***
После того, как все более-менее успокоились, они засели в гостиной. Это уже становилось традицией с неприятным чувством дежавю: когда Наиб пропал, они точно так же ждали его тут на диване, хоть какого-нибудь знака или звонка. Нортон нервозно стучал ногой по полу, бездумно листая каналы, Эмма сидела рядом, листая ленту в ТикТоке, а Вайт, которого только перестало тошнить, свернулся в кресле, поглаживая Брук по голове. Было такое ощущение, что скоро он протрет в ней лысину. Разговаривать не хотелось, что-то делать и пытаться разогнать тоску — тоже. Нортон тщетно обрывал телефон Наиба минут двадцать на пару с Эммой, но дозвониться у них не вышло, поэтому им ничего не оставалось, кроме как сдаться и ждать. И это было самое мучительное. Не особо обращая внимания на происходящее и погруженный в свои мысли, Нортон не сразу заметил какое-то слишком знакомое лицо в новостных сводках. До него доходило где-то с секунду, после чего он начал листать назад. — Спасибо, Джон, мы передаем репортаж из дома искусств, в котором двадцать пятого числа будет проводиться выставка, посвященная памяти Нуара Мелодис, пропавшего без вести после пожара больше полугода назад брата Дезире Мелодис, сенатора и профессора искусств в университете Венстминстера. Сэр, расскажите, что вас вдохновило на эту выставку? Эмма встрепенулась и отвлеклась от ТикТока, вглядываясь в экран. — О, это же тот самый! — Да, тоже думаю, что лицо знакомое, — кивнул Нортон. — Это же с ним у Наиба терки? — Ага, он тот еще скользкий тип, — хмыкнула Эмма. Вайт вжался в кресло, круглыми глазами уставившись на лицо с экрана. Мужчина держал себя достойно, хоть и было видно, насколько неискренни его тоска и скорбь: он почти театрально морщил лоб и делал паузы, чтобы тяжело вздохнуть. Белая прядь в его волосах выбивалась из единого черного лоска, словно намекая, что и в нем не все так идеально, как на картинке. Сзади него в огромном помещении развернулась внушительная выставка — абстрактные скульптуры синих и черных тонов, картины во всю стену, заполненные неясными образами, и всполохи красного, которые Вайт не может опознать, потому что в глазах почему-то плывет. — Я потерял брата почти полгода назад в том страшном пожаре, но никогда не переставал думать о нем, — Дезире положил руку себе на грудь, томно понизив голос. — Этой выставкой я лишь хочу почтить его память. Твое имя навсегда будет высечено в камне, Нуар. После этого Вайт уже ничего не слышит. Он будто снова чувствует этот запах, и тошнота накатывает с новой силой — от этого голоса, манер, лица. Ему кажется, будто все это ему уже знакомо — сильнее, чем ему хотелось бы. — Он тут был, — бормочет Вайт. Нортон на него оборачивается, и тут же встревоженно хмурит брови, и тянет руку, чтоб дотронуться до плеча. Эмма недоуменно склоняет голову на бок. — Чего? Я не расслышал. С тобой все в порядке? — Вайт? Тебе опять нехорошо? Он не понимает, что происходит и почему он так реагирует — только сейчас приходит осознание, что его нещадно трясет, и вместе с этим осознанием доходит смысл своих же слов. Он тут был. Это с ним Наиб разговаривал внизу, пока они сидели в гостиной. Их разделяла какая-то пара метров и скрипучая лестница. Из его горла вылетает сдавленный, жалкий звук, прежде чем Вайта настигает тошнота, и он опять на ватных ногах бежит в ванную, чтобы там запереться. Он падает коленями на пол и склоняется над унитазом, тяжело дыша, и за звоном в ушах не слышит, как к нему стучатся сразу двое. Он знает этого человека, откуда он его знает- — Вайт! — Стук в дверь становится все более настойчивым, но он не может ответить, потому что во рту собирается слюна, а к горлу подкатывает желчь. Эмма стучит ладонью по двери еще пару раз и прислушивается. — Ты в порядке? — Да какое в порядке, ты видела, как он побледнел? — Нортон ругается сквозь зубы, не отнимая ухо от двери. — Вайт! Черт возьми, у нас есть еще ключи от ванных? Брук, успевшая залететь вместе с ним в комнату, пытается его растормошить и дергает за одежду, но Вайта так мутит и шатает, что это делает ему только хуже. Он еле отмахивается от птицы, ощущая, как волнами накатывает слабость — в его голове все смешивается, смазывается в неразделимую кашу. — Угх- Леон, отстань… — бормочет Вайт, обессиленно кладя голову на руки. И тут до него доходит. Медленно, словно сквозь туман, к нему начинают возвращаться воспоминания — как будто осколки складываются в единую картинку, что-то всплывает из глубины и встает на место, болезненно, резко взрывая старые раны и все, что успело зажить. Когда он понимает, как именно только что назвал Брук Роуз, у него на изнанке век вспыхивает пожар, и он вспоминает хлопья пепла, медленно укрывающие его тело, и птичий крик, и что до пожара Дезире уговорил его оставить Леона в клетке, и как он не смог пробраться через обломки и огонь- Нет нет нет нет нет нет Его выворачивает так резко, что он закашливается, пытаясь вдохнуть между приступами тошноты. Он не хочет вспоминать, но воспоминания падают