенной угрозы. Подобная паранойя была вызвана желанием контролировать все, что его окружало, однако впервые за долгое время Крил мог, наконец, использовать способности ради собственных целей. Молодой человек поплотнее укутался в плед и зажмурил глаза, мысленно перенося сознание в Пустоту разума¹⁾. Оказавшись в полной темноте, он прислушался. Пока еще невнятный и далекий, гул голосов, более не заглушаемый шумом дождя, доносился откуда-то спереди. Видимые издалека силуэты приобретали эффект зернистости, мерцая и готовясь рассыпаться в любую секунду: судя по активной жестикуляции парня и «защитной» позе девушки, Генри неожиданно для себя самого стал свидетелем разлада в отношениях молодых людей. Сделав несколько шагов в пустоте навстречу говорящим, Крил остановился за спиной у незнакомки. Не только звук, но и зрительное восприятие стало четче, однако подопытный чувствовал, что долго поддерживать эту форму измерения не сможет. – К тебе домой этот парень не поедет, – мужская фигура подалась вперед и нависла над женской, словно пытаясь задавить собеседницу авторитетом. Пространство вокруг парня слегка завибрировало, источая плохо скрываемый гнев и железную уверенность в себе, – отвозить его… опасно… От попытки Генри подойти еще ближе, созданная подопытным реальность исказилась, картинка замылилась, а звук на несколько секунд и вовсе пропал. Простояв какое-то время в окружении кромешного мрака и тишины, Крил уловил звук с той стороны, откуда, как ему показалось, он только что пришел: – …отвезем его в полицию и он перестанет быть нашей проблемой, – вновь говорил парень. О чем бы они не спорили, аргументов у него было заметно больше, чем у спутницы, – …окажется сбежавшим из психлечебницы пациентом… выглядит безобидным, а в свободное время нападает на девушек в темных переулках… Из обрывочных фраз, произнесенных парнем в пылу ссоры, у Генри перед глазами начала складываться полная картина происходящего: эти двое считали его сбежавшим из лечебницы психом. Они вовсе не стремились ему помочь: жалостливые взгляды девушки в сиреневом дождевике, желание поскорее отвезти его в город и так необходимый продрогшему телу теплый плед – лишь очередные лицемерные попытки людей показаться ему, Генри, добропорядочными представителями своего вида. Из своего жизненного опыта Крил навсегда усвоил лишь один урок – никогда не доверять людям. На секунду сознание молодого человека захлестнули травмирующие воспоминания. Его родители и многочисленные врачи, которых он регулярно посещал, ровно как и эти двое, считали его больным, неполноценным. Однако уже в юном возрасте мальчик видел им подобных насквозь: жалкие, подлые, лицемерные существа за нарядным фасадом прятали свою истинную сущность, с небывалым усердием выстраивая для своего окружения образ лучших представителей рода человеческого. Генри никогда таким не был – жизнь научила его притворяться, но в глубине души он навсегда остался значительнее этих во всех смыслах ограниченных существ. Да, он, определенно, был на голову выше каждого из тех, кто с гордостью нарекал себя «человеком». Знание, что он лучше – лучше их всех – не смогли вытравить из головы Крила ни сотни врачей, ни сам Мартин Бреннер. Люди лгут, притворяются, желают использовать тебя в своих целях и стремятся контролировать твой разум, а когда у них не выходит – делают вывод, что от тебя необходимо избавиться. Если ты обладаешь силой, но не обладаешь достаточным уровнем лояльности к своему Патрону, то для системы ты превращаешься в лишний винтик, ненужную деталь, подлежащую немедленной утилизации. – Ему нужна помощь, Стивен… Уже теряя связь с Пустотой разума, Генри услышал отчаянно пробивающийся сквозь помехи голос девушки. Появившись лишь на мгновение, звук так же стремительно исчез, оставив после себя рассыпающиеся на сотни частиц мерцающие отголоски. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Крил изо всех сил схватился за видимую лишь в Пустоте рябь, оставшуюся легким воспоминанием после произнесенной девушкой фразы. ...он не похож на психически нестабильного преступника!.. ...пережил сущий ад… Хрупкая фигурка в сиреневом дождевике и голос, принадлежащий ей, стали для Генри единственным ориентиром в кромешной темноте Пустоты разума. Впервые за много лет ему искренне посочувствовали, приняли его сторону, пожелали помочь не ради соображений собственной выгоды. Крил не знал, что ощутил в этот момент, но это были далеко не радость и не облегчение. Ему будто дали одну из тех детских головоломок из радужной комнаты: с виду она выглядела простой, но малыши могли сидеть над игрушкой часами, раз за разом пытаясь выяснить необходимую последовательность действий или комбинацию символов. Так и со стороны могло показаться, что неожиданный союзник в лице этой очевидно слабой, но решительной незнакомки является хорошим знаком для Крила. Однако не