~ III ~
Как все уже поняли, Нино Лахифф полон скрытых достоинств. Но самой ценной его чертой Адри полагал просто сверхъестественную пронырливость и способность чувствовать город, как никто другой. Пускай Париж был для него городом совершенно чужим, совершенно не похожим на города Англии, он уже чувствовал себя в нём, как рыба в воде. Потому Адри не сомневался в успешном окончании дела, какое ему поручил. — Ты сделал невозможное, — повторял Адриан, — браво, Нино. Браво! Нино млел в лучах славы. Агрест аплодировал. Вполне искренне. Добыть билеты в столице мира, да к тому же в последний день перед событием — дело невероятной трудности. Сложность которой стремиться к невозможной. И дело вот в чём. Париж не только город огней. Это ещё и город сцены. Театра, оперы, оперетты, балета… всего, что развлекает публику хоть сколько-нибудь. Париж вдыхает скуку и выдыхает развлечение. Он живёт всем, что способно оторвать человека от серых будней, придать краскам жизни яркость. Быть может поэтому вино здесь популярнее чая?.. Но о развлечениях нужно озаботиться заранее. Сперва — и главное! — нужно купить билет. Но в кассе его может не оказаться. Немудрено: вокруг театра и оперы давно уже образовались профессии, живущие в тени закона. Речь о бесчисленных перекупщиках билетов. Перекупщиков у перекупщиков. А так же тех, кто торгует местами в очередях… которые выстраиваются к перекупщикам! И вам повезёт, если вы не нарвётесь на шарлатана в этой предлинной цепочке спекуляции. Не стоит забывать также о легионах гаменов, которые как мушки крутятся в районе Тампля, который полон театров. Эти мальчишки (по виду и наполнению обыкновенные беспризорники) умудряются красть контрамарки у ротозеев, чтобы затем перепродать их в антракт. Либо же продать контрамарки тех спектаклей, которые им не понравились. Полагаете себя знатоком театра?.. в Париже всегда найдётся грязный мальчишка, который знает наизусть Шекспира, Эврипида, Софокла. Ему знакомы все новинки, и все громкие имена. Даже теория драмы… а ведь этот безымянный гамен толком-то не умеет и читать. Потому, прежде чем вы займёте купленное место, и с благоговением дождётесь, пока погасят свет, придётся пройти через маленький ад. Если вы, конечно, не озаботились покупкой билета заранее. Или если вы не какая-нибудь, как выражаются гамены, «дофига важная морда, мсье». Париж — город странный. В Лондоне Агрест, на пару с другом, обошёл, похоже, вообще все существующие заведения. От самых приличных, до мюзик-холлов, чей билет стоит шесть пенсов. И где можно было увидеть кардебалет. Пару раз это едва не стоило ему репутации; но кто в конце-концов, не видел кардебалета?.. Однако настоящей слабостью младшего Агреста была (и остаётся)… опера! Ах, опера! Театральная постановка, облачённая в королевскую мантию музыки! Здесь есть всё, что может искусить даже искушённого. Блеск золота и лорнетов. Таинственность мрака истории. Сюжет который (коли Бог обделил вас терпением) можно прочитать в программке. Стайки хрупких фей, порхающих по сцене в ярких костюмах. Изумительные актёры и певцы в одном лице. И, конечно, музыка. Опера… Адри знал от неглупых людей, которые не станут попусту тратить воздух: то, что он слышал в Лондоне, лишь жалкая тень величия. Англичане — музыкальная нация, напрочь лишённая собственных дарований. У лондонской оперы нет ни голосов, ни лиц. Мрачная чопорность неумело маскирует этот недостаток, и потому Англия всегда рада гостям из… чужих опер. Новинки достигают ушей лондонцев с преогромным запозданием. Газеты уже поют дифирамбы новой сюите, открывшей какое-то очередное музыкальное чудо. А лондонец всё ещё недоумевает: «о чём вообще идёт речь?». И почему все эти похвальбы написаны на английском языке?.. Каждый посвящённый знает: у оперы две столицы. Это Рим с его Ля Скала. И, конечно, Париж. Но никак не Лондон. Словом, Агрест с трепетом ждал встречи с музыкой. И сегодня он… дождался. Пока хозяин охлаждался в леднике мертвецкой, Нино каким-то неведомым образом добыл билеты. И не куда-нибудь, а в «Опера Комик»! Oh là là!******
Опаздывать на вечер или бал нетактично. Опаздывать в гости — неприлично. Опоздание же в оперу, или театр — попросту преступно. И на преступление это не пойдёт даже самый медлительный джентльмен, на чьём гербе изображена улитка. Потому и Адри, и его слуга спешили как могли. Хотя Агрест совершенно был не прочь набраться тепла у камина; обдумать хорошенько увиденное за парой-тройкой трубок. Но в оперу опаздывать было нельзя. Агрест сменил траурный жилет на пикейный, украшенный тёмно-фиолетовыми цветами (которые некстати напомнили о платье несчастной Шошанны). Сюртук — на тёмно-синий фрак, к которому очень подходили лайковые перчатки. Первую пару он второпях порвал. Со второй справился куда как успешнее — здесь ему немало помог старый трюк с миндальным тестом. Булавки накрахмаленного воротничка пребольно кололи кожу при резком повороте головы. Но Адри стоически стерпел это, закалывая медальончиком тесный узел галстука. Критично осмотрел себя в зеркало — ансамбль был готов. У Нино дела обстояли куда как хуже. Начать стоит с того, что даже считаясь дворецким, он терпеть не мог ни фраков, ни ливрей. И потому не умел их носить. Теперь он носился по гостиной, на ходу приводя себя в порядок. — Ну? Ну как я?.. — В этом зелёном фраке, — сказал ему Адриан, — ты напоминаешь мне лепрекона. Агрест нисколечки не врал. — Да?! — запаниковал друг, округлив карие глаза. — Тогда зачем я его купил, чёрт побери?.. — Откуда мне знать. Быть может в тебе не только английская кровь, но и чуточку от ирландца?.. Адри вызвался помочь. Зелёный сменили на тёмно-бордовый, вполне уместный и в театре, и в опере. В нём, при чёрных брюках и белом жилете Лахифф выглядел вполне как джентльмен. Правда от лайковых перчаток он упрямо отказался, ссылаясь на то, что всё едино не умеет их надевать. Жалея, что всё ещё не получил трость, Адри удовлетворился памятным зонтом. Он тщетно пытался забыть его в полицейском экипаже во второй раз — Роут бдил, и тем напрочь порушил коварный план. Адри укрыл голову выходным цилиндром. Как всегда низким, и как всегда с загнутыми не по моде полями. После чего друзья с пустились к уже как час ожидавшему их фиакру. Сегодня Нино не стал играть скупердяя, и нанял кэб на весь вечер. Что, как мы узнаем позже, было весьма неглупым решением. Париж уже играл тысячью золотых огней, рассыпанных вдоль залитых водой улиц. Тучи, бывшие при свете дня серыми, сделались вовсе чёрными. Они висели так низко, что, казалось, цепляли увенчанные дымящими трубами крыши; тёмное брюхо неба отражало беспокойный газовый свет. От чего казалось, что Париж вдруг очутился во чреве волшебной пещеры, чей низкий свод нависал сейчас над столицей. Закутанный в плащ извозчик с ворчанием цокнул языком. Щёлкнула плеть. Лошадь, жуя удила и опустив голову до самой земли, побрела через лужи. Дробно цокали копыта — её, и других запряжённых животных. Улицы казались пустынными — но Агрест уже начал понимать город, и счёл это впечатление обманчивым. Не было и семи: все главные действующие лица уже вернулись по домам. Клерки покидали банки, стряпчие уже сорвали нарукавники и покинули конторы. Модистки, лавочники, продавцы — закрывали магазины. Париж не собирался спать. Он только взял паузу, чтобы пару часов спустя начать настоящую ночную жизнь. И его вовсе не пугала непогода. — Но, но, пошла! Давай!.. Фиакр набрал скорость и, поднимая колёсами тучи брызг, нёсся по свободным улицам. Рождая меж домов эхо цокота и скрипа, какой бывает только