Хиганбана

      Два опустошённых взгляда прожигали друг друга в полумраке. По её коже бегали мелкие мурашки: всё-таки из-за промокшей одежды было холодновато. Руки ещё немного подрагивали, но под этим взглядом тёмно-синих глаз она будто расслаблялась. Как небо перед рассветом, уже не чёрное, а отдающее синевой.       Они молчали порядка нескольких минут, пока её и без того гудящую голову разрывало от знакомых строчек песни, что играла в наушниках Сано. Ей не нужны были объяснения, всё было понятно и так: он её соулмейт. Сидит прямо напротив неё, можно достать рукой. И она слышит его музыку. Харучиё остался за дверью, оставив их наедине, но был готов ворваться в любой момент. Ему абсолютно не нравилось всё происходящее, но он не мог ослушаться приказа своего короля.       «Так вот как он слышал мои песни? Надо было слушать музыку потише», — единственная ясная мысль, которая смогла сформироваться в её сознании за последние минуты. Хибана будто была под гипнозом, отпустив недавнюю панику и истерику, просто позволяла себе тонуть прямо здесь и сейчас в его море. — Зачем? — заговорил наконец Манджиро, отбрасывая наушники в сторону. Хибана вопросительно нахмурилась. — Зачем ты хотела убить Хайтани? Это чувство мести, которое уничтожало меня всё время… Из-за них? — Да, — не отрываясь от его глаз коротко ответила девушка. — И почему хотела? Я сделала это.       В ответ на её слова Манджиро только дёрнул уголком губ и махнул головой в сторону монитора на стене за его спиной. Через пульт включил экран, на котором отобразилась та самая комната.       Хибана забыла, как дышать, внутри набирала силу волна новой боли и отчаяния. Риндо со смехом переодевал перепачканный костюм, пока Ран на кровати недовольно что-то ворчал, вытирая мокрым полотенцем красную щёку. — Я знаю, что они сделали, — голос Манджиро едва доносился до сознания Хибаны, пока её взгляд бегал от одного Хайтани к другому. — И они ответят за это позже. Санзу вытащил из них всю информацию о том происшествии. А после этого найти информацию о тебе было хоть и трудновато, но возможно. Санзу долго сомневался, а тут ты так глупо понадеялась, что те наёмные девушки будут молчать.       Сано ненадолго перевёл взгляд на экран монитора и кивнул, слегка ухмыляясь. — Знаешь, они думали, что ты умерла… — Н-нет… Не может быть, — воздуха в лёгких категорически не хватало, а в груди разливалась тягучая лава разочарования. — Я же всё просчитала… — Если ты наивно думала, что я не замечу и позволю тебе убить мои лучшие инструменты, то ты неимоверно глупа. Прошу, не впадай в отчаяние, я не хочу тоже лишиться из-за тебя рассудка, — Манджиро поднял с дивана пистолет, вновь прокручивая барабан.       Хибана же безумно что-то бубнила себе под нос, на глаза наворачивались слёзы от вида смеющегося Риндо на экране монитора. Значит, ничего не кончено? Всё было зря? Вся её никчёмная жизнь. Цель, которой она отдалась, ради которой убивала и не жалела ни себя, ни других, оказалась бессмысленной? Словно ты долго-долго откладывал деньги на роскошную вазу, а когда только дошёл до дома — уронил. — Я хочу домой… — выдавила девушка уже сквозь слёзы, зарываясь пальцами в слегка влажные волосы. — Просто отведи меня домой… — У тебя нет дома, — холодно бросил Сано, пытаясь противостоять её чувствам внутри себя. — Есть. Родители меня ждут, — она прервалась на всхлип, полностью теряя контроль над собой. — А ещё, сегодня должна зацвести мамина сакура. — Идиотка! Прошло десять лет с их смерти! Хватит! — Сано боролся с чувством жалости к несчастной девушке, из-за него — он был уверен в этом где-то глубоко внутри — дошедшей до такого состояния, до такого страшного безумия. — Из-за твоей боли я тоже сходил с ума. Из-за тебя я тот, кто я есть сейчас — повязший в