***
Уже ночью, когда последние фейерверки отгремели, фильмы были досмотрены, еда съедена и снежные совы слеплены, Нортон просыпается от того, что кто-то копошится на кровати — оказывается, это Брук пытается устроить гнездо из одеяла. Вайт с Эммой пришли смотреть фильмы после того, как нагулялись, и по итогу, утомившись за день, всем скопом они тут же и заснули. Нортон раскинулся в центре кровати, как тот, кто занимает больше места, а остальные вокруг него: Вайт совсем с краю, удерживаясь лишь на добром слове и свернувшись в клубок, Эмма почему-то вверх ногами и без подушки, а рука ее вовсе свесилась на пол. Вокруг кровати стояли кружки с недопитым какао, на тумбочке — пустые бокалы из-под шампанского, пара тарелок и упаковка маршмеллоу, заботливо запечатанная зажимом для бумаги. Нортон глазами обвел комнату, а потом заметил, что с балкона тянет холодом — значит, окно открыто. Он еще пару минут лежит, сонно пялясь в потолок и не понимая, чего ему не хватает, но потом осознает, что это Наиб куда-то подевался. Тогда Нортон встает, аккуратно выпутываясь из одеяла, набрасывает его на детей и идет на балкон, прихватив с собой плед, и точно — Наиб стоит и смотрит на город, все еще сияющий огнями, но чуть притихший, насколько вообще может притихнуть Лондон. Он не курит, что удивительно. Просто наблюдает, подперев щеку ладонью и облокотившись о подоконник. Нортон специально с щелчком прикрывает дверь, чтобы предупредить о своем присутствии, и Наиб спокоен, когда его обнимают сзади. Он прислоняется спиной к чужой груди и чувствует, как Нортон утыкается носом в его волосы и тепло расходится у него по голове. Они стоят так до тех пор, пока не начинают мерзнуть даже через плед, и тогда решают возвращаться в комнату. — Эй. — Да? Нортон смотрит ему в глаза, потом на губы из-под опущенных ресниц. Однажды он привыкнет, что может поцеловать его в любой момент, когда захочет, и это не будет ощущаться чем-то невероятным и волнующим, но сейчас у него все внутри замирает, когда он наклоняется и кладет руку на чужую щеку, аккуратно убирает за ухо прядь. Наиб закрывает глаза и подается вперед — доверяясь, разрешая. Он тоже не привык, но очень хочет. Ему нравится это между — когда уже можно, но эмоции такие, будто еще нельзя, и это бесконечный диалог, и вы каждый раз отвечаете да, конечно же да. Нортон отстраняется с улыбкой. — С Рождеством.Интермедия: Aglow
4 января 2023 г. в 15:00
— Столько сахара пойдет?
— Да сыпь еще, не жадничай.
В агентстве с самого утра было оживленно и шумно — совсем немного по-другому, чем в любые другие дни. Зима приближалась к своему самому главному празднику, поэтому все сегодня встали пораньше, чтобы внести свой вклад в подготовку и вечером собраться вместе праздновать Рождество — ради этого даже Наиб взял выходной, человек, который, наверное, ни дня в жизни не отдыхал. С самого утра все носились по агентству, развешивая украшения, прятали подарки получше, бегали из дома в магазин и обратно, потому что каждый раз что-то забывали купить.
— А эти крошки тут и должны быть?..
Нортон наклонился над кастрюлькой. Вайт ткнул силиконовой лопаткой в странные черные пятнышки на тающем сливочном масле. Они вызвались делать пряничных человечков, и тот факт, что никто в этом доме не умеет печь ничего сложнее картошки, был начисто проигнорирован.
— Это от тостов, я просто нож не помыл, — признался Нортон и оглянулся, проверяя, не слышит ли его Наиб. — Да ладно, никто не заметит.
