С нетронутой кожей и измененными душами

Домой они возвращаются вместе, забрав с собой сердце Долархайда. Я позволил тебе узнать меня, увидеть. Я знаю, ты понимаешь, какой это редкий дар. Эта ассоциация не приходит в голову Ганнибалу, пока они не оказываются вместе на кухне, где Уилл по обыкновению устраивается на табурете за стойкой, а Ганнибал с ножом в одной руке и сердцем в другой – напротив него. Он думает об Уилле, таком искренне обнаженном в своем замысле, Уилле, открывшемся честно и необузданно. Уилле, вручившем ему свой редкий дар. И, когда лезвие ножа вонзается в мякоть сердца, Ганнибал понимает, что такой подарок заслуживает взаимности. — Однажды ты спросил меня, кем я был до этого, – голос Ганнибала звучит ровно, пусть отчасти это и заслуга усилия воли. Он точно знает, что его слова тут же привлекают внимание Уилла и чувствует вес ответного взгляда, напряжённого и острого. Уилл издает тихий звук согласия. — Ты рассказал мне о работе в клинике Джона Хопкинса, – он делает паузу. — Мы вернемся раньше? Ганнибал сжимает губы, крепко кивает и думает, что из чего бы ни были созданы наши души, его и моя одинаковы. – Ее звали Миша, — говорит он. Голос его звучит хрипло, едва слышно. Он продолжает смотреть на сердце в своих руках, сосредоточив внимание на осторожных, отработанных движениях ножом, но не упускает из виду, как Уилл поворачивается к нему всем телом, не может не заметить, как атмосфера в комнате меняется. — Она была моей сестрой. Уилл не издает ни звука, соскальзывая со стула, но прежде чем Ганнибал успевает усомниться его намерениях и задаться вопросом, куда он собрался, Грэм огибает стойку и, не говоря ни слова, прижимается к спине Ганнибала. Его руки знакомо скользят вокруг талии, подбородок мягко ложится на плечо, и Ганнибал чувствует короткое прикосновение губ к своей шее, прежде чем Уилл прижимается к нему, теплый, твердый и успокаивающий. — Ты любил ее, — шепчет Уилл, и Ганнибал тяжело вздыхает. — Бесконечно, — отвечает Ганнибал и чувствует, как руки Уилла на мгновение сжимаются крепче в немом ответе на это слово. Это успокаивает его больше, чем следовало бы. Уилл прижимается губами к плечу Ганнибала, что больше похоже на прикосновение, чем на поцелуй, и тихо вздыхает. — Ты не убивал ее. Рука, держащая нож, слегка вздрагивает, когда Ганнибал качает головой, и Уилл прижимается ещё теснее. Его ладони смещаются вверх по груди Ганнибала, пока он не касается пальцами ключиц. Он силен и сейчас использует эту силу, крепко прижимая Ганнибала к себе. Ганнибал пригвожден к нему, словно его поймали в ловушку, и внезапно он чувствует, о чем сейчас его спросит Уилл, еще до того, как тот успеет сделать вдох, чтобы произнести эти слова. — Какова была на вкус твоя сестра, Ганнибал? Голос Уилла мягкий и нежный, без малейшей тени обвинений, гнева или отвращения, и именно это непоколебимое, нерушимое принятие больше всего заставляет взгляд Ганнибала затуманиваться. Отложив нож в сторону, он упирается ладонями в столешницу и опускает голову, закрывая глаза от горячего прилива эмоций, волной поднимающихся внутри него. — Как весна, — тихо говорит Ганнибал, так, словно тишина слов скрывает их значимость. – Она пахла весной. Однако Уилл не дает ему спрятаться за тихими словами и закрытыми глазами. Его руки пропадают с груди Ганнибала, и у того есть лишь секунда, чтобы оплакать эту потерю, прежде чем Уилл чуть сдвинет его назад, оставляя достаточно места между его телом и столешницей, чтобы суметь проскользнуть в это тесное пространство. Грэм прислоняется спиной к стойке и снова тянет Ганнибала к себе, так, что, когда первые слезы, наконец, срываются с ресниц Ганнибала, они приземляются на его окровавленную рубашку. Через мгновение