стоило забывать, что одним лишь своим присутствием на заднем сиденьи машины он подвергал своих новых знакомых нешуточной опасности. Секундная задумчивость сменилась мрачной решимостью. Генри было плевать, чем закончится ночное родео для этой пары – сейчас в приоритете у подопытного была его собственная жизнь. Во-первых, ему было необходимо безопасное место, чтобы на некоторое время скрыться от людей доктора Бреннера, во-вторых – требовалось восстановить силы, чтобы, когда за ним придут, дать существенный отпор и навсегда отбить у сотрудников научной лаборатории Хоукинса желание посягать на его свободу. И, вне всяких сомнений, Генри был готов принести жизни своих «спасителей» в жертву ради исполнения столь грандиозной задумки. …отвезем его домой… ...отчаянно нуждается в помощи… Девушка, не переставая говорить, взяла собеседника за руку. Сгенерированная разумом подопытного реальность подернулась серой дымкой. Силуэты объектов его наблюдения начали расплываться, прежде чем сознание резко ухнуло вниз. Эффект от неожиданного «падения» можно было сравнить со взрывной волной: сильным толчком молодого человека выбросило в салон седана, а из-за внезапного перемещения в подпространстве заложило уши. На секунду Крилу даже показалось, что он потерял способность двигаться. Такое уже случалось с ним в далеком детстве, когда доктор Бреннер испытывал границы возможностей способностей юного Генри Крила. Предположительно, ученый называл такое состояние перегрузкой. Если упростить формулировки, выданные отцом, суть подобного явления заключалась в нервном и физическом истощении организма, настолько серьезном, что способности, хоть полностью и не покидали своего обладателя, посылали определенные сигналы. Подобным «тревожным звоночком» перегрузки могла стать потеря сознания, общая слабость или временная блокировка способностей. По принципу действия перегрузку можно было сравнить с сильной тошнотой от переедания: прежде, чем продолжить трапезу, стоило переждать продолжительный отрезок времени, в противном случае последствия могли быть чрезвычайно неприятными. Однако этот пример нельзя было назвать хоть сколько-нибудь хорошим уже потому, что последующую за перееданием рвоту при всем желании нельзя было бы сопоставить со смертельным исходом, которым было чревато подобное истощение. Незаметно промокнув уголком шерстяного пледа струйку крови под носом, молодой человек осторожно выглянул в окно автомобиля. Судя по раскрепощенным позам и тихому смеху парня, его спутники пришли к компромиссу и вот-вот собирались возвращаться в машину. Натянув плед до ушей и спрятав под ним большую часть лица, Генри откинулся на кожаном сидении в ожидании и так задержавшихся снаружи девушки и парня. Два практически синхронных хлопка закрывающихся дверей – и они уже выезжали с обочины под чавкающий звук размокшей от обильного ливня почвы. Проваливаясь в долгожданное небытие, Генри подумал, что по дороге было бы неплохо поспать.

***

Дождь барабанил по крыше автомобиля без прежнего задора, однако не спешил прекращаться совсем, постепенно превращаясь в легкую морось. Нэнси на соседнем сиденьи за весь путь не проронила ни слова: то ли девушка боялась разбудить задремавшего незнакомца, то ли думала о чем-то своем, отвернувшись к окошку. Пренебрегая безопасностью на ночной трассе, Стив скосил на Уилер взгляд: со стороны девушка выглядела печальной и какой-то… опустошенной?.. Стивен в недоумении наморщил лоб. Они, конечно, немного повздорили, но тут же пришли к компромиссу, и даже в BMW возвращались, держась за руки. Что могло пойти не так? Нет, – подумал Харрингтон, – быть такого не может. Если бы Нэнс осталась недовольна нашим с ней решением, то сказала бы об этом сразу, не разводя никакой драмы. Могут ли у нее быть проблемы, о которых я не знаю? – Ты в порядке? – обратился Стив к девушке, – молчишь всю дорогу. Ты чем-то расстроена? Помотав головой и удивленно посмотрев на Харрингтона, Нэнси как будто очнулась ото сна. – Нет, ничего такого, просто задумалась, – девушка нервным движением провела рукой по пушистым от влажного воздуха волосам. Судя по взволнованному тембру голоса и подрагивающим кончикам пальцев, ее размышления были значительно тревожнее, чем она хотела показать. – И о чем ты задумалась? – из-за темноты Стивен чуть не пропустил поворот, отчего машину значительно тряхнуло, – я не хочу навязываться, но если у тебя проблемы, ты же знаешь, что всегда можешь мне о них рассказать? Девушка тепло улыбнулась. Ей нравилось, когда король старшей школы вел себя, как настоящий джентльмен, но сейчас ей было не до клишированных, пускай и красивых фраз. – Обо всем. Об Уилле, о Майке, об этом странном незнакомце, – девушка кивнула в сторону дремавшего под шерстяным пледом Крила, – о нас с тобой. – И-и-и… – Харрингтон чуть сбавил скорость, – мне стоит начинать волноваться? Фраза