Вайт скептически посмотрел на него и молча помешал масло, смешанное с корицей и имбирем. Мимо пронеслась Эмма с коробкой украшений, вся в мишуре и гирляндах, с ободком в форме оленьих рогов на голове и в самом нелепом свитере в мире. Она достала для всех остальных абсолютно такие же несуразные, оскорбительно уродские рождественские свитера и убедилась, чтоб сегодня все их носили. А Эмме никто отказывать так и не научился.
— А чего это у вас так вкусно пахнет? — она заглянула в кастрюльку.
— Любопытных по двадцать третьей статье садят, — Нортон щелкнул ее по носу. — Потом узнаешь.
Девушка цокнула языком, нацепила ему на голову точно такой же ободок и убежала, шурша и звеня колокольчиками, как целая оленья упряжка.
— Ты больше на оленя похож, чем я!
— Эй!
Она вернулась в гостиную, где Наиб пытался установить елку. Дерево было таким большим, что едва потолок не задевало, но когда они выбирали, Эмма решила, что так даже лучше — больше украшений поместится. Она поставила коробку на пол и принялась помогать — вокруг них кружила Брук, думая, что это очередная поверхность специально для нее. Наиб, зная, что эта пернатая угроза обществу будет принимать попытки опрокинуть все, что плохо закреплено, прикрутил для надежности елку к полу.
— А мы же первый раз в таком составе празднуем, — заметила Эмма, окружая елку гирляндой. Наиб задумчиво хмыкнул.
— Да уж. Вайт стал неожиданностью.
— Я не только о нем, — девушка встала на стул, чтобы дотянуться до верха. — Помнишь, что было в прошлом году?
Наиб только сейчас осознал. Это также первый раз, когда они празднуют вместе с Нортоном — в прошлом году они поссорились и отмечали отдельно, и он подозревал, что тот просто был один у себя дома и бог знает чем занимался; в позапрошлом у них не получилось из-за работы: Наиб вообще едва не остался за пределами Англии без документов, но это уже другая история; еще до этого они просто слишком долго топтались на одном месте, чтобы наконец предложить друг другу собраться. Все время им что-то мешало, и в большинстве случаев это были они сами — тупая гордость и неуверенность. Наиб думал, что уже пережил весь стыд за себя из прошлого, но воспоминания все всплывали и всплывали, как масло над водой.
Он потер переносицу, не зная, что сказать. Очередное доказательство тому, насколько они слепые идиоты. Хорошо хоть сейчас они смогли все наладить: Нортон на кухне с Вайтом, и оттуда пахнет корицей и имбирем, Эмма тянется закрепить гирлянду на верхушке елки, звучит чей-то плейлист, наполовину состоящий из Синатры, и вся эта рождественская суета не нервирует, а, наоборот, дарит чувство уюта и безопасности. Брук сидит на елке, как главное украшение, и Наиб переживает только за то, чтобы она не начала грызть лампочки, пока они включены.
— Я столько времени потерял, — вздохнул он с сожалением, но расстраиваться сегодня не хотелось и не моглось. Эмма вставила батарейки в аккумулятор, и елка зажглась цветными огоньками — Брук тут же с нее слетела и вернулась к Вайту на кухню.
— Вы сможете наверстать, — улыбается Эмма ободряюще — у нее на лице разноцветные блики. — Вам еще столько раз праздновать вместе.
И что-то внутри потеплело от осознания, что так и есть.
Это был их первый раз в таком составе, так что, конечно, это было очень важно. Особенно учитывая, что кое-кто из них понятия не имеет, как люди отмечают этот праздник. Ладно, никто из них понятия не имел: Наиб толком Рождество не праздновал, пока не появилась Эмма, сама она нахваталась традиций чужих семей и не знала, какие будет адекватно соблюсти, Вайт забыл или вовсе не помнил, а Нортон пользовался праздниками, просто чтобы поесть за чужой счет. У них было только примерное представление о том, как празднуют Рождество нормальные семьи, но, если не зацикливаться на их «ненормальности», окажется, что и так им очень комфортно. Хотя бы от того, что они все здесь и все косячат, так что никому не стыдно.