на него горящими балками, калечат и обжигают — почему он знает этого человека с белой прядью в волосах, почему он знает, как ощущались его руки, когда… Вайт снова крупно вздрагивает: горло сводит спазмом, но блевать уже просто нечем, поэтому он задыхается, пытаясь не чувствовать запах дорогого парфюма. Это даже не похоже на паническую атаку — это как будто все его существо ломает и перекручивает, как будто его переполняет и он разрушается, не в силах это вместить, и голова полнится знакомыми образами вперемешку с отчаянными «нет», «не надо», «я не хочу». Его более-менее отпускает только тогда, когда обморочные мушки начинают мельтешить перед глазами, и он даже себя не чувствует, что уж говорить о том, чтоб осознавать происходящее. Нудная головная боль перекатывается из затылка в виски. Сквозь шум в ушах он едва слышит взволнованные голоса за дверью. — …айт! Вайт, если ты сейчас не ответишь, мы ломаем дверь! — Не надо, — еле бормочет он, спиной прислоняясь к стене, слишком вымотанный, чтобы быть в ужасе от того, что он вспомнил. Нужно просто дышать. — Я-я в порядке. — Уверен? — голос Эммы смягчается — сейчас понятно, что она говорит прямо в замочную скважину. — Дайте мне минуту… Минутой, конечно, тут не обходится: он не знает, сколько просидел, пытаясь уговорить себя подняться. Он наспех умывается холодной водой и смотрит на себя в зеркало, обеими руками держась за раковину, потому что голова все еще кружится. Отражение кажется будто совсем чужим: зареванное опухшее лицо, лопнувшие в глазах капилляры. Он сплевывает, все еще ощущая привкус желчи во рту. Однажды у него тоже были черные волосы, белая прядь. Были вечные ссадины на руках, сычик по имени Леон, кинжал с гардой в форме птичьего черепа на четырнадцатилетие, и было клеймо над ключицей, которое выжгло во время пожара — его больше почти не видно под ожогом. Он пальцами залезает под свитер и безошибочно находит это место. У всех Мелодисов есть такое.***
— Как-то он долго, — негромко произносит Эмма. Нортон снова прислушивается к тому, что происходит за дверью, но там уже пару минут только тревожная тишина, даже Брук не ухает. Он нервно поджимает губы. — Окей, у нас нет выбора. Эмма, отойди. Вайт, если слышишь, ты тоже! Девушка отходит, вставая у него за плечом, и готовится помогать выламывать дверь. Помощь Нортону не особо нужна — он делает шаг назад, что-то прикидывает, вспоминая, чему его учили в полиции, а потом чертыхается, потому что все забыл, и просто влетает в дверь плечом. Этого ей хватает, чтобы с грохотом распахнуться, открывая абсолютно пустую ванную комнату. И открытое настежь окно, в которое уже намело снега. Эмма кидается к подоконнику и смотрит наружу, а потом оборачивается к Нортону. — Он… — она выглядит так, будто сейчас заплачет. Нортон подходит ближе, чувствуя, как сердце падает куда-то вниз, и смотрит из окна, в страхе от того, что он может там увидеть. Это всего лишь второй этаж, так ведь? — Блять, — он выдыхает, успевая даже почувствовать облегчение, когда видит всего лишь следы на снегу, а потом он понимает. Это чертов второй этаж. — Блять! — Он сбежал? — не веря своим же словам, произносит Эмма, в шоке зажимая рот ладонью. — Какого… — Нам надо что-то делать! — Нет, стой, как он мог сбежать? Зачем? Просто… блять, в окно? Зимой? Со второго этажа? — Нортон на нервах начал мерять шагами комнату, раз за разом подходя к окну и глядя вниз на следы. Чтоб все это переварить, нужно время, а у них каждая минута на счету, и он в ошеломлении трет лицо, пытаясь придумать хоть какой-то план. Хоть что-нибудь. — Он не мог уйти далеко, надо позвонить Наибу… — Эмма беспокойно грызла ноготь, бормоча себе что-то под нос. Конечно, они занимались пропажами, даже чаще, чем хотелось бы, но они еще ни разу не искали кого-то из близких и уж тем более не брались за поиск тех, кто пропал только что. Это была работа полиции, поисковых служб, чья угодно, но не их. — Да он ни разу не ответил, — тем не менее он все равно достает телефон, уже привычно жмет на контакт и тут же чуть не сбрасывает входящий звонок. От резко заигравшего рингтона Нортон его чуть не выронил, но быстро собрался и поднес к уху. — Нортон? — Ты… — он широко раскрытыми глазами пялится на имя на экране. Голос Наиба из трубки только подтверждает то, что ему не кажется и это правда он. — Так, у нас нет времени, где ты сейчас? Эмма дергает его за рукав, одним жестом спрашивая, что происходит, и Нортон только отмахивается, прося подождать. — Поместье, — говорит Наиб. У него на фоне абсолютная тишина и редкие завывания ветра — на улице сейчас совсем не тепло. Что-то закололо внутри, когда Нортон понял, что Вайт сбежал в одних тапках, пижамных штанах и домашнем свитере. — Ты помнишь, где оно? Мы ездили в прошлом году. — Да, но я сейчас не- — Приезжай. Ты мне нужен. Убедись, что за тобой нет слежки. Этого Нортону хватает, чтоб на секунду поперхнуться словами и случайно дать Наибу достаточно времени, чтобы он успел сбросить, думая, что его поняли. Эмма