прозвучала довольно бодро и заинтересованно, однако в глубине души парню стало не по себе. Какие выводы об их отношениях Нэнс могла делать, сидя у окна с таким отсутствующим выражением лица? Под ложечкой засосало. Харрингтон не хотел загадывать наперед, ведь все в любой момент могло кардинально измениться, однако относительно Нэнси парень имел определенные надежды. Уилер определенно была той девушкой, рядом с которой Стивен, вне всяких сомнений, хотел провести жизнь. Но если ее саму не устраивал подобный расклад… – Нет-нет, что ты, – на секунду Нэнси почувствовала укол стыда за то, что, неверно выразившись, заставила Стива понервничать, – в смысле, про тебя я подумала, что ты потрясающий парень и уважаешь мое мнение даже когда мы с тобой спорим… Но потом я вспомнила о Майке, о том, как он переживает из-за исчезновения Уилла. С момента, как Байерс пропал, мой младший брат места себе не находит, а этот незнакомец… Уилер замолчала, видимо, пытаясь подобрать нужные слова. Стив уже несколько минут краем глаза наблюдал за тем, как девушка растерянно комкала в руках подол дождевика – говоря о таинственном исчезновении Уилла Байерса Нэнси начинала заметно нервничать, будто у нее была готова теория на этот счет. – Хочешь сказать, что этот человек может быть причастен к пропаже младшего Байерса? – Харрингтон задумчиво погладил подбородок, – если честно, у меня тоже была подобная догадка… – Нет, я не то имела ввиду, – Нэнси почти испуганно посмотрела на бойфренда, – я не считаю его причастным, но, возможно, между пропажей Уилла и тем, что мы встретили этого парня в лесу, есть какая-то связь… Стивен недоуменно оглянулся на девушку: – Например? – Скажем, если с исчезновением Уилла связана какая-то банда или организация, занимающаяся похищениями людей за выкуп? Вдруг наш новый знакомый что-нибудь об этом знает? Что, если он – такая же, как и Уилл, жертва злоумышленников, которой посчастливилось сбежать? Ведь моя теория объясняет его странное поведение, замкнутость, нежелание идти на контакт. Поначалу он мог подумать, что мы – подручные тех самых похитителей, – Уилер с энтузиазмом глядела на Стива. В голубых глазах, под которыми залегли синяки от бессонной ночи, плескалась надежда вперемешку с чем-то, очень настораживающим Харрингтона. – Ради всего святого, Нэнс… …иди проспись. По мнению Стивена, теория в духе журналистского расследования только на первый взгляд выглядела допустимой, и то с некоторыми оговорками. В остальном же она не выдерживала критики так же, как и теория убийства Джона Кеннеди шпионами из СССР²⁾. Если предположить, что цель похитителей – выкуп, зачем выбирать в качестве жертвы именно мальчика Байерсов? Их семейство едва сводит концы с концами: Джойс, мать Уилла и Джонатана, работает в самом обыкновенном супермаркете, отец мальчиков и вовсе живет отдельно. Харрингтон не был уверен, поддерживает ли Джойс Байерс контакт с бывшим мужем, но даже если это и было так, навряд ли последний оказывал семье финансовую помощь. Да и похитители, если таковые и существовали, не пытались связаться с семьей мальчика с целью потребовать выкуп в обмен на живого и здорового Уилла. Даже если предположить, что подобный звонок поступал в участок шерифа или лично Джойс, то полиция Хоукинса занималась бы отслеживанием координат телефонного номера и составлением психологического портрета предполагаемого преступника, а не участвовала бы в поисках Байерса в лесу. – …отдохни немного, хорошо? Этот парень от нас никуда не сбежит. Помнишь, ты сама говорила, что в домашнем тепле и уюте он почувствует себя в безопасности и сам все расскажет, – парень неуверенно накрыл ладонь Нэнси своей, – даже если мы с тобой придумаем миллион теорий и отсортируем их от наименее до наиболее вероятных, это не приблизит разгадку пропажи Уилла. К удивлению и великой радости Харрингтона, его доводы сработали. Напряженные плечи Уилер опустились. Бросив благодарный взгляд на бойфренда, девушка проговорила: – Я и правда устала. Согласна, нам лучше подождать до дома и там со всем разобраться вместо того, чтобы еще сильнее себя накручивать, – чтобы Стивен не тревожился о ее состоянии, Уилер попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось откровенно фальшиво. – Не против, если я включу радио? Без музыки на ночной трассе атмосфера какая-то гнетущая. Нэнси пожала плечами. До дома Уилеров ехать оставалось не так долго, поэтому она не видела ничего плохого в том, чтобы провести последние пять минут дороги в компании случайной музыкальной композиции, способной если не перебить, то отодвинуть на задний план поток собственных тревожных мыслей. “Stone age love and strange sounds too Come on baby, let me get to you…” ³⁾ Песня группы Runaways зазвучала в салоне BMW всего на несколько секунд, после чего радио внезапно зашипело и связь прервалась. Недоуменно пощелкав переключатель на