~ II ~
Адриан не желал оставаться в отчем доме и лишнего дня. Как, впрочем, и Феликс. Ранним утром, умываясь, Адри заметил в окно, как на усыпанном гравием внутреннем дворе останавливается фиакр. Тёмно — синий, без вензелей, запряжённый всего одним конём. Младший Агрест, не успев даже толком привести себя в порядок, поспешно спустился вниз. Где уже возле двери, застал одетого брата. — Уезжаешь, — укорил его Адри, — даже не предупредил. Феликс улыбнулся одной из своих обаятельных улыбочек. — Поправка. Не уезжаю, а сбегаю — ты меня застукал. Адриан растерянно всплеснул руками. — Тебе не кажется, что мы должны поговорить? Я надеялся… — Я сбегаю не от тебя, а от отца. С тобой мы, право слово, ещё успеем наговориться. Но говоря откровенно… Брат задумчиво прислонился к дереву косяка. Он похлопывал снятыми перчатками по ладони. — …к чему это приведёт? Неужели ты упустишь такой шанс — обойти старшего братца? Адриан нахмурился — худшие его опасения подтвердились. — Я бы не упустил, — невозмутимо продолжил Феликс. — Значит мы не сумеем договориться. Так что… лишняя болтовня — лишние ссоры. Не так ли? — Наследство по праву принадлежит тебе, — сказал Адри. Он думал об этом всю ночь. В итоге так и не смог уснуть, потому встал так рано. — Большая его часть. Однако, теперь, когда отец распорядился так… знаешь, если бы ты дал честное слово, что после его условий ты подпишешь… Феликс поморщился. — Адриан, — сказал он, — я люблю тебя, и потому скажу правду. Даже если бы я дал тебе честное слово, до смерти батюшки успел бы его сто раз переменить. Уж такой я человек. — Я не верю. — Напрасно, — хлопнул перчаткой Феликс. — Я бы ещё мог тебе довериться, брат, если б ты не делал такие воловьи глаза, когда мы начинаем говорить о Хлое. Не знаю уж что вы там писали друг-другу, но ты явно имеешь надежды, а значит говоря мне всё это, ведёшь двойную игру. Не так ли? Сердце сжала холодная лапа. И от каждого произнесённого слова когти становились острее. — Если бы ты не наплёл мне всего этого, я уступил бы тебе без разговоров. — Ну так уступи, — фыркнул Феликс. — Собирайся, и езжай обратно в Лондон. Ты там вроде как обжился, ты там свой человек. Ты даже не понимаешь своего счастья. Видишь ли, Адри, у тебя было то, чего не получил я — свободы. Вчера отец лишил тебя наследства, а значит все твои обязательства перед ним исполнены. Но ты не можешь оценить этого счастья, потому что не тебя тиранил наш папаша. Впрочем, ты ещё можешь удивить меня — езжай! — Куда? В Англию? Я чужой там. Кроме того, я… не люблю эту страну. Феликс хищно оскалился: — Нет. Не-е-т, братец. Там ты «свой», больше чем где бы то ни было. Думаешь, я не читал газет? Не следил за тобой? Ты пришёлся ко двору с этими своими причудами. Отец отправил тебя туда, где с мирным характером тихони ты станешь «своим». И он был прав. Свет принял тебя, выписал роль, тёплое место. И ты сделаешь в Лондоне карьеру, ты от неё в шаге. Найди себе англичанку, женись на ней, надуй ей пузо — всё у тебя будет хорошо. Но ты путаешь Англию с Францией. Здесь всё иначе. Там Свет нежится в покое, а здесь всё бурлит от интриг. Мы живём как на пороховой бочке. Боюсь, нашему высокому обществу не будет интересен фокусник — иностранец. Не до него сейчас. И потом. У тебя нет денег, чтобы подкупить внимание. Нет связей, чтобы приобрести его в кредит. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает, и уж точно некому ввести тебя в Свет. Опять же, у тебя не будет работы, а если будет — отец придёт в ярость. Ты заперт со всех сторон. Езжай. Туда, где твой дом. Адриан немного успокоился, слушая эту тираду. Он без страха посмотрел в глаза Феликсу. — Если бы всё было так, ты бы меня не боялся. — Что-о? — рассмеялся брат. — Я достаточно умён, чтобы это понять. Ты боишься конкуренции, и пробуешь меня отослать. Хорошо ещё что не пытаешься купить — это было бы ещё гаже. — Всё что я сказал тебе — горькая правда, — спокойно ответил брат. Загорелое лицо было совершенно равнодушным. — Раз ты «умён», сумеешь распорядиться этим знанием. Феликс кивнул брату, и направился к экипажу. Гравий хрустел под его ботинками, Адри же смотрел вслед удаляющейся фигуре с чувством величайшей горечи и сожаления.******
