***
– Чтоб он сам хоть раз проплыл пятьдесят метров брасом, – бубнил Чанбин. – А то сидит важный-бумажный на стуле и только свистит: «Быстрее, Со! Ты можешь лучше!». А как соревнования – то сразу Со Чанбин. Он зашёл в душевую и хлопнул дверью. Никого уже не было: Чанбин последним сдал все нормативы, подряд. Президент студсовета зафиналил в полный голос: – Вертел я это плавание на... Осёкся. Холодок сбежал по спине. На середину душевой вышел Хван Хёнджин: настолько же красивый, насколько и подлый. – На чём же, президент Со? – он ухмыльнулся, вспенивая гель с запахом лавра и ежевики. Грудь часто вздымалась и опадала, влажным воздухом было не надышаться. «Без паники. Я тоже не абы кто» – Чанбин пошёл вдоль противоположной линии кабинок, держа Хвана «на прицеле». Встал ровно напротив. – Ты забыл правило? – Хёнджин изогнул бровь. Дрожь прошла по телу. – Пятое или седьмое? – Их всего четыре, тупица. Чанбин ухмыльнулся одним краем: ему было прекрасно известно число правил. Маленькое открытие. Но оцепенение спало с тела, Чанбин заговорил: – Давай хорошенько подумаем, – молния на костюме вжикнула, оголяя раскачанные грудные мышцы, – твоих дружков рядом нет, я – президент студсовета, и на короткой ноге с администрацией, – Чанбин освободил от неопрена плечи хорошего пловца. – Мы просто моемся, и я никому не говорю, что ты разрешил мне нарушить правило. Могу даже отвернуться, – спустил костюм до пояса, но тот сполз до тазовых косточек, обнажая тёмную дорожку. – Идёт? Хёнджин изучал его, скользил взглядом сверху-вниз и обратно, не забывая презрительно кривиться. Выдавил: – Идёт. «Вот и славно» – Чанбин разделся и, как обещал, встал лицом к стене. Сполоснулся, намылился, взбил шампунь на волосах. Но спиной чувствовал прожигающий взгляд. «Мне просто мерещится опасность» – убеждал себя Со, но повернуться и проверить не решился. Дождался, пока Хван уйдет. «Получается, я единственный, кто видел его голым?» – Чанбин усмехнулся, сделал воду погорячее и зажмурился, – «А он вполне ничего… Даже очень…».***
Чанбин поставил железный поднос на стол, его облепили ребята из студсовета. «Концерт уже завтра, я так волнуюсь», «Ты не одалживал никому наш степлер?», «Контрольная по физике просто жесть» – и такие разговоры звучали по всей столовой. Сливались в шумовой фон, гудение пчелиного роя. Хёнджин сидел в противоположном углу, закинув ногу на ногу. С его позиции отлично просматривался вход, и никто не мог прошмыгнуть мимо. Глаза Хвана блеснули. Он поманил пальцем громилу, зашептал ему на ухо. Жар полз по плечам к ладоням. «Сейчас опять прижмут кого-то». Прислужник за шкирку притащил мальчишку к Хёнджину. Тот, не вставая с места, вцепился ему в ухо и притянул к себе. Пацан заскулил от боли. Хван сказал ему что-то, желваки ходили по его лицу. Отпустил. Младшеклассник дрожащими пальцами потянулся к мочке, копошился. «Достаёт сережку» – Чанбин так и не притронулся к еде. Сидел весь напряжённый, спина прямая, руки в кулаки. Мальчик отдал серьгу Хвану и тут же убежал, сверкая пятками. Пальцы и ухо жертвы испачкались в крови. Чанбин сжал зубы. «Я должен был вмешаться» – но он никогда не вмешивался. У каждого своя задача: Со управлял всем честным и официальным, Хёнджин – держал под контролем отморозков школы. Да и три правила – не так уж много. Языком Чанбин толкал пирсинг-обманку. Всё тело оцепенело. «Твою налево… Забыл снять после прогона» – Чанбин хотел убрать колечко, но отыскал глазами Хвана. Холод пробрал до кончиков пальцев. Поздно. Хёнджин смотрел на него в упор. Поднялся в слоу-мо, не сводя взгляда с Чанбина, направился к его столу. Стук лаковых туфель – как обратный отсчёт. Ребята из