встроенном в панель управления радиоприемнике, Харрингтон прислушался к помехам на случайном канале. Они уже пересекли черту города, а значит, радиосвязь связь должна была функционировать на "отлично". – Что-то случилось? – обеспокоенность бойфренда передалась и Уилер. – Радио барахлит, – пожаловался Стив, – черт. Я бы понял, если бы в лесу из-за помех ничего слышно не было. Но мы уже в Хоукинсе. – Может, несколько радиовышек повредило ливнем? Дождь был сильный, – Нэнси повернулась к водителю. – Скорее всего так и есть, – не без недовольства заметил парень, – не представляю, что начнется, если весь город останется без связи. “I'm your c-c-cherry bomb… Cherry bomb, cherry bomb …cherry bomb…” Нэнси и Стивен одновременно подскочили на своих сиденьях, когда из колонок, перебиваемая шумом помех, донеслась уже знакомая песня. Из-за фонового шума зажигательная мелодия звучала пугающе, поэтому девушка, резко подавшись вперед, выключила радиоприемник. Пара настороженно переглянулась: по уровню жути помехи на радио превосходили все произошедшее ранее, включая неожиданную встречу с молчаливым незнакомцем в лесу. Музыкальная композиция словно доносилась из Преисподней, заставляя молодых людей почувствовать себя героями фильма ужасов. Ни Харрингтон, ни Уилер подобных мыслей не озвучили, но обоим вмиг стало не по себе. Девушка поежилась от пробежавших по спине мурашек. Нэнси не заметила, как автомобиль оказался у подъездной дорожки дома Уилеров. Как и ожидалось, ни в одном из окон не горел свет, это указывало на то, что родители с малышкой Холли, гостившей у пожилой пары по соседству, еще не вернулись. Времени до полуночи оставалось не так много, а значит, стоило поспешить. Попросив Стива припарковаться у обочины чуть поодаль от двухэтажного дома во избежание вопросов от родителей, Нэнси перегнулась через сиденье к дремлющему незнакомцу. – Мы приехали, пора выходить… – девушка едва коснулась плеча неизвестного, когда тот резко открыл глаза. Столь неожиданное пробуждение пассажира напугало Уилер и она отпрянула, в защитном жесте выставив вперед руку. Будто и не спал вовсе, – переведя сбившееся дыхание, подумала Нэнси. Навряд ли из их недавнего с Харрингтоном диалога незнакомец мог получить ценную информацию, однако сам факт того, что этот странный тип целенаправленно подслушивал, притворяясь спящим, заставил девушку невольно усомниться в адекватности решения принять неизвестного в свой дом в качестве гостя. Будто почувствовав замешательство Нэнси, из автомобиля тот вышел покорно, не решившись даже поднять глаз на своих “спасителей”. Все еще кутаясь в плед, он прошел за Уилер и Стивеном в гостиную, даже не пытаясь смотреть по сторонам. Если незнакомец и оценивал обстановку, делал он это крайне ненавязчиво, по мере передвижения в неосвещенном пространстве оглядывая внутреннее убранство дома. Остановился неизвестный лишь раз, когда в поле его зрения попали круглые настенные часы, мерно отсчитывающие ход секунд. В стремлении подбодрить застывшего незнакомца, Нэнси встретилась с ним взглядом, но тут же пожалела о своем решении. Колючий взор холодных глаз незнакомца никак не сочетался с его робкими, скованными движениями. Желая поскорее забыть ощущения от леденящего душу взгляда неизвестного, Уилер спешно взбежала по ступенькам на второй этаж. Искусственный свет, заполнивший комнату по щелчку выключателя, подействовал на нервы Нэнси успокаивающе. Фантазия разбушевалась, – от воспоминаний о жутком взгляде неизвестного хотелось спрятаться, убежать из комнаты как можно дальше. Однако поворачивать назад было поздно: они со Стивеном взялись помогать незнакомцу, а значит, следовало хотя бы узнать, кем являлся этот таинственный молодой человек и что заставило его скитаться по лесу в ночное время суток. На минуту заскочив в комнату родителей и практически наугад выудив из нижнего ящика комода старую пижаму отца, Уилер поспешила обратно. – Вы располагайтесь, я пока сделаю чай, – неловко оставив на кровати аккуратно сложенную старую пижаму отца, Нэнси поспешила выйти из своей комнаты. Девушка не была уверена, подойдет ли пижамный комплект Тэда значительно уступающему по комплекции незнакомцу, но выбор был небольшим. Конечно, можно было бы взять что-то из менее поношенных вещей, однако рисковать, будучи пойманной на краже одежды своего отца, Уилер не желала. То, что она спешно откопала из самого нижнего ящика родительского комода – растянутые на коленях пижамные штаны в клетку и свободная серая футболка с выцветшим логотипом «Hasbro»⁴⁾ – даже не являлось пижамным комплектом в привычном понимании. Нэнси отлично помнила эту футболку: ее Тэд получил в подарок при покупке лего-модели космического корабля для Майка. В то воскресенье Нэнс с отцом обошли все магазины игрушек в Блумингтоне, надеясь найти в качестве сюрприза на день рождения младшего Уилера что-то