Демоны Прекрасной Эпохи

~ III ~

      Внутренний двор порта был прям и строг. На широкую, вымощенную камнем улицу слепо пялились застеклённые окна двухэтажных казарм. Здесь, на дороге, выстроились две очереди, концы которых исчезали в тёмном зёве распахнутых дверей. Очереди состояли из мужчин и женщин — дело продвигалось небыстро, бедняги успели как следует замёрзнуть.       Адриана вместе со слугой провели мимо этой бесконечной вереницы. Жандарм посторонился, пропуская Агреста вперёд себя.       — Наверх и направо, господин! Вещи оставьте тут, никто не сопрёт… то есть не реквизирует.       Парень важно кивнул. Зажав трость подмышкой, спешно поднялся по деревянным ступеням. Порадовался, что Базире мигом ретировался — маска богатого дворянчика была не слишком удобной, хоть и необходимой.       Адриана и Лахиффа осмотривали в двух соседних комнатах. Адри достался какой-то молодой студент с чёрной эспаньолкой в стиле Луи-Наполеона. С моноклем в глазу, жидкими зализанными волосами, при чёрной жилетке и таких же нарукавниках поверх белоснежной сорочки.       Он сидел перед раскрытой учётной книгой, на страницах которой лежал лист (студиозус то ли строчил любовное письмо, то ли стихи). Появление Адри он встретил равнодушно. Принял документы. А когда вчитался, резко вскочил, отвесил стремительный поклон — лист с виршами исчез так быстро, словно его и не было вовсе.       Студент лепетал что-то любезное, быстро записывая в книгу имя и фамилию. Всё шло к тому, что никакого досмотра не будет — здесь в Адри вскипели принципы.       — Что же вы так относитесь к своим обязанностям? — холодно спросил Агрест. — А что, если я акуманизирован? Что если я прямо сейчас стану одержим? Брошусь рвать вам горло? Или сделаю это в городе?       — Как будет угодно мсье, — пробормотал студент, пальцем поправляя накрахмаленный воротник.        — Вы шутите, должно быть? — нахмурился Адри.       — Да-а… то есть нет. Досматривать персону вашего ранга — вне моей компетенции, мсье…       — Так сей же час зовите того, чья компетенция достаточна, — сказал Адри, пристукнув по полу окованным концом трости.       — Одну минуту…       Он метнулся к двери, забыв на столе раскрытую книгу учёта и листы чужих документов. Затем метнулся обратно, вспомнив что забыл захлопнуть секретер, но передумал, и тут же исчез за дверью.       Послышались голоса. Молодой, возбуждённый, и старческий, полный брюзгливой желчи.       В самом деле прошло меньше минуты (Адри успел сверить часы), когда дверь открылась, и в комнате стало на два человека больше.       За студентом, переваливаясь с боку на бок, шёл величавый господин — ярко-зелёный жилет обтягивал оттопыренное брюхо, на некогда могучих плечах лежал домашнего вида халат в английскую полоску. Лицо его выражало крайнюю степень неудовольствия. Стальные глаза цепко смотрели из-под густоты седых бровей. В тон бровям была и окладистая борода — вообще всем видом своим человек с компетенцией напоминал старого филина. В том числе и крючковатым носом.       Адриану были знакомы и брови, и борода. И нос.       Перед ним стоял видный теоретик спиритуалистической науки — и это была большая удача.       — Мсье Домокл, — коротко поклонился он, — большая честь…       Старик нахмурился пуще прежнего. Задумчиво провёл широкой ладонью по укрытой халатом груди.       — Простите, с кем имею дело…       — Агрест, — шепнул студент.       Суровое лицо в момент просияло.       — А… простите, который из отпрысков славной семьи?..       — Младший, — улыбнулся Адриан.       Профессор ахнул.       — Доктор Агрест! Боже мой! Ах, батюшки, — он крепко пожал протянутую руку, — очень, очень рад! Ну что же вы… Лязиус, ты не предложил гостю присесть!       — Лязире, мсье, — пролепетал студент.       — Да хоть ляпсус! Где твои манеры?.. чёрт тебя дери. В самом деле. Мсье Адриан… прошу, — сказал Домокл, указывая на диван.       Адриан ещё раз поклонился.       — Прошу меня простить, но я очень спешу. Отец не привык ждать. Однако это большая честь и доброе знамение, из знакомых лиц в Париже встретить именно вас! Всё что мне нужно сейчас, это осмотр и допуск в город.       — Но позвольте… ужели практикующий мистик не определит симптомы?.. я велю выписать вам допуск. Ляпиус, почему ты этого не сделал?       Студент сжался и пискнул что-то невразумительное.       — Cura te ipsum, — улыбнулся Адриан. — Однако, я настаиваю, даже если это формальность.       — Как прикажете, — вздохнул, грузно усаживаясь за стол. Облизнув палец, Домокл рассеянно перевернул страницу. — Вы знаете что делать. Разоблачаться полностью не обязательно.       Он указал на ширму, стоящую в углу комнаты. Адри разделся до пояса. Мигом покрылся мурашками — от двери тянуло ледяным сквозняком.       Теперь состоялся осмотр. Адриан с удовольствием отметил, что во Франции следовали тому же протоколу, что и в Королевствах. Сперва общее обследование: Лязире описывал сложение и черты пациента.       — …тип нордический, череп брахицефальный. Судя по буграм на темени и строению надбровных дуг склонен к мыслительной деятельности. Процент жировой ткани минимальный, атлетически сложён.       — Развлекали себя английским боксом, мсье Агрест? — поинтересовался Домокл, делая пометки в журнале.       — Увы, только фехтованием на эспадонах и верховой ездой.       — Члены тела правильные, без патологий. Малое количество волос на теле. Всё в порядке. Только…       Лязире замялся.       — Что? — раздражённо буркнул Домокл. — Чего вы мямлите?       — Над правой лопаткой шрамы гм… правильной геометрической формы. Кажется, они складываются во что-то вроде надписи. И… крупный шрам с рубцом в виде очертания узкой женской кисти.       — Кончайте поэтизировать.       — Но ведь так и есть.       Домокл поднялся из-за стола и, поднеся к глазам полукружия лорнета, воззрился на спину Агреста. Адри был к этому готов. Шрамы, отметины на теле и в самом деле могли быть признаком влияния акумы.        — Издержки практика, — объяснил Адриан. — Одержимые порой принимают странные формы.       — Как же, как же, — покачал бородой профессор. — Термический ожог через касание. Сам сталкивался с подобным случаем. Понимаю. Продолжайте, Ляпсиус.       Лязире вздохнул.       — Хорошо заживший шрам от пулевого ранения. Растяжки естественного происхождения. Родинки на теле имеются, но не совпадают ни с одной из схем. Костяных наростов нет, цвет кожи здоровый…       — Что же, — хлопнул ладонью по столу Домокл. — За сим я заключаю, что вы чисты, Адриан. Одевайтесь.        Агрест послушно вернулся за ширму. Пока он застёгивал пуговицы сорочки и влезал в жилет, профессор продолжал общение:       — Положительно, коллега, вы должны заглянуть ко мне на кафедру в Сальпетриер! Мы переоборудовали эту старинную психиатрическую лечебницу на новый лад. По последнему слову науки. Теперь в ней мы содержим жертв одержимых.       — В самом деле? Очень интересно, — сказал Адри, завязывая на шее узел платка.        — Комфортабельные палаты для несчастных преображённых и клети для потерявших разум. Вам, как выдающемуся практику Британии, будет весьма полезно перенять французский опыт. Насколько я понимаю, в Лондоне аналогов Сальпетриеру нет.       