Вайт вытащил противень, морщась от запаха горелого теста.
— Мне кажется, мы передержали.
— Блин, Шерлок, как ты догадался, — Нортон лопаткой попытался отодрать печенье с протвиня. Оно поддалось, но низ все равно был почти что черным, а верх едва-едва успел пропечься, и тесто было бледным и рыхлым.
Наиб с Эммой заглянули на кухню, любопытно разглядывая их часовой труд.
— Глазурью покрыть, и нормально будет, — пожала плечами девушка. Только на ее оптимизме и держалось это агентство.
Вайт разочарованно вздохнул, откусывая от печеньки и вдумчиво жуя. Потом макнул в глазурь и продегустировал еще раз. По его лицу было понятно, что даже так лучше не стало.
— По крайней мере, оно менее горелое, чем мы, — произнес он. Нортон от смеха подавился. Наиб уставился на них нечитаемым взглядом.
— Серьезно? Вайт, и ты туда же? — он видел, как тот изо всех сил сдерживает смех, но в конце концов сдается и закрывает лицо руками, сдавленно хихикая. Наиб не выдержит, если он начнет брать с Нортона пример в плане проработки травм. Это будет вдвое больше шуток про мертвых копов и пожары, а у него нет столько терпения.
— Извините.
— Нортон плохо на тебя влияет, — Эмма тоже стащила одну из несильно горелых печенек.
— Я, — Нортон, отсмеявшись, с гордостью приобнимает Вайта за плечо, и они стоят, оба в красно-зеленых свитерах и глупо хихикающие, — отлично на него влияю. Вы просто завидуете.
Наиб бы еще поспорил, чему тут завидовать, но что-то ему подсказывало, что начинать «душнить», как Эмма выражается, в такой хороший день будет некрасиво. Нортон с Вайтом тут же отвлекаются на глазурь, в которую Эмма нагло макает палец, и Наиб уходит в гостиную, забирая с собой Брук, чтоб та не лезла клювом в еду. Потом они все-таки начинают спорить насчет гирлянд, и так до вечера домашняя суета проходит мимо них, ленивая и праздничная.
— Тебе помочь? — Нортон стоял в проходе, скрестив руки и изо всех сил пытался не смеяться. Наиб, одной рукой держась за стену, а другой за елку, злобно на него зыркнул — он не мог даже убрать челку с глаз, потому что все руки были заняты.
— Нет, все под контролем.
— Ага, я вижу.
Наиб уже стоял на стуле, но чертова елочная верхушка все равно была вне зоны его досягаемости. Они правда перестарались и выбрали слишком высокую елку, и теперь Наиб не мог позволить кому-то выше шести футов пошатнуть его гордость. Он дотянется, даже если для этого придется экстренно научиться летать.
— Ну дай я.
— Нет. Оленям слова не давали.
— Маленьким надо помогать, — подливает Нортон масла в огонь.
— Я сейчас эту звезду тебе знаешь куда засуну?
Они оглянулись, удостоверившись, что никакие несовершеннолетние уши этого не услышали, и вернулись обратно к любимому делу.
— Давай хоть подсажу? — примирительно предложил Нортон.
— Да у тебя спину заклинит, — усмехнулся Наиб.
— Кто бы говорил!
— Ты забываешь, что больше не бейсболист.
— Так и ты больше не глиста в скафандре, — Нортон разводит руками. Когда-то он мог спокойно закинуть его на плечо и унести, но тогда Наиб был замучен работой и плохим питанием, а Нортон каждый день ходил на тренировки — честно говоря, оба сейчас не в форме, чтобы куда-то друг друга таскать.