Остаток утра Адри провёл в своей комнате, в кресле подле камина, терзая скрипку. Его инструмент, купленный в Эдинбурге, ещё не доставили. Судьба и предыдущие злоключения этого остался для Адри загадкой — как бы то ни было, перенести ему пришлось немало, ибо звучала скрипка прескверно. Настроение у Адри было мрачнейшее, и потому основной репертуар составили гэльские баллады — как всегда бывало, когда младший Агрест находился в расстроенных чувствах. Когда флигель заполнила тягучая «moch sa mhadainn», сидевший тише воды Ильберт пришёл в неописуемый восторг. Хотя ничего о судьбе мятежных горцев, а уж тем более их языка он знать не мог, но стариковское сердце уловило суть. Лахифф же, напротив, нетерпеливо ёрзал — пока он не добился от друга никаких объяснений. — Видать дело плохо, — пробурчал он, нервно раскуривая старенькую глиняную трубку. Агрест с важным видом кивнул. Смычок скользил по струнам. Скрипка пела о том, как тяжело пришлось шотландским горцам, когда до них добралась регулярная армия. Hùg hó ill a ill ó! — И чего тебе нравится эта муть? Ты ведь даже не шотландец. — Тебе же нравится «All Around My Hat», но ты не англосакс, — парировал Адри. — А вот это было почти что подло, — оскорбился Нино, — я англичанин в душе и поданный короны телом. — Ну так вот. Это то же самое. — Помогай мне Бог… Адри отложил скрипку. И, опуская ненужные детали, пересказал другу события вечерние и утренние. После чего снова взялся за инструмент. — Слушай! Заканчивай пиликать, — грубо прервал его Нино. — Дело-то серьёзное! — Вот именно. Лахифф вздохнул. И, наплевав на всякие приличия, отобрал у Адриана смычок. После чего, нервно потряхивая им, прошёлся по комнате. — Значит вот как, — сказал он, взмахивая смычком, как шпагой. — Пан или пропал. И что мы собираемся делать, позволь спросить? Впадать в сплин?.. Адри повернул скрипку набок, и выбил пальцами задорное пиццикато. Закончил его насмешливым «трунь». — Слушай, — произнёс Нино, примериваясь как бы половчее избавить музыканта от скрипки. — Ты не сказал, а каков размер куша? — Решительно тебя не понимаю, — надменно произнёс Адри, продолжая «трунькать». — Прошу не применять такую пошлую терминологию в отношении моего семейства. — Сколько останется наследнику? Адри выбрал, наконец, что хотел сыграть — в комнате пронеслись насмешливые звуки польки штраус-гала. За авторством Штраусов. — Не меньше полумиллиарда, — почти пропел Адри. — Франков? — Франков. — А сколько это в фунтах? Адриан сказал сколько. Наугад. Намерено занизив цифру, ибо точного курса не знал. Сперва Нино просто часто заморгал, безмолвно раззявив рот. После чего обессилено бухнулся в мягкие объятия кресла. Почесал смычком за оттопыренным ухом. — Это же не просто состояние, — прошептал он. — Я даже… не знаю как это назвать… на такие деньжища можно купить княжество, и даже останется… а ещё плюс приданое… — Небольшое княжество, — поправил его Адри. — Но только ровно когда батюшки не станет. А я желаю ему долгих лет жизни. — Так-то оно да. Но… — Нино, — вздохнул Адриан, обрывая музыку. — Отец может сто раз передумать. Не ошибись, спутав джентльменский договор и завещание, которое легко переписать. Это prima. Secundo — мадемуазель Буржуа так же может сто раз передумать. Всё же я не идеальный супруг, хоть бы взять в расчёт мою профессию. Tertius — то, о чём сказал вчера мсье Габриэль вещь, безусловно, важная. Но подлинной ценности в ней нет ни на пол миллиарда, ни на миллион. Настоящее золото осталось лежать в закулисье. In quarto — будь добр, верни мне смычок. Он протянул руку, однако Лахифф только хлопнул смычком по