вопросительно смотрит и снова дергает его за одежду. — Ну? Что там? — Так, — Нортон давит пальцами на глаза и глубоко вздыхает. — Так. Вот что мы сделаем. Он убирает телефон в карман и выходит из ванной, Эмма семенит за ним. — Я еду за нашим дурным детективом, — Нортон на ходу стаскивает куртку с вешалки и начинает искать свои ключи по карманам. — А ты остаешься здесь и ждешь нас, понятно? И никуда не выходишь без нас. — Ты серьезно? — Эмма округляет глаза в возмущении. — У нас каждая минута на счету, а ты хочешь, чтобы я сидела сложа руки и ничего не делала? — Эмма, пожалуйста, — Нортон берет ее за плечи, и она замолкает. — Я не хочу опять подвергать тебя опасности. Наиб ясно сказал никуда не выходить. Мы скоро вернемся и придумаем, что нам делать дальше, просто будь тут на случай, если Вайт вернется. — Послушай, — она горько вздыхает. — И ты меня пойми. Я не могу спокойно сидеть, зная, что он где-то там бродит один. Он смотрит на нее, поджав губы. Он-то ее отлично понимает. — Просто… будь на связи, ладно? Эмма кивает, быстро обнимает его и убегает за своим пальто. — Буду! Нортон смотрит, как она спешно собирается и скрепя сердце выходит за дверь. Сейчас он проверит, умеет ли он еще ездить по Лондону в час пик лишь с одним здоровым глазом.***
Вайт знает, что, если человек пропал, самый высокий шанс его найти — в первые сутки, и потом он идет на убыль. Однажды им приходилось участвовать в таких поисках, и на семнадцатый час они узнали, что полиция перехватила пропавших на границе Лондона. Вскоре дело было передано в суд, и все закончилось хорошо, как и всегда. Он уже не особо чувствовал свои ноги. Идея сбежать на улицу зимой в домашней одежде уже не казалась такой удачной, как на импульсе шока и страха, но Вайт даже не помнил, как выбирался из окна — все было будто в тумане на пару часов. Когда он очнулся, он стоял в знакомом дворе, перед знакомой квартирой, которую узнал по забитому почтовому ящику и коврику у двери. Ему пришлось наугад прикидывать этаж. Вайт не знает, почему на автомате пришел сюда. Может, потому что понимал, что сбегать ему, в общем-то, некуда, а время наедине с собой нужно как никогда. Никто не бывал в этой квартире с тех пор, как они тут прибрались, и Нортон переехал в агентство с концами, так что она стояла пустая несколько месяцев точно. Проблема была только в отсутствии ключа, но Вайт об этом не подумал, пока бежал, задыхаясь, по снегу. Мокрые тапки хлюпали, когда он поднимался до нужной квартиры, а руки и ноги болели от того, насколько замерзли, и пара человек точно подходили к нему спросить, все ли с ним в порядке, потому что подросток в домашней одежде зимой на улице явно не вызывает хороших ассоциаций. Вайту повезло, что он быстро бегает. Он пару раз дернул ручку, вспоминая, как Нортон сам закрыл квартиру, не рассчитывая сюда возвращаться ближайшее время, вновь окинул дверь взглядом, устало вздохнул и опустил голову. Мысли жужжали, будто пчелы, ни секунды тишины с тех пор, как к нему вернулась память. В его собственной голове было громко и тесно, и ни один из советов Ады сейчас не работал — Вайт ощущал себя загнанным в угол, у него не было плана, всё разваливалось прямо у него в руках, и он сделал глупость, которую не оправдать тем, что он испугался. В конце концов, теперь он знает, что он провел в состоянии страха почти всю свою жизнь. Он с минуту пялился в старый пыльный коврик у двери, пока не вспомнил, как тогда Эмма первым делом полезла смотреть, нет ли под ним ключа. Вайт подумал, что одной сомнительной идеей больше, одной меньше, и подцепил коврик ногой. Послышался шорох и лязганье железки о каменный пол. — Да быть не может, — он присел на корточки, уже руками отодвигая грязный кусок полотна, и еле подобрал с пола ключик замерзшими до онемения пальцами. Они правда оставили его здесь. Он даже не помнил, когда это произошло. Вайт постарался открыть дверь так тихо, как только мог, и аккуратно вошел внутрь. Квартира уже покрылась слоем пыли за то время, пока их тут не было, но в остальном она была убранной и чистой. За электричество не платили уже пару месяцев, так что в помещении было не теплее, чем снаружи, но Вайт откопал в шкафу старые вещи Нортона и, завернувшись в свитер, как в одеяло, сел на кухне. Дрожь все же не уходила, а греться было особо нечем — он надеялся, что Нортон его простит за такую наглость, а потом сам же чуть не посмеялся над этой мыслью. Он поджал колени и положил голову на руки. Возвращаться было нельзя, телефон он выключил, но ничего не лезло в голову. По-хорошему, нужно было избавиться от сим-карты, но почему-то он этого не сделал. Он испугался и жутко, ужасно напортачил, но, наверное, у него не было выбора. Если бы они знали то, что знает он, они бы поняли. Они всегда пытались его понять, даже когда он сам себя не мог. Вайт оглядел кухню, сейчас лишь немного пыльную, а до этого покрытую грязью, с заплесневевшей посудой в раковине, стухшей едой в холодильнике и разводами жира на плите. Поверхности