Ласковый Волчонок

      Вожак под взволнованные взгляды членов стаи выходит из леса с окровавленным телом на руках. Оборотни замирают, впервые видя Чона в таком состоянии, не знают, как реагировать и чем помочь. Но подходить сейчас не стоит. Если они и могут что-то сделать конкретно в этот момент, то только не мешать. Настораживаются, готовые в любую минуту броситься на защиту семьи, когда слышат хруст веток, но видят только Юнги — бурого волка, вышедшего из леса следом, — и ещё троих альф, которые сегодня с утра тоже ушли на ферму, чтобы собрать фрукты и овощи к празднику.       — Я с тобой. — К нему подбегает заплаканный Чимин и открывает дверь ничего не ответившему брату.       Мужчина заносит омегу в их дом и сразу направляется в ванную комнату, шумно выдыхая через нос и периодически прислушиваясь к еле уловимому даже для его идеального слуха дыханию. Осторожно опускает Тэхёна в ванну и включает тёплую воду, принимаясь предельно бережно омывать испачканное в земле тело, пока Чимин ищет полотенце. Стекающая с неподвижного тела вода мгновенно окрашивается алым, когда дело доходит до исполосованной спины. Пришедший омега тут же присаживается рядом на белый бортик и помогает придерживать парня в сидячем положении, молча роняя слёзы, а Чонгук до онемения стискивает челюсти, промывая раны и едва дотрагиваясь до них пальцами. Болезненно заламывает брови, не желая принимать удушающее чувство дежавю.       Только в этот раз полученные омегой удары — полностью его вина. За всё случившееся с ним всего за несколько часов ответственность лежит только на Чонгуке.       Они быстро вымывают песок из русых волос, выключают воду и осторожно обтирают покрытое синяками и ссадинами тело, а после по-прежнему не пришедший в себя мальчик снова оказывается в руках альфы, что несёт его к кровати и, как и тогда, укладывает животом на остывшие простыни. Забирает у брата полотенце, молча благодаря за помощь и одним лишь взглядом прося оставить его наедине с едва не ускользнувшим от него смыслом жизни. Не замечает совсем, как две солёные капли ползут по испачканным в чужой крови щекам, и лишь чувствует крепкие объятия Чимина, что шмыгает носом и шепчет ему «всё позади», отстраняется и смахивает слёзы с лица напротив, после этого послушно уходя из дома.       Чонгук, на секунду прикрыв глаза, хватает с кровати пижамные шорты омеги и надевает их на него, крупно вздрагивая, когда улавливает тихий болезненный стон. Сердце готово вот-вот разорваться от одного только звука, действующего на альфу как ржавый нож, всаженный в грудь. Он совсем не раздумывает: перекидывается, большими передними лапами матрас с краю под собой продавливает, не сдерживая в себе истошного скулежа, наполненного болью за свою пару. Чёрный волк медленно умирает внутри, глядя на широкие красные полосы, уродующие гладкую медовую кожу его мальчика. Снова. Ненадолго прижимается широким лбом к боку Тэхёна, слишком по-детски желая, чтобы всё это ему сейчас только снилось.       Он опять зализывает раны на хрупкой спине, обильно выделяет слюну буквально для каждого сантиметра, утробно рычит и смаргивает непрошенную влагу. От металлического привкуса хочется взвыть, но альфа лишь усерднее проводит языком по израненной коже, не успокаиваясь даже тогда, когда начинает быть заметен первый результат — крови больше нет, а края алых следов немного затягиваются. Мальчик под ним что-то измученно мычит, не приходя в себя, и это даже в какой-то степени радует, ведь, когда он наконец очнётся, уже не будет настолько больно.       Чонгук сделает всё для этого… Обязательно сделает.       