Ганнибал чувствует кончики пальцев Уилла на своем подбородке, мягко побуждающие его поднять голову. Он сопротивляется какую-то долю секунды, а затем позволяет Уиллу это. Ганнибал знает, как он сейчас выглядит — он чувствует, как слезы высыхают на его лице, и он знает, что его глаза, покрасневшие и влажные, также открыты. Он чувствует это, приподнятую вуаль, полное отсутствие личного костюма. Голубые глаза встречаются с окровавленным янтарем, и Уилл не отстраняется ни от него, ни от его проявления эмоций, ни от его демонстрации самого себя. Вместо этого его руки поднимаются, чтобы нежно обхватить щеки Ганнибала, и его большие пальцы ласково смахивают влагу. Какое-то мгновение Уилл просто смотрит на него, выражение его лица легкое и безмятежное. А затем медленно наклоняется. Первый поцелуй обжигает лоб Ганнибала, и он вздрагивает всем телом от прикосновения мягких губ, сильнее упираясь руками в край столешницы. Уилл успокаивает его, едва ощутимо выдыхая в его кожу, а затем наклоняет голову, целуя обе острые скулы. Последний поцелуй касается губ, мягкий, сладкий, и каким-то образом все равно всепоглощающий. Уилл снова встречается с ним взглядом, на его губах играет ласковая, понимающая улыбка. — Прекрасный, — мягко говорит он, и нежное благоговение в его голосе возвращает мысли Ганнибала к той первой ночи в «Бентли», припаркованном на подъездной дорожке, когда ногти Уилла обагрило кровью с его затылка. О, это прекрасно. Ганнибал вздрагивает, и улыбка Уилла становится шире. — Ты прекрасен, — повторяет он. –Боже, я люблю тебя. Эти слова – давно не новость. Безмолвные чувства скользили между ними, звеня в каждой цитате и метафоре, в каждом поцелуе и ласке. Любовь Уилла ясно прозвучала в тех словах, что он написал над головой Фрэнсиса Долархайда, ее можно было прочесть в бережно преподнесенном Ганнибалу теле Рэндалла Тира. Если задуматься, она была очевидна еще с тех пор, когда Уилл замер в дверях его спальни и процедил «Я хочу всего», пока Бадж все еще впивался в его сознание. Но услышать это признание, как оказалось, – нечто совершенно иное. – Уилл.. Голос Ганнибала – сорванный, потрясённый шепот, и сейчас, когда они так тесно прижаты друг к другу, он чувствует, как этот звук пронзает Уилла, как его голос влияет на него. Ганнибал чувствует ответную дрожь, пробегающую по всему его стройному телу, от ступней до кончиков пальцев, все еще прижатых к лицу Ганнибала, и слышит его хриплый, сорванный выдох. Второй поцелуй ни мягкий, ни сладкий, но все еще такой же всепоглощающий, концентрирующий все внимание Ганнибала на жёстких, грубоватых прикосновениях губ Уилла и его плотнее сжавшихся пальцах. Уилл целует его так, будто пытается оставить часть себя в Ганнибале. Это казалось бы почти отчаянным, если бы не ощущалось так правильно между ними. Когда Уилл отстраняется, его губы выглядят потрясающе припухшими и алеют от поцелуя. Ганнибал пытается снова: – Уилл.. — Я знаю, — прерывает его Грэм, проводя большим пальцем по изгибу скулы Ганнибала. Его взгляд скользит чуть выше, встречаясь с карими глазами, а губы складываются в улыбку. – Я знаю. Уилл снова целует его в уголок рта, быстро и нежно, а затем со вздохом откидывается назад. – Сейчас я выгляжу как мечта судмедэксперта, — хмыкает он, глядя на кровь, пропитавшую рубашку. – Нужно привести себя в порядок. Ты справишься тут сам? Ганнибал кивает, и Уилл, скорчив гримасу, которую можно назвать лишь нежеланием, покидает его. Кончики пальцев на мгновение скользят по руке Ганнибала, когда он отворачивается, и призрак его прикосновения остается даже после того, как он исчезает в коридоре. Ганнибал возвращается к недорезанному сердцу и старательно не фантазирует о том, как Уилл смывает кровь с кожи.