были захламлены настолько, что их не было видно, и это лишь одна комната. Они тогда целый день потратили на уборку и использовали две бутылки чистящего средства, но результат оправдал все ожидания, и Нортон покинул это место со спокойной душой. Вайт часто возвращался мыслями сюда, думая о том, как он мог улыбаться и шутить им в лицо, а потом вечером идти домой и… он даже не знал, что Нортон тут делал. Может, он, как и Вайт, лежал без сил, когда всего становилось слишком много, и пытался уговорить себя встать и что-то сделать. Разве что, наверное, не плакал — такого Вайт представить не может. Нортон мог каждый раз возвращаться к ним и ни словом не показывать, каких усилий ему это стоило. Он не хотел, чтоб его таким видели, но Вайт мог поклясться: после того, как он узнал об этой стороне его жизни, его мнение о нем ничуть не изменилось. Возможно, он, наоборот, проникся к нему больше. Нортон продолжал жить, даже разваливаясь и собираясь по кусочкам каждый раз, и Вайт не знал, смог бы он делать так же. Он плотнее завернулся в свитер, чувствуя, как талый снег начинает капать с его волос, и понял, что так дальше нельзя. Нужно придумать хоть что-нибудь, чтобы не возвращаться домой и дать себе время сформировать план, потому что сейчас ему хочется лишь лечь в тепло и заснуть, и чтоб хоть на секунду стало тихо. Он выглянул в окно, замечая на соседнем дереве знакомый силуэт, почти сливающийся на фоне белых заснеженных веток, и тут же отвернулся, не в силах на нее смотреть. Брук следовала за ним, как и всегда, но на этот раз словно понимала, что своим присутствием сделает только хуже. Вайт чувствовал вину за то, что отталкивает ее, и в то же время даже взглянуть на нее не мог — слишком свежая рана, вскрытый заново шрам. Он потер лицо, глубоко вздохнул и еще раз заставил себя остановиться и подумать, а не зарываться в только что обретенные воспоминания. У него будет для этого все время мира, но потом, а сейчас оно только отвлекает. Если домой возвращаться нельзя, было не так уж много мест, куда он мог пойти. Вообще-то, ни одного. Он толком не общался ни с кем, кроме членов агентства, старательно избегая новых знакомств по причине «страшно», «неловко», «зачем»… Вайт понимал, что для остальных людей он окажется слишком странным. Теперь думал, что, наверное, это было к лучшему. Но все же были люди помимо агентства, готовые его принять. По ощущениям, он прокусил щеку изнутри, пока взвешивал все за и против, хотя на самом деле выбора не стояло — это была единственная опция. Только один человек знал его достаточно хорошо и был добр к нему настолько, чтобы помочь. Вайт включил телефон, осознавая, что это выдаст его местоположение практически моментально, но он и не планировал пользоваться им дальше этой квартиры, нашел нужный контакт и замешкался. Он не хотел подвергать опасности агентство, но этих людей можно? Они тоже не сделали ничего плохого, чтобы быть втянутыми в его проблемы. Если его там найдут, или, еще хуже… Вайт опустил телефон, в отчаянии пряча лицо в ладони. Его положение было правда безвыходным: некуда бежать, нечего делать, кроме как в ступоре крутить в голове одни и те же мысли. Вообще-то, был еще один вариант — если он просто совсем исчезнет… если, теоретически, он сможет сбежать достаточно далеко, а потом сделать так, чтобы его никогда не нашли. Способов было предостаточно, он бы придумал, как это устроить, в конце концов, от других людей он избавлялся надежно и навсегда, почему бы не применить свой новый-старый опыт на практике. Тогда никому не придется с ним разбираться- Резкий звонок заставил его вздрогнуть. Вайт уставился на вибрирующий на столе телефон и на имя контакта — Эмма. Он настолько испугался, что не смог ничего сделать, ни сбросить, ни ответить, поэтому просто в ступоре смотрел, как она долго пытается до него достучаться, прежде чем сдается. Он выдохнул лишь тогда, когда телефон окончательно затих после нескольких пропущенных, тут же чувствуя укол вины за это. Они его ищут, и от этого почему-то становилось только тяжелее. Теперь Эмма знала, что телефон у него включен и звонки проходят. Вайт вздохнул, вновь закрыв лицо руками. Нужно было что-то решать. И быстро. Спустя несколько минут внутренней борьбы он нерешительно взял в руки телефон. Знакомый номер, очень простой для запоминания, высветился на экране. — Здравствуйте, мистер Бальза…***