Тут Наиб уже психует, гнет верхушку на себя и садит наконец-то звезду. К тому моменту как раз возвращаются Вайт с Эммой и принимаются украшать всю остальную хвойную площадь. Елка всеобщими усилиями оказывается наряжена — как будто несколько дизайнеров дрались за возможность повесить на нее что-то от себя, единого стиля не было, но всем нравилось, а Эмма назвала это артхаусной композицией.
— Почему нельзя подарить подарки сегодня? — Вайт озадаченно протягивал носок за носком, пока девушка вешала их на телевизор с зацикленным видео растопленного камина — за неимением настоящего приходилось импровизировать.
— Потому что, — важно начала Эмма, зацепив последний носок и расправив ткань, — это традиция такая. Вот ты завтра проснешься, посмотришь в носок, и, если ты хорошо себя вел в этом году, там будет подарок.
— А если плохо? — с опасением уточнил Вайт. Он понятия не имел, хорошо ли себя вел, он себя только полгода помнит.
— Тогда угли, — она пожала плечами.
Он еще раз взглядом окинул аккуратный ряд широких носков — таких, чтоб что угодно поместилось — и подумал, как, наверное, обидно быть ребенком и на утро получить пакет угля вместо подарка, даже если ты себя плохо вел.
— Мне не нравится эта традиция, — пробормотал Вайт. Эмма пихнула его в плечо.
— Не переживай, Санты не существует, а мы тебя без подарков не оставим.
— Кто такой Санта…
Позже, когда все приготовления уже закончились, в агентство вваливается Лука, обмотанный беспроводной гирляндой и от того в буквальном смысле сияющий. Вкупе с его белой одеждой это выглядело более чем ослепительно, и он был явно доволен произведенным впечатлением. От такого эффектного появления никто даже сначала не заметил огромный, явно тяжелый мешок за его спиной.
— Счастливого Рождества! — Лука приветливо помахал, но тут же снова двумя руками вцепился в груз, чтобы не уронить — зато свалилась его шапка. — Я вижу, все в сборе? Это хорошо!
— Только не говори, что это нам, — Нортон помог ему удержать мешок, удивляясь, как кто-то с комплекцией Луки смог его дотащить аж до гостиной. Тот улыбнулся и активно закивал.
— Это вам! — он совсем передал его Нортону, и тот согнулся пополам от неожиданности. Лука тем временем полез обнимать всех, кого еще не обнял, и первой ему под руку попалась Эмма. — Я ненадолго, меня ждет Трейси, но я не могу оставить любимых друзей без подарков!
Эмма, звонко смеясь, крепко обняла его в ответ. Лука, если не был на Рождество за границей, всегда приходил и оставлял немыслимое количество дорогих подарков. В этом году, с появлением Вайта, их стало еще больше. Наиб, конечно, понимал, что он деньги не считает, но каждый раз не уставал удивляться такому щедрому жесту, а для Луки это было чем-то само собой разумеющимся и естественным.
Вайт, выглянувший из комнаты на шум, увидел его и тут же просиял.
— Мистер Бальза!
Лука тут же выпустил Эмму из объятий, только чтобы ему в руки прилетел ворох перьев и длинной запутанной одежды — Вайт обхватил его руками, а Лука, не удержавшись, от души растрепал ему волосы, широко улыбаясь и прижимая его к себе.
— С Рождеством!
— И вас! — Вайт отстранился, растрепанный и счастливый. — Я думал, вас не будет в городе.
— А я здесь, — Лука повертел головой, разыскивая, кого еще он не успел обнять, и тут же заметил Наиба, прикинувшегося мебелью. — Ты! Иди сюда!
— Лука, нет, — он попытался ретироваться, но у него ничего не вышло, и с недовольным стоном Наиб тоже оказался прижат к незваному гостю, щекой упираясь как раз в мигающую лампочку. — Боже. Каждый раз.
— Пора привыкнуть, — засмеялся Лука, спешно отстраняясь — если держать его дольше положенного, есть риск получить локтем по ребрам.