***

К тому времени, как Уилл возвращается, свежий и переодетый, Ганнибал успевает закончить. Грэм смотрит на наполненную тарелку, а затем на Ганнибала, и выражение его лица мечется между любопытством и нетерпеливым ожиданием. — Это то, что я думаю? — Иди за стол, — отвечает Ганнибал, и Уилл усмехается, в капитуляции поднимая руки, прежде чем отойти от стойки. Он повинуется, направляясь в столовую, и Ганнибал подхватывает тарелку, следуя за ним. Уилл не садится, но разливает вино, которое Ганнибал ранее декантировал, чтобы дать ему подышать, и следом улыбается, не поднимая глаз. – Я принял свою роль за твоим столом, — весело говорит он, недвусмысленно качнув графином, и Ганнибал поправляет его прежде, чем успевает придумать причину не делать этого: – Полагаю, что этот стол давно стал «нашим». Еще с тех пор, как ты помог мне устроить званый ужин. Уилл замирает на середине движения, на полпути к тому, чтобы поставить графин, и переводит взгляд на Ганнибала. Какое-то мгновение они просто смотрят друг на друга, а затем Уилл согласно кивает, словно самому себе. — Хорошо, — легко говорит он и ставит графин на стол. — А теперь я могу наконец узнать, чем ты меня кормишь? Он садится, и Ганнибал начинает обьяснять: – Любое блюдо выигрывает от свежих ингредиентов, — говорит он. — А вот с тартаром свежесть — абсолютная необходимость. На блюде перед ним около дюжины золотисто-коричневых тарталеток, на каждой из которых порция мелко нарезанного сердца. Приправы преднамеренно просты — в этом блюде нарезка и качество мяса находятся в центре внимания, и без какой-либо кулинарной обработки можно сделать не так уж много, чтобы улучшить вкус, не рискуя его перебить. Ганнибал наконец занимает свое место, и Уилл улыбается ему через стол. – Вряд ли можно было добиться большей свежести, — говорит он, а затем берет одну из тарталеток большим и указательным пальцами. Ганнибал наблюдает, как он подносит ее к губам, а затем вонзает в нее зубы. Он думает, что вряд ли когда-нибудь устанет от того, как выражение лица Уилла становится слегка блаженным, когда он пробует что-то, что Ганнибал создал для него, как он смакует каждый укус так, словно это единственное, что он ел за долгое время. Ганнибалу всегда приятно видеть, как кто-то наслаждается его едой, но с Уиллом это по-настоящему потрясающе. Уилл облизывает губы, сглатывает, и тонкая улыбка изгибает уголки его рта. — Сердце дракона, — произносит он. — Ты действительно расширяешь мой кругозор. Ганнибал зеркалит его улыбку и в ней проглядывают острые кончики его клыков. — Наслаждайся, Уилл.