раскрытой ладони друга. Пальцы ухватили пустоту. — Сначала расскажи про груду «настоящего золота», — велел Нино. Агрест в очередной раз печально вздохнул и прислонил скрипку к мягкому боку кресла. — Тебе не понравится. — Охотно верю. Однако ж, не томи. — Я нисколько не сомневаюсь, что наш Феликс, гм… бравый солдат, — начал Адриан. — И способен на многое. Не кривись — мой брат, это моя часть. Он — моя кровь. Но… самая главная вещь в этой истории ему не по зубам. Всё золото отцовского монолога в «угрозе», которая нависла над нашим домом. Я склонен доверять отцу, однако не могу поверить, что одной женитьбой он решит проблемы. Не решит их и Феликс — скорее усугубит. Поэтому я обязан разобраться с этой загадкой. — Превосходно, — проворчал Нино, — «золото» — это чужие проблемы, которые ты вознамерился решать. — Не «чужие», — строго сказал Адриан. — Мои. Потому что это моя семья. И она превыше многих вещей, в том числе и презренных денег. Нино раздражённо взмахнул смычком. — Позволь напомнить, что «презренных денег» у тебя не то чтобы много. Какой там курс фунта к франку? Адри не знал. Но знал дворецкий, который вклинился в беседу: — Двадцать пять франков дают за фунт, мсье. — Вот! — радостно воскликнул Лахифф. — То есть в пересчёте у тебя где-то семь тысяч франков. Скажи-ка, достопочтенный… э-э-э… коллега. Этого достаточно? — Прискорбно мало, — печально ответил Илберт, — для такого молодого человека, как мсье Агрест. Ему полагается достойное жильё, минимум три смены платья видов: парадного, придворного, для посещения салонов, для вечера, для променада, для конных прогулок. Мода Парижа капризна, имеет склонность меняться. К тому же появляться в одном и том же костюме опасно — в Свете это могут счесть за признак низкого достатка что, конечно же, роняет тень на репутацию. Так же мсье полагается личный экипаж, сверху этого лошади, корм для них… хотя экипаж и животных можно арендовать, но животное для верховых прогулок должно быть своё. А это влечёт за собой аренду денника в конюшне, фураж, и наём достойного конюшего. Не стоит забывать так же о дровах, газе, и обедах, которые мсье должен давать, чтобы в Свете не сложилось о нём дурного мнения. Обеды невозможны без прислуги, включающую так же лакеев и швейцара. — За милю видно профессионала, — сказал Нино. — Благодарю, мсье. — Так вот. Кроме семи тысяч должен быть и доход — и я не знаю, когда нам выпадет первый гонорар. К тому же твой батюшка за последние три года не выделил нам ни шиллинга, и… — Прекратите оба. Мне совершенно неприятно это выслушивать, — поморщился Адриан. Тема денег вводила его в уныние. — К тому же, — продолжил наседать Нино. Он почувствовал слабину, и принялся давить, — ты сам говорил, что эта мадемуазель строчит тебе письма, словно картечница Гатлинга пули. То есть ты можешь рассчитывать на взаимность. Я прав? — В целом — да, — сказал Адри, чувствуя что краснеет. — Замечательно! То есть — ужасно! Ах, Адриан, как же ты оставишь несчастную влюблённую мадемуазель в лапах этого… словом, твоего брата? Это разобьёт её сердечко. Ты, как джентльмен, не можешь уступить её, раздавая перед этим авансы в письмах. — И ничего-то я не раздавал! — возмутился Агрест. — Ты что, читал мою корреспонденцию?! — Нет. Догадался хотя б по тому, как ты чувственно мял её письмо в дилижансе. — сказал Нино. И, перейдя на фальцет, произнёс: — «Ах, милый Адрикинс! Я вся по тебе горю и дрыгаю стройными ножками!» — Не было там такого! — Стройными ножками, Адриан! Стройными! Друг многозначительно пошевелил густыми бровями. Вкупе с крючковатым индийским носом это смотрелось комично. — Это так низко! — фыркнул Адри. — Так перейдём повыше. К персям и ланитам. Я тут читал в той газетёнке что ты купил — пишут будто она ничего так. Там вообще немало про Буржуа — вроде как она блистает аки бриллиант. — Прекрати! Агрест сложил руки на груди и надулся. Нино оторвался от кресла, словно