В какой-то момент Нортон уже не сдерживал ругательств, пока пытался маневрировать на тесных улицах Лондона, управляясь с автомобилем лишь одним здоровым глазом. Не то чтобы он совсем был слеп с левой стороны, но линзами или чем-то таким пренебрегал, и вообще, зачем самому куда-то ездить, если есть тот, кто подвезет. Этот самый кто-то нашелся на пепелище старого поместья, которое до сих пор стояло огражденным после пожара почти полгода назад — тут же среди обломков полиция нашла ребенка с амнезией. Дело Вайта до сих пор висело незакрытым, но с места не двигалось за неимением достойных доказательств. Нортон остановил машину неподалеку от чужой и вышел, раздраженный до предела. — Наиб! — он с шумом захлопнул дверь, тут же решительно напирая на детектива. — Что все это значит? Наиб нарочито медленно повернулся к нему, рука нервно сжимала набалдашник трости. Он бы сейчас все на свете отдал, чтобы самому знать, что все это значит. Он опять отвернулся, носком ботинка переворачивая какой-то обгоревший кусок дерева. — Спасибо, что приехал. — Одним спасибо тут не отделаешься. Я жду объяснений, Наиб. Какого черта ты, ничего и никому не объясняя, внезапно сваливаешь в свой выходной? Какого черта Вайт кричит о том, что у нас дома был Дезире, а после этого сигает со второго этажа, и какого, твою ж налево, хуя, ты забыл на пепелище поместья Мелодисов?! Детектив резко развернулся, сокращая расстояние между ними. Он смотрит Нортону прямо в глаза с нечитаемым выражением то ли удивления, то ли злости. — Вайт что сделал?! — Доброе, мать его, утро! Если бы ты отвечал на мои сраные звонки, то был бы в курсе чуть большего количества новостей. — Хватит язвить, что с Вайтом? — Да чтоб я сам знал. Похоже, что с тебя плохого примера понабрался и решил свалить, ничего и никому не сказав. — Нортон, хватит. — Что хватит? Что хватит?! — Кемпбелл завелся с пол-оборота, весь тот яд, что месяцами бурлил в нем самом, нашел возможность излиться здесь и сейчас. — Может, тебе хватит, а?! Кто мы для тебя такие, что ты оставляешь за собой право ни во что нас не ставить? Мы же тебе не семья, не близкие люди, готовые ради тебя на что угодно. Мы даже не достойны того, чтобы знать, что же нашего великого детектива, мать его, настолько беспокоит, что тот готов сбежать поздним вечером хер пойми куда. Я же тебе никто, да?! — Нортон, успокойся… — голос детектива даже в половину не такой уверенный как обычно, скорее, отчаянная попытка потушить костер литром масла. — Да как тут успокоиться, когда я вывернул себя изнутри, позволил вам быть так близко, как не был никто, а в ответ я получаю… Да, блять, даже озвучивать смешно, а в ответ ты поступаешь точно так же, как когда-то поступал я. Это невозможно, почему мы настолько одинаковые, от этого даже тошно. — Рука, сжатая в кулак, наконец-то опустилась, и пальцы безвольно повисли вдоль тела. Мужчина весь как-то поник, а в лице залегла гримаса такой глубокой усталости, что Наиб на секунду испугался, не в зеркало ли он сейчас смотрит. Нортон тяжело вздохнул и провел рукой по лицу, отворачиваясь. Нервно подрагивающие пальцы зарылись в копну осветленных волос и с силой потянули. Боль в макушке дала некоторых сил прийти в себя, и он немного отступил. Наиб молча наблюдал, как в момент фигура, выше него на полноценную голову, ссутуливается до его размеров. Ему знакома каждая фраза, которую он услышал из чужих уст, потому что точно такие же слова крутились у него самого на языке в свое время, когда прямо у него на глазах дорогой ему человек собственноручно рвал себя на куски, а потом собирал себя заново. Снова, и снова, и снова… Чуть кривее, чем прежде, но упорно делая вид, что он все тот же. — Нортон, я… — Наиб не нашелся что сказать. В очередной раз способный распутать даже самое непонятное дело детектив не может справиться с простыми человеческими отношениями. Не выдержав этого тихого голоса и потерянного выражения лица, Нортон развернулся, удаляясь к своей машине. Он не придумал ничего лучше, кроме как усесться на потертый капот и считать до десяти, гипнотизируя темноту. Какое-то время никто из них не был готов предпринять попытку начать диалог. Субедар пристроился на капоте рядом, впериваясь в ту же тьму, что и Нортон. Если он скажет правду, не обернётся ли это потом последствиями? Готов ли он подвергнуть опасности дорогого человека? На другой чаше весов лежал вопрос серьезнее. Готов ли он его потерять? Потому что нет никакой уверенности, сколько ещё их отношения выдержат этого утаивания. В какой момент кому-то из них надоест бегать за другим, просто принимая то, что ему не доверяют? Он не знал… Безумно хотелось курить, но он даже табак с собой не взял. Значит, в этот раз только своими силами. — Сегодня вечером на нашей кухне появился Дезире Мелодис, — начал он. Нортон резко поднял голову и сфокусировал взгляд на чужом лице. Наиб, наоборот, опустил глаза еще ниже, но, немного подумав, все-таки развернулся, не давая себе шанса отвертеться. «Либо сейчас, либо на том свете». — Он предложил мне дело… нет, не так, сказал, что я берусь за дело об исчезновении его брата. — И давно у него вообще есть брат? Я сегодня впервые о нем услышал, а крику столько, будто бы королева с поста ушла… — Его брат не появлялся на публике. Если я правильно понял, он был тем, кто выполняет всю грязную работу, пока Дезире улыбается на камеру. — Так, — Нортон кивнул, складывая у себя в голове единую картину. — А при чем здесь ты? Ты детектив, а не поисково-спасательная организация, — мужчина почесал щеку и задумался. — Но на самом деле это не объясняет, почему Вайт настолько боится Мелодиса, что