Его впервые не успокаивает любимый малиновый аромат, что сейчас слишком тусклый, словно лишний раз напоминающий альфе о том, что ещё бы минута, и Тэхёна уже не было бы в живых. Чуть не отняли драгоценного волчонка навсегда, и от этой мысли всё вновь и вновь холодеет внутри. Толкает в пропасть и совершенно не способствует подавлению очередной вспышки злости, разъедающей сознание.       — Чонгук, хватит, ты сделал достаточно, — вдруг слышит голос брата и чувствует его ладонь на своей спине. Никак не реагирует, продолжая остервенело вылизывать хрупкое тело омеги. — Чонгук, два часа прошло, лучше уже не получится, завтра повторишь, — с надрывом шепчет Чимин, оттягивая чёрную шерсть, чтобы привлечь внимание. — Иди приведи себя в порядок, я посижу с ним. — Реакции так и нет. — Чонгук! — вскрикивает и тут же испуганно отскакивает от вожака, встречаясь с болью, беспокойством и неистовой яростью в его взгляде, наконец обращённому к нему.       Юнги, что пришёл с мужем, загораживает его собой от предупреждающе рычащего волка. До последнего не верит, что он может причинить вред родному брату даже в таком состоянии, но инстинкты, призывающие защищать свою пару от любой потенциальной опасности, берут верх. Уверенно смотрит в глаза чёрному волку, который тоже, кажется, сейчас защищает своего омегу от… них?       — Чонгук, — спокойно начинает Мин, медленно выставляя руку перед собой в примирительном жесте. — Всё в порядке. Он в безопасности, слышишь? — Чужое рычание не утихает, заставляет невольно напрягаться. Волк мотает головой и скалится, призывая оставить его с Тэхёном одних. — Чонгук, сходи умойся, — настойчиво просит альфа, — ты ведь не хочешь, чтобы запах его крови — это было первое, что сможет почувствовать Тэхён, когда проснётся? — пытается достучаться, хотя очевидно, что так просто этот запах не смыть. — Мы побудем с ним, это три минуты, Чон, — добавляет, замечая сомнение в чёрных глазах.       «Вы уже все достаточно с ним побыли», — отчаянно вопит сердце. Он не перекладывает вину на других, наоборот — корит себя только пуще за то, что оставил своё личное сокровище, не был рядом, когда это необходимо было больше всего.       — Чонгук, ничего плохого не случится. Ты же тоже будешь здесь, — продолжает убеждать в очевидном.       Вожак сдаётся. Не может допустить, чтобы его драгоценный мальчик испугался вида своего альфы, когда очнётся.

***

      Чонгук понятия не имеет, сколько уже сидит на краю постели, мягко поглаживая руку спящего омеги, чей организм старается оправиться после пережитого стресса. Наклоняется, целует невесомо разбитые костяшки и до сих пор не может унять бешено колотящееся сердце. Гнев возрастает с новой силой, когда взгляд в очередной раз возвращается к ранкам на губах, к синякам на шее от неудавшегося удушья, к бледному лицу с отчётливым следом от пощёчин на нежной коже. Чувствует, как рёбра ломит, не может спокойно смотреть на бинты, которыми опять обмотан его маленький омега.       Он не заслужил такого.       Душераздирающий вопль, который он услышал, когда ещё нёсся по лесу, в ушах стоит до сих пор. Вынуждает крепкого вожака ронять горькие капли и с силой поджимать губы. Не особо может воспроизвести в памяти подробности произошедшего. Помнит отчаянный вой, помнит, как увидел угасающего на глазах серого волка и как, переполненный яростью, на полной скорости повалил старого обмудка на землю. Гадкий вкус чужой крови ещё долго будет преследовать его.       «Никто не посмеет обидеть и сделать больно. Не позволю».       