здесь. Адри, чтобы не тратить времени даром, коротко рассказал другу о всём что видел. — Дело дрянь, — заключил Нино, нервно вертя в пальцах цилиндр. — Что будешь делать?.. — Ну, — вздохнул Агрест, — для начала попытаюсь выманить кукловода на себя. Нужно осмотреть места, где он проявлял… таланты. Может найдётся зацепка. Хотя надежды мало — скорее всего толпа успела всё вытоптать. Нино скорчил мину, от чего клюв индийского носа сделался острее, чем был. — С чего ты взял, что он вообще на тебя выйдет?.. — Тритон вышел. Хотя ты прав: вряд ли такую осторожную форму можно будет купить одним любопытством. Но глупо было бы не попробовать. Нино кивнул. — Тогда я и с тобой. Адри покачал головой: — Исключено. Упырь напал на меня, когда я был один. К тому же мне нужен будет человек для подстраховки, если… ты понял. Лахифф понял. Быть «на подстраховке» ему совершенно не хотелось. Нино привык бывать в самой гуще представления, а не сидеть на галёрке. В конце-концов, тогда о тебе не напишет пресса. И нечем будет хвастаться перед подружками. У Агреста же была ещё парочка соображений касательно одержимого. Но озвучивать их не спешил. Вся эта история с разумно говорящим Тритоном пахла дурно. Во-первых, о нём знали. Во-вторых, кому-то (или чему-то?) было важным, чтобы он знал что о нём знают. Его хотят напугать? Остановить? Вопросов много, а ответы можно получить только на практике. Которая так кстати постучала в его двери. Где-то на орбите этой истории болталась Хлоя с якобы амулетом — с этим вопросом так же полагалось разобраться. Амулет, это совсем не шутки. Это насквозь проклятая вещь. Такие не появляются в мире «случайно». В наполненной эфиром Вселенной вообще настолько много причин и следствий, что совпадения должно воспринимать как роскошь. Потому Адри полагалось хотя бы проверить — выйдет ли на него Фонарщик. И уже далее действовать, исходя из обретённых знаний Но стоит известить об этом всём Нино — так он обязательно увяжется, начнёт стрелять и спутает весь план. Потому Агрест молчал. Этот эксперимент он обязан был поставить без верного Лахиффа. Но не обязательно в одиночку. — Темнишь, — буркнул Лахифф. — Я думал… — вздохнул Агрест, — подключить ещё одного человека. Но ты не подойдёшь. Здесь нужна женщина. Определённого… — он замялся, — склада характера. Дело в том, что он нападает только на пары «мужчина — женщина». Мы можем переодеть тебя в платье, я б на это посмотрел, но… вдруг одержимый умеет читать мысли?.. Тогда он нас раскусит. «Если всё так, он раскусит меня и без Нино, но ему лучше об этом не знать». — Ну-ну. — Второго шанса на встречу может не выпасть, — продолжил Агрест. — Но если ты так хочешь примерить юбки… — Да понял я. Понял. Лахифф надулся. Впрочем, обида его испарилась, как только экипаж влетел на площадь Буальдье. В грохоте подков и тучах радужных брызг. Здесь было тесно от экипажей — кучера высаживали пассажиров у самых ступеней, после чего отгоняли фиакры и кареты, ставили их поодаль красивой ровной линией. Уезжать они не торопились. Ведь как только закончится мероприятие, появятся и клиенты. Будет ажиотаж, а значит цену можно взвинтить в четверо. С высоты салона Адриан видел, что и у ровного строя, кроме эстетики, была своя приземлённая функция. Извозчики расставили жаровни, и теперь грелись у пляшущего под дождём огня. Фиакр остановился возле ступеней, у которых плескалась вода. Адри ловко спрыгнул с подножки, Лахифф последовал за ним. — Не забывай, — крикнул он, — я проплатил тебе вплоть до ночи! Не думай даже хитрить и смыться! Кучер буркнул что-то не сильно вежливое, после чего щёлкнул вожжами. И фиакр, под стук копыт, отправился простаивать в колонну. Уступая место следующему безлико-чёрному экипажу. Здание оперы светлым, узким силуэтом возвышалось над площадью. Казалось непропорционально узким, для такой поразительной этажности. Но это ему будто шло. Украшенный колоннами, огнём подсвеченный под золото, он казался настоящим античным храмом, принесённым сюда волшебством. Меж колоннами теснились, прячась от дождя люди. Уже сейчас сомнительного вида типы размахивали листовками, надеясь продать билеты на завтрашние сеансы. И у них имелись покупатели, которые ожесточённо, шумно торговались. По ступеням поднималась благородная публика; дамы, чьи фигуры укрывали от непогоды длинные, вычурные плащи — кейпы. Многообразие их фасонов так поразило Агреста, что он натурально почувствовал себя провинциалом: были здесь фантазийные плащики с вышивкой в виде птичьих крыльев. Кейпы с высоким, до подбородка стоячим воротником. И плащи, искусно украшенные кружевом, застёгнутые на одну только пуговицу под горлом, и лишённые рукавов они смутно напоминали о давно прошедшей эпохе королей и королев. Газовый свет фонарей рассеивался в дожде, обращаясь золотой дымкой. И в дымке этой скользили нездешние, сказочные фигуры. Мужчины выглядели чуть скромнее, но весьма галантно. Словом, Адри был счастлив. Ровно до момента, пока натренированный глаз его не заметил группу людей, каких совсем не ожидал здесь увидеть. У дальней колонны, даже не таясь в тени, отиралась целая стая апашей. Им не стоялось на месте — они постоянно двигались, будто звери в клетке. Иные, от скуки попинывали благородный камень ботинками. Неподалёку от них стоял разъединый полицейский в насквозь промокшем кепи. На поясе его болталась дубинка, но мужчина старательно делал вид, будто не видит ни апашей, ни их короткий курток поверх полосатых рубах. Впрочем, у высоких дверей навытяжку дежурил отряд одетых в алые ливреи швейцаров. Видимо, внутри оперы их было ещё больше — апаши жадно глазели на посетителей, но приближаться не смели. — Джамиле! — воскликнул Лахифф. И Адри, возмущённо вскинув брови, уставился на друга. Ему вдруг показалось, что тот только что употребил какое-то экзотическое ругательство, подхваченное на улице. Несомненно, причиной негодования были разбойники. Агрест разделял чувства спутника. Но ведь здесь дамы! — Нино, — процедил Адриан сквозь зубы, — сколько раз я просил тебя, не употреблять брань ни при мне… — А? — не понял Лахифф. — Я говорю «Джамиле». Его сегодня дают, и мы на него идём. Забыл? Вот, держи. Он сунул билет в его обтянутые перчаткой пальцы. Адри поспешно захлопнул рот, чтобы не попасть в ещё больший конфуз. Он сделал вид, будто спрашивает время у уличных часов, украшавших высокий бронзовый столб. До начала ещё оставалось время. — Отчего… гм… — сказал Агрест в кулак, — ты выбрал… это… «Джамиле»? — Так это новинка, — удивлённо протянул Нино. — И потом, будет зрелище, это я тебе говорю! — В самом деле?.. — Спрашиваешь. Музыку писал Жорж Бизе. Я о нём не слышал, но в «Комик», говорят, ерунды не дают. И, потом, это же постановка по «Намуне». — Хотел бы я посмотреть в лицо человеку, который придумывает такие названия, — пробормотал Адри, пытаясь свалить неслучившийся конфуз на кого-нибудь ещё. — Так это разные люди писали. Ты не знал?.. О-о-о! Ну ничего, почитаешь программку. Нино похлопал его по плечу, чувствуя, наверное впервые, несомненное интеллектуальное превосходство над другом. Впрочем, он пробыл на этой вершине недолго: — Говорят, там будут танцовщицы в одних только шароварах. Агрест состроил скептическую мину. — Морщись и дальше, мсье изюм. — фыркнул Нино. — Услышано от проверенных людей. От экспертов первого класса, между прочим. Имей в виду, Адриан, это тебе не Лондон, здесь высокая культура постановки! — Сомнений нет. Я думаю о другом. О том, как ты разочаруешься, когда увидишь не танцовщиц, а танцоров. — Не-не-не. Танцовщицы! В программе так и написано: одалиски. Может помимо шаровар будет что-то ещё, но животы открыты уж точно. Животы, Адриан! Можешь вообразить? Агрест воздел очи горе. Медным жалом зонта указал другу на вход. И друзья степенным шагом направились в самые недра храма искусства. — ...