особенное. За неимением хоть сколько-нибудь впечатляющих магазинов игрушек в сравнительно небольшом Хоукинсе, Уилерам пришлось ехать в крупный город неподалеку, чтобы создать атмосферу праздника для Майка. Будучи первоклассником, младший брат Нэнси был одержим космосом и всем, с ним связанным, однако ни фигурки галактических захватчиков, ни интерактивные энциклопедии, предлагаемые Тэдом, не устраивали Уилер. Девушка во что бы то ни стало хотела, чтобы Майку запомнился его седьмой день рождения. Поэтому одиннадцатилетняя Нэнси не переставала водить уставшего от шоппинга отца из одного магазина игрушек в другой, стремясь отыскать среди бесконечных стеллажей со светящимися лазерными мечами и инопланетными бластерами что-то поистине невероятное. Девушка помнила, что модель космического корабля фирмы Лего стоила очень дорого, но Тэд, уже потерявший надежду угодить непреклонной в стремлении найти идеальный подарок для младшего брата Нэнси, без раздумий оплатил покупку. А улыбчивая кассирша, поинтересовавшись его размером одежды, вручила озадаченному Уилеру фирменный сверток с футболкой. Модель из лего стала для семилетнего Майка настоящим сюрпризом, он почти час носился по дому с восторженными криками, то и дело подбегая для того, чтобы чмокнуть в щеку кого-нибудь из членов семьи. А серая футболка с логотипом «Hasbro» стала ведущим предметом гардероба для Тэда Уилера на несколько лет, пока не потеряла свой первозданный вид и не стала объектом критики со стороны педантичной Карен. Так эта самая футболка постепенно превратилась в часть пижамного комплекта, а позже и вовсе оказалась на дне самого нижнего ящика комода, став отголоском теплых воспоминаний для членов семьи Уилер. В то время отношения с родителями складывались у Нэнс куда проще, нежели сейчас. Остановив свой выбор на жасминовом чае в пакетиках и поставив в ряд три кружки, Уилер задумалась. Правильным ли было решение привезти незнакомца к ней домой? На первый взгляд этот человек не представлял угрозы, однако за всю дорогу он не проронил ни слова, не рассказал ни о себе, ни о том, как оказался в лесу в такое время суток. Идея Стива обратиться в полицию теперь не казалась жестокой, напротив, в словах ее бойфренда присутствовал здравый смысл. Несомненно, Нэнси Уилер являлась альтруисткой, всегда готовой протянуть ближнему руку помощи, но дурой она не была. С молчаливым незнакомцем стоило быть настороже, но это не отменяло того факта, что ему все еще требовалась помощь. Щелчок электрического чайника и характерный звуковой сигнал вывели девушку из состояния задумчивости. Отрешенный взгляд голубых глаз сменился немой решимостью, когда чашки, одна за другой, наполнились кипятком. Неизвестному нужно было помочь, а еще – разузнать о нем как можно больше информации. Поднявшись в свою комнату с подносом в руках, Нэнси отметила, что их со Стивом новый знакомый уже в новом образе из пижамных штанов и футболки Теда расположился на кровати. Услышав шаги Уилер, Харрингтон, в свою очередь, отвлекся от зеркала, последние пять минут у которого провел в тщетных попытках поправить испорченную прическу. По-видимому, реставрации укладка короля старшей школы уже не подлежала, отчего тот раздраженно крутился у туалетного столика девушки. Нэнси внезапно захотелось подойти и утешить бойфренда, однако сейчас у нее были дела поважнее. Поставив кружку с жасминовым чаем перед Стивом, Уилер подошла к сидящему на ее кровати незнакомцу: – Осторожно, чай горячий, – в стремлении создать комфортную для молодого человека обстановку, девушка улыбнулась. Тот осторожно принял кружку, однако пробовать напиток не спешил. Не став дожидаться увлеченного своей прической Харрингтона, Нэнси присела напротив незнакомца. Оказывать давление на только недавно вышедшего из тьмы ночного леса молодого человека было бы неправильно, но потребность в информации с каждой секундой лишь возрастала. – Ты еще не представился, – учтиво проговорила Уилер, отведя взгляд в сторону. Больше всего сейчас хотелось почувствовать поддержку Стивена, понять, что она не одна вступает в диалог с неизвестным, – меня зовут Нэнси. Тот парень у зеркала – мой парень, Стив. Мы хотим помочь, но, боюсь, не сможем этого сделать, пока ничего о тебе не знаем. Ответом девушке было затянувшееся молчание. Услышав, как Стивен прихлебывает чай и медленно обходит кровать, Нэнси мысленно выдохнула: она не догадывалась, как достучаться до молчаливого незнакомца, и надеялась, что Харрингтон что-нибудь придумает. – Может, он немой? – Стив, придвинув стул, расположился между Нэнси и незнакомцем, вальяжно потягивая чай из кружки, – или отсталый. Уилер бросила недоуменный взгляд на бойфренда. Он должен был помогать, а не накалять атмосферу еще больше. Стивен мог вести себя, как полный засранец, но это всегда было игрой на публику, фарсом. Сейчас же никого кроме них двоих, если