Нортон сложил мешок на стол, и тогда пришла его очередь — Лука тут же на него налетел, врезаясь в широкую грудь. Он был на полголовы ниже и в целом меньше, так что это скорее Нортон его обнимал, беззлобно закатывая глаза и вздыхая, несмотря на пробивающуюся сквозь серьезное выражение улыбку. Иногда казалось, что миссия Луки на этой земле — зайти раз в месяц в гости, одарить всех своим присутствием, и, оставив после себя океан серотонина, уйти еще на месяц куда-то по своим делам, потому что хорошего понемножку.
— Наиб, я теперь тебя понимаю, — внезапно заявляет Лука, когда отстраняется от Нортона. — Он как плюшевый медведь.
— Со всем уважением, какого черта, — мягко произносит Наиб. Нортона пробивает на смех.
Ближе к вечеру, уже после ужина, они вдвоем утекают в комнату с тарелками еды и бутылкой шампанского, и Вайт не совсем понимает почему, поэтому сидит растерянный, пока Эмма ему не объясняет.
— К ночи повсюду будут взрывать фейерверки, — она тянется завязать ему шарф поплотнее, — а в комнате Наиба хорошая звукоизоляция.
Вайт, смущенный от заботливого жеста, тут же округляет глаза в осознании. Ему становится неловко и чуть-чуть тревожно за них: ну конечно, как он мог не догадаться, что такой шум может на раз триггернуть. Он оборачивается на дверь их комнаты, и ему немного не верится в качество ее звукоизоляции.
— Они будут в порядке?
Эмма мягко ему улыбается, как и всегда, когда приходится подтверждать очевидные вещи.
— Ну конечно. Наиб уже привык, им с Нортоном точно будет чем заняться, — она неловко кашлянула. — Да и мы потом вернемся. Давай лучше собирайся быстрее, там снег начинается.
Вайт все равно нервно прикусывает щеку, а потом ему приходит идея. Он подбегает к двери и стучится — ему почти сразу открывает Нортон. Позади него Наиб пытается открыть бутылку с помощью зажигалки, и у него это получается — пробка сама с хлопком вылетает. Брук на плече Вайта от неожиданности взмахивает крыльями.
— Да? Что такое?
Он пересаживает сову со своего плеча Нортону на руку. Тот смотрит на нее в недоумении, она на него тоже.
— Не думаю, что Брук понравятся фейерверки, — объясняет Вайт. Наиб выглядывает из-за плеча Нортона и вопросительно изгибает бровь. — Можно оставить ее у вас?
Нортон еще дольше смотрит на Брук, а она на него, и это становится такой игрой в гляделки — кто первый дал слабину, тот проиграл. Может, он у себя в голове боролся с мыслью, что они теперь будут не только вдвоем. Наиб закатывает глаза и снимает Брук с его руки, разрушая это молчаливое соперничество, заносит ее в комнату и разрешает устроиться на подоконнике.
— Мы за ней присмотрим, — обещает он.
— Спасибо, — улыбается Вайт, хотя он это сделал больше, чтоб она за ними присмотрела.
— Спускайтесь осторожно, там ступени перемерзли, — кричит им Наиб вслед.
— Хорошо! Повеселитесь тут! — Эмма машет им рукой и утаскивает Вайта на улицу.
Они выходят, когда снегопад из мелкого крошева становится крупными хлопьями сцепившихся меж собой снежинок. Люди куда-то спешат, нагруженные подарками, гуляют — компаниями или парами, повсюду цветные огни и рождественские украшения, музыка, запахи еды из кафе и уличных киосков. Вайт не помнит, отмечал ли он когда-нибудь Рождество, но атмосфера такая волшебная, что ему кажется, будто это — лучшее в его жизни. Его с такой красивой мысли сбивает снежок, прилетевший в лицо.