в Лондоне, — продолжал разглагольствовать Нино, — со стульев попадали бы от такого зрелища. А здесь ничего, привыкли. У входа в просторное фойе, где сквозняк гонял приторный запах духов, они обменяли билеты на контрамарки и программки. Здесь ритм Парижа стих. Люди передвигались вальяжно и чинно. Сдавали верхнюю одежду в гардероб, приветствовали знакомых. Под расписанным потолком неявно витала смешанная с гулом разговоров музыка. Знакомых у обоих здесь не нашлось, и друзья направились к лестнице, которая, согласно до блеска начищенному указателю, должна была привести их на четвёртый этаж. Который по правилам театра именовался первым ярусом. Им предстояло занять не самые лучшие места. Впрочем, чудом было, что Нино нашёл хоть это. Однако Адри не оставляло сомнение — в выборе Нино руководствовался не одной только экономией. Витало здесь что-то в духе одалисок и их животов. Вид, открывшийся с балкона, только убедил Агреста в этих подозрениях. Но был он великолепным. Золото стен сверкало в свете сотен газовых фонарей. Искрились искусно выведенные завитушки на антаблементах и балюстрадах балконов. Сама сцена смотрелась магическим порталом в волшебный мир — её арка мерцала сейчас как не мерцают, наверное, и дворцы монархов. Словом, позолоты здесь было столько, что в пору начать щурить глаза. Чтобы посетитель не ослеп, авторы разбавили благородное золото алой драпировкой, которая была повсюду. На сиденьях кресел портера и бенуара. На коврах, что гасили шаг неторопливо рассаживающихся зрителей. В мерцании сотен кристаллов исполинских люстр, что грузно нависали над их головами. И, конечно, на тяжёлых шторах занавеса, за которым происходили сейчас последние приготовления. Первый ярус хотя и был одним сплошным, изогнутым в виде подковы балконом, но зрителей отделяли друг от друга перегородки, создававшие ощущение уединённости. Агрест слышал негромкие разговоры соседей, шуршание юбок, которое эхом поднималось к золотому потолку. И тихий перезвон стекла сверкающих люстр. Друзей уже дожидалась парочка стульев. Адри, привычным движением поправил хвост фрака. И, заложив ногу на ногу, открыл программку. Давали в самом деле что-то восточное, основанное на «полной экзотики сказке». — Нино, — сказал Адриан, не отрывая взгляда от текста, — ты ещё в Лондоне обещал не лорнировать дам. Слуга сделал вид, что ничего не слышит. Приложив к глазам окуляры лорнета он без зазрения совести пялился на толпу. Впрочем, он такой был здесь не один. Судя по отблеску линз, лорнировали все последние этажи. По мнению Адри это было страшно неприлично, и вот почему: негласное правило указывало дамам являться в вечерних платьях. Оно же диктовало их покрой. Чем ниже (относительно потолка) мадам, или мадемуазель сидит, тем глубже обязано быть её декольте. Следовали этому правилу все; но хитрые скромницы находили спасение в разного рода газовых накидках, пышных цветах из лент, которые прикрывали то, что женщины не готовы были предъявить зрителю. Однако эти приёмы плохо работали против верхних этажей — высокая позиция, да при хорошей оптике, открывала если не всё, то очень многое. Открытые взору участки дам в возрасте могли шокировать даже закаленного лорнёра, но наглецы отважно шли на риск. Видимо, награда того стоила. Лорнировали, впрочем, и дамы. Правда с куда более пристойной целью: их добычей обыкновенно становились модели платьев, в которых пришли соперницы. Это давало повод как для зависти, так и для лёгкого злословия в тесном кругу подруг. Потому любой заядлый почитатель искусства имел в распоряжении бинокли с самой лучшей оптикой. У самого Адриана был такой. Но он старался пользоваться им только для того, чтобы рассмотреть сцену. И не больше. — Нино, ты меня позоришь, — не выдержал Адриан. — Немедленно прекрати. — Ты запоёшь иначе, когда я найду то… что ищу, — мурлыкнул Лахифф. — Вы, мсье Агрест, скажете мне «спасибо». Ради вас я иду на этот позор. Адри заёрзал на сиденье. Нервно поправил аккуратно расчёсанные волосы. «Он что, высматривает Хлою?.. она здесь. Впрочем, возможно! Боже!». Агрест почувствовал как краска заливает щёки, начинает печь жаром уши. — Но… это неприлично, — попытался он протестовать. Впрочем, вяло. Соблазн увидеть ту, с кем столько лет вёл переписку, был слишком уж силён. Тем более что она нипочём не поднимет взор на первый ярус. А значит инкогнито ничего не угрожает. Он нервно постучал программкой по колену. — О-о-о, — протянул Нино, задержав взгляд на ком-то особо интересном. — И ещё ка-ак неприлично! Я имею в виду носить такие платья. В Париже сбрендили, и мне это нравится. Если б ты видел то, что вижу я, не удивлялся бы оголённым животам одалисок. — Звучит как пошлый пуфф, который ты только что выдумал, — фыркнул Адриан. — Так-так… та-а-а-к… о! Вот! Нашёл! Ха-ха! Ого… Он притопнул каблуком туфли. Не отрывая взгляда от окуляра, жестом подозвал Адри к себе. — Ну же, иди! Сейчас потушат свет. Адри колебался. Он повертел головой как бы в поисках поддержки. Но не нашёл ничего, кроме вездесущих алых штор. И, конечно, золота. — Ты будешь жалеть, — под нос протянул Лахифф. — Давай, Агрест! Оно того стоит. Парень пробурчал под нос что-то неразборчивое. И, стараясь не терять остатки достоинства, не спеша поднялся. Нино дёрнул его за рукав, привлекая к себе. Адри повиновался — друг передал ему держатель лорнета. И Адри, чувствуя как падает в липкие объятия порока, прильнул к стеклу. Бинокль приближал картинку великолепно. Казалось руку протяни — коснёшься чужих локонов, услышишь на коже чужое дыхание. Однако сейчас в тёмной рамке были незнакомые Адриану люди. Какая-то семейная чета, состоящая из почтенной матроны, совсем свежей мадам и её мужа — пузача с золотой цепочкой часов на тёмном жилете. Мужчина краснел лицом, страшно потел и постоянно отирал блестящую залысину платком. Рядом с ними вертелся мальчик лет десяти. Он безуспешно пытался выкрасть лорнет из рук матери, но та крепко держала прибор. И беззвучно шевелила губами, что-то втолковывая сыну. Это остро напомнило Адри о призраке, которая точно так же шевелила губами, не издавая ни звука. Агресту захотелось спрятать бинокль, пока не стало поздно. Но Лахифф был неумолим. — Третий этаж, — шепнул он в самое ухо, — то есть который бэль… а ты лорнируешь бенуар. Ну же, правее, что ты в самом деле?.. знаешь, из тебя б не вышло адмирала, ты вечно смотришь не на тот парус. Нино пальцем поправил направление бинокля. — Вот… в алом и золотом… увидел?! Ха? Ха-ха! Адри в самом деле «увидел». И замер, поражённый больше не зрелищем, а наглостью Лахиффа. В тёмной рамке сейчас была заключена пара великолепно одетых девушек. Хлои среди них, определённо, не имелось. Агресту пришлось потратить секунду, или две, чтобы сообразить, кого он сейчас лорнирует. Сердце пропустило удар. Что-то внутри сжалось от ужаса, восторга и… трепета. «Бриджитт?!.. но… опять, Агрест… снова ты попался, безмозглый дурак…». Конечно, это была не она. Бледное лицо в обрамлении искусно завитых чёрных как ночь волос, с двумя спадающими на открытые худые плечи локонами. Она стояла, опершись о край балкона. Пальцы в алых перчатках держали книжечку программки. Невыносимо-синие глаза изучали сейчас её содержание. Благородное, чуть вытянутое лицо хранило отрешённую, с лёгким налётом скуки, сосредоточенность. Адри