Шпион Его Величества

      Домой Рупперт вновь вернулся затемно. Даже отец уже находился дома и, отчего-то чуть нахмурившись, спросил, где он пропадал.       Юноша даже растерялся от такого, обычно его не ограничивали, выказывая сыну доверие, воспитывая в нем ответственность и самостоятельность.       — У друга. Что-то случилось? — сконфуженно поинтересовался он, положив на стол сверток с угощениями. — Это, вот, передали.       — По ночам шляешься, — мрачно отозвался отец, не поднимаясь с места, продолжая ковыряться ложкой в рагу. Выдохнув, все же чуть смягчился: — Мы беспокоимся. Прости. У кого гостил? У Джозефа?       Дружбу с последним родные всячески поощряли, даже бабушка. Конечно, ведь Тайринны являлись людьми состоятельными, а глава семьи служил при дворе. Вот только, увы, дальше отношений двух сокурсников дела у них не шли. Да Рупперт особо и не стремился, ему были по душе люди иного склада.       — Нет. У Артура Файнса. Ему стало нехорошо на паре, и я…       Кофе, что наливала отцу маменька, достигло краев чашки и полилось мимо.       — У кого ты был? — испуганно выдохнула она. Спохватившись, отставила кофейник и накрыла лужицу тряпкой. Под недоуменными взглядами собравшихся, воинственно выпрямила спину, точно тетиву натянула. — Никогда, слышишь. Никогда больше туда не ходи.       И столкнулась с еще более недоуменной реакцией домочадцев.       — Айрис?.. — мягко и вопросительно взглянул на нее супруг, но в ответ получил лишь колкий взгляд и поджатые губы.       — Я все сказала. Нечего якшаться с этими… Просто нет. И точка.       Просто немыслимо. Мама всегда оставалась доброжелательной, даже с нищими, что просили милостыню у храма, который она посещала, пожалуй, даже слишком часто, а тут… На несколько мгновений Рупперт онемел, пытаясь понять эту незнакомую в ней эмоцию, и не смог.       — Но мама, Артур достойный юноша. Даже если его родители замешаны в чем-то, он не должен отвечать за их грехи.       — Ты не знаешь, о чем говоришь! И лучше тебе не узнать, — жестко отрезала маменька, отчего даже бабушка поспешила прикинуться ветошью, принимаясь увлеченно расставлять на столе кофейные чашки, чего за ней отродясь не наблюдалось.       Впрочем, ей как раз ничего не угрожало, в отличие от двери, что захлопнулась за спиной стремительно вышедшей маменьки так, что, казалось, чуть не треснула. И что это было?.. Ответить на этот вопрос не смог даже отец, зато у бабушки имелась закономерная для нее теория о любовнике маменьки, после которого ее и подобрал отец. На что сын ее молча поднялся из-за стола и вышел следом за супругой.       Добрый вечер, ничего не скажешь…       И только Рупперт не спешил сбегать, точно пришпиленный к месту неожиданной мыслью:       — Хотите сказать, что Артур может быть моим братом?       Бабушка в миг расслабилась, выглядела слишком уж умасленной.       — Да откуда же мне знать от кого тебя эта шалошовка прижила? Может и брат, а может и сутинер ее припомнился.       Рупперт вздрогнул, внезапно отрезвленный очередным оскорблением. Кого он слушает?! Гадюка с гнилым языком…       О чем он ей и сказал, впервые в жизни позволив себе выразить то, что так часто билось в голове, просилось с языка, но он сдерживался из-за уважения к отцу. Жалел мать, которой скандалы лишь добавляли расстройства. Однако, всему когда-то приходит конец, особенно терпению, которым не наградил Создатель творения свои. Прихватив сверток с угощением, выскочил в коридор, чтобы запереться в своей комнате.       Впрочем, если бы отец вызвал его на серьезный разговор, он не стал бы отсиживаться в комнате подобно ребенку. Если ему придется отвечать за свои слова — он готов. Но мать он оскорблять не позволит. Больше никогда.       Впрочем, отец так и не пришел, оставив сына наедине с собственным гневом и учебниками. Над которыми Рупперт и просидел до утра. Так и не сумев уснуть. Хотя не то, чтобы он пытался, не почувствовав даже потребности.       Доктор Реймели, недавно вернувшийся с конференции, рассказывал им об открытии особых гормонов, адреналина и норадреналина, кажется, которые отвечали за общее возбуждение организма в стрессовой ситуации. Хорошо хоть руки не дрожали слишком сильно, но сердце колотилось, а мысли метались словно птицы в клетки. Все, как и говорил доктор. Удивительно.       С самого утра на небо набежали легкие тучки, и в аудиторию Артур Файнс прошел как всегда: собранный, непоколебимый, точно вчера ничего не случалось. Шепот сокурсников немедленно стих. Рупперт незаметно кивнул ему в знак приветствия, но более никак не выдал их сближения. Занятия сегодня буквально превратились в пытку, ибо мысли так и норовили ускользнуть прочь от темы лекции, а взгляд то и дело устремлялся на Файнса. Тайна, что еще плотнее укутала сокурсника в свою шаль, не давала покоя. И нет, он не верил словам старой гадюки. Тут было что-то другое. Другое!       Видимо его состояние не укрылось от сокурсников, поэтому на ближайшей перемене, когда Рупперт вышел в уборную, Джозеф буквально поймал его за руку, заставив чуть ли не подпрыгнуть.       — Ты чего? — Рупперт непонимающе посмотрел на старосту, и голос его прозвучал даже чуть испуганно.       — Это ты чего? — нахмурился Тайринн. — Выглядишь так, будто смерть повстречал. Он тебе что-то сделал?       — Кто? — возможно сказывалась бессонная ночь, но он правда не понимал.       — Файнс, кто же еще?! — зашипел Тайринн, нервно оглядевшись.       — Джозеф… Откуда такие странные мысли? У всех может случиться недомогание или бессонная ночь. Не ищи ведьм там, где их нет.       — Точно? — нахмурился староста, мягко сжав его плечо. Может, он таки поспешил в своих суждениях относительно уровня их отношении? — Мой тебе совет: держись от Файнса подальше. Это для твоего же блага.       — О чем ты? — Рупперт так же нахмурился, вспоминая странное поведение матери накануне. Да что с ними всеми такое?..       Тайринн закатил глаза, очевидно, считая сокурсника последним тупицей. Когда дверь открылась, впуская посторонние уши, утянул Рупперта в самый дальний, укромный угол:       — Только не говори мне, что не заметил, как Файнс похож на изгнанника… Отец говорит, что некоторые из них покидают свою проклятую дождливую дыру. И бывают в столице. При дворе, Руп! — И Джозеф не скрывал искреннего возмущения сим фактом. — Тебя когда с ним отправили, мы с тобой уже попрощались. Думали принесет тебя в жертву своим Темным богам, или в кого эти еретики там верят…       — Глупости какие, — не выдержав, засмеялся Рупперт, чуть запрокинув голову. — Не заметил у него дома ни алтаря, ни книг из человеческой кожи.       — Дурак, — обиженно фыркнул староста. И тут же заинтересовался: — Ты заходил внутрь?       — Да, Артур гостеприимный хозяин. И совсем не похож на монстра, какими рисуют изгнанников. Пойдем, сейчас пары начнутся.       Он первым направился к выходу, оставляя Тайринна с его разыгравшимся воображением. Рупперт не знал, какой из того выйдет врач, а вот писатель бы получился отменный.       Оставшийся день прошел тихо. Вплоть до последней лабораторной, когда их разбили на пары, чтобы работать вместе. И, естественно, партнером Рупперта оказался Артур, от которого сегодня разве что ладаном не открещивались. Удивительно, Миллер и не знал, что идиотия заразна.       В полуподвальном помещении лаборатории Рупперту бывать приходилось, когда преподаватель посылал за препаратами, необходимыми для опытов. В жару там самое оно, ибо в помещении всегда поддерживалась прохладная температура. Зачем? Конечно же, чтобы трупы не портились так скоро. Увидев покрытые белыми простынями тела на трех металлических столах, Рупперт сглотнул, а сердце застучало, как сумасшедшее. Нет, конечно, то были не первые мертвецы в его жизни, но вскрывать их ему еще не доводилось. Рядом, на выдвижной полочке — инструменты. Он знал наизусть каждый из них, как знал все человеческие органы. Так что же он теряется?       Медленно выдохнув, Миллер кивнул самому себе. Мертвецов он не боялся. Брезгливым точно не был. Боялся, наверное, напортачить. Но… Они ведь еще учатся, правда? А потому могут совершать ошибки…       — И даже должны, — шепот подошедшего к нему со спины Артура, заставил Рупперта подпрыгнуть, обжегшись о его дыхание.       — Что должны? — смущенно пробормотал он, обернувшись к сокурснику.       — Совершать ошибки, — улыбнулся Артур, подав Миллеру фартук и перчатки. В ответ на изумленный взгляд, тихо усмехнулся: — Твои эмоции написаны у тебя на лице. Считать их не составляет труда.       Рупперт снова смутился и, пряча свою реакцию, отвернулся, бросив взгляд в сторону соседнего стола, где Джозеф со скальпелем в руке неловко подступился к своему «пациенту». И Рупперт знал, что следует сделать сейчас, что после, но не мог побороть оцепенение.       — Давай, я вскрою, а ты продолжишь? — предложил Файнс, так же одевая перчатки, и Рупперт с готовностью кивнул.       И все же, чтобы резать людей, пусть и мертвых, видимо, следовало переступить через некий барьер, убеждения, с детства вбитые в голову обществом, побороть предрассудки…       И пока он размышлял, Артур приступил к общему вскрытию. Уверенным, даже на первый взгляд хорошо поставленным движением руки, Файнс совершил первый продольный надрез вплоть до брюшной полости, отступив дюйм от подбородка, затем два продольных надреза на животе. Спокойно и уверенно. Профессионально. Особенно на фоне сомневающихся сокурсников, парочка из которых уже поспешила скрыться в неизвестном направлении. Хорошо хоть в обморок не попадали.       Конечно же действия Артура тут же привлекли внимание доктора, который кажется даже залюбовался происходящим. Лишь когда студент отложил инструмент, полюбопытствовал, словно в том не было ничего выходящего за рамки его представлений:       — Вам уже доводилось делать аутопсию, мистер Файнс?       — Мой отец доктор и, конечно, занимался вскрытием усопших. Мне доводилось видеть его работу.       — Только ли видеть? — Ко всеобщему изумлению, доктор Лиймар, вдруг перехватил запястье Артура, рассматривая ладонь студента с любопытством. — Виктор поставил вам руку. Или же то была ваша матушка? Удивительная женщина, — хмыкнул он. Заметив внезапную бледность Файнса, послушно высвободил его руку, кинув взгляд на Рупперта: — Мистер Миллер, ваш черед.       — Да, сэр.       Вдохновленный уверенностью, с которой подошел к заданию Артур, Рупперт приблизился к телу, чтобы, один за другим, извлечь на свет божий органы несчастного со странгуляционной бороздой на шее после повешения, следуя предписанной очередности. Попутно комментируя свои действия и отмечая изменения в тканях органов, как потемнение тканей увеличенных легких, выдающий в пациенте заядлого курильщика, ну или шахтера.       О чем он и сообщил преподавателю. Тот кивнул, позволив подступить к столу Файнсу, присоединившемуся к исследованию. Артур отметил увеличенную печень, начавшееся замещение нормальных тканей на фиброзные. Кажется, плюс ко всему, висельник являлся изрядным выпивохой, дошедшим до крайних стадий зависимости.       — Хорошая работа, господа, — похвалил их доктор Лиймар, когда те самые многострадальные легкие были наконец извлечены Руппертом, и изувеченное тело снова накрыли простыней. — Миллер. В следующий раз, вскрывать тело будете вы, — предупредил он и обратил свой взор на оставшихся в лаборатории студентов. — Ну-с, теперь ваша очередь. Мистер Тайринн, прошу.       Только спустя час покинув лабораторию, Рупперт позволил себе отпустить напряжение и, шумно выдохнув, привалился к стене. А ведь ему казалось, он предельно ясно представляет будущую профессию…       Не менее измученные сокурсники вывалились следом, по дороге возбужденно обсуждая прошедшее занятие. И только Артур, как и прежде не участвовавший в процессе, поспешил прочь, да так, будто за ним гнались. Совершенно не похоже на него обычного.       Неужели он опасался мягкого и тактичного доктора Лиймара? Или, скорее того, что преподаватель осведомлен более других? Это же надо додуматься — ребенка привлекать к аутопсии!       В голове не укладывалось!       — Артур, — предпочитая компании одиночку, Рупперт отлепился от стены и поспешил догнать Файнса. Поравнявшись с ним, на ходу заглянул в лицо. — Ты в порядке?       Юный барон был бледен, и он опасался, как бы тому не стало снова плохо.       — Да, — сухо отозвался Артур, продолжая шагать прочь, словно пытаясь убежать и от Рупперта, поскорее покинуть академию. А, возможно, даже и город. Слишком отчетливо Миллер чувствовал его напряжение.       — Последние пары, — словно невпопад, но с далеко идущими намерениями обронил Рупперт. — Давай пойдем куда-нибудь? Я знаю чудесную булочную. Думаю, нам обоим не помешает расслабиться.       — Если ты перепугался мертвецов, то тебя спасут не булочки, а виски, — мрачно хмыкнул Артур, заставив Рупперта замереть.       Что? Он честно попытался не обидеться, но вот идти за Файнсом как-то перехотелось. Развернулся даже, чтобы уйти, не прощаясь, но не успел и двух шагов сделать. Плеча его осторожно коснулись.       — Прости, — смущенно улыбнулся Артур. — Если хочешь, пойдем в булочную.       Однако Рупперт не торопился двигаться с места, опустив голову:       — Я не испугался, — отрицал он. — Не мертвецов. Заповедь: Не навреди. Сегодня я не смог переступить через нее. Знаю, это глупо, но… В следующий раз я буду готов.       Пообещал он то ли Файнсу, то ли себе самому, и только после этого зашагал в сторону холла, с некоторым облегчением услышав позади шаги Артура.       — В твоей голове каша, — мягко и сочувственно посетовал Файнс, поравнявшись с ним. — Невозможно навредить усопшим. Но они могут послужить спасением для тех, кто действительно нуждается в помощи. Что до живых… Лечение не должно калечить сильнее болезни, это да. Но. Между сломать ребра и запустить сердце, или сохранить ребра, но позволить пациенту умереть, выбор очевиден.       — Ты прав, конечно. — Выйдя на улицу, Рупперт одним движением распустил волосы и вдохнул полной грудью. Сегодня было прохладнее, но к вечеру вновь обещали жару. Удивительное дело. — Люди странные существа, да? Иной раз, умом, все понимаешь, а сделать шаг не можешь…       Они не сговариваясь перешли на теневую сторону улицы и медленно пошли в направлении дома Файнса. Оставалось надеяться, что его не заметил никто из знакомых, так как видеть маменьку такой, как вчера, было странно и неприятно, словно чужая женщина…       — Бессильнее всего люди, как правило, в дюймах от своей цели, — поделился соображениями Артур, поудобнее перехватив сумку. — Может потому, что до этого совершили забег. Не рассчитали силы. И к финишу пришли без них. А если не осталось даже выносливости, то остается только воля. Человек без воли вообще мало на что способен.       И не поспоришь. Так что Рупперт лишь выразил согласие, задумчиво почесав в затылке. Бросил быстрый взгляд на Артура, о сближении с которым не жалел несмотря ни на неприязнь к Файнсу матери, ни на шепот сокурсников за спиной. Артур не такой, как остальные, с ним не только было интересно, с ним Рупперт постигал то, что прежде ускользало от внимания, он открывал новые грани себя.       Они миновали питейное заведение, потом лавку скорняка и вот уже впереди покачивается на слабом ветерке знакомая вывеска.       — Почти пришли, — обронил Рупперт, боясь, что затянувшееся молчание могло быть неверно воспринято.       — Хорошо, — чуть улыбнулся Артур уголками губ. Вроде бы привычно, из вежливости, как улыбался и в академии, но все же как-то мягче, расслабленнее. Искренне.       Эта мысль будто раскрыла легкие, позволяя свободно вдохнуть полной грудью. Чужое доверие всегда окрыляет. На этих крыльях они и добрались до лавки булочника, что приветствовал Рупперта, как доброго знакомого, заметив, что рад видеть его с другом. Которого он не представил, заметив настороженный взгляд Артура. Видимо, после мистера Лиймара Файнс опасался быть узнанным кем-то еще?       — Прости, знаю, тебе неприятна тема, но… Во сколько ты впервые увидел аутопсию? — осторожно спросил Рупперт, когда, жуя на ходу свежайшие пирожки, они свернули на зеленую, тенистую улочку, что шла параллельно улице, ведущей к дому Файнса.       Артур передернул плечами.       — Почему неприятна? Нет, просто… Для общества это странно, разве не так? Мне было лет семь, наверное. Я уже и не помню. Отец всегда работал в лаборатории с материалами, матушка ему помогала, — барон, казалось, действительно был смущен. Посмотрел на Рупперта с какой-то отчаянной надеждой: — Эта тема не являлась чем-то табуированным, понимаешь?       — Понимаю. Понимаю теперь, почему некоторые в нашем консервативном обществе так странно реагируют на фамилию Файнс, — тихо засмеялся Рупперт, доставая из пакета второй пирожок. — А по-моему, это прекрасно, когда в семье царят гармония, прогресс и равенство. У нас в столице такое редко встретишь, в провинции, наверное, проще, а люди толерантные?       Файнс вдруг рассмеялся. Звонко и нервно, как показалось Рупперту.       — О да, именно в провинции все чрезвычайно толерантны и открыты ко всему новому. Настолько, что готовы поднять на вилы и сжечь на костре. Во имя науки и прогресса, разумеