Эфира

- Хватит кукситься, - раздраженно, но тихо, чтобы не разбудить спящих младших братьев и некстати расхворавшегося отца-омегу, произнес Кето, поправляя складки на накидке Корина. Кето был самым старшим из детей Калликрата, замужним омегой, и поэтому обязанность подготовить Корина к посещению храма оказалась возложенной на него. Само это дело считалось столь личным, что до него не допускали ни домашних слуг, ни даже большинство родичей. - Ты ведешь себя так, словно тебя ведут на заклание или на жестокую порку в храме Ариста, через которые проходят молодые альфы. - Я бы предпочел порку, - пробормотал юноша, одетый в лучшие одежды, что были в их доме, и в который раз переступил с ноги на ногу. В теле все сильнее разгорались жар и истома, и необходимость идти куда-то в таком состоянии казалась пыткой. Но дело было не только в этом чисто телесном неудобстве… Кето вздохнул и надел на высоко и красиво уложенные волосы упрямца венок из мирта. - Не говори глупостей. Лучше думай о том, что теперь всегда сможешь быть вместе с Филатом. - Если он меня захочет… Старший омега рассмеялся: - Куда он денется?! Вы привязались друг к другу с детства. Ваш брак будет из редких, по настоящему влечению. К тому же в его возрасте… Младший прикрыл глаза и сглотнул: - От меня будет пахнуть чужим альфой. Как Филат сможет подойти ко мне, если я изменю ему еще до брачной клятвы? - Омеги, послужившие Камее, и ее жрецы – не распутники и не прелюбодеи. Закон защищает их доброе имя, жизнь и имущество, как и у всех честных людей. Думаю, Филат не глупее любого из женатых альф нашего города, и даже в мыслях не станет обвинять тебя за то, что исполнил свой долг. Иначе можно обвинить в разврате всех замужних омег Эфиры – ведь они постоянно делят ложе… с мужьями. – Усмехнулся Кето и добавил. – Запах пройдет через несколько дней. А того альфу ты больше никогда не увидишь. - А если… если я забеременею? - В первую течку? Вряд ли. Такое бывает очень редко. Потому и считается особым благословением для всего рода. Не трясись. Этот ребенок будет считаться сыном Богини, его сразу после рождения отдадут в храм. - И? - Что «и»? - Что будет с этим ребенком? Старший брат безразлично пожал плечами: - Станет жрецом или младшим служителем. О, кажется, это отец. Наконец-то!