почувствовал, как ледяная игла вонзилась меж рёбер. Это не могла быть она. Однако даже густые тёмные ресницы, трепетали ровно так же как и у неё. Она точно так же хмурила тонкие, чуть изогнутые брови. И точно так же меж ними пролегала задумчивая складочка. Девушка шевельнула по-детски полными (и без следа порока!), подкрашенными розовым, губами, явно отвечая на чей-то вопрос. — Нет, — прочитал Агрест, — совсем не интересно. Разве что носик у этой знакомой незнакомки был чуточку иным. С лёгкой французской горбинкой, какая добавляла лицу щепотку меланхоличности. И делала его ещё более французским, чем у Бриджитт. На тонкие скулы были умело нанесены румяна, чего Бриджит никогда не делала. Она презирала даже следы косметики. Адри понимал, что нужно прекратить это подглядывание прямо сейчас, немедленно. Но он был не в силах. Это лицо манило его так же, как лицо с портрета. У него была над ним необъяснимая, сверхъестественная власть. «Это не она. Это Маринетт. Маринет Дюпен, дочь пекаря. Агрест! Очнись!» Он жадно изучал её черты, изящный абрис тонкой шеи. Худые, со следами веснушек, плечи. Тонкие крылья ключиц под бледной кожей. Алое с чёрным платье не походило на те фасоны, какие были модны сейчас в Париже. Тюрнюр казался коротким, а корсет держал фигуру так, будто она была высечена из камня. Этот наряд Маринетт шёл. Скажем больше — девушка была создана для этого платья! И без того миниатюрная фигура казалась ещё хрупче, словно перед Агрестом был не человек, а сказочная фея. Дорогой шёлк сиял в свете ламп. По краям алого лифа, вытеснявшим, выгодно приподнявшим аккуратную грудь, шли хитро сложенные ленты. Они повторялись в юбке, прикрывавшей тюрнюрчик. На высокой причёске, состоявшей из уложенной чёрной косы, покоилась крохотная шляпка с пером. Последним Адри отметил две вещи. Во-первых, у девушки не было кольца. А во-вторых, изящную шею перехватывала чёрная бархотка, на которой виднелась камея изображавшая… божью коровку! Последнее было странно. Агрест с трудом оторвал от девушки взгляд. Его заинтересовала соседка — с кем же пришла Маринетт? Дорогое с виду, цвета брызг шампанского, платье не сбило Адри с толку. По шоколадному цвету кожи он угадал Алию. В остальном же эта красавица совсем не походила на Сезар, которая осчастливила обществом его скромный ужин. Она собрала крупные кудри волос в шиньон на спине. Украсила их высоким пером. К глазам она поднесла лорнет, и теперь кого-то высматривала в толпе. Губы её шевелились так быстро, что Адри не смог считать с них ни единого слова. Над платьем Сезар работал тот же мастер, что и над платьем Маринетт — авторский почерк угадывался как в силуэте, так и в деталях. Белый с золотым лиф украшал приколотый медальон, сиявший при каждом движении девушки. Пальцы в белых же перчатках выбивали из деревянной окантовки балюстрады нетерпеливую дробь. Но, эти детали не столь уж сильно заняли взгляд Агреста — ни к чему ему льстить! Являясь достойным джентльменом, он всё же оставался при этом человеком, и, без сомнения, мужчиной. Первым в глаза бросился преглубокий вырез — что ходить вокруг да около?.. Природа наградила Алию достойными кисти формами. Корсет упруго держал их, смело являл миру ту часть, какую решилась предъявить Сезар. А предъявляла она многое. К примеру, пару крохотных родинок на левой груди. Корсет был тесен, девушка дышала глубоко и часто, от чего грудь мерно вздымалась. В этом был свой стыд, но, чёрт побери, Адри решил что всё это неприлично-красиво! Смуглую шею девушки перехватывало жемчужное ожерелье, какое нельзя купить на жалованье экономки. Впрочем, сейчас в Сезар от экономки не было решительно ничего. Её движения были смелы и быстры, но в них читалось вложенное воспитание благородство. Девушка, продолжая о чём-то болтать, продолжала лорнировать находящийся под Агрестом бель-этаж. На обнажённых шоколадных плечах Сезар играла радуга, которую отбрасывало стекло люстры. Адри понял, что засмотрелся, и собрался было уже прекратить это подглядывание, как линзы лорнета Алии уставились… прямо на него. «Ох… зараза!». Девушка что-то сказала. И белозубо улыбнулась. Агрест не хотел верить, что всё это происходит с ним. Первым порывом было отбросить бинокль к чёрту, и спрятаться за балюстрадой. Но это был бы поступок трусливый и недостойный. Раз уж попался — то терпи! На бель-этаже, меж тем, случилось оживление. Алья ухватила хозяйку за тонкое запястье. Быстрым движением поднесла бинокль к глазам Маринетт. Та охотно глянула в оптику. Сезар корректировала её точно так же, как это делал Лахифф. Линзы снова смотрели на Агреста. И, кажется, заглядывали в бесстыжую душу. «Нет-нет, они смотрят не на нас. Никак не сюда. На кого-то другого, кто их не видит. Иначе Алья сделала бы вид, что ничего не случилось…». Агрест решил, что в этих мыслях есть резон, и потому немного успокоился. Хотя сердце билось так, что хотелось провалиться на месте. А затем случилось две вещи. Крохотный рот Маринетт сложился в красивое «О». Она резко убрала от глаз лорнет. И спрятала лицо за раскрытой программкой. Оптика позволила рассмотреть даже то, как ярко пылали её щёки. Сезар же рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Затем жеманно закатила карие глаза и, делая из ладони веер, помахала себе на лицо. Медленно поднесла пальцы к губам, после чего послала в сторону Агреста воздушный поцелуй. — Бонсуар… мсье Адриен, — безошибочно прочитал он произнесённую фразу. Это был имперских масштабов позор. Адри не знал как его пережить. Никуда уже не спеша и не суетясь, он сложил лорнет. Завёл за спину руку и медленно поклонился девушкам. После чего, с тем же со спокойным достоинством опустился на стул. Нино прятался за баллюстрадой. — Что там было? — спросил он. — Тебя засекли, шпион? Адри наградил его полным презрения взглядом. — Я, — произнёс он тоном, не терпящих возражений, — убью тебя, Нино Лахифф. Обязательно убью. Но сначала мы послушаем оперу. Свет убавил яркость. А затем потух, оставив освещённым только сцену. Из оркестровой ямы грохнули первые мелодии сюиты.******
Искусство пробуждает аппетит. И не только духовный. Зная этот факт, держатели опер и театров поступили очень хитро, приучив толпу к ещё одному правилу — не кормить публику перед первым актом. Потому ходить в оперу голодным весьма опрометчиво. Но если уж вы в самом деле голодны, вам дадут шанс перекусить. Специально для этого существует антракт. Ну, ещё и для того, чтобы размять ноги. Когда тяжёлая ткань портеры опустилась, а свет зажёгся вновь, друзья поднялись со стульев. Нино без стеснения размахивал руками на манер дирижёра, пытаясь размять затёкшую спину. Адри себе позволить такого не мог, о чём в тайне жалел. Дождавшись, пока друг закончит, он покинул кабинку. Парочка направилась по коридору в поисках лакея, который предлагал посетителям угощения. Таковой нашёлся этажом ниже. Адри не стал играть Скруджа, и взял целый поднос, наполненный фруктами и конфетами. — Заедаешь нервы? — весело спросил Нино. И тут же переключился на новую тему, как с ним бывало частенько: — Жаль здесь не подают курицы. Или хотя б перепёлки. По-моему это упущение. — Это не для нас, — сухо ответил Адриан, который всё ещё обижался на Лахиффа. Тот, уже протягивая слуге купюры, замер. — Чего это не для нас?.. я голодный! Лакей секунду смотрел на ассигнации как удав на кролика. А затем с ловкостью выдрал их из цепких пальцев Нино. Чтобы спрятать за отворот алой ливреи. Адри передал поднос Лахиффу и побрёл дальше. Он не знал карты оперы, коридоры выглядели совершенно одинаково, но