почуявшая кровь акула закружил по комнате. — …и всё это будет лапать твой братец. Потому что у тебя принципы. Какой невыносимый позор! Оставишь деву одну в беде, на растерзание усатого гусара. — Ладно! — рявкнул Адри. — Уймись. Сядь же, умоляю! Смотреть невозможно на эти твои… хождения. Нино послушно вернулся на место. Победно ухмыляясь, подмигнул дворецкому. Тот, как и положено человеку его профессии, сделал вид, словно ничего не видел и не слышал. А, быть может, это сказывался возраст. Со стороны казалось, будто Илберт задремал. — Но ты должен понять, — не без раздражения продолжил Адриан. — Брат идёт впереди меня, и наследство должно идти ему. Это его замки, его земли. Обойти его было бы бесчестно! — Ну так оставь ему четвертинку. — Половину. Причём лучшую. Лахифф со вздохом воздел очи горе, и ничего не сказал. По лицу можно было прочитать, что полмиллиарда лучше чем его отсутствие. — Но всё что я буду делать, — сказал Адри, хмурясь, — не ради денег. Честь моей семьи первостепенна. Мы должны разобраться в чём тут дело. — На честь не купишь новый пикейный жилет. — Она и не продаётся. Если мы разрубим гордиев узел проблем, отец наверняка отметит это благосклонностью. А если не отметит — Бог ему судья. Что же до мадемуазель Хлои… я бы предпочёл, чтобы моя личная жизнь осталась… личной. Если нам суждено соединиться… — Понял я. Понял.******
Поиск жилья, достойного «такого молодого джентльмена, как мсье Агрест» полностью лёг на плечи Нино. Адри пытался в этом участвовать, но вяло и без должной инициативы. Впрочем, Лахифф был этому безмерно рад, поскольку считал что Адриан испортит сделку «неуместным и внезапным благородством, которое смутит всех, кроме него самого». Сперва друг собрал целую стопку газет (в доме нашлось немало свежих выпусков), и половину дня потратил на поиск объявлений. Затем, бормоча что-то невнятное, взял у Адри денег на фиакр, оделся и покинул особняк. Агрест остался в одиночестве. Пользуясь моментом, он взялся за письмо для Хлои. Но утренняя перепалка с братом, намёки Нино и ситуация в целом полностью лишили его авторского настроя. Слова не шли — исчёрканные листы безжалостно сминались. Адриан никогда не готовил черновиков, и писал набело, поскольку считал что в противном случае письмо теряет искренность. Адри задумчиво грыз перо. А затем имел глупость открыть часы — по старой привычке. И неизбежно натолкнулся на взгляд голубых глаз. Теперь юноше стало совсем тоскливо и совестно — о душевных излияниях не могло быть и речи. Письмо было отложено до лучших времён. Что было довольно недальновидно — и младший Агрест понимал это. Поговорить с Хлоей как-то иначе у него не было возможности. Как и наведаться к ней в гости, до тех пор, пока не придёт официальное приглашение. Но как его получить если, быть может, Буржуа не знают о том что он в городе?.. Сперва Адри глушил неприятные мысли чтением и трубкой. Когда пресса была вычитана до последней строчки, а от табака неприятно першило в горле, Адриан решил занять себя тем, чем обычно занимали себя все молодые люди его возраста и положения. А именно — надев лучший прогулочный костюм, отправился на променад. Младший Агрест вышел за ворота, в холодные объятия необычно солнечного октября. Ради прогулки он пренебрёг комфортом фиакра, и теперь шагал, постукивая тростью по камням древней мостовой, помнящей королей и королев. Плечи его покрывала тёплая шерсть сюртука, соломенные волосы — невысокий цилиндр. Цилиндр же укрывала тень ярко-рыжих, беспрестанно роняющих золотую листву дерев. Молодой человек шествовал мимо стен потемневшего известняка, увенчанных коротким частоколом бронзовых прутьев. Он миновал Лилльскую улицу, после чего очутился на Университетской — наслаждаясь двухсотлетней стариной домов, где на первых этажах горели солнцем стекло витрин, Адри не заметил появление ворона. Сперва птица молча кружила над юношей. А затем, гневно каркнув, спикировала