студсовета тараканами поползли врассыпную. – Стоять! – рявкнул Со. Товарищи сели. Чанбин поднялся с места, вышел вперёд, собираясь встретить недруга первым. Пекло шею, лицо, грудь, ладони взмокли. Чанбин сглотнул. При виде Хвана его предохранитель слетал напрочь. – Что это? – Хёнджин держал руки в карманах, но его голос звенел. – Ты про это? – Чанбин чуть нахмурился и указал на кольцо в губе. Приспешник выдвинулся из-за спины Хвана, но тот рукой остановил его. Кивнул. – Пирсинг, Хёнджин. Настоящий, – Чанбин не понимал, зачем врёт. – Смотри, как могу. Он кончиком языка провёл по нижней губе и поиграл со стальным колечком в углу. Хёнджин следил животным взглядом. Побелел, тут же – зарумянился. Со улыбнулся. Хван замахнулся и рванул к нему, Чанбин – ухватил чужой галстук. Они почти взорвались, почти помяли друг друга, но в миллиметрах от цели замерли. Множество рук вцепились в плечи. Удерживали, стягивая ученический пиджак, а Чанбин всё рвался разукрасить идеальное личико напротив. Хвана так же осадили. Да не кто-нибудь, а его шайка. – Что здесь происходит?! – прогремел голос директора. Зачинщики синхронно повернули головы. Хёнджин стряхнул чужие руки с плеч, поправил галстук. – Уже ничего, – поклонился с лёгкой улыбкой. «М-м-м, сама невинность» – Чанбин запахнул пиджак. Смазливая мордашка – ещё одна из причин, почему Хвану многое спускали. – Да, господин директор, всё в порядке. Он ещё раз окинул столовую внимательным взглядом из-за очков, и скрылся в буфете. Со и Хван уставились друг на друга. Между ними выросла невидимая преграда: значит, сегодня без открытых столкновений. – Считай, повезло, – бросил Хёнджин и опёрся о стол. – Это тебе повезло, – Чанбин шагнул к нему и горячо зашептал на ухо: – Я бы съездил тебе по лицу, да уж слишком оно красивое. Ошарашенный взгляд Хвана был ему наградой.***
Чанбин открыл спортивную сумку, замер, когда не нашарил рукой костюм. Расстегнул молнию до конца, разворошил вещи, вытаскивал всё, что там было. Радостные (что равняется злорадным) взгляды школьной банды только всё подтвердили. Его костюм спёрли. «А ты думал, за сцену в столовой тебя по головке погладят?» – Чанбин пошёл в тренерскую. Но для их физрука единственной уважительной причиной была смерть. Всё, что он сказал: «Посмотри в забытых вещах». Чанбин вернулся в опустевшую раздевалку. «Теперь я ещё и опаздываю». Последний раз в надежде порылся в сумке… Нет, плавки он нашёл. Только это были не его плавки, а явно подброшенные всё теми же, ради шутки. Шутка вышла и прям отличная (что равняется идиотской). «Что это за трагедия из синтетики?» – Чанбин двумя пальцами держал плавки, синенькие, ещё с этикеткой. Это были даже не семейники, и не боксеры, а… самый минималистичный из приемлемых вариантов. Но, в отличие от забытых вещей, они были новыми. Чанбин бросил их, с грохотом попал в железный шкаф. Мозг уже выдумывал, каким способом лучше свернуть Хвану его лебединую шею, когда раздался свист. Физрук стоял в проёме. Одного взгляда хватило, чтобы Чанбин зашевелился. «Ну, зато Хёнджин их сам выбирал». Со спустился в бассейн последним, под взгляды всей параллели. Вода сегодня показалась ледяной. Началась разминка. «С размером ты прогадал, Хван» – резинка сдавливала живот и ткань иногда врезалась в ноги, так что Чанбин без надобности не шевелился. Поэтому шайка без труда его окружила: от них и уплывая-то сложно отделаться. Здоровые лбы барахтались вокруг, брызгались, поливали водой изо рта, но будто специально промазывали. «Неужели боятся? Или приказ такой?» – Чанбин сверкнул глазами на Хёнджина, что наблюдал возле бортика. – А где же твой классный костюмчик, Чанбин? – хулиган щипнул