его упрямо вело чувство направления. На правой стороне, в которой друзьям довелось встретить сюиту, обыкновенно располагались «перелётные» зрители, которые бывали здесь от случая к случаю. Билеты на левую сторону приобретали одни только завсегдатаи. И потому там царило обычное оживление, какое бывает в обществе знакомых людей. Адри шёл на звук голосов. По пути ему попался торговец цветами. Адри, не торгуясь, купил пару букетиков получше — в этот момент у Нино подтвердились все самые мрачные подозрения. — Тебе обязательно нужно встать в позу, — ворчал он. — Почему нельзя быть как все люди?.. «ля-ля-ля, я джентльмен, позвольте подержать ваше боа!». — Именно как человек я стараюсь себя вести. Мы обязаны нанести визит. Поступить иначе просто невежливо. — Адриан! — вкрадчивым тоном начал объяснять Нино, словно имел дело с глупым ребёнком. — Одна — дочка мукомола. А другая вообще экономка! Ты о чём вообще?.. они не знают манер. — Их знаю я. Один за нас двоих как минимум. — О Господи… ну а если их не будет на месте? Зря таскались. — Тогда мы оставим подарок анонимно. Но вообще-то дамы не гуляют во время антрактов. Это неприлично. — Дочь! Пекаря! И экономка. Адри проигнорировал оба аргумента, и Нино вынужден был сдаться. Заранее нацепив мину с выражением «я же говорил». Ложу, в которой сидела Маринетт и Аля, пришлось поискать. Но Адри всё же справился. Девушки занимались примерно тем же, чем и до начала первого акта. Маринетт стояла, облокотившись о перила, подперев острый подбородок ладошкой. Сезар же беззастенчиво лорнировала Партер. Без сомнения, там было на что посмотреть — ведь места в партере занимали самые яркие фигуры Парижа. Агрест кашлянул в кулак. Девушки изумлённо обернулись. Секунду лицезрели Агреста и Нино, который выглядывал из-за его плеча. Маринетт сперва опёрлась тюрнюром о балюстраду. Затем сообразила, что вид со стороны других балконов открывает неприличный, и алым росчерком метнулась на стул. Сезар приветливо улыбнулась. — Мадемуазель Маринетт, мадемуазель Алия, — сказал Адри, отвесив поклон, — вы ошеломляюще прекрасны! Позвольте нанести вам визит вежливости. Девушки по очереди поднялись, чтобы ответить реверансом. Пока Адринан вручал девушкам крохотные букеты, Нино установил поднос. — Мсье Адриан, Нино, — сказала Сезар, возвращаясь на стул. — Какой приятный сюрприз. Правда, Маринетт?.. Мадемуазель Дюпен как раз прислонила французский носик к пёстрым лепесткам мальв. Она испуганно вскинула ярко-синие глаза, посмотрела на Адри поверх цветов. И этот взгляд изучающий и робкий, снова ожёг Адри, как в их первую встречу. Девушка открыла ротик, чтобы что-то сказать, но затем… звонко чихнула. И, алея щеками, спрятала лицо за букетом. — Будьте здоровы, — с улыбкой произнёс Адри. Сезар делала всё, чтобы сохранить серьёзное выражение лица. Но карие глаза её смеялись. — Спа… спасибо, — пробормотала мадемуазель Дюпен. – Вы… вы очень добры. Сказав это, она умолкла, уступив поле переговоров спутнице. Та явно чувствовала себя в своей стихии. Сложив лорнет, она белозубо улыбнулась. — Сегодняшнее действо — яркая феерия, — произнесла она дежурно, — не правда ли?.. ах какие на актёрах… костюмы. О-ля-ля! «Если, — подумал Адриан, — Лахифф ляпнет что-нибудь про одалисок, я его придушу не снимая перчаток». Но Нино по счастью смолчал. Теперь он вообще изображал статую, заложившую за руки спину, вздёрнувшую подбородок. Видимо, друг пытался изобразить что-то подходящее случаю, а вышло вот это. — Может быть, Парижу этой холодной осени не хватает красок востока, — ответил Адриан, — но, по-моему, их чуточку больше, чем надо. Однако, пока не будем судить книгу, не перевернув последнюю страницу. Мари продолжала маскироваться за букетиком. Но, время от времени Адри видел, как сверкают бриллианты её глаз. В моменты когда (как она думала) Адри на неё не смотрел. Меж тем любой, достаточно проживший в Свете умел смотреть не смотря и слушать, делая вид что не слышит. Агрест преуспел в этом искусстве. Маринетт же была явным новичком. — А мы знали, — сказала Сезар, продолжая улыбаться, — что вы сегодня будете здесь. — Как?.. мадемуазель, вы пророчица?.. Алья, на контрасте со спутницей, смотрела с прямой, неприкрытой простотой. Это, смешанное с очаровательным дружелюбием… подкупало. В карих глазах сверкал девичий смех. Как, впрочем, и в изгибе губ. Адри не к месту подумал, что Сезар обладает харизмой, которая, с одной стороны, возмутила бы Лондонский Свет. Но с другой… привела бы к ней толпу поклонников. И дело было не только в несомненной красоте. В её движениях, позе, даже голосе. Всё это притягивало взгляд. От такого человека ожидаешь подкупающего прямодушия. Хотя при этом Сезар была невероятно умна — и Адри в который раз напомнил себе об этом. — Пророчица? — произнесла Сезар, кончиками пальцев тронув жемчуг бус. — Нет-нет, эту роль я уступаю мсье Лахиффу. Он предрекал ваше появление на манер Кассандры! Агрест вопросительно вскинул брови. — Однако право, к чему делать из этого тайну? — сказала Алия и притворно вздохнула: — Это я направила мсье по следу, который и привёл вас сюда. Она бросила на спутницу насмешливый взгляд. — Вы не жалеете? — спросила Сезар. Вопрос адресовался Агресту, хотя креолка продолжала смотреть на хозяйку. — Ничуть, — искренне ответил Адриан. Маринетт, наконец, подняла на него глаза. Их взгляды на мгновение встретились, и, вопреки ожиданиям это свидание принесло боли чуть меньше, чем он ждал. Девушка хотела что-то спросить, но вдруг снова залилась краской. Презабавно округлила глаза. После чего вздохнула. — А я, — быстро сказала она, и аккуратная грудь её часто, волнующе вздымалась, — а мне всё понравилось. Она бросила на спутницу испуганный взгляд. Та, судя по лицу, отчего-то готова была расхохотаться, но сдерживалась, и только поджимала губы. «Может, у меня что-то с лицом?..» — подумал Агрест. — Мадемуазель Маринетт, — мягко произнёс Адриан, — я счастлив вновь услышать ваш голос. Он ещё не разобрал его оттенки. Но уже сейчас было понятно, что принадлежал тот совершенно не Бриджитт. Голос Маринетт был нежнее, её французский звучал мягко и певуче. И говорила она тихо, вкрадчиво. «Господь, хоть в этом ты меня пожалел!». Адри снова поклонился, чтобы скрыть неловкость. — Надеюсь вы добрались сюда без трудностей, — продолжил он, хаотично думая, что бы ещё сказать. Он хорошо знал себя, и свои повадки. Обычно у него не возникало проблем со светской беседой — слова находились сами собой. Но только не в тех случая, когда он наблюдал человека, который вызывал в нём юношескую робость. Вроде Бриджитт. Или Маринетт. «Но Маринетт-то здесь при чём?.. это просто лицо». — М-м-м, — протянула мадемуазель Дюпен, ища глазами пол, — да-а. Спасибо, мсье, всё прошло… спокойно. — Мы едва поймали экипаж, — призналась Сезар. — Это просто безумие. Сезон постановок только начался. Народ за лето изголодался по зрелищу. К тому же сегодня сразу три премьеры, я совершенно об этом забыла! Кучера сделались самыми важными лицами столицы. И это не пошло на пользу их характеру. «О чём же нам говорить?.. конечно о всякой ерунде. Ведь я не знаю, что это за человек. Я вижу её второй раз. Может быть я выгляжу глупо?.. Наверное они обе хотят, чтобы мы поскорее ушли. Особенно после этого взаимного лорнирования». — Но, в итоге, ваша красота усмирила этих фантастически важных существ, — натянуто улыбнулся Адриан. — Будь я кучером, я бы уже преданно ждал вас в фиакре. У самой лестницы. «Что я несу, Господи…». — Вы слишком добры, — тихо произнесла Маринетт. — Как жаль что вы