***

До храма полагалось дойти пешком, благо, находился он неподалеку. Улицы Эфиры были почти пусты – если кто-то и поднялся так рано, то еще занимался домашними делами. Поэтому альфе и омеге попались навстречу лишь несколько стражников и водонос. Но Корин всякий раз испуганно сжимал руку отца – будучи из довольно богатой семьи, он привык смотреть на дорогу и посторонних из-за занавесей паланкина. К тому же мужчины с явным интересом провожали взглядом наряженного молодого омегу, едва ли случайно на рассвете торопящегося в храм Камеи – хоть в первую течку запах еще слаб и сильный пряный аромат мирта и масла, которым Кето умастил брата, легко его скрывал. Корину от этих взглядов становилось еще сильнее не по себе – ему казалось, что он идет по городу обнаженный и все видят его таким, и думают только об одном. От всех этих переживаний юношу начала бить дрожь, и Калликрат это заметил: - Замерз? Да, утро сегодня прохладное. Но к полудню опять будет жечь нестерпимо. Еще немного осталось, потерпи. Корин промолчал. Какой смысл пытаться что-то объяснить? Конечно же, отец сейчас тоже по-своему переживает и, наверное, жалеет его… - Куда…? – Недоуменно спросил юноша, когда отец повел его не к главному входу, а в сторону. - У храма есть еще один вход, с восточной стороны. Тебе нужно быть там. Вдоль нежно-белых колоннад тянулась ухоженная тропинка, окаймленная снаружи высокими кустами роз. Здесь уже никого не было видно, и Корин, несколько успокоившись, вспомнил свои прежние посещения храма Камеи. Он, как и все омеги, тут, конечно, бывал и не раз. Камея считалась их покровительницей, помощницей в пробуждении страсти и деторождении. Совершеннейшая из омег, первая из них. Настолько идеальная, что о ней даже говорили по-особому: иначе, чем об остальных богах и людях. Не бог, а – Богиня, не «он», а – «она». И иначе же изображали, доводя черты, отличающие омег от альф и удобные для рождения детей, до крайности. Корин вспомнил статую, стоящую в главном зале храма - изваянную столь талантливо, что, казалось, Богиня вот-вот полностью сбросит с себя накидку, которую приподняла с большой, полной молока груди, и шагнет с пьедестала, красиво двигая широкими округлыми бедрами. Говорят, что когда-то все омеги выглядели так, отчего рождение детей давалось им намного проще. Но потом они оскорбили Камею желанием походить не на нее, а на альф и она сделала их такими, как сейчас – похожими на альф, но всегда слабее их и всегда им подчиненными. Но сам Корин не слишком-то верил в этот миф. Он получил хорошее образование, а благодаря Филату знал еще и многое из того, что омегам обычно не говорят. И потому давно понял, что такие рассказы есть у всех народов, и служат тому, чтобы придать вульгарной власти сильных над слабыми благопристойный вид. Оттого-то необходимость отдаться за несколько монет первому встречному, и вызвала у юноши внутренний протест и неприятие. Он не верил ни в то, что Камее это действительно нужно, ни в то, что без этого нельзя обойтись. Если они с Филатом любят друг друга, то почему между ними должен ложиться кто-то третий? Неужели Корин, так любящий своего жениха, действительно способен причинить ему вред во время первого соития, а потому для этого лучше пригласить жреца или чужака? Восточный вход имел небольшой портик, под сводом которого стояли две скамьи. Сами врата украшал барельеф, взглянув на который Корин покраснел, понимая, почему маленьких омег сюда не водят. Оставив сына у одной из скамей, Калликрат вошел в храм и вскоре вернулся в обществе одного из жрецов. Престарелый омега окинул юношу безучастным взглядом, заставив снова покраснеть и невольно сжаться – и приказал следовать за собой. Старый альфа еще раз утешающе пожал сыну руку, после чего поспешил уйти. Юноша несколько раз оборачивался назад, надеясь встретиться с отцом взглядом, но тот ни разу даже не замедлил шага. Помещение, куда вели восточные врата, было куда меньше главного зала, и от потолка до пола было увешано отрезами красного полотна, сквозь которые кое-где можно было увидеть свет или тени – должно быть, эти завесы прикрывали входы во внутренние помещения или спальные ниши. И впрямь, когда жрец отбросил один из таких пологов, светильники, установленные в центре зала, выхватили из темноты край ложа, небольшой сундук, кувшин и миску для умывания. - Иди за мной, - еще раз коротко приказал старший омега, входя в нишу и зажигая маленький светильник. – И задерни за собой завесу. Корин послушался, но пройти вглубь не торопился, наблюдая, как жрец достает из сундука свежую простынь, застилает ей ложе, и еще одну кладет сверху. Во всех движениях служителя не было и намека на какую-то торжественность – все это давно стало для него чем-то обыденным. Наверное, других омег такая невозмутимость должна была успокоить, но Корина от нее внутренне вымораживало. - Одежду, которую ты наденешь для выхода из храма – твой брат принес ее еще вчера – ты найдешь здесь. Эту, что на тебе сейчас… - Знаю. Это дар Богине. Жрец сразу посуровел – он явно не привык сталкиваться даже с таким проявлением непочтительности. - Верно. Но советую не начинать говорить до тех пор, пока твой собеседник не закончит фразы. Особенно, когда он старше тебя. Ты - из хорошей семьи, и тебе стоит дорожить ее именем. Омега почувствовал такой жар на лице, что стало горячо глазам, но промолчал. - Я помогу тебе переодеться для гостя, - уже спокойнее произнес жрец. – Ты, верно, задет тем, что тебе оказано так мало внимания. Но завтра – большой праздник, а потому все служители, за исключением тех, что еще с вечера заняты с гостями – готовятся к нему. Еще не завершив этой тирады, жрец принялся ловко раздевать юношу, беспощадно распустив складки, которые сегодня так старательно укладывал Кето. Спустя какое-то время на молодом омеге из всей одежды остался лишь широкий пояс, охватывающий бедра, чьи длинные концы спускались спереди и сзади почти до пола. Когда стих шорох ткани и жрец принялся тонкой кистью наносить на руки и грудь Корина узоры, до слуха юноши донеслись негромкие стоны и звуки соединяющихся тел. Бросив взгляд на полог, отделявший эту нишу от соседней, он увидел и силуэты любовников – они сошли с ложа и теперь омега опирался на него лишь грудью и руками, а альфа, приподняв и придерживая его бедра, двигался между ними плавно и быстро. Внезапно движения стали резче и грубее, и омега издал длинный сдавленный вскрик, отчего Корину захотелось зажать уши. «Неужели и я буду делать все это?» Убирающий его жрец даже не повернул головы. Закончив с украшением тела, он осторожно разобрал прическу Корина, распуская его роскошные, цвета меда волосы, которые он, как и все омеги, растил с самого детства. Им, как и его невинности, тоже надлежало навечно остаться в храме. Пригодные к замужеству омеги, оставив свои косы в храме, носили волосы чуть ниже плеч, а замужние их и вовсе прикрывали разными уборами. Длинные и распушенные волосы из всех эфирцев носили только жрецы Камеи. - Ну, вот все и готово, - с удовлетворением произнес старый омега. – Осталось только… - он достал из сундука узкую черную полоску. – Надень маску. У Корина словно камень с души свалился. По крайней мере, гость не увидит его лица. Дождавшись, когда юноша закончит, жрец взял его за руку и повел обратно к выходу, давая последние напутствия: - Ничего не бойся и не стыдись. Забудь о том, что твое тело – твое. Прямо сейчас оно – собственность Богини, ее часть. Не обменивайся с гостем ни единым словом. Ни в чем ему не отказывай. Но помни – гость тоже не имеет права говорить с тобой ни о чем, кроме как о соединении, и не смеет бить и калечить жреца Богини. Прими любую плату – даже самую малую – и от любого…