за бок. Шея и лицо горели. Чанбин смерил его взглядом. – Полагаю, у тебя в шкафчике. Оставь себе, раз не можешь купить такой. Хулиган метнулся за спину и заломил руку. Боль пронзила лопатку. – Следи за языком! Знаешь, кто мои родители? Вода плескалась у самого лица. Кажется, они собирались его топить. – Конечно, знаю: я видел твоё личное дело. Рассказать? Руку отпустили. Чанбин выпрямился и потёр запястье со следами пальцев. Банда собралась вокруг Хёнджина, он им что-то втолковывал. Хван повернул голову, и на долю секунды их глаза встретились. Щёки вспыхнули. Чанбин отвернулся. «У них есть план». И точно: каждый раз, как президент студсовета приближался к вышке хоть на половину очереди – шайка втискивалась перед ним. Чанбин быстро их раскусил и просто смирился. Сегодня сдавать ничего не нужно. Он простучал зубами остаток урока и уже засобирался в душевую, когда: – Чанбин! – крикнул физрук. – Я что-то не видел, чтоб ты прыгал с вышки. – Да я э-э-э…– в голову ничего не лезло. – Давай, каждый ученик должен прыгнуть хотя бы пять раз. Чанбин снял сланцы и поплёлся к вышке. Забраться по лестнице, разбежаться, нырнуть, выплыть, дойти до вышки, забраться… и так пять раз подряд. Чанбин не то что согрелся – он запыхался! На заплетающихся ногах подошёл к душевой. Замер. «Что если они там всей шайкой? Устроят мне тёмную…» – но Чанбин не мог знать наверняка. Унял тремор и толкнул дверь. Внутри оказалось тихо и почти пусто: только одна бутылочка геля стояла посередине. «Вдруг они спрятались?». – Закрой: холодно, блин, – голова Хёнджина высунулась в проход. Чанбин выдохнул и перешагнул порог. Кроме них двоих тут и правда никого не было. «С каких пор я его не боюсь?» – Со занял кабинку по диагонали от Хвана и отвернулся. – Если хотел видеть меня голым – так бы и сказал. А то устроил какой-то цирк с кражей. Вода шумела, но Чанбин слышал, что Хёнджин замер. – С чего ты решил?.. – Ну а зачем тогда ты подсунул мне это блядство? – он снял плавки и шлёпнул в лужу. Хёнджин молчал. Долго. Затем выдал задумчивое (и даже не презрительное): – Хм, а ты не выглядел смущенным. Хотя чего тут смущаться… Перехватило дыхание. Волна жара прошлась от живота до кончиков ушей. «Что он хотел этим сказать?!» – но Чанбин знал, что безопаснее промолчать и не задавать вопросов. Он смывал с себя хлорку и спиной чувствовал изучающий взгляд. Схватил мочалку-губку. Понял, что из-за дурдома с плавками забыл взять гель. «Попросить или он мне лицо откусит?» – Чанбин чуть повернул голову в сторону Хвана. – «Если не попрошу – будет ещё хуже». – Пс-с можно гель одолжить? Я забыл, сам знаешь, из-за чего. – Вернёшь с процентами. Обрадованный, Чанбин тут же развернулся. Искал взглядом флакон, а увидел то, что для него не предназначалось. У Хёнджина стоял. Чанбин вспыхнул, сглотнул, опустил взгляд и постарался забыть, но как назло мозг продолжал подсовывать именно это. Со выдавил гель, уткнулся в тёмные швы. Но увиденное как прожектором переводилось на белую плитку. И самое противное: в ответ внутри зашевелился жар, кровь собралась и пульсировала внизу живота. «И ты туда же?» – Чанбин бросил взгляд на… свои стопы. Если бы была кнопка «отключить думалку» – он бы её нажал. Потому что все мысли крутились около Хёнджина: почему, отчего, не на него ли и сколько. – Если что: я тебя отпиздил, понял? – сказал Хван. Чанбин хотел обернуться, но сдержался. – Понял. Костюм вывалился на Чанбина из железного шкафчика, целый и невредимый (и даже не натёртый перцем). Со не чувствовал отвращения, держа вещь, что лежала в сумке Хёнджина. Вещь, которой он касался. И которую Чанбин будет носить предельно близко к коже. «А так пришлось бы выкинуть». Запах лавра и ежевики не покидал весь день.***