не кучер, — с серьёзным видом кивнула Сезар. После чего звонко рассмеялась. Адри улыбнулся в ответ. — Сегодня вы нас страшно взволновали, — произнесла Алия, сцепив пальцы на животе. Выдержала паузу. Намеренно, чтобы Адри успел подумать о том, что она имеет в виду лорнирование. Но затем сжалилась: — я про тот напряжённый момент дня, когда вас похитил полицейский экипаж. — А-а-а, — облегчённо протянул Адри, — вы про мсье сюрте. Он в самом деле сперва пытался арестовать меня, но затем передумал. Этот человек переменчив, как ветер осенью. – Агрестовать, — с важным видом добавил Нино, — в Лондоне это почти что официальный термин. Когда Адриана агрестуют, потом обязательно отпускают. Адри кашлянул в кулак, намекая, что плоские шуточки хороши для курительной комнаты, а не для оперы. — Арестовать? Вас? — ахнула Маринетт, вскинув брови. — Но за что? В девушке случилась любопытная перемена. Она вдруг передумала смущаться и краснеть. Лицо обрело серьёзное, сосредоточенное выражение. Взгляд сделался цепким и внимательным. Её словно подменили. — Мне пытались вменить убийство, — ответил Агрест. Тема была неподходящая для оперы, но не он её начал. — Убийство одержимого, с которым мы столкнулись, прежде чем попасть к вам. Однако со стороны мсье Роута это скорее была проверка на прочность. На самом деле он явился, чтобы предложить мне работу. Поэтому, как бы не льстило мне ваше беспокойство, нет причин волноваться. Девушки быстро переглянулись. И это не ускользнуло от взгляда Адри. «Так-так. Интересно». Он улыбнулся со всем возможным обаянием. — С чем же вам предстоит… работать? — спросила Сезар.– Надеюсь, вы простите мне этот неуклюжий интерес. Адри кивнул. — Не стоит извиняться. Нам предстоит поймать Фонарщика. Или хотя бы попытаться. И снова девушки обменялись обеспокоенными взглядами. Маринетт сложила руки на коленях, пальцами продолжая сжимать букет. — Сегодня я встретился с последними бедолагами, которые имели несчастье с ним столкнуться. Но, простите, я увлёкся. Не хочу утомлять вас подробностями, и уж тем более пугать. — На самом деле, — робко улыбнулась Маринетт, — вам не за что извиняться, мсье. Мы с удовольствием бы послушали. Но, боюсь, вы подумаете о нас, как о сплетницах, которые обожают страшные истории. — Ничего не бойтесь, мадемуазель. Я никогда бы не подумал дурно ни о вас, ни о мадемуазель Сезар. Ваш интерес понятен. Ведь мы живём… Он осёкся. В самом деле, к чему пугать бедных девушек? Быть может они не в курсе, что фонарщик собирает жатву совсем недалеко от их общего дома. — Совсем рядом с ним, — задумчиво произнесла Маринетт, без тени испуга. — Это верно, мсье. Нам всем будет легче дышать, когда его не станет… то есть когда он прекратит злодейства. Очень… мило, что вы так скоро взялись за нашу… м-м-м… проблему. Однако вы даже не отдохнули. То есть, я хочу сказать… есть ли у этого Роута сердце? Адри пожал плечами. — Фонарщик отдыхать точно не будет. И я готов ответить на все ваши вопросы, хотя за этот разговор мсье Томас, пардон, надерёт мне уши. И будет прав! «А вы, в свой черёд, наверняка знаете что-то, чего не знаю я. Особенно мадемуазель Алия. Ведь вы живёте в районе Сорбонны. Вы дышите тем же воздухом, что и жертвы. Может даже, вы были на улице, когда гасли фонари?..» Мари рассмеялась, изящно прикрыв рот ладошкой. Теперь на дочку пекаря она не походила совершенно. — Я… мы… — сказала она, смутившись под его взглядом, — словом, нам было бы очень жаль ваших ушей, мсье Адри… ан… Она запнулась, и бледные щёки снова сделались пунцовыми. Глубоко вдохнула, чтобы сказать что-то ещё, но по коридору разнёсся призывающий звон колокольчика. Антракт был закончен. Агрест поклонился. Следом за ним, важно надувая щёки, отвесил поклон и Нино. Его явно задело то, что шуточка не выстрелила. — Как хорошо, что мы всегда можем найтись, — сказала Сезар, — и продолжить беседу. А вот это был уже моветон! Агрест даже на мгновение потерял дар речи. В самых смелых фантазиях он не смел представить ситуацию, где мог бы встретиться с Маринетт. Кроме как за обеденным столом её родителей — но маловероятно, что там продолжили бы говорить на такие неуместные темы, как одержимые. Что же до других возможностей, нельзя было допустить и мысли о том, чтобы мадемуазель может оказаться с ним в одной комнате! Даже в сопровождении Сезар. Последняя могла ходить где ей вздумается, поскольку была экономкой. Но Маринетт ею не была! А значит это бросило бы тень на её репутацию. Мсье Томас мог бы неправильно понять, и решить, будто Агрест имеет на его дочь претензии. Или того хуже! Допустить мысль, что он увлечён ею, не имея мыслей о серьёзных намерениях! Кошмар! Нет, нет, нет, такого допускать было нельзя даже в разговорах! Оставалась, правда, улица. Или театр. Но таким встречам прощается многое именно из-за их случайности! Равно как сегодня. «Всё же Нино прав, и я немного забылся», — решил Агрест. — «Как жаль Маринетт, наверное она пылает от стыда! Бедняжка…». Маринетт, впрочем, выглядела смущённой не больше обычного. Адри всем видом своим сделал всё, чтобы мадемуазль Дюпен не подумала, будто он услышал этот непристойный намёк. Однако Сезар и не думала униматься. — Что скажете, Адриан? — с улыбкой спросила она. «Должно быть, опера вскружила ей голову. Но точно не мне заниматься воспитанием прислуги. Тем более она не моя прислуга». Агрест сделал равнодушно-меланхоличное лицо. — Если на то будет воля господина Случая, — ответил он с холодком. Затем снова поклонился. — Не смеем более вам мешать. Доброго вечера… Алия проводила их полным изумления взглядом. «Но ведь мы живём буквально за стеной!» — явно говорил он. — «Я вижусь с вами каждый день! Что вдруг пошло не так?.. или мы вам в самом деле не ровня?..» Второй акт «Джамиле» вот-вот начнётся, и потому как можно короче объясню отчего возникло это взаимное непонимание: Адри был джентльменом, но он совершенно забыл, что находится в Париже. Здесь действовали свои, парижские законы. Далёкие от лондонских, как Марс далёк от Земли. В Париже разговор между мужчиной и незамужней женщиной не обязательно нёс в себе претензию. Да и сам по себе он не так чтобы компрометировал слабый пол. Если одна из сторон следовала чувству меры. Тем более что в Париже… сам флирт и кокетство стали чем-то вроде вида искусства. Общество столицы жило им. И живёт по сей день, даже через полтора века. Это ещё не раз сыграет с Агрестом шутку… но всё потом. А теперь оставим наших героев наслаждаться музыкой! Свет погас. Оркестр, ваш выход!******