не считать молчаливого незнакомца, в комнате не было. Нэнси молча прихлебнула чай, искоса посмотрев на Харрингтона: внешне парень выглядел абсолютно спокойным и даже скучающим, однако, судя по напряженным уголкам рта и внимательному взгляду, король старшей школы был максимально сосредоточен. Чего хотел Стив? Поиграть в плохого и хорошего копов?.. – Ты сбежал из лечебницы Пеннхерста? Не хочешь отвечать – твое дело, но имей ввиду, – Стивен подошел к незнакомцу вплотную и сел перед ним на корточки, – мы с Нэнс – законопослушные граждане, и укрывать у себя потенциально опасного преступника не собираемся. Так что либо ты рассказываешь, кто ты такой и что делал ночью в лесу, либо мы звоним в полицию. И предупреждаю – у меня нюх на лжецов. Нэнси подметила, что незнакомец заметно напрягся, когда Харрингтон, приблизившись, вторгся в его личное пространство. Все еще продолжая сжимать в руках кружку с чаем, он слегка повернул голову к Нэнс, но не решился прервать зрительный контакт со Стивеном. – Знаешь, сообщить копам о подозрительном субъекте, предположительно совершившим побег из психиатрической лечебницы – дело одной минуты, – несмотря на замкнутость незнакомца, Стив, как показалось Уилер, не блефовал. Девушка задумалась. А что, если незнакомец и правда являлся умственно отсталым? В таком случае действия Стивена могли, как минимум, напугать его. Способ добычи информации, используемый Харрингтоном, отлично подошел бы для того, чтобы разговорить преступника, уже имевшего дело с полицией. Однако наблюдательная Уилер не заметила ни малейших изменений на лице незнакомца при упоминании Стивом правоохранительных органов. Молодого человека до сих пор знобило, хотя и не так явно, как сразу после их встречи в лесу. Не нужно было быть детективом, чтобы понять, что присутствие Харрингтона заставляет неизвестного нервничать. Даже если предположить, что их новый знакомый в связи с умственной неполноценностью не воспринимает человеческую речь, то строгий тон и поведение Стивена, вне всяких сомнений, могли вызвать замешательство предполагаемого пациента психлечебницы. – Послушай, Стив… – неуверенно начала Нэнси, не сводя встревоженного взгляда с незнакомца. – Окей, не хочешь по-хорошему, – рывком поднявшись, парень раздраженно направился к двери, – я вызываю копов. – К сожалению, полиция в этой ситуации ни вам, ни мне не поможет, – в тишине пустого дома голос незнакомца прозвучал глухо, – уверяю вас: я не являюсь пациентом лечебницы “Пеннхерст” и не собираюсь никому вредить. Нэнси и Стивен многозначительно переглянулись. Сказать, что девушка была шокирована – не сказать ничего: за все время не услышав от молодого человека ни слова, она была готова к тому, что последний окажется глухонемым или умственно отсталым, однако внятная и грамотная речь незнакомца поставила Уилер в тупик. – Ты… расскажешь нам, что произошло? – усилием воли вернув себе способность говорить, Нэнси повернулась к незнакомцу, – если ты не сбегал из лечебницы, почему оказался в лесу в такое время? Не хочу показаться бестактной, но… – девушка запнулась. У Уилер накопилось много вопросов, но слишком давить на незнакомца было бы жестоко, и Нэнси это прекрасно понимала. Харрингтон же оказался менее эмпатичным: – Нэнс хочет сказать, что нам не нужны проблемы. Судя по всему, у тебя много секретов, и я тебя не осуждаю, – Стивен развел руками, подходя ближе к незнакомцу, – но помогать тому, о ком ты не знаешь ровным счетом ничего – дело неблагодарное. Впервые за все время напряженного разговора молодой человек сделал глоток уже начавшего остывать чая. Его сосредоточенное выражение лица говорило о том, что незнакомец сомневался, стоит ли игра свеч. Наконец, по-видимому, приняв решение, он заговорил: – Возможно, та информация, которую вы от меня сейчас услышите, в силу своей специфики не будет звучать правдиво, – незнакомец повел плечами, будто стряхивая с себя груз воспоминаний, – но уверяю: у меня нет цели обмануть или запутать вас. К тому же, многого я не смогу рассказать исключительно в целях вашей безопасности. Речь незнакомца была медленной. Создавалось впечатление, что этот человек тщательно подбирал слова, боясь выразиться некорректно или сболтнуть лишнего. – Меня зовут Генри Крил. Фамилия может показаться вам знакомой, и в этом нет ничего удивительного: много лет назад мой отец, Виктор Крил, жестоко расправился со всей нашей семьей. О произошедшем писали в газетах, но информации о том, что мне удалось выжить, вы нигде не найдете. Краем глаза Нэнси заметила, что костяшки пальцев молодого человека, сжимавших кружку, побелели. – Все потому, что меня забрали ученые из национальной лаборатории Хоукинса. Все мои ближайшие родственники, за исключением психопата-отца, были мертвы, поэтому о моем внезапном исчезновении никто так и не узнал. Официально я числился погибшим после двухнедельной