на манер ястреба, грузно опустилась на плечо, вцепилась когтями в ткань. Забила крыльями по лицу, едва не сорвав с головы Адриана цилиндр. Но молодой человек, вместо того чтобы возмутиться птичьей наглости и прогнать её ударами трости, только полным печали голосом произнёс: — Оставь меня. Не до тебя сейчас. Ворон клювом пребольно ухватил юношу за мочку уха. Возмущённо каркнул. Так, что будь сейчас на улице другие прохожие кроме Адри, непременно обратил бы на себя внимание. Чем вызвал бы конфуз. Но, по счастью, Предместье — одно из немногих мест, где пешеходов не встретишь. Кроме, разве что, спешащих по делам лакеев и прочих слуг — господа же предпочитают кареты. — Плагг, заканчивай перфоманс, — отмахнулся локтём Адри. Но ворон держался крепко. Только ещё раз хлопнул крыльями, задев мокрыми перьями бледную щёку Агреста. Тогда юноша достал из-за пазухи картонную коробочку. Снял крышку, и сунул содержимое под нос, вернее под клюв, ворона. В коробочке лежал сыр — птица начала поспешно клевать угощение. — Если нас увидят вместе, это будет фурор, — тихо произнёс Агрест. — Мне-то что за дело? — вполне человеческим, хоть скрипуче-неприятным голосом ответила птица. — Меня примут за одержимого. — Или, — ответил ворон, — за дрессировщика ворон. — Которому место в балагане. — Вот именно. Адри не снёс этого оскорбление, и всё-таки спихнул птицу с плеча. Та, возмущенно каркнула, не стала взлетать. Плюхнулась на выпуклые, усыпанные листьями валуны брусчатки. И тут же потеряла форму, обратилась чернильным облаком. Впрочем, такое состояние длилось недолго — очень скоро облачко приняло форму чёрного, как ночь, кота. На антрацитовой мордочке сверкнули зелёные глаза. — Сыр, — потребовал кот. — У тебя голос пропойцы, — поморщился Адри, опуская коробку на землю. — Ты свой-то голосок слыхал? Тоже мне… Теперь со стороны эта парочка выглядела чуть менее скандальной. Казалось, будто мягкосердечный господин решил покормить бродячее животное, и теперь любуется делом рук своих. С точки зрения обывателя. С иного угла зрения, более просвещённого, было ясно что это вовсе не кот. И не ворон. И даже не дело рук акумы — профессиональный взор без труда узнал бы во всех этих превращениях разновидность духа. Ква-ми: столь же разумного, как другие духи, столь же могучего, однако более покорного. Этот профессионал непременно смекнул бы, что дело здесь в древнем амулете, который и даёт власть над этими созданиями. А власть даёт могущество. Что, быть может, на почве зависти толкнуло бы его на преступные действия. Но, по счастью, рядом не было ни профи, ни обывателей. — Будешь жить с нами, — сказал Адри, заложив трость за спину, — когда Нино найдёт подходящее помещение. И не думай даже садиться мне на плечо. — В Лондоне-то можно было. — Там меня знали, и привыкли. Здесь дело может кончиться скверно. Кот закончил трапезу, и теперь делал вид, будто играется с пустой коробочкой. — До чего ж это паршивый городок, — проскрипел Плагг. — Хуже не видал. Тесно, всюду дым и люди, люди… зачем вас столько в одном месте?.. вам нравится, когда собственную задницу подпирает чужая жопа? Адри оставил вопрос без ответа, и возобновил прогулку. Кот семенил следом. — Мужчины, женщины, дети — сверху, — ворчал ква-ми. — Покойники — снизу. Мрак! Я люблю лес. Ты должен жить в лесу. — Как старая ведьма? — …в лесу все говорят на одном языке. Только там обитают достойные хозяева мест, с которыми хоть есть о чём поболтать. И всякий встречный не осеняет тебя крестом почём зря. Агрест рассмеялся — с котом он говорил на латыни. Впрочем, иного языка Плагг для общения не признавал. Лишь изредка пугая людей мрачными изречениями на живых языках. Но то было не общение, а скверное чувство юмора. — Скоро наступит Самайн. Мир станет тоньше, правильные люди соберутся на холмах и зажгут костры в глубинах старых лесов. Их пламя будет трепетать меж чёрных стволов древних