— Проверка реакции! — Эмма бессовестно смеется и тянется зачерпнуть снег в ладони, но ей в голову тут же прилетает ответный, рассыпаясь по шапке. Когда она отряхивает волосы и оглядывается на него, Вайт уже снова целится, весело улыбаясь, а на покрасневшей щеке у него мокрый след от снежка и капли тающего снега стекают с подбородка.
Они заканчивают, когда оба уже без сил лежат в сугробе, смеясь и отфыркиваясь от снежинок. С Вайта в процессе слетела шапка, а у Эммы перчатки насквозь промокли, и у обоих снег за шиворотом неприятно бежит по шее холодными каплями. Они смотрят на темное небо в белых крапинках звезд и снежных хлопьев и пытаются отдышаться — борьба была равна, оба устали так, что даже вставать не хочется.
Эмма первая садится, заставляет Вайта надеть шапку и, подумав пару секунд, глядя на снегопад, высовывает язык. Парень смотрит на нее в недоумении.
— Ты чего?
— Ловлю снежинки, — объясняет она. Вайт еще больше не понимает, зачем.
— Это же просто замерзшая вода?..
— А ты попробуй.
Она так убедительно это говорит, будто на самом деле в летящих с грязного лондонского неба льдинках есть что-то особенно вкусное, не то, что в кубиках льда из холодильника, и он правда виснет на мгновение. Но весь его здравый смысл твердит, что это будет выглядеть глупо, и вообще, какого черта, он точно знает, что это просто вода. Она вкуса не имеет! Хоть замороженная, хоть растаявшая.
— А тебе точно двадцать три, а не тринадцать? — аккуратно уточняет он.
— А тебе точно пятнадцать, а не пятьдесят? — в ответ подкалывает его Эмма.
Вайт фыркает. И спустя пару секунд тоже высовывает язык.
Нортон, наблюдающий за ними из окна, от смеха чуть не разливает шампанское.
— Что они делают? — Наиб скармливает Брук сверчка и оборачивается.
— Ничего противозаконного, — отмахивается он, возвращаясь к нему и обнимая сзади. — Фильм выбрал?
— Ну, смотри, есть с Кейджем, есть…
Они проходятся по списку, состоящему целиком из безвкусных новогодних фильмов, половина которых старше их двоих вместе взятых. Нортон готовится к просто великолепным двум часам своей жизни, когда они наугад тыкают какую-то комедию и устраиваются вдвоем под фильм и шампанское.
— Жесть, у тебя все еще нет вкуса, — восхищенно комментирует он. Наиб лениво пихает его локтем. Нортон аккуратно стягивает резинку с его волос, и он с наслаждением выдыхает.
— Ты бы получше выражения выбирал.
— А где я не прав?
— Ну, — он спокойно отпивает шампанское, даже не глядя на него, — ты так-то и сам в моем вкусе.
Нортон аж закашливается от неожиданности.
— Что? — Наиб поднимает бровь. — Я думал, это логично.
— Ну да, но… — он не находит слов, поэтому просто многозначительно уводит взгляд в экран ноутбука. Наиб принимает это как победу и довольно усмехается.
Нортон через пару минут обнимает его крепче и щекой прижимается к плечу.
— Ты тоже в моем вкусе, — зачем-то говорит он.
Наиба пробивает на смех. Ему в жизни не было так тепло и безопасно, как с ним — это было больше, чем можно уместить в фразу «в моем вкусе», и все же оба знали, что они имеют ввиду, когда говорят подобное. Нортон абсолютно обезоружен его искренним смехом — до сих пор, даже спустя столько лет, и, когда Наиб целует его, ему кажется, что мозг сейчас закоротит и оплавится, перегревшийся.
— Я рад.
Если им обоим пришлось пройти через ад лишь для того, чтобы быть сейчас здесь, именно в этой точке вселенной, именно друг у друга под боком — может, оно все того стоило.