комы. Знаете, людям, состоящим на службе у правительства, так легко подделать документы – две печати, одна подпись – и тебя уже не существует… Нэнси заметила, как губы молодого человека задрожали. Сейчас он выглядел еще более потерянным и несчастным, чем десятью минутами ранее, когда подвергался суровому допросу со стороны Харрингтона. Девушка не была уверена в правдивости этой истории, однако о ситуации, произошедшей с семьей Крил, она относительно недавно смотрела архивный репортаж по телевидению, и сомнений в том, что описываемые незнакомцем события имели место быть, у нее не оставалось. То, что мать и двое детей оказались в одном доме с потенциальным маньяком, наяву видящим демонов, даже с экрана телевизора пробирало до костей, не говоря о том, каково было пережить подобное наяву. – Избежав смерти, я оказался в месте, где меня ждала участь подопытного кролика. Ученые из национальной лаборатории Хоукинса заставили меня пожалеть о том, что я выжил, – Генри выставил вперед запястье, показывая татуировку, – в лаборатории никто не обращался ко мне по имени. В архивах я числился под кодовым номером 001, Первый, – подопытный будто выплюнул последнее слово, с досадой поморщившись. – Эй, все в порядке, – Нэнси осторожно положила руку на плечо Крила. Она понимала, что навряд ли поможет молодому человеку справиться с травмирующими воспоминаниями, но чувствовала, что необходимо проявить участие к трагедии их со Стивом нового знакомого, – ты больше не в лаборатории, и рядом, как видишь, нет никаких ученых. Уилер дружелюбно улыбнулась. Подняв голову, Генри неожиданно для себя самого встретился с девушкой взглядом. В этих невероятно глубоких голубых глазах читались искреннее сочувствие и желание помочь. На секунду Крилу показалось, что он видит перед собой не реального человека, а созданный подсознанием образ: на его памяти люди никогда не смотрели так тепло и открыто. Однако сидящая перед ним девушка не являлась галлюцинацией – рука на его плече была из плоти и крови. Сердце подопытного пропустило удар. Сейчас для Генри не существовало ничего кроме него самого и голубоглазой девушки: ни комнаты, ни ученых из лаборатории Хоукинса, которые с высокой вероятностью уже шли по его следам, ни этого Стива, сверлящего его недобрым взглядом со спины. В отличие от чересчур подозрительного и самодовольного парня, Нэнси действительно хотела помочь, а не стремилась под предлогом собственной безопасности передать его в руки правоохранительных органов. – Так, стоп. Я подведу итоги, – Харрингтон чуть ли не с издевкой посмотрел на Генри, насмешливо подняв брови, – неподалеку от нашего провинциального городка есть засекреченная лаборатория, где проводятся эксперименты над людьми. Лаборатория спонсируется правительством и, судя по твоему рассказу, действует уже давно, хотя ни в прессе, ни в городских архивах, я уверен, о местных экспериментах над людьми ней нет ровным счетом никакой информации. – Все верно, – Крил заставил себя учтиво улыбнуться, хотя вызывающее поведение парня изрядно действовало на нервы, – лаборатория засекречена, а ее деятельность курируют влиятельные люди. Однако Стивен, вывернув тумблер подозрительности на максимум, не спешил доверять словам оппонента. – Ты показал нам свою татуировку. Признался, что ты – первый, что бы это ни значило. Были еще подопытные? – Это так, – истерзанную опасной бритвой шею пронзило фантомной болью при произнесении Харрингтоном порядкового номера. Прижав еще свежие порезы рукой, беглец продолжил, – все они появились в лаборатории значительно позже меня. Самому старшему из них сейчас, возможно, лет четырнадцать… – Их много? Этих… детей, – лицо Стива вмиг стало серьезным. Он наклонился к бывшему подопытному, чтобы лучше слышать ответ. – Больше десяти, это точно, – напор со стороны парня раздражал, но, лелея мысль обзавестись хоть какими-то союзниками в этом захудалом городишке, Крил продолжал смиренно играть свою роль. Даже принимая в расчет слабость и недальновидность, что так присущи людям, помощь со стороны местных явно не была бы лишней, особенно в первое время. Когда он освоится в провинциальном Хоукинсе и будет готов дать отпор Мартину Бреннеру и его шавкам, ничто не помешает ему избавиться от выполнивших свою задачу бывших союзников. Стоило продумать наперед, какую роль в его противостоянии с отцом будут выполнять эти двое, однако никаких сомнений в том, что их роли будут коротки и незначительны, у Крила не было. Такова была объективная реальность – слабые будут пущены в расход в угоду сильным. Паук не пожалеет жизни прекрасного и хрупкого мотылька, когда необходимость восполнить собственные силы станет первоочередной задачей выживания. Было еще кое-что, в чем Генри не был готов себе признаться. Рука Нэнси, лежавшая на его плече на протяжение всего импровизированного допроса, заставляла чувствовать