деревьев. Ты видел, каким прозрачным стал воздух?.. Мы должны быть там. — Обязательно, — сквозь смех произнёс Адри. Этот разговор начинался всякую осень и заканчивался только зимой. — Сяду на помело и полечу. Через каминную трубу. — Можешь выйти в окно, если так охота. Без помела. Они умолкли: из-за поворота вышла парочка просто одетых людей. Адри кивнул кавалеру с тонкими усиками, приподнял цилиндр перед мадам. Прохожие, явно из чьей-то прислуги, после обеда улизнувших от обязанностей, с удивлением уставились на странного мсье. Но мужчина всё-таки приподнял котелок. Когда двое остались далеко за спиной, Адри спросил: — Что ты видел? — Наихудшую версию Лондона, — ядовитым тоном ответил Плагг. — Ты понял о чём я. Кот громко чихнул. — Акумы. Очень много акум. Больше белых — но и они не спят. Ждут, чтобы сорваться в полёт. Воображаю что начнётся, когда они почернеют. Тогда ты скажешь — «о, Плагг был прав, надо было жить в лесу». Хотя нет. Не скажешь. Тебе уже оторвут башку, а кишки навесят на манер гирлянд. Небо почернеет от этой гнили, и люди, забывшие о солнце, вспомнят о нём. Но уже не увидят, потому что небо закроют чёрные крылья. — Ты невыносим. Я с тобой поседею, — поморщился Адриан. Плагг любил мрачные пророчества. В них было неизменное позитивное качество — они никогда не сбывались. — Что же. Значит Домокл солгал, — не без огорчения произнёс Адри. — Какой ещё Дромдокл?.. Адри с подозрением покосился на кота. — Тебе имя «Софи» ни о чём не говорит? — Говорит, — многозначительно произнёс Плагг. Выдержал паузу и продолжил: — О том что звучит оно, как чих сопливки. Кстати, «Хлоя» звучит как чих старика. Ну, знаешь, такой чих, от которого тараканы падают со стен, а у соседей шатается люстра. Кот тихо хихикнул и многозначительно глянул на Агреста. — Первое — не уходи от темы, — строго произнёс Адри, — второе — не говори о Хлое в таком ключе. — «Хлоя-а»! — по-вороньи гаркнул кот. — Ну разве не похоже?.. Агрест пригрозил ему тростью — словно она могла повредить почти бестелесному созданию. — Глупец. — Здесь много акум. Что тебе ещё нужно знать? Ты должен быть счастлив. Тебе так нравятся акумы. Особенно чёрные — за одержимыми интересно гоняться. Полно духов и душевлённых. Куча мест, куда не надо совать нос, особенно тебе. Просто сказка. — Я пытаюсь помочь людям. А ты нисколько не содействуешь. Кот мечтательно сощурил зелёные глаза. — Подожги этот городишко, пусть его сожрёт пламя. Люди разбегутся по полям, акумы подохнут с голода. Чем не помощь? Хочешь, я принесу тебе спички? — И это всё? — фыркнул Адриан. — Я поспешил с сыром, пожалуй. С такими новостями посидишь неделю голодным. — Садист, — ответил Плагг. — Суровый воспитатель. Кот умолк, о чём-то размышляя. А затем сдался: — Есть ещё кое-что. На что мог обратить внимание только тонкий ум, вроде моего. Акумы не везде. Адри фыркнул. — Их нет на святой земле, вот это новости. Ты обнаглел до крайности. — Нет. Я говорю о целых улицах. Это не Плохая Земля — я спокойно там летал. Чтобы ты понимал о чём речь, я опущусь до простого языка. Представь себе пыльный стол. Выглядит так, будто кто-то провёл по нему рукой, оставил чистый след. Над этим уже стоило подумать. Адри задумчиво кивнул. — Отчего такая аномалия?.. — Разбирайся с этим сам. Кот прижался к земле. Напружинился, готовясь к прыжку — резко взмыл в воздух. Расплылся чёрным пятном, которое тут же превратилось в птицу. Ворон закружил над улицей, оглушительно каркая и безумно хохоча. Адри без труда разгадал его план. Больше городов Плагг ненавидел работу. Потому-то и не хотел рассказывать про аномалию. Почуял, что хозяин обязательно пошлёт следить за ней и дальше. И потому счёл за лучшее удалиться. — Ну что за идиот, — прошипел Адриан, вытягивая в его сторону руку. Но приказ отдать не успел. Чёрный ворон скрылся от глаз за деревьями.******