готов сигануть со второго этажа… Наиб делает паузу, обдумывая, как это лучше сформулировать, чтобы звучало не так фантастически. Делает вывод, что и так и так будет нереалистично, и будет лучше, если он скажет, как есть. — Дезире дал это дело именно мне, потому что его брата не нужно искать, — наконец говорит он. Кемпбелл нахмурился, а в руки его опустился помятый конверт. Наиб напряженно наблюдал за реакцией. — Это Вайт, — заканчивает он. Нортон достает две фотографии. На первой — юноша лет четырнадцати с черными волосами и в строгом костюме. Его лицо неизбежно знакомо, хоть он и ощущается совсем другим человеком, но у него те же серьезные глаза и вечно поджатые в тревоге губы. На второй — Вайт, который явно не знает, что его фотографируют. Нортон потом долго пялится в окружающую их темноту, изредка тяжело вздыхая и нервно отстукивая пальцами по колену. Кажется, он не особо удивлен, скорее выглядит так, будто его худшее опасение подтвердилось. — Пиздец, — подытоживает Нортон. — Знаю. Они сидят так еще какое-то время, прежде чем телефон Наиба не начинают разрывать звонки. Первый раз он сбрасывает, особо не глядя на входящий номер, но звонивший не сдавался достаточно долго, чтобы скоро вывести его из себя. Наиб раздраженно смахивает звонок. — Что? — рявкает он. В трубке раздается неловкий кашель, после чего Наиб приглядывается и наконец читает имя контакта. Ой. — Я так понимаю, вы жутко заняты, — аккуратно начинает Лука, и приходится включить громкую связь, потому что он говорит нехарактерно тихо. Он вообще никогда не звонит сам, только пишет, поэтому звонок от него не сулит ничего хорошего. — Но если вы недавно теряли подростка, то можете не переживать. Нортон тут же перестает хмуриться и бросается к Наибу, чтоб перехватить у него трубку. — Вайт у вас? — спрашивает он нетерпеливо. — Да. — Нортон облегченно выдыхает. Наиб тут же тянется за ключами и заводит машину, они оба почти синхронно садятся в салон, но Лука будто чувствует и тут же продолжает: — Стойте, тут все не так просто. — Он в порядке? Пауза, последовавшая после вопроса, говорила громче любых слов. — Физически — да, просто замерз жутко и ногу где-то подвернул. — Такой ответ не устроил никого, но Наиб только стискивает зубы и чувствует, как рука чужая сжимает его собственную — он не понял, сам потянулся за прикосновением или просто не заметил, как это сделал Нортон. Лука вздыхает, собираясь с мыслями. — Он сейчас спит. Я не знаю, как это объяснить, но вам лучше пока не приезжать. — Что с ним? — Я не знаю- мне кажется, что-то произошло, но он не рассказывает, просто говорит, что вам лучше не знать, где он. Я пообещал, что не скажу, но вы ведь уже с ума посходили там, верно? Нортон издает невеселый смешок. — Еще мягко сказано. По всему городу с собаками ищем. — Уже догадался. — Даже по голосу слышно его грустную улыбку. — Мы с Трейси присмотрим за ним, и попытаемся что-нибудь выяснить, и обязательно будем докладывать. — Спасибо, — Наиб устало трет переносицу, подавляя желание закурить. — Позаботься о нем, ладно? — добавляет Нортон на прощание. — Конечно, — мягко произносит Лука, прежде чем сбрасывает трубку. Ошеломляющая тишина заполняет салон. Оба устало откидываются на спинки сидений, Наиб тяжело вздыхает, так и не делая ничего, чтоб заглушить двигатель, а Нортон съезжает в кресле и накрывает глаза ладонью с тихим «блять». Наиб молча соглашается. По крайней мере, с ним все в порядке, думает он, а потом тревога опять хватает его изнутри, потому что ничего не в порядке. Все как раз выходит из-под контроля. Он даже не знает, с чего начать и что придумать, чтобы все исправить. Он совершил ошибку, когда думал, что у него еще есть время, не зная, что оно выйдет настолько быстро. — Что? Нортон переводит на него взгляд и повторяет: — Эмма. Она еще не в курсе. — А. Да. Нужно ей рассказать, — Наиб чувствует себя так, словно передвигается в густом желе. Весь этот день не ощущается реальным — от и до какой-то сюр. — Как? — Нортон кидает взгляд на телефон и опять на него. — Что ей сказать? Вопрос не в том, что ей сказать, а в том, кто ей скажет. Наиб смотрит в ответ и правда хочет потянуться за телефоном, но ни один мускул не шевелится. Нортон прикрывает глаза на мгновение — собрать последние силы — и делает это за него. Даже пара гудков пройти не успевает. — Эй, ты еще дома? — он хмурится и тут же выпрямляется. — Что за сирены на фоне? Блять, Эмма- — Следи за языком, — на автомате одергивает его Наиб. — Иди домой, мы его нашли. Нет, он не с нами. Ты паспорт забыла? В каком смысле патруль? Нет- Эмма, дай им трубку. Боже. Добрый вечер, да, ей есть восемнадцать, нет, я не ее отец- — Просто скажи, что мы ее подберем. — Что он сказал. Да, просто- где вы сейчас? Срань господня. Мы едем. Нет, не нужно в участок, просто подождите нас там. Эмма, я тебя убью. — Я попросил оставаться дома, — напомнил Наиб, отъезжая от поместья. — Да, но ты же ее знаешь, — Нортон раздраженно сбросил звонок и выкинул телефон на заднее сидение, откуда он отскочил и упал на пол салона. Наиб это игнорирует. — Шило в заднице у этой девчонки. После комендантского часа без паспорта гулять. Отголосок тепла внутри ощущается словно сквозь вату — то ли раздражение, то ли еще что-то — ну конечно, Эмма пошла его искать. Иначе и быть не могло. Она теряет хватку, раз дала себя поймать так быстро. Они забирают ее, объясняются перед полицейскими какое-то время и едут домой, по дороге рассказывая то, что узнали. Эмма остаток пути молчит и нервно колупает пуговицы на пальто. Ни у кого нет сил ее одернуть.***
Проходит пара дней, прежде чем дело хоть как-то сдвигается. По приезду они сразу разошлись по комнатам, слишком вымотанные волнением, чтобы иметь силы на что-то, кроме сна; на следующий день обрывали телефон Луке и с непонятным ощущением тоски обходили вещи Вайта, оставленные тут и там по всему агентству. Наиб, обычно прибирающий за ним гадальные атрибуты, когда он забывает их на столе, теперь специально их не трогает, словно он в любой момент вернется и за них сядет. То, что он сбежал импульсивно, не захватив с собой буквально ничего, кроме Брук, не могло спокойно улечься в его голове. На второй день, когда уже приходилось заставлять себя жить обычной жизнью, ходить на работу и заниматься делами за отсутствием плана, а не сидеть в ступоре, ожидая новостей, от Луки поступил звонок. Нортон, собирающийся в суд, тут же побросал все свои вещи и сел рядом, чтобы лучше слышать диалог, Эмма тоже двинулась ближе. — Так, я звоню, пока он занят с Трейси, поэтому слушайте. — Тут Наиб переключил на громкую. — Я не знаю, что с ним, но мне кажется, что ему хуже. — В каком смысле «хуже»? — нахмурился Наиб. — Я не знаю, как объяснить, — Лука звучал взволнованно и беспомощно. — Я боюсь, что он наделает глупостей, а мы не можем быть постоянно с ним. Понимаешь? Эмма поджала губы, вцепившись в подлокотник дивана до того, что пальцы побелели. — Да, он просил вам не говорить ничего и все такое, но я сам не справлюсь, я это прекрасно понимаю, — торопливо заговорил Лука, видимо, переживая, что они скоро вернутся. — Вы ему нужны. Приезжайте. Я постараюсь его подготовить. Просто… будьте аккуратны с ним, ладно? — Тебе не нужно об этом напоминать, — Наиб потер лоб, осознавая накатывающую мигрень. — Мы едем. — Спасибо, — выдохнул Лука и сбросил трубку. Они собрались за пару минут. Нортон все время от звонка был странно тихим, и это не могло не тревожить — насколько сейчас можно было тревожиться за что-то еще, кроме Вайта. Эмма пыталась накрасить глаза на заднем сидении, явно терпя неудачу. — Зачем ты сейчас красишься? — Нортон глянул на нее через зеркало, не выражая ни раздражения, ни волнения, ни усталости. — Да не знаю! — она всплеснула руками, чуть не выронив подводку. — Отстань, я вся на нервах. — А мы нет? — Тебя тоже накрасить? Нортон хмыкнул, отворачиваясь. Это самое близкое к смеху, что он может выдавить из себя сейчас. Наиб молча вел машину, не обращая на них внимания. — Эй, — Эмма сцепила руки в замок, уводя взгляд вниз. — Что он имел в виду под «наделает глупостей»? Она вскинула голову, но никто ей так и не ответил. Нортон смотрел в окно, Наиб на дорогу. Эмма пальцами расправила нитки на фенечке, которую они с Вайтом закончили накануне — зеленая с голубыми строчками. В машине теперь стало слишком много места. И в агентстве тоже. Ощущение потери было пугающим и неправильным, потому что Вайт все еще здесь, он должен скоро вернуться. Обязан. Дом Луки всегда было видно издалека, потому что это, наверное, был единственный дом в Великобритании с чисто-белыми стенами и выполненной под хрусталь крышей. Летом там было нечем дышать из-за преломления света, но Эмма всегда говорила, что получилась бы восхитительная теплица, если бы Лука бывал дома чаще, чем пару часов в день, и имел время ухаживать за садом. В остальном тоже не обошлось без его фирменного почерка, поэтому почти все окна были в наклейках, преломляющих солнечные лучи, когда они в них попадают. Они встали у порога, не зная, лучше ли будет написать Луке, что они здесь, или просто позвонить в звонок. Спустя пару минут он открыл им сам, и Наиб вспомнил, что у него прямо над входной дверью висит камера. — Быстро же вы, — Лука сделал шаг назад, пропуская их внутрь. — Он сейчас в мастерской с Трейси, у вас минут пять, чтобы озвучить план. — План? — Наиб изогнул бровь. — План, — повторил Лука, в панике оглядываясь на остальных. — У вас же есть план? О, боже, у вас нет плана. Ладно. Тогда пять минут, чтобы его придумать, нет, уже четыре. — Успокойся, тебя еще не хватало, — пробормотал Наиб, растирая пальцами пульсирующий висок. — Какой план ты от нас хочешь? Мы просто с ним поговорим. — Вы не понимаете, наверное, насколько мы в ж- — Следи за языком. — Мы в очень-очень отвратной ситуации. — Хватит сопли разводить, — отмахнулся от него Нортон, оглядываясь в комнате. — Сейчас надо срочно что-то придумать, потому что- — Мистер Бальза, мы закончили с… Никто не услышал легкий звук