себя… лучше. Впервые в жизни физический контакт не вгонял в оцепенение, как было с доктором Бреннером, и не раздражал, как с остальными учеными лаборатории, напротив, от прикосновения по телу будто разливалась легкость, сравнимая с глотком свежего воздуха после душной комнаты. Крил не был до конца уверен, нравилось ли ему ощущение теплой ладони на своем плече, или значение имел сам факт невербальной поддержки от девушки, но одно он знал наверняка. Генри определенно не хотелось, чтобы Уилер убирала руку, оставляя его один на один со своим самоуверенным бойфрендом. Стивен вызывал у подопытного куда меньше симпатии, чем его спутница: дотошная недоверчивость Харрингтона к любой незначительной детали повествования нервировала измученный разум, а привычка нагло вторгаться в личное пространство и вовсе выводила из себя. Первой мыслью Крила было откинуть зазнавшегося детектива на полставки к стене, но столь опрометчивые действия могли стать источником серьезных репутационных потерь для его образа в глазах потенциальных союзников. Несмотря на практически полное истощение, желание использовать сверхспособности после длительного перерыва было столь велико, что приходилось задействовать всю свою выдержку, борясь с намерением обрушить на голову Стивена люстру или разбить на мелкие осколки кружку с кипятком, пока та находится у короля старшей школы в руках. – И какого рода эксперименты над вами проводили? – не унимался Харрингтон. Если выражение его лица уже не было насмешливым, то в глазах плескалось целое море сомнений, – тестировали новые препараты от рака или, скажем, проверяли, как долго человек может продержаться под водой? По позвоночнику Генри пробежал неприятный холодок, стоило молодому человеку вспомнить барокамеру – вертикально закрепленный сосуд, заполненный водой с избыточным содержанием соли. Замкнутых пространств юный Генри Крил никогда не боялся, однако ощущение невесомости, сопровождаемое тщетными попытками хотя бы коснуться дна изолированного сосуда пальцами ног он хорошо помнил до сих пор. То, что мальчику приходилось переживать изо дня в день, с трясущимися коленками залезая в стеклянную барокамеру, можно было описать всего одним словом – беспомощность. – Стив, прекрати, он рассказал достаточно, – почувствовав, как напряглись плечи подопытного, девушка бросила предостерегающий взгляд на бойфренда. Харрингтон вымученно запрокинул голову. Он допрашивал этого таинственного Генри Крила уже около получаса, но информации получил всего ничего. Все, что рассказал ему так называемый «подопытный», можно было либо вычитать в газетах, либо выдумать, ориентируясь на хроники о правительственных заговорах. Самым очевидным разочарованием во всей истории было то, что факты, преподнесенные неизвестным в качестве неоспоримой истины, никак нельзя было подтвердить или опровергнуть. Копаться в архивах, до мельчайших деталей исследуя трагическую историю семьи Крил не имело никакого смысла – незнакомец мог добыть всю вышеизложенную информацию из этих самых газет. То, что неподалеку от Хоукинса находится охраняемый объект – предполагаемая секретная лаборатория – загадкой для жителей городка не было, однако только по причине наличия здания вслепую утверждать, что там проводятся научные эксперименты над живыми людьми, стало бы большой ошибкой. Разумеется, проверять состоятельность этой теории, даже если бы они не были замешаны в проведении опытов над детьми, представители правительства каждому любопытствующему не позволили бы. – Мы все устали и нам не помешает отдых, – Нэнси, поднявшись с кровати, устало вздохнула и забрала у парней пустые чашки, – предлагаю компромисс: сейчас мы ляжем спать, а завтра продолжим разговор. Засыпать втроем на кровати, от силы рассчитанной на двоих человек, было странно. Тем более, что все трое были едва ли не в верхней одежде: Харрингтон сонно снянул свитер, отточенным броском опытного баскетболиста отправив его на стул, Уилер же осталась в легком джемпере, не беспокоясь о том, что за ночь изящная вещь может помяться. Как оказалось, удобная одежда, подходящая для сна, была только у Генри. Завернувшись в импровизированный кокон из все еще немного влажного пледа, молодой человек расположился с краю кровати в предвкушении долгожданного отдыха. После ночной прогулки под дождем его все еще слегка знобило, но в тепле уютной комнатки даже озноб ощущался иначе: вместо страха перед вероятной простудой появилась уверенность в скором выздоровлении. Когда Нэнси включила ночник и молодые люди, наконец, улеглись, Генри невольно почувствовал себя одной из тех маленьких рыбок в консервной банке, которых всегда жалела его младшая сестра. Это не было плохо, напротив, все, что окружало Крила сейчас, резко контрастировало с его прежней жизнью в научной лаборатории Хоукинса, и это вызывало чувство удовлетворения. Это была долгожданная свобода.