Обещание, данное летом на берегу реки, больно пульсирует в висках. Тэхён смотрел на него своими яркими медовыми глазами, в которых плескалось так много искренности, любви и неподдельной радости, верил каждому его слову, наивно жался к теплу, чувствуя себя под надёжной защитой. Но Чонгук допустил ошибку, чуть не повлекшую за собой потерю, с которой он вряд ли когда-нибудь справился и простил бы себе.       Ему следовало в первый же день принять меры, а не самоуверенно полагать, что держит всё под контролем.       «Перегрызу глотку каждому, кто сунется».       Тэхён вдруг начинает хмуриться, и альфа замирает, вглядываясь в любимое лицо, озарённое лунным светом, проскользнувшим в дом в незашторенное окно подле кровати. Парень медленно разлепляет заплаканные глаза и первым делом испуганно дёргается, на мгновение подумав, что всё ещё находится в кошмаре наяву. Моргает, пытаясь понять, где он теперь, смотрит на ладонь, лежащую на его, и неуверенно поднимает голову, чтобы посмотреть на её обладателя.       — Чонгук… — надломлено сипит Тэхён, а альфа будто распадается на мелкие крупицы от любимого голоса, что сейчас охрип, но по-прежнему самый прекрасный.       — Да, маленький, — отзывается мужчина и с готовностью ловит тут же вскочившего омегу в объятия.       — Чонгук, — неверующе повторяет, цепляясь слабыми пальцами за шею альфы, прижимающего к себе очень осторожно, чтоб лишний раз не сделать больно. — Чонгук… — скулит, обвивая тело вожака всеми конечностями, и слёзы беспомощно пускает, задушено всхлипывая.       — Я здесь, родной мой, — горячо шепчет Чонгук между беспорядочными смазанными поцелуями в плечо и шею, — с тобой, Тэ, — кладёт ладонь на затылок рыдающего омеги и успокаивающе гладит, прислоняясь щекой к горячему уху, — не плачь, волчонок, не плачь, пожалуйста, — просит, чувствуя, как каждая упавшая на его плечо слезинка вонзает клинок в сердце. — Всё хорошо, всё хорошо, — продолжает нашёптывать и немного покачивается вперёд-назад, часто целуя в висок.       — Мне было так страшно… — Плачет надрывно, боясь отстраниться даже на миллиметр, почему-то уверенный, что, если сделает это, сразу окажется в холодной землянке наедине со своим кошмаром.       — Знаю, малыш. — Голос вожака ломается и дрожит. Он глубоко вдыхает запах малины, стараясь унять трясущиеся руки. — Прости меня. — Глаза жжёт, и Чонгук жмурится, целует бесконтрольно всё, до чего может дотянуться, пока мальчик продолжает громко всхлипывать, зарывшись носом в его шею. — Ничего не бойся, я с тобой…       Тэхён ничего не отвечает, доверчиво жмётся, не в силах остановить жгучие капли, что так и льются из глаз, спадая на чёрную футболку альфы. Протестующе мычит, когда тот начинает шевелиться, трясётся весь, думая, что его хотят отстранить от себя.       — Тихо-тихо, волчонок, мы с тобой просто сядем поудобнее, слышишь? — Чонгук целует его в солёную щёку и неизменно гладит, слёзки стирает большими пальцами, взяв лицо в ладони, и сцеловывает новые. — Я никуда не уйду.       Альфа аккуратно перемещается к изголовью кровати, откидываясь на спинку и укладывая мальчика к себе на грудь. Тэхён что-то жалобно бормочет, изо всех сил сжимая пальцами ткань мужской футболки, притирается щекой и наконец более-менее облегчённо выдыхает, прислушиваясь к биению родного сердца. Вдыхает аромат медового кедра, невольно вспоминая, как прощался с жизнью, внезапно окутанный им, пока не может остановить сами по себе льющиеся слёзы, но ему точно уже лучше. Лучше в надёжных руках, что бережно поглаживают и дают почувствовать, что всё происходит в реальности, а не в мечтах.       — Сильно болит? — шёпотом спрашивает Чонгук, мягко кладя ладонь на спину поверх бинтов. Омега вымученно мычит что-то, крепко обнимая мужчину и всаживая ноготки в его лопатки. — Не молчи, солнце, поговори со мной, — умоляет альфа, потому что ему важно знать.       — С тобой ничего не болит, — шмыгает омега, глубже вдыхает любимый запах и почти не дрожит больше.       — Тэхён…       — Правда, — упирается мальчик и поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза. На улице уже глубокая ночь, но свет луны позволяет увидеть абсолютно все эмоции. И Тэхёну кажется, что Чонгуку сейчас больнее, чем ему.       — Что он ещё сделал с тобой? — осторожно пытается узнать, заправляя выбившуюся прядку за ухо. Запах мокрого мха, который он почувствовал на омеге в лесу, не позволял отделаться от самых жутких мыслей. Если этот ублюдок покалечил омегу не только физически, то будет куда сложнее залечить его раны. Чонгук в ожидании хоть какого-нибудь ответа мысленно обещает, что они справятся со всем вместе. — Он…       — Нет…       — Тэ, если ты переживаешь, что это может как-то отразиться на наших отношениях…       — Не переживаю, — тихонько перебивает омега и кладёт ладошку на немного колючую щёку. — Но он правда только наговорил мне… всякого. И избил… Он так сильно бил… — Голос срывается, и Тэхён спешит зажмуриться, чувствуя, как влага снова обжигает щёки, но он быстро её стирает, опережая альфу, для которого каждое слово младшего отзывается мучительным спазмом под рёбрами. — Он хотел… — признаётся. — Но мне стало так страшно… Я ударил его, как ты меня учил, а он только больше разозлился и совсем не пострадал, потому что я слишком слабый, — шепчет на грани слышимости, пока его лицо берут в ладони. — Он догнал меня на улице и…       — Тш-ш, — останавливает Чонгук, видя, что омегу начинает потряхивать от воспоминаний. — Ты такой умница, — уверяет, трепетно целуя в лоб и поглаживая горячие щёки, — вовсе не слабый. Так тобой горжусь. Даже представить себе не можешь, какой ты сильный, Тэхён.       — Правда?       — Правда, малыш.       Омега искренне старается перестать плакать, но у него совсем ничего не выходит.       — Я знал, что ты придёшь за мной, — говорит он и снова льнёт к мужчине, пряча зарёванное лицо на его плече.       — Едва успел… — И по большей части считающий себя слабым парень сделал всё сам.       — Но ведь успел, — протестует и даже кусает альфу, чтоб даже не думал, что практически ничего не сделал. — Поцелуешь меня?       — Разве я когда-нибудь смогу отказаться от этого? — негромко произносит, зарываясь в любимые мягкие волосы на затылке. Ласково гладит, нежно улыбаясь омеге, когда тот поднимает голову, чтобы посмотреть на него.       Тэхён не дожидается мужчину и сам сталкивается с ним в ломком поцелуе. Опять хочет заплакать, но уже от того, как сладко ноет сердце, что находилось в тоске и страхе вдали от любимого, а сейчас вновь согрето и успокоено. Больше не сковано ужасом, а наполнено жизнью и с радостью бьётся в унисон с альфьим. Чонгук сминает губы мягко, боясь причинить дискомфорт, ведь помнит прекрасно о ранках на чувствительных подушечках, но омега, кажется, об этом волнуется в последнюю очередь, отчаянно хватаясь за крепкие плечи и не собираясь отстраняться. Пока что не обращает внимания на почти неощутимый запах крови, слишком увлечённый другим.       — Только о тебе думал. Я так сильно тебя люблю, — всё-таки всхлипывает мальчик, прислоняясь лбом ко лбу Чонгука, который гладит его с замиранием сердца и ещё раз сдержанно целует приоткрытые губы.       — Я тебя тоже, — отвечает мужчина, чмокая в самую чудесную родинку на носу. — Ты моя жизнь, Тэхён. Всё сделаю для того, чтобы тебе больше никогда не было страшно.       