шагов, пока в гостиную не вошли. Все резко обернулись, чтобы увидеть, как Вайт замирает в проходе, как его лицо мигом бледнеет и музыкальная шкатулка выскальзывает из ослабевших пальцев, падая на пол и рассыпаясь на механизмы. Звон разлетевшихся деталек — единственное, что останавливало кого-либо от того, чтобы начать говорить. Пока последняя шестеренка не замерла на полу, никто даже не пошевелился, и только наступила напряженная тишина, как Вайт отшатывается, словно от удара. — Вы же… — охрипшим голосом начинает он, обращаясь к Луке, который стоял, испуганно сжавшись. — Вы же обещали! — Вайт, послушай, — Лука пытается говорить спокойным тоном, но это не помогает — Вайт только сильнее закрывается, и его одичавший взгляд бегает от одного к другому. — Нет, — он встряхивает головой и хватает себя за локти, делая шаг назад. — Нет. Они не должны были знать, что я здесь, я попросил только об одном! — Что здесь происходит? — девушка появляется из-за его спины — Наиб догадывается, что это и есть Трейси, — и Вайт вздрагивает, пытаясь держать дистанцию от всех одновременно, но чувствует себя еще более окруженным и загнанным в угол. Лука виновато поджимает губы. — Лука ни при чем, мы сами приехали, — попыталась выгородить его Эмма. — Ты заставил нас поволноваться, ты в курсе? — добавил Нортон, аккуратно делая шаг вперед. — Мы чуть с ума не посходили, когда ты сбежал. Вайт делает еще шаг назад, почти упираясь спиной в стену. Он выглядит так, будто пару дней не спал и был на грани нервного срыва все это время. — А вы не догадались, что была причина, по которой мне нужно было бежать? — Если бы ты нам сказал, может, и сбегать не было бы нужды, — медленно произнес Наиб. Он поймал его взгляд — сейчас его спокойный тон только больше распалял чужую тревогу, будто бы никто, кроме Вайта, не понимает, во что они ввязались, впустив его в свои жизни. — Вы не понимаете, — бормочет он, пытаясь одновременно выровнять дыхание и говорить четко, не сбиваясь на панику. — Никто из вас. Вы понятия не имеете. — Ты все вспомнил, да? — спрашивает Наиб. Вайт резко вскидывает голову и смотрит на него широкими глазами. — Поэтому сбежал. — Я вспомнил, — он борется сам с собой за каждое слово, потому что воздуха не хватает и горло сжимает спазмом. — И вам не нужно знать, что именно. Вы зря… зря решили мне помочь. Вы понятия не имеете, кто я такой. Наиб кидает быстрый взгляд на Нортона — просто убедиться, что он здесь — и смотрит Вайту в глаза, вздохнув. Это будет тяжело. Это то, чего ему хотелось меньше всего. Им говорили, что вернувшиеся воспоминания могут обернуться чем угодно, от нервного срыва до чего похуже, но он все равно недооценил его возможную реакцию, когда решил молчать. — Я знаю, кто ты, — говорит Наиб. Лицо Вайта белеет от ужаса. Его готовятся подхватить, если понадобится. — Тебя зовут Нуар Мелодис. Он долго смотрит на Наиба, шумно дыша через нос, а потом, оглянувшись на остальных и не увидев на их лицах шока или хотя бы удивления, резко начинает что-то понимать. Он подносит дрожащую руку ко рту, словно его тошнит, и часто-часто моргает. — В-вы… вы все знали, — начинает он тихо, после переходя на крик. — Вы с самого начала- — Вайт, пожалуйста, — Эмма делает шаг к нему, протягивая руки, но он резко дергается и спиной упирается в стену. — Не подходите ко мне! — он умывает руками лицо и с трудом выдыхает. Все его тело колотит. Его лицо изломано смесью беспомощности, паники и ярости. — Вы все знали и не сказали мне ни слова, даже не- даже ты! — Мы с Эммой только догадывались, — осторожно отвечает Нортон, ощущая, как вина разъедает его изнутри, хотя он знал, что не мог поступить по-другому. Он боится даже пошевелиться в его сторону, чтобы не вызвать еще больше паники и отторжения. — Ты сам говорил, что не хочешь вспоминать. — Это было важно! — Вайт резко вскидывает голову, и его глаза красные. — Это было чертовски важно, и вы решили мне не говорить! — Чтобы ты запаниковал и сбежал? — припечатывает Наиб. — Вайт, дай нам объяснить- — Я не Вайт, — произносит он, задыхаясь от гнева. — Хватит, я не хочу ничего слышать. Вы все мне- вы врали все это время, я- Этому не было места. Всей этой истерике — не было. Вайт знал, что нужно что-то делать, что-то придумать, куда-то бежать, но его со всех сторон окружили и смотрят в ужасе, как его рвет напополам, старые воспоминания и новая личность, которой и полгода не исполнилось. Ему некуда бежать — и дышать тоже уже нечем, словно он под куполом. В висках стучит, и почему-то комната меркнет и мутнеет, и шрамы некстати ноют, особенно расцарапанные накануне ожоги. Он не успевает осознать, как мир медленно выскальзывает у него из рук и всё начинает плавиться. В момент, когда его тело решает, что это слишком и он больше не может, сразу несколько пар рук кидаются его удержать, и гул взволнованных голосов — последнее, что он слышит перед тем, как окончательно упасть в тьму, с надеждой больше никогда из нее не подниматься. Вайт отпускает — и все затихает в мгновение.