***

Позже они вместе моют посуду, стоя у мойки бок о бок – Ганнибал моет, а Уилл вытирает. Это не то, что многие сочли бы привилегией, но и Ганнибал не из тех, кто позволил бы подобное кому угодно. Его кухня… слишком его. Теперь, впрочем, скорее их, – думает он. Эта мысль куда приятнее, чем он мог ожидать. Когда последние тарелки убраны, Уилл берет его за руку и ведет в спальню. Они останавливаются у изножья кровати, и Грэм поворачивается к нему лицом. Его голубые глаза ярко блестят в тусклом свете. – Ты позволишь? — спрашивает он, кладя руки на лацканы пиджака, и Ганнибал, у которого внезапно перехватывает горло, кивает. Уилл раздевает его медленными, осторожными движениями. То, как он прикасается к Ганнибалу, граничит с благоговением, как будто он не может до конца поверить, что они здесь, вместе, друг у друга. И хотя эмпатия никогда не была сильной стороной Ганнибала, он понимает это чувство. Уилл тщательно складывает и откладывает в сторону каждый снятый предмет одежды, пока Ганнибал не остается стоять перед ним в одних лишь красных шелковых боксерах. На мгновение пальцы Уилла задерживаются на его животе, очерчивая линию вдоль пояса, но даже при таком количестве обнаженной кожи прикосновение кажется скорее приземляющим, чем возбуждающим. Ганнибал ловит одну из рук Уилла и подносит ее ко рту, прижимаясь губами к костяшкам пальцев. Уилл в ответ тихо фыркает. — Я просто любовался видом, — говорит он, высвобождая руку из хватки Ганнибала. Почти сразу она ложится на его грудь, и Уилл нежно направляет его к кровати. Ганнибал послушно растягивается на матрасе, и Уилл улыбается ему, быстро наклонившись, чтобы поцеловать. Он стаскивает с себя одежду, раздеваясь до нижнего белья, прежде чем закинуть одну ногу на бедра Ганнибала и удобно устроиться на нем сверху. Уилл кладет руки по обе стороны от головы Ганнибала и наклоняется, чтобы поцеловать его, медленно, нежно и сладко. — Нам нужно подумать о том, чтобы выбраться из города, — шепчет он, пока его губы скользят по губам Ганнибала мягкими, легкими движениями. – Моя интерпретация стиха была неявной, но рано или поздно Джек установит связь с Данте. Я бы предпочел не находиться здесь, когда это произойдет. Ганнибал тянется за еще одним поцелуем, но Уилл остается вне пределов его досягаемости. Лектер разочарованно вздыхает. – Я думал показать тебе Флоренцию, – сознается он через мгновение. Уилл отклоняется назад, глядя на Ганнибала темными блестящими глазами. — Флоренция, — повторяет он спустя секунду. — Флоренция, которая в Италии? — Да, именно та самая. Уилл недовольно хмыкает, хотя улыбка, танцующая в его глазах, скрадывает настоящее раздражение. – У меня нет паспорта. Пульс Ганнибала учащается. Медленно он тянется к прикроватной тумбочке и выдвигает ящик, зная, что Уилл наблюдает, как он вслепую просовывает руку внутрь, чтобы вытащить спрятанные паспорта. — У тебя – нет, — говорит он, поворачиваясь к Уиллу и открывая верхнюю. — Но у джентльмена по имени Томас Новачек, который почему-то поразительно похож на тебя, — есть. Уилл берет у него паспорт, хмуро глядя на свою фотографию. Он проводит кончиками пальцев по странице, его прикосновения нежные и нерешительные, а затем снова смотрит на Ганнибала. Его брови все еще сдвинуты вместе. — Где ты… — начинает было он, но потом останавливается, качая головой. — Нет, знаешь что, я не хочу этого знать. Когда ты их сделал? — Вскоре после нашего десерта, — отвечает Ганнибал, и выражение лица Уилла сглаживается пониманием. – Я… я понял, что взять с собой лишь часть тебя, куда бы я ни пошел, будет недостаточно. Я захотел