К вечеру выяснилось, что спокойная, расслабляющая прогулка была отличным решением. Поскольку сумрачный остаток дня грозил пройти напряжённо. Всё началось, конечно же, с Нино. Он явился в матушкину комнату, когда на часах было где-то между пятью и шестью вечера. С виду помятый, смертельно усталый, но с огнём энтузиазма в карих глазах. Он плюхнулся в кресло, не сняв ни сюртука, ни кепи. Адри, успевший принять ванну и развлекавший себя книгой в домашнем халате счёл это за недобрый знак. — Вот что, — сказал Лахифф, стаскивая с пальцев перчатки, — собирайся. Младший Агрест ответил ему долгим, многозначительным взглядом. Однако Нино никак на это не отреагировал. Тогда Адри произнёс: — Ты ужасный слуга. Хочу чтоб ты знал. — Собирайся, — повторил Нино, протягивая руки к пляшущему на поленьях огню. — Я нашёл нам жильё. Адри выразительно посмотрел на мерно тикающий часовой шкаф. Вздохнул. — Уже поздно. Вернёмся к этому утром, — буркнул он, уткнувшись в книгу. Нино, с виду в конец загнанный, всё же проявил чудеса ловкости и вырвал томик из пальцев друга. — Все приличные люди проводят осмотры и заключают договоры с утра, — огрызнулся Адриан. — Так заведено во всех цивилизованных странах мира. Пора бы тебе об этом знать! Что с тобой? Ты пил? — Как ты можешь? — отозвался Нино. Впрочем, без тени обиды в голосе. — В смысле… я бы с радостью, да времени не было. Это ты, мусье оммфе, праздно теряешь минуты жизни. За... — он посмотрел на обложку. — Байрон? Фу, какая пошлость. Адриан, у тебя что, опять эта… меланхолия? Тебе срочно нужна девушка. А лучше две. — Отдай. Нино демонстративно положил книгу на столик. И ногой подвинул его подальше от Агреста. Адриан с недовольным сопением сложил руки на груди. — Не сдвинусь с места, пока не дождусь объяснений. — Ладно, — согласился Нино. С таким энтузиазмом, что Адри смекнул — Лахифф только этого и добивался. — Так слушай же. Сперва я прошёлся по трём первым объявлениям… это была жуть. Я хотел высвистать полицию. Потому что это преступление — сдавать грязные комнаты по таким ценам. Затем было четвёртое… там всё было вполне хорошо, но плохо с суммой, если ты понимаешь о чём я. Был полдень, твой друг утомился — натурально у меня в глотке пересохло так… Адриан фыркнул. — Немыслимо. Ты всё-таки пил. Лафифф всплеснул руками. — Чёрт, дружище, так здесь все пьют, ты не поверишь! У них есть даже такая штука… н-э-э… когда перед благородным приёмом пищи нужно выпить. Иначе нельзя. Называется аппертатив. — Аперитив. И от него можно отказаться. Нино только махнул рукой. — Неважно. Во-первых, я ж не знал. А во-вторых, именно благодаря моей жажде и случилось то, что случилось. Адри, ожидая худшего, окаменел лицом. — Я был как раз в Латинском квартале, и зашёл в один табльдот… эта такое местечко, где все скидываются на обед, и кормят так же всех вместе, за одним столом. Очень интересный опыт, ты должен попробовать. Агрест молчал. — Так вот, за этим самым столом я и встретил одного джентльмена. Ну, того, с которым мы ехали в дряном экипаже. В таком… коричневом сюртуке. Ну, мы ещё отмазали его от фликов! Мсье Маррон. — Ты в Париже второй день, а уже называешь полицию «фликами», — проворчал Адриан, пропустив мимо ушей это «мы». Интуиция подсказывала ему, что одеваться и выходить на улицу придётся. Что было весьма некстати — к вечеру погода испортилась и за стеклом окна шуршал дождь. — Я быстро учусь, — ответил Нино. — Это моя работа. Так вот, он меня признал, и, знаешь, весь растёкся в этих своих комплиментах. А я что? Сижу и слушаю. — Сижу и слушаю? — насмешливо фыркнул Агрест. — Ну-ну. — Не мешай. Слушаю, значит, а затем так невзначай намекаю, что достойный лучшего господин, ты, сталбыть, ищет подходящее жильё. И ещё пожаловался ему на цены Парижа — ну так, для одного только прозрачного как стекло намёка. Тут-то этот Маррон и возбудился! «Как же так», — говорит, — «я сию же минуту обязан вам помочь, мсье, поскольку вы с вашим господином — знаменитейшие охотники на