Предложение и в самом деле заинтересовало Агреста. Но он тут же себе напомнил, что приехал в Париж отнюдь не перенимать чужой опыт.       — Увы. К сожалению, — сказал Адри, выходя из-за ширмы. — Парламент не видит смысла тратить драгоценные фунты на неизлечимо больных, перепоручая эту заботу на общество. И частных лиц, которые не всегда чисты на руку. Мне страшно это говорить, но все «дома призрения для искажённых» не более чем работные дома. Из которых самые оригинальные случаи отправляются прямиком в бродячий цирк.       Мсье Домокл довольно улыбнулся, поднял к потолку узловатый палец.        — Вот именно, коллега. А всё почему? Потому что в Британии не существует системы исцеления больных.       — Исце… что, простите? — фыркнул Адри. — Ужели она существует во Франции? Вы говорите о жертвах, или одержимых?       — О жертвах.       Агрест уставился на профессора, требуя объяснений. Любой мистик, даже самый препаршивый знал, что никакого исцеления не существует. Изменения, нанесённые силой одержимых необратимы. Иронично, однако сами одержимые в большинстве случаев после изгнания акумы вполне могли продолжить жить нормальной жизнью.       Иными словами, случись такое, это было бы чудо сродни Спасителю, спустившемуся с небес.       «Хотя, — напомнил себе Адри, — иногда одержимые сами поворачивают изменения вспять. Но это скорее исключение, чем правило».       — Понимаю ваш скепсис, — милостиво кивнул Домокл. — Но, как я уже нетактично упомянул, ваша наука отстала от нашей. Мы знаем способ, как вернуть людей к нормальной жизни.       Адриан замер, как громом поражённый. Он попросту не нашёлся что сказать, и только развёл руками.       — Господь Всемогущий, — прошептал юноша, разведя руками, — но почему вы об этом не пишите? Отчего держите в секрете? Я… должен это видеть сам!       — Увы. Пока наша технология не доведена до совершенства, мы не можем, выражаясь языком игроков, раскрыть карты.       — И для меня?       — Вы пока не входите в совет Сальпетриера.       Адри подхватил трость, и, как мальчишка, растерянно вертел её в руках.       — Так зачем же дело стало… я готов влиться в ваши ряды!       Мсье Домокл смущённо кашлянул в кулак. Затем спрятал огромные ладони в карманах халата. Повисла гнетущая тишина — и только ритмичное цоканье напольных часов било по наряжённым нервам.       — Вы славный юноша… — наконец произнёс профессор. — И блестящий практик… но, в наших кругах вы имеете определённую репутацию, которая… хм… не позволяет… и потом, из-под вашего пера вышло так мало монографий…       — Репутацию? — ошарашено спросил Адриан. Сейчас ему захотелось сесть и приложить к голове лёд. Всё услышанное походило на бред. — Позвольте… пусть это прозвучит нескромно, как бахвальство, но это я поймал Джека-Прыгуна! Я обезвредил полсотни опасных акум, и… неисчислимое множество слабых одержимых. Я исколесил всю Англию, собрал для Британского Музея множество образцов… и нет, вы неправы, я писал статьи в «Британский Медицинский Журнал» и «Lancet». В конце-концов, я один из самых молодых членов Лондонского Королевского Общества!        — Да-а… всё это верно, однако… имеет слабое отношение к науке спиритуализма. К медицине, хирургии, другим естественным наукам — да. Но не…       Адри понял, что бороться — только терять лицо. Поджав губы, он нервно поклонился профессору Домоклу.       — Понимаю. Я недостаточно хорош для вас. Может быть вы имели в виду, что я имею репутацию шарлатана и позера.       — Что вы! Что вы! Нет! — запротестовал Домокл. — Скорее репутацию… искателя приключений. Пусть вас это не оскорбит. Видите ли, в Париже мы э-э-э… не стреляем в больных. Мы их изучаем. И лечим.       — Вот как, — сказал Адри, с трудом сдерживая гнев. — Должно быть, вы надеваете на них смирительную рубашку и целуете на ночь в лоб. Хорошее дело, хотел бы я на это посмотреть. Обязательно позовите меня на такой сеанс ловли одержимого. Обещаю оставить револьвер дома.       — Ловлей занимается департамент полиции, — терпеливо, как ребёнку, объяснил Домокл. — Мы же посвящаем себя тщательному изучению тех, кто поступил к нам на лечение. В спокойной атмосфере. И наши методы эффективны, в чём вы сами убедитесь, когда посетите Сальпетриер. Чем весьма нас обрадуете.       У Адри имелась тысяча вопросов. Но ему стали противны сами стены, оклеенные английскими обоями, пол, устланный дешёвым паркетом. И люди, которые почитали себя профессионалами, не удосужившиеся даже осмотреть путешественника из другой страны.       Младший Агрест ещё раз поклонился. И, стараясь сохранить достоинство, распрощался с Домоклом. Почти пробежал по лестнице — ступени жалобно застонали под ударами каблуков.       Нино обнаружился дремлющим на кушетке, что стояла возле выхода.       — Вставай, — велел Адриан, натягивая перчатки. Голос его дрожал от ярости, — я хочу как можно скорее покинуть этот вер… это место.       Лахифф сонно зевнул. Потёр тёмными пальцами смуглое лицо.       — Что, не сошёлся с коллегами во мнении?       — Кончай дерзить и пошевеливайся.       — Господи. Час от часу не легче, — пробормотал Нино, взваливая на себя чемоданы. — Тебя на минуту нельзя одного оставить. Пока я рядом — нормальный человек, а стоит отвернуться — истеричка. Хоть без дуэлей сегодня?       Адри щёлкнул тростью по полу, метнул на слугу полный ярости взгляд. Узкие ноздри его гневно раздувались.       — Ой, боюсь, боюсь. Пошли…       Уговаривать блондина не пришлось. Он пулей вылетел на улицу, двинулся по ней — в сторону вторых ворот. Лахифф, покачиваясь под ношей, едва поспевал за другом.       Итак, Адри спешил покинуть порт. Да, им двигало уязвлённое самолюбие, и это останется на его совести. Однако автор спешит напомнить — младший Агрест служил людям, пусть не всегда безвозмездно, но искренне. Сейчас, оглохший и ослепший от возмущения, он едва не просмотрел промчавшийся мимо полицейский экипаж. Запряжённый парой рослых лошадей, выкрашенный в траур, с медным номером на борту.       Он наехал колесом на лужу, обдав ботинки Агреста грязной водою.       Это слегка привело юношу в чувство — Адриан проследил взглядом за подпрыгивающим на брусчатке, блестящим лаком бортов, фиакром. Экипаж подкатился к очередям ожидающих, кучер с громким «ну-ка!» осадил коней.       В следующую секунду из дверей пункта досмотра «простых» двое жандармов под руки вывели брыкающегося мужчину. Адри признал в нём недавнего соседа по салону — хоть теперь на нём не было табачного сюртука, а сорочка безобразно торчала из штанов.       Мужчина кричал что-то про свои права, угрожал судом. Жандармов эти вопли нисколько не беспокоили — они спешно волокли несчастного к экипажу, да так быстро, что носки его башмаков скребли по дороге.        Следом за этой троицей на улице показался ещё один жандарм. Этот вёл впереди себя юную девицу, крепко заломив ей за спину тонкую ручку. Страж закона успел лишиться форменного кепи, но в обмен приобрёл ярко-алый, сочащийся кровью след от ногтей. Девица так же, помимо лица потеряла ещё и рукав простенького, мышиного цвета платья. От быстрой ходьбы чепец слетел с её головы, плюхнулся на мокрую мостовую — никто не удосужился его поднять.       