В этой школе обожали концерты, потому что правило № 2 на сцене не действовало. За кулисами ребята цепляли фальшивые пирсинги, переводили татуировки, красили волосы из баллончиков. Чанбин выглянул из этого балагана. В актовый зал подтягивались люди, техник настраивал звук, ведущие прогоняли текст в последний раз. – Раз-раз… Раз, два. Кто забыл красную флешку? Банда Хёнджина обычно садилась на самый последний ряд, хрустела едой, дурачилась и шумела так, что учителя оборачивались и шикали. Но пока что их места пустовали. Чанбин опять шевелил языком пирсинг. Кто-то коснулся спины. Со подскочил, запахнул занавес. Прозвучала торжественная музыка, ведущие звонкими голосами открыли концерт. Номера сменяли друг друга. Чанбин то и дело смотрел на листок с программой, будто не выучил её наизусть. Всё чаще вытирал ладони о брюки, повторял движения и рэп-партию. – А сейчас поприветствуем второй класс с песней…– голос ведущей потонул в сердцебиении. Зрители аплодировали. Чанбин поднялся на сцену, смотрел – и не видел. Двигался на автопилоте, но к припеву чуть отошёл. Улыбнулся администрации, окинул взглядом зал. Хёнджин. Он вальяжно развалился в четвёртом ряду. Один. В глазах Хвана таилась невысказанная грусть. Чанбин еле успел вступить. Из-за плохого вступления чуть не задохнулся в конце фразы, но вытащил. Задвигался по сцене. Мышцы размякли от схлынувшего адреналина. В конце послал сердечки девчонкам, что снимали его «фанкамы». Чанбин с облегчением ввалился за кулисы. Но когда сел в зале на откидное кресло – Хёнджина и след простыл.***
Степлер таки нашёлся (в столе у техника) и Чанбин, заваленный прочей канцелярией, возвращал всё в кабинет студсовета. Школа опустела, затихла. В редких кабинетах горел свет, звонки не врезались в воздух, не били по ушам. На третьем этаже стоял полумрак. Чанбину лень было нащупывать выключатель: он и так найдёт дорогу в кабинет. Жёлтая полоска рассекла бетонный пол. Чанбин отступил. Свет падал из отставшей двери малого спортивного зала. Там кто-то был. Президент студсовета на цыпочках перешёл на другую сторону. Прислушался. Один человек. Волоски на руках поднялись. Чанбин крался к зазору и вспоминал, на какой стене в зале зеркало. В узкой полоске Со увидел чудо. Чанбин понял: он не умеет танцевать. Потому что по сравнению с ним был крутильщиком канатов, а Хёнджин – кружевницей. То, как он двигался – просто магия. Быстро и точно, как выстрел, и тут же – плавно и тягуче, будто в замедленной съемке. На биологии показывали скелет человека, но у Хёнджина, кажется, даже кости гнулись. Он – что-то за гранью возможного. Стопы приросли к полу, а тело тянулось к двери: рассмотреть побольше. Лицо Хвана блестело от пота, волосинки прилипли к вискам и шее, но Хёнджин не останавливался. Он танцевал босиком. «Чтобы не скрипеть кроссовками» – догадался Со. Музыка звучала только в наушнике Хвана, но Чанбин чувствовал её: в его дыхании, в его движениях, эмоциях. Жар охватил лицо, сдавил горло. Чанбин не мог сглотнуть, глаза защипало. «Он танцует лучше всех, кого я видел. Он как айдол» – и все в школе знали: Хёнджин никогда не участвует в концертах. Хван дьявольски улыбнулся перед самой взрывной частью танца. Глаза не успевали за его движениями. Но тело отзывалось электрическим, будоражащим теплом. Чанбин закусил губу. Внизу пульсировало и сладко тянуло. Ближе… Металлический стук. Долбанный степлер свалился на пол. Чанбин схватил его, поднял, когда Хёнджин уже шагнул к двери. Президент студсовета рванул к лестнице с низкого старта. Он не оборачивался. Взлетел по ступеням, не слыша шагов, кроме своих. Захлопнул кабинет. Свалил канцелярию на стол зама. «Кажется, пронесло». Кровь стучала в голове и в ямке у горла. Конечности налились слабостью. Чанбин запрокинул голову и усмехнулся: он один знает секрет Хван Хёнджина.***