всего. Улыбка Уилла мгновенна и ослепительна, и озаряет все его лицо. Он захлопывает паспорт и протягивает руку, переплетая пальцы с пальцами Ганнибала. — Хорошо, — говорит он мягким голосом. Томас Новачек – это не так уж плохо. А кем ты собираешься жить во Флоренции? Ганнибал берет свой паспорт. – Мои документы оформлены на имя Маркуса Новачека. Между ними воцаряется тишина, усугубляемая выражением полнейшего недоверия на лице Уилла. Ганнибал терпеливо ждет, и через мгновение Уилл облизывает губы и медленно, ровно выдыхает. – Ганнибал. — Да, Уилл? Глаза Уилла подозрительно сощуриваются. — Как давно мы женаты? — Эти личности отпраздновали седьмую годовщину в прошлом июне, — отвечает Ганнибал, и пальцы Уилла крепче сжимаются вокруг его собственных. — Ты действительно сейчас просишь меня выйти за тебя замуж? Ганнибал переводит дыхание. — Полагаю, это будет полностью зависеть от твоего ответа. Какое-то мгновение Уилл просто смотрит на него, напряжённо и ищуще. Ганнибал не совсем уверен, что именно он ищет, хотя и подчиняется поиску, позволяя Уиллу смотреть сколько угодно. И через несколько секунд Уилл наконец выдыхает, сжимает руку Ганнибала и кривовато улыбается, приподнимая уголок рта и наклоняя голову. — Я получу кольцо? Его слова тихие, почти нерешительные и совершенно чудесные. Ганнибал улыбается и снова лезет в ящик, на этот раз доставая коробочку с кольцами. Взгляд Уилла тут же фокусируется на ней, и, учитывая то, как плотно его тело прижато к Ганнибалу, тот может почувствовать, как он замирает, а его мышцы напрягаются в предвкушении. Уилл открыт ему, и то, что он этого хочет, ясно написано в чертах его лица. В кои-то веки Ганнибал не позволяет себе прикусить язык, сдержав инстинктивный ответ на любовь Уилла. – Конечно, mylimasys, — отвечает он и достает из шкатулки кольцо Уилла. Оно черное, из полированного вольфрама, и вдоль трети его окружности аккуратной прямой линией протянуты девять кроваво-красных рубинов. Каждый из драгоценных камней в 1/3 карата утоплен в кольцо, находясь на одном уровне с поверхностью металла, и в тусклом свете спальни они выглядят как маленькие капли крови. Не говоря ни слова, Уилл протягивает левую руку, и Ганнибал выполняет безмолвную просьбу, надевая кольцо ему на палец. Какое-то мгновение они оба смотрят на него, так резко контрастирующее со светлой кожей Уилла. А затем Грэм тихо вздыхает. — Mylimasys, — повторяет он хриплым голосом. – Что это значит? Ганнибал делает ровный вдох и нежно проводит ладонью по щеке Уилла. — Любимый, — шепчет он. Выражение лица Уилла смягчается. Он тянется к шкатулке, отставленной Ганнибалом, и его губы изгибаются в улыбке, когда он поднимает крышку и находит второе кольцо, золотой двойник его собственного. Одна из его рук захватывает руку Ганнибала, а другая берет кольцо, и он уверенно повторяет жест Лектера, надевает кольцо ему на палец. Их губы встречаются словно сами собой. — Да, Ганнибал, я согласен. Я выйду за тебя, — шепчет Уилл ему в губы. Через мгновение он откидывается назад, ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с Ганнибалом. Его глаза блестят искрами озорства. – Но при одном условии. Ганнибал выгибает одну бровь. – Слушаю. — Никаких автостопщиков в Италии, ладно? Что-то вздрагивает в груди Ганнибала, и его руки ложатся на бедра Уилла в мягком, расслабляющем прикосновении. — Даже если ты будешь охотиться вместе со мной? Глаза над ним ярко вспыхивают, и через мгновение Уилл ухмыляется. — Двое серийных убийц в одной машине? — спрашивает он, и Ганнибал в ответ приподнимается, сцеловывая улыбку с его лица. – Мне нравятся наши шансы.