Лёгкий ветерок мигом растрепал кое-как уложенные длинные пшеничные волосы волосы.       Девица не угрожала — она просто выкрикивала все самые грязные ругательства, какие только приходили ей в юную головку. И были они настолько сильны, что заткнулся бы даже попугай по кличке Жорж.       Агрест кончиками пальцев поправил цилиндр на голове. Поудобнее перехватил трость.       — Ну чего начинается-то, а? — простонал Нино. — Адриан, стой!       Поздно. Агрест двинулся наперерез стражей порядка. С видом настолько решительным, что ведшие мужчину жандармы остановились, и один потянул револьвер из висящий на поясе кобуры.       — Мсье Агрест! — возопил «табачный» полным радости голосом. — Господь всемогущий! Какое счастье! Боже мой!       Знаменитая фамилия подействовала как надо: жандармы ошарашено переглянулись, и пальцы их двинулись прочь от оружия.       — По какому праву вы арестовываете этих людей?! Вы! — рявкнул Адриан. Палец в перчатке ткнул жандарму под нос и тот попятился. — Отвечайте!       — Да… ды… так решила комиссия… мсье… э-э-э… Агрест? Мы-то чего?       — Засратые жопы! Курвы сыны, пусти-и меня! — пищала девица. — Флики! Муше! Твари!       — Куда вы их собрались везти?       — В Сальпетриер, господин. Куда ж ещё-то одержимых?       — На каком основании вы решили, что эти граждане одержимы?       Сверкая на солнце эполетами, подоспел незнакомый Адри офицер. Очередь совершенно смешалась и превратилась в толпу шепчущихся зевак.       — Позвольте спросить в свой черёд, — сказал старший жандарм, снимая кепи и отвешивая Адриану сухой поклон, — на каком основании вы решили что они здоровы?       — Что же, позволю, — ответил Адри, в свою очередь беря цилиндр под локоть. Он нервно провёл ладонью по волосам. — Первое: я — доктор — спиритуалист, что бы там себе не считала местная коллегия. Второе: я имел честь делить с этим господином салон дилижанса в течении двух суток, и не обнаружил в нём ни одного признака одержимости. Ни в словах, ни в поступках.       — Гм, — офицер потёр гладко выбритую щёку. Нервно подкрутил ус. — А эта шлю… ночная фея, пардон, ехала с вами?       — Нет, её с нами не было.       Офицер махнул рукой, и девушку уже было потащили к экипажу, но Адриан тростью перекрыл жандарму дорогу.       — Однако, — продолжил Агрест, — сейчас я скорее вижу жертву произвола, а не одержимую.       Из-под метёлки растрёпанных волос сверкнули ясные голубые глаза       — Объяснитесь, будьте добры, — произнёс офицер.       К праздно глазеющему народу прибавилось человек десять жандармов, все — при винтовках с хищно блестящими на солнце штыками. Однако это не произвело на Адриана никакого впечатления.       — Извольте, — сказал он. — Первое. Если бы перед нами была девица хоть с каплей одержимости, её не удержали бы и двое крепких солдат. Второе — несчастную отправляют в Сальпетриер только по роду деятельности, этот вывод я делаю хотя бы потому, что комиссия состояла из монахинь — бенедиктианок! Что касается произвола, это будет третье: такое обращение недопустимо даже с военнопленными комбатантами, чего уж говорить о женщине! Я требую отпустить этих граждан. Немедленно!       Офицер вздохнул. Пальцы задумчиво постучали по бронзе сабельного эфеса.       — Но я не имею права пропустить их в город по одному только требованию гражданского лица. Даже если его фамилия столь… известна. Вы понимаете меня, мсье Агрест?       — Понимаю, — кивнул Адри. — И потому требую немедленного перепросмотра компетентной комиссией. То есть при участии моём и мсье Домокла.       — Благослови вас Бог, — выдохнул «табачный», когда жандармы по знаку офицера отпустили его руки.