грязи по самую глотку убийца. Прекрати уже страдать! — Так заставь! — Хибана перешла на крик, переводя искрящийся необычными чувствами взгляд на Майки. — Что ты можешь понимать? Я угробила свою жизнь, посвятила её этой мести! И… и мой план… Он был идеален! Почему ты помешал мне? — Тебе лучше сейчас замолчать, пока не стало слишком поздно, — прорычал Манджиро, вплотную подводя дуло к её лбу. Она ощущала его вдруг утяжелившееся дыхание на себе. Майки боролся из последних сил, желание убивать было вовсе не его. — Знаешь, насколько мне похер? — девушка расплылась в довольной улыбке, накрывая ладонь Сано своей, так, что её большой палец тоже лежал на курке. — Всю жизнь. Всю свою никчёмную жизнь, слышишь? Избавляясь от мешающих людей. Убив своими руками, в конце концов, единственного человека, который принял меня и выходил после побега из того ада. Человека, который искренне любил меня… — Я тебя люблю. Поняла? — Манджиро дёрнул руку, спеша убрать пистолет, но передумал, боясь, что так Хибана случайно спустит курок. Надеялся на удачу, что единственный патрон окажется не в этом выстреле. — Тогда где ты был? Ты же знал, что ты мой соулмейт, не так ли? Поэтому так неожиданно решил сблизиться со мной после смерти Баджи? Поэтому всё время наблюдал за мной? — слёзы безвольно текли из её уже покрасневших глаз, которые не отрывались от меняющихся эмоций на лице Манджиро. — Я уже достаточно сожалела о том, что выбрала такую сильную связь с тобой. Я хотела быть опорой, поддержкой для соулмейта. Но мне стало абсолютно наплевать на чужие чувства после смерти родителей. — Ты и была моей поддержкой. Я… Я хотел… — неожиданно для себя Сано растерялся и не мог собрать свои мысли в предложения, которые рассыпались прахом. — Я тоже хотела. Хотела отметить день рождения Баджи. Хотела, чтобы родители увидели мой выпускной из университета. Хотела стать полицейским и пойти по их стопам. Ты знаешь, сколько надежд и желаний у меня было? — Хибана сжала зубы, цепляясь второй рукой за свою ладонь на оружии. — Пока в один миг не осталось лишь одно — убить Хайтани. Это всё, чего я хотела последние десять лет. — Я могу отдать приказ Санзу — и через минуту их уже не будет, — первое, что пришло в голову потерявшемуся в потоке мыслей Майки. Его взгляд бегал по лицу девушки. Её руки были холодные, но без намёка на дрожь. Она не боялась. Она была готова. — Ты такой эгоист, «непобедимый Майки»… — Хибана расслабленно улыбнулась, что на её щеках появились маленькие ямочки. — Я устала. Ты тоже. Отдыхай от моих страданий.       Манджиро на мгновение замешкался, с непониманием сводя брови, но этого мгновения хватило, чтобы прервалась целая жизнь. Её жизнь.       Безжизненное тело мягко упало на его колени, а ещё горячая кровь заливала дрожащие руки. Осознание приходило долго. Он не хотел. Он не стрелял. Он оставил в барабане лишь один патрон из шести. И так глупо совпало, что она выпустила именно его. — Санзу, — его подавленный голос казался слишком громким после замершей тишины. В тот же момент дверь открылась, а в проёме показался Харучиё, в глазах которого читалось только сожаление. — Я… Я не хотел. Это не я. Я же не убивал её?       Плечи Манджиро затряслись то ли в нервном смехе, то ли в лихорадочном плаче. Он с силой обнимал мёртвое тело, жадно вдыхая запах её волос. Цитрусовые, как и тогда, в школе, когда он следовал за ней по пятам или подходил слишком близко при встрече. Харучиё с ужасом наблюдал, как его король страдает, вновь. — Майки… — Я не убивал её! Я не хотел…       

«Нельзя рассказать, как страдала тщеславная душа;

гордость, обманутое честолюбие, разрушившиеся надежды

— всё соединилось вместе,

и в припадках страшного безумия и бешенства

прервалась его её жизнь.»

      

Гоголь Н. В., Портрет, 1834