В кабинете студсовета горела одна лишь настольная лампа. Чанбин расставлял одолженные вещи по местам, когда входная дверь скрипнула. Хёнджин, ибо это был он, щёлкнул замком. Зацепил по пути стул, развернул у президентского стола и уселся в излюбленной позе нога на ногу. Чанбин медленно положил ножницы на место. Оглядел Хвана: галстук расслаблен, одна пуговица расстёгнута, капли воды попали на ворот рубашки. Расхристанный и разгорячённый. Чанбин улыбнулся. – Зачем явился? – Может, в студсовет хочу, – Хван задрал подбородок и сощурился. – У вас есть вступительные испытания? Например, понравиться президенту… Чанбин подошёл, навис, упираясь рукой в спинку стула. – Ты его уже прошёл, – он убрал прядь ото лба и погладил по щеке. – Шикарно танцуешь. – Лицо не трожь, – Хёнджин оттолкнул его руку. Вскочил, смотрел ошалелыми глазами. Чанбин повёл головой: его эти игры уже достали. За спиной Хвана пустовал четвёртый стол. Чанбин толкнул гостя, уложил на лопатки, после борьбы перехватил его руки и прижал к столешнице. Хёнджин дёргался, занёс колено. Чанбин вклинился ему между ног. Чужое возбуждение коснулось паха. Взгляд скользнул к ширинке и обратно – к покрасневшему лицу Хёнджина. Чанбин ухмыльнулся уголком. – Так вот оно что, – он наклонился ближе. – Вот почему тебя бесят обнимающиеся парочки – ты так никогда не сможешь. Яркая внешность – боишься себе позволить. А в ду́ше у тебя встаёт на одноклассников. – Он прошептал на ухо: – Особенно на одного. Ты боялся травли, и сам стал травить всех. Ты гей, Хван Хёнджин. Тело под Чанбином мелко подрагивало. Хёнджин попытался вырваться, но не смог. Он поджал губы, часто моргал, надеясь закатить слёзы обратно. Что-то дрогнуло в сердце, рёбра сдавило. «Хван Хёнджин. Раздираемый страхом изнутри». Повинуясь порыву, Чанбин отпустил его и нежно поцеловал в шею. – Не волнуйся, я никому не скажу, – он задержал взгляд на его глазах. Отстранился. – А теперь… чего ты хотел на самом деле? Чанбин догадывался, но ему нужно было услышать. Хёнджин поднял корпус и опёрся на руки. Прошептал, борясь сам с собой: – Тебя. Тепло, как от мятного чая, затопило грудь. Чанбин сверкнул глазами на Хвана. Если бы неделю назад президенту студсовета сказали, что гроза всей школы будет просить его о близости, то он бы покрутил пальцем у виска и отвёл к школьной медсестре. Но сейчас это – реальность. И Чанбин соврёт, если скажет, что не думал об этих длинных ногах или красивом личике. Он стянул пиджак и кинул на спинку стула. Зарылся пальцами в длинные волосы Хвана, оттянул, заставляя запрокинуть голову. Желание растекалось по телу иголочками, горячило кожу. Чанбин опасно приблизился к шее Хёнджина, втянул до боли знакомый запах лавра и ежевики. Со коснулся губами белой шеи. Ещё раз – смелее и дольше. Втянул кожу, полюбовался красным следом. Поднялся выше, прикусил. Хёнджин издал сладкий стон, шире развёл ноги. Чанбин прижался между его бёдер. Теперь они оба были напряжены, и Чанбин намеренно проходился по оттянутой ширинке, вызывая разряды удовольствия. Рука переместилась с затылка Хвана на скулу. Тот опустил глаза, в них плясали чертята. Чанбин большим пальцем очертил его губы. Коснулся их своими. Движения тут же перестали быть скромными. Хёнджин протолкнул язык внутрь, горячесть его рта вливалась в другой. Чанбин, не разрывая поцелуя, сжимал талию Хвана, его бёдра и мягкие места. Галстук ощущался удавкой. Дышать стало нечем. Чанбин оттянул напоследок