Небо над Парижем стало совсем чёрным. Дождь, не знающий ни сна, ни усталости лил упрямо и лениво. Ледяные струи дождя падали на поросшую мхом черепицу старых домов. На недавно выстланный сланец домов новых. Вода воронками стремилась в водостоки, струилась по трубам, чтобы шумным потоком вылиться на мостовую. Которая и без того была полна. В этом море плавали размокшие листовки летучек, листья, ветки, оброненные ленты. Уже фонарщики понемногу начали гасить фонари, на непопулярных, погружённых в сон улицах. Но площади ещё сверкают в золотом свете газа. Балы в самом разгаре — ещё танцуют польку и вальс. До их конца ещё не меньше трёх часов. Можно уплясаться до обмороков. Но опера… опера закончена. В тёплом зале под громогласное браво в аккомпанементе рукоплесканий кланяются все виды сопрано, согнул в поклоне спину и spinto. Склонился перед щедрым на овации зрителем разномастный хор. Бесшумно перебирая ногами выпорхнули на сцену одалиски в шароварах и жилетах. За одни только их костюмы Агресту придётся рассчитаться с Нино за честное пари — но здесь нет их вины. Сверкая улыбками, вслепую раздавая воздушные поцелуи, они прощаются со зрителями. Толпа, порядком уставшая, но полная до краёв впечатлениями идёт в вестибюль, чтобы забрать верхнюю одежду. Нырнуть под струи дождя. Где-то среди них и наши герои. Адриан уже подставляет плечи, позволяя накинуть плащ. Надевает цилиндр. Он тоже устал — и быть может, больше прочих. Но это благородная усталость человека, который провёл время не зря. Вместе с другом, минуя столпотворение, боясь столкнуться с тюрнюрами, под шорох юбок и цокот тростей Адри вышел на свежий воздух. От ночной прохлады захватило дух, закружило голову. Агрест привычным движением вытянул часы, откинул крышку. В тени колонны он не увидел портрета брюнетки, и за это был тьме благодарен. Хронометр показывал без получаса полночь. Пора было отправляться спать. Адри широко зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Нино знал что нужно делать. Пренебрегая зонтом, он храбро сбежал по ступеням на площадь. Поднимая туфлями брызги, бросился к поредевшему ряду фиакров. Сейчас, под портиком Оперы скопилось порядочно народу. И большинство и них не знало как быть. Самые ушлые зрители успели нанять свободные экипажи, и под дробный перецок укатить на них в ночь. Мудрые арендовали фиакры на сутки, и теперь шли по рядам, высматривая «свой» номер. Почтеннейшие же ожидали, пока семейный кучер доставит уже не фиакр, настоящую карету, к самым ступеням. Чтобы благородная нога не ступила в грязь. А юбок не коснулся дождь. Прочие надеялись на случай. Случай подарил им проливной дождь, который запрудил сейчас добрую половину Парижа, ненадолго превратив его пешеходные части в части плавательные. Бедолагам думалось, что ажиотажа не случится. В крайнем случае, они пройдут пару улиц, после чего поймают попутный экипаж. Но случился худший вариант: кучера ломили втридорога, и те из них, кого контракт вынуждал ждать нанимателя, горько жалели о потерянной выгоде. Адри, повесив зонтик на предплечье, никуда не торопясь, застёгивал плащ. Он знал как должно поступить, и теперь высматривал в пёстрой, галдящей толпе, знакомые лица. Так случилось, что лица нашли его сами. Он как раз собирался повернуться ко входу, как периферией зрения заметил резкое движение. Тело требовало отскочить в сторону, пригнуться. Но он смог обуздать привычку, остался стоять. Что-то алое на приличной скорости врезалось ему в грудь. Адри чудом сумел устоять, только слетел с головы цилиндр. В следующую секунду младший Агрест обнаружил в своих объятиях хрупкое тельце — перо на шляпке щекотало его щёку. Из полумрака на него испуганно хлопало ресницами синеокое создание. Удивительно прекрасное в смущении и испуге. «Мир, похоже, надо мной просто смеётся. Иначе это назвать нельзя», — отрешённо подумал он. Маринетт (а это была, несомненно, она!) попыталась то ли отстраниться, то ли просто делать шаг назад. Но обувь на каблуке не позволила правильно поставить ногу, и девушка вновь запнулась — непременно рухнула бы, не удержи её Адриан. Ладони в алых перчатках легли ему на грудь. — Ой, — тихо пискнула она. — Здесь ужасно тесно, мадемуазель, — невозмутимым тоном произнёс Адри. Хотя внутри у него всё трепетало от испуга и чувства неловкости. — Прошу меня простить, я метнулся вам навстречу. Это, конечно, было ложью. Но ложью обязательной. Маринетт, наконец, смогла поставить ноги на камень брусчатки. И Адри поспешно разжал пальцы. Девушка, закрыв руками лицо, отступила назад. Посмотрела на Адри сквозь пальцы. Агрест видел, как она с трудом переборола первый порыв — сбежать. И даже смогла сделать что-то вроде неуклюжего реверанса. — Скажите, – поспешно произнёс Адриан, — могу я как-то искупить вину перед вами?.. — Но… но ведь это я вас… — сказала Маринетт. Затем спохватилась. Медленно опустила руки. Девушка уже успела накинуть на плечи изящную короткую мантеле алого шёлка. Украшенный золотым позументом. Практического толка от этого плащика было чуть: он едва доходил до лопаток. Такая одежда не спасает от дождя — только от нескромных взглядов. Да и то со спины, потому как застёгивался у воротника на единственную пуговицу, и потому оставлял перед открытым. Адри сделал вид, будто не расслышал опрометчивого признания. Попытался подбодрить девушку улыбкой. И та… улыбнулась в ответ. Хотя выглядела всё ещё потерянно и смущённой. Теперь Адриан смог сложить в голове картинку случившегося: Маринетт так стремилась поскорее очутиться дома, что бросилась навстречу первому подъехавшему экипажу. Мадемуазель Сезар стояла неподалёку, и с интересом наблюдала эту неловкую сценку. Адри поприветствовал её поднятым с пола цилиндром. Креолка с улыбкой кивнула. Она оказалась куда практичнее хозяйки — платье спасал от непогоды длинный простенький кейп. — У меня появилась мысль, — мягко произнёс Адриан, — скажите, вы уже успели нанять кучера? — Ох. Боюсь что нет. Но я… мы собирались, — Маринетт глубоко вдохнула сырой воздух. И посмотрела на Адри с куда более уверенной улыбкой. — Я как раз бежала за фиакром, но он оказался быстрее. Понимаете, у лошади четыре ноги, а у меня всего две… Адри улыбнулся. Сезар, решившая, что ничего интересного уже не увидит, подошла ближе. И серьёзным тоном добавила: — Но это если не считать мои. На двоих у нас их как раз четыре. — Да-да, — кивнул Агрест, — вы имели все шансы. Но вмешался я. Позвольте исправить это недоразумение. Сезар сделала губы буквой «о». С недоверием посмотрела на Агреста. После чего произнесла: — Ужели вы хотите предложить нам сложить сумму ног до восьми? Как вы на это смотрите, мадемуазель Дюпен?.. Маринетт потупилась. — Я… м-м-м… совершенно не против такой математики, — произнесла она. — Мы сможем обогнать любой экипаж. К тому же на улицах… страшно темно. То есть я не против, чтобы нас стало больше. Адри удручённо покачал головой. — Как жаль, я не взял с собою фонаря. Опасно нестись на такой скорости через мрак. — Печальное упущение, мсье Агрест, — согласилась Сезар. — К фонарю неплохо было б иметь лодку. Этим я хочу подчеркнуть, что в Париже стало неприлично сыро. Не находите? Похоже вы привезли из Лондона знаменитые британские дожди… — Они увязались за мною, ничего не могу с этим поделать. Итак, я кругом виноват, и пора бы мне перед вами оправдаться. Прищёлкнув пальцами, Адри повернулся к площади. Дождь сделался тише, но его капли всё ещё блестели в свете фонарей. К лестнице то и дело подъезжали экипажи. В которые запрыгивали счастливые парочки, троицы и квартеты. Кучера старались как можно скорее покинуть занятое место, чтобы избежать никому не нужного скандала. В этом был и корыстный расчёт: чем скорее они довезут клиентов, тем быстрее окажутся здесь, чтобы забрать порядком замёрзших (и потому щедрых!) зрителей. Словом, от экипажей рябило в глазах. Однако «свой» фиакр Агрест рассмотрел сразу. Нино, то ли из лихости, то ли из боязни упустить повозку, стоял на подножке, одной рукой держась за фонарь, а другой за цилиндр. Агрест поспешно раскрыл зонт. — Мадемуазель, — сказал он, рукой указывая на остановившейся у ступеней фиакр, — ваша карета подана. Окажите мне честь. Разрешите вас проводить?.. Сезар, счастливо ахнув, захлопала в ладони. Затем легонько, самыми кончиками пальцев, подтолкнула Маринетт в спину. Мадемуазель Дюпен, было растерялась (что, как решил про себя Агрест, было любимым её состоянием). Но затем робко взяла Адриана под руку. Держа над девушкой зонт, Адри проводил её до нижних ступеней. Секунды замедлили бег. Адри казалось, что и капли дождя, барабанившие сейчас по ткани зонта стучали реже. Он не смог сдержать себя, и, повернув голову видел профиль чужого лица. Маринетт смотрела под ноги, свободной рукой придерживая юбки. Теперь, в фальшивом свете фонарей её лицо было уже не копией… а оригиналом. Может дело было в игре теней. А может в серьёзном выражении лица. Бриджитт умела улыбаться. Но в тот вечер… она казалась слишком уж серьёзной. Агрест с головой провалился в прошлое. В момент, когда он точно так же отсчитывал ногами ступени, в первый раз провожая серьёзную и неулыбчивую Бриджит. Когда он впервые узнал её имя, и то, как пахнут её духи. Она столь же внимательно смотрела под ноги, осторожно ступая на мокрый мрамор. А затем… откинула капюшон и подняла на него бесконечно-глубокие, синие глаза. Тогда же, впервые, она улыбнулась. Одними кончиками губ. «Я, — много позже призналась она, — приняла в тот момент решение. И ты до сих пор не заставил меня о нём пожалеть, Эдриен». Этот момент даггеротипом отпечатался в его мозгу, он являлся всякий раз, когда он видел её портрет. Когда мыслями возвращался в укрытый туманом Лондон. Теперь он мог повториться. Но не повторился; к счастью — Адри не знал, смогло бы выдержать это его сердце. Лахифф резво освободил подножку. И молча раскрыл перед девушкой дверь. В минуты крайней необходимости он переставал изображать простака, и делался галантным. «Наверное», — подумал Агрест, отводя взгляд от профиля Маринетт, — «поэтому он так нравится девушкам». Маринетт замерла перед подножкой, не решаясь ступить. Вертела головой, смотря то на Лахиффа, то на Агреста. Оба терпеливо мокли под дождём. Адри понимал причину её замешательства: в фиакре было всего один диван. То есть два места. Благодаря этому он был быстрее прочих. Он подбодрил её вежливой улыбкой. — Спустя пару мгновений к вам присоединится ваша спутница, — сказал он, чтобы развеять любые сомнения. — Однако вы не спешите, и поступаете разумно. По-моему, воздух сегодня ночью необычайно свеж, им трудно надышаться. Бриджитт любила его юмор. Пожалуй, единственная на всей Земле, понимала его и искренне смеялась одними глазами. Глаза Маринетт выдавали сейчас только ставшую привычной растерянность. — Но… — тихо произнесла Маринетт. Затем голос её стал громче: — Как же вы?.. — О. Я очень люблю дождь, — ответил Адриан. — Вы не готовы мне поверить?.. — Что вы! Не-ет. Но-о… Адри подставил ей ладонь. Девушка колебалась ещё мгновение, однако не нашла ни одного аргумента. И потому подчинилась. Чужая узкая ладонь, тёплая даже через ткань перчаток, легла на его. Маринетт, подобрав юбки, одним изящным движением очутилась в салоне. На бледное лицо легла полоска золотого света. В полумраке, под стрелками тонких бровей на него смотрели синие глаза. — Дружище, — сказал Адриан, поворачиваясь к кучеру, — подожди ещё немного. Нино. Он понимающе кивнул. И, словно бы невзначай встал рядом с козлами. Адри поспешно взбежал по лестнице, где, под прикрытием козырька его ждала Сезар. — Ах, мсье Агрест, как мило, что вы не забыли обо мне, — сказала она, беря Адри под локоть. Это движение далось ей так непринуждённо-легко, что Адриан решил — Сезар большая любительница таких вот парных прогулок. Он укрыл её зонтом: — Господь с вами! Как бы я смог?.. — Мадемуазель Маринетт сегодня просто сияет! Я бы поняла и не огорчилась, затми меня её свет. — О чём речь? Вы обе сияете столь ярко, что даже актёры щурились, когда смотрели в зал. — Хо! В самом деле? Вы слорнировали даже это? Воистину, люди не врут. У охотников просто изумительный уровень внимания к деталям! Она хитро глянула на него из-под густых ресниц. Адри не нашёлся что ответить на этот вполне светский укол. Только почувствовал, как горят мокрые от дождя щёки. Они дошли до последней ступени. — Мсье Адриан, — тихо произнесла Сезар, легонько коснувшись пальцами его перчатки. — Я не имела намерения вас обидеть. Простите меня. — Не могу представить грубость, которая могла бы сорваться с ваших уст, — ответил Агрест. — Вам за это никогда не придётся извиняться. Мадамуазель Сезар ответила ему широкой южной улыбкой. — Хорошо. Вы лишили меня этого. Но оставьте хотя бы возможность вас благодарить. Итак, спасибо вам, мсье Агрест. Вы хороший человек. Она забралась в фиакр, хотя и не столь проворно, как Маринетт. Адри коснулся пальцами полей цилиндра. — Счастливого пути. И доброй вам ночи. — Доброй ночи, Адриан. Мариенетт вопросительно посмотрела на спутницу. Не нашла в её лице того, что искала. После чего произнесла: — Мсье Агрест! — Да-да?.. — Будьте осторожны на улицах. Прошу вас. В голосе её читалась тревога, и это показалось Адри очень трогательной деталью. Он свёл всё в шутку: — Благодарю, мадемуазель. Но я неплохо плаваю. Остановив жестом кучера, который уже собирался трогаться, Адри сложил зонт. И вставил его в держатель подставки. — Он может вам пригодиться, — произнёс Адриан. А затем, не дожидаясь возражений, закрыл дверцу кареты. Кучер, крякнув, щёлкнул вожжами. Лошадь послушно пошла сперва шагом, а затем перешла на рысь. Адри на секунду показалось, что Маринетт всё ещё смотрит на него через мутное стекло фиакра. Но, конечно, это была всего лишь иллюзия. К чему ей на него смотреть?.. Экипаж описал широкий круг по площади. после чего скрылась в объятиях одной из улиц. Друзья остались стоять на последней ступени Оперы. Подле неё плескалась прегромадная лужа. — Всё это было очень галантно, — едким тоном произнёс Лахифф, — ты похитил их сердечки. Но зонтик мог бы для нас оставить. Агрест пожал плечами. — Я давно мечтал избавиться от этого чудовища. — Ты про Сезар? Понимаю. — Нино! — возмутился Адриан. — По-моему она славная девушка. Друг скорчил кислую мину. Оба неспешно направились вдоль лестницы. Которая непременно выведет их на улицу. А уж там — перед ними весь Париж! — Пока ты прохлаждался в склепе, — сказал Нино, засовывая руки в карманы брюк, — она затюкала меня своими подколками. Жалит как оса. Я всерьёз думал подпереть входную дверь поленом. Только это бесполезно. Она войдёт в окно, или просочится через трубу. Натуральная ведьма. То есть, я хотел сказать, волшебница. Фея чистоты и компромата. Тебе не кажется, что она через край любопытная? Дня не прошло, а уже чего-то крутится, вынюхивает… — Любопытная прислуга? Да-а, вот уж невидаль. Всё равно не понимаю, отчего тебя гнетёт её общество. Прекрасная креолка не поддаётся мужским чарам?.. Лахифф поспешил сменить тему. — М-м-м, — промычал он. — А что ты думаешь о Маринетт? — Угу, — сказал Адриан. — Понятно. Раз ты хочешь знать о том, что я думаю, то вот тебе ответ. Я думаю это мадемуазель Сезар добыла нам билеты. Слуга возмущённо фыркнул. Но как-то не слишком убедительно. — Слушай, Адри, — сказал он, в очередной раз меняя направление мысли. Над головами друзей мерцали в дожде фонари. Лужи отражали искажённые силуэты, бредущие на фоне мокрых стен. — Вся эта история с Парижем и трупами навела меня на мысль. Возможно вообще, чтобы в мире перевелись одержимые? Чисто теоретически. Как считаешь? Агрест понимающе кивнул. — Возможно, — сказал он. — Конечно… возможно. Они переведутся. В тот самый миг, когда исчезнет последний живой человек. — Обнадёживает невероятно. Прямо бодрит, ничего не скажешь. Никогда, значит, это не закончится. Адри случайно пнул подвернувшийся под носок камешек. — Закончится? О-о-о. Друг мой! Всё только начинается. Над Парижем воздух был чист и свеж — в нём носился гулкий звон клоков, зовущих на ночную службу. Адриан был прав — всё только ещё начиналось.Благородного читателя милостиво прошу отслушать: Black Is the Color - Espers