демонов, мировая знаменитость, и не к лицу вам ночевать во всяких клоповниках. А я, к тому ж, вроде вам должен.». Словом, велел мне ждать себя где-то неподалёку. Ну я и ждал. Адриан устало вздохнул и тоскливо покосился на томик Байрона. — Уже темнело, когда вернулся этот усатый тип. Улыбка при нём, довольный как кот. Э-э-э… извини. — Ну же, Нино. Нельзя ближе к делу? — Так вот, говорит мне: «всё прекрасно, мой друг. Есть у меня один хороший приятель, истовый католик, честный человек и просто золото. Он как раз думает сдать часть своих апартаментов порядочному человеку по приемлемой цене!». Вроде как превращать свой дом в доходный ему не с руки, а публика побогаче не спешит рассматривать предложение, ибо апартаменты эти не бель этаж. Адри задумчиво потёр щёку. В Лондоне он жил как раз на «бэль этаже», то есть на первом. Обычно к такому жилью полагался ход чёрный и парадный, который полностью отходил арендатору. Свет рассматривал только такие апартаменты как что-то серьёзное, и жить не в «бэль» — значило ославиться. Третий и выше этажи Адриану не подходили совершенно — здесь всегда жили люди небогатые. Выходило, что найденный Нино вариант располагался на втором. Но на втором этаже не устроить приёма — Свет такого предложения не поймёт. Особенно Свет Парижа. Но выбирать не приходилось: если Нино утверждал что цены высоки — значит так оно и было. При всех недостатках Лахифф умел то, что никак не давалось младшему Агресту — то есть считать деньги. — …я согласился. И не пожалел. Хозяин в самом деле оказался душкой, и апартаменты, да за такую цену — небывалая удача. Адриан задумчиво покачал головой. — Ага, — сказал он. — Хорошо. Но почему мы должны ехать именно сейчас?.. Primo, это невежливо. У хозяев могут быть планы… — …а во-вторых, — перебил его Лахифф, — у тебя нет настроения. Вот что, мсье Агрест. Хочешь или нет, но тебе придётся покинуть сии уютные стены. Сегодня. Сейчас. Тебя позвали на ужин. Агрест насупил брови. Скрестил руки ещё плотнее. — Однако я ещё не давал согласия. — Так я его дал. Чего было теряться?.. Доктор уже открыл рот, чтобы вывалить на слугу целый багаж заслуженных обвинений, но тот опередил его: — Вот иногда я тебе поражаюсь! Взрослый мужчина, чёрт побери, настоящий джентльмен и украшение Лондона! А ведешь себя как капризный ребёнок! То не хочу, этого не буду. Да, понимаю, у богатых могут быть свои причуды, но ты, извини, не настолько уж богат, чтобы… чудачиться. — Деньги — презренный сор. Я уже тысячу раз объяснял тебе, что есть вещи… Лахифф подался вперёд. — Я не хотел тебе этого говорить, но вот тебе правда. Из четырёх арендодателей мне отказали все четыре. В довольно паршивых местах, надо сказать. Знаешь почему? Потому что эти буржуины боятся за репутацию. Они не хотят сдавать жильё колдуну. Мол, после тебя в их апартаментах заведутся привидения и их никто не захочет снимать. Оттого-то они и задирают цены, Адриан. Нино выразительно посмотрел на друга. И Агрест не нашёлся что возразить. Он умел быть упрямым, но верный Нино знал как это упрямство перебороть. — И куда мы едем? — мрачно спросил Адриан минуту спустя. — Что это за вечер? На меня будут смотреть как на цирковую обезьянку?.. — Если ты рассчитывал на противоположное, не стоило являться в Париж, — урезонил его Лахифф. — Здесь все хоть мало-мальски знаменитые типы и типессы что-то навроде этих твоих обезьянок. Адри сокрушённо вздохнул. Всё к тому и шло — и в этом не было бы ничего ужасного, не будь в городе отца. Он взбеленится, когда узнает, что его сын развлекает Нуворишей на манер циркача. — Едем мы, — продолжил Нино, — в Латинский квартал. Там будет обыкновенная семейная посиделка. С тебя не убудет. Будь добр, собирайся. В этот раз спорить Адриан не стал. Он чувствовал недосказанность, чуткая интуиция подсказывала — о чём-то важном его слуга умолчал. И, конечно, не ошибся.Теперь слушаем: The Monaghan jig — Cormac de Barra