нижнюю губу Хёнджина и легонько прикусил. Слишком жарко. Чанбин расстегнул верхние пуговицы рубашки, сорвал галстук. Потянулся к брюкам Хёнджина, пуговица которых грозила вот-вот отлететь. Хван остановил его дрожащие руки. – Сначала ты. Он поменял их местами, опустился на колени. «Эй, тут пол не стерильный» – единственное, что подумал Чанбин, когда его брюки спустили до колен. Горячее дыхание чувствовалось даже через боксеры. Хёнджин осторожно целовал член через ткань, гладил в самых интересных местах, забрался пальцами под чёрный хлопок. Чанбин простонал в сомкнутые губы. Хёнджин издал смешок. Подцепил резинку и, замерев на секунду, стянул и боксеры тоже. Воздух обдал пах. Чанбин дёрнулся, когда Хван провёл головкой по своим пухлым, ещё влажным от поцелуя губам. Обводил языком, обхватив ладонью основание, и ритмично двигал рукой. Биение сердца ощущалось не в груди, а под его пальцами. Тело раскалилось, казалось, даже воздух вокруг дрожит. Хёнджин снова замер, прикрыл глаза. – Продолжай, пожалуйста, – Чанбин пропустил его волосы между пальцев. – Сделай это ради меня. Хёнджин вскинул взгляд испуганной лани. Вобрал совсем немного, но через несколько толчков погрузил в рот около половины. Цветные круги заплясали перед глазами. Он такой горячий. Чанбин стонал в собственную ладонь, чтобы их не услышали. Хёнджин другой рукой потянулся к себе, вжикнул молнией брюк. – Без рук, Хван, – прохрипел Чанбин. Он послушался. Схватился за бедро Со, легонько царапнул, прогнулся в пояснице. Один вид румяного, взлохмаченного Хёнджина, что с наслаждением отсасывает тебе, мог свести с ума. И Чанбин почти переступил грань, но вовремя остановил Хвана. Он непонимающе уставился, прозрачная ниточка тянулась к его губам. – Только с тобой. Чанбин приподнял его подбородок. Хёнджин встал на ватных ногах, тут же сел на длинную сторону стола. Чанбин снял с Хвана всё, кроме белых гольфов и рубашки. Обхватил рукой их сочащиеся влагой члены, растёр её по всей длине, заскользил по плоти рукой. И пытался расстегнуть на Хване несчастные пуговицы. Голая кожа. Чанбин припадал к ней губами, сам сгорая изнутри, целовал ключицы и плечи, стонал в шею. Хёнджин толкался бёдрами в его руку, создавая ещё больше удовольствия. Он буквально скулил. Страх быть пойманными только подстёгивал, мурашками проходился по спине и бёдрам. Жар объял их обоих, чужое дыхание ощущалось огнём на коже. Но Чанбину стало плевать на всё, кроме тягучего напряжения внизу. Сладкая боль. Он чувствовал её слишком остро, чтобы это продолжалось хоть сколько-то долго. Тело забило дрожью. Чанбин зажмурился, куснул чужое плечо. Но не смел остановить руку хоть на миг, пока не почувствовал второй горячий выплеск. «Хёнджин». Чанбин разомкнул веки. Оба парня тяжело дышали, будто проплыли километр на скорость. Со не заметил, в какой момент ноги Хёнджина обвили его талию. «Но, блин, это приятно». Чанбин заправил волосы Хвану за ухо, полюбовался расцветшими следами своей страсти. – Разве тебе было плохо? – Чанбин нарушил тишину. – Нет, – выдохнул Хёнджин. – Совсем нет. Он взглянул на Чанбина, и будто испугавшись всего, что они натворили, опустил глаза. – Нет ничего страшного в том, чтобы быть геем, Хёнджин. Гораздо хуже быть дерьмовым человеком. Хван медленно, будто не веря, поднял голову. Его ресницы подрагивали, а губы приоткрылись, он потянулся к Чанбину за быстрым поцелуем. Но Со его продлил. Пора было идти за салфетками, но уж очень не хотелось покидать плен чужих ног. – Так что за четвёртое правило? Губы растянулись в улыбке. – Хван Хёнджин ни в кого не влюбляется. Его ты тоже нарушил. А у меня одно правило: дочитал до конца –> лайк и отзыв