Омега ему верит. Кивает часто-часто и зарывается носом в пахучую жилку. Дышит глубоко и жадно, удовлетворённо урчит, будто и не было ничего, и теснее льнёт к своей паре.       — Ты куда? — испуганно вопрошает парень, вдруг почувствовав чужое шевеление.       — Схожу за едой. Я быстро, малыш. — Чонгук невесомо проводит пальцем по щёчке и улыбается успокаивающе.       — Нет, не надо. — Омега цепляется за него, не отпуская, и смотрит так умоляюще, что вожак буквально прирастает к постели.       — Тебе нужно поесть, Тэ…       — Не хочу, чтобы ты уходил. — Тэхён воинственно настроен против любой причины, по которой в этот момент может снова остаться без Чона. Он пока не готов. — Ты что делаешь? — спрашивает, наблюдая за тем, как альфа тянется к прикроватной тумбе за телефоном.       — Позвоню Чимину.       — Они же спят давно…       — Чимин весь извёлся, поэтому не думаю, что он в состоянии уснуть, пока не поговорит с тобой.       Тэхён немного растерянно смотрит, как мужчина быстро находит контакт брата и прижимает телефон к уху.       — Чим, прости, что так поздно, — начинает альфа и делает паузу, видимо, получая поток обеспокоенных вопросов. — Можешь, пожалуйста, принести что-нибудь поесть? Я не могу сейчас… Ты понимаешь.       Получив в ответ короткое «я мигом», Чонгук благодарит и отключается, возвращая всё своё внимание к виновато смотрящему мальчику. Целует его нежно, массирует кожу на затылке, пропуская русые волосы меж пальцев, и ножку поглаживает, вкладывая всю свою любовь в эти прикосновения.       Тэхён снова чувствует себя дома.

***

      Эту ночь альфа практически не спит, слушая спокойное дыхание Тэхёна на своей груди. Ценит каждую секунду с ним теперь ещё больше, вдыхает малину и встречает рассвет, крепко обнимая самое ценное и дорогое сердцу. Наконец спокоен, наконец чувствует родное тепло под боком. В доме по-утреннему свежо, за окном слышен щебет птиц, и Чонгук действительно сейчас чувствует умиротворение, задвинув всё, что должно его беспокоить, подальше.       Его отвлекает негромкий стук в дверь, и мужчина нехотя отстраняет от себя спящего мальчика, чтобы подняться и открыть Юнги — по запаху знает, что это он. Не ошибается, конечно, и уже через несколько секунд видит перед собой Мина, что смотрит на него с заметным волнением.       — Выглядишь помятым, — говорит альфа, глядя на вожака, который жестом просит быть тише, чтоб не разбудить Тэхёна.       — На себя-то смотрел? — беззлобно хмыкает. — Что случилось?       — Действительно, Чон. Что же случилось? — шёпотом отзывается Юнги, не отрывая взгляда от устало потирающего переносицу альфы.       — Юнги… Сейчас я просто хочу побыть с ним, понимаешь?       — Естественно я понимаю, Чонгук. Но что ты намерен делать дальше? Вся стая в неведении, ждёт объяснений и твоего решения.       Вожак прикрывает глаза на какое-то время, тяжело вздыхая. Он тоже всё понимает. Понимает, что нужно будет рассказать стае, что Тэхён рано или поздно обо всём узнает, будет много плакать и волноваться. Этого не хочется больше всего, но никаких вариантов, которые бы это миновали, у него нет. Он ненавидит уверять, что всё будет хорошо, когда сам в этом не уверен. Ненавидит…       — Чонгук…       — Для начала найди, пожалуйста, хороших репетиторов и нотариуса. С остальным будем разбираться по мере поступления.       — С репетиторами, допустим, понятно, но нотариус зачем? — не понимает Юнги.       — Хочу оформить дарственную на Тэхёна.       Юнги в удивлении распахивает глаза, а вожак пока больше ничего не хочет говорить. Он хочет вернуться к своему мальчику, что уже принялся во сне его искать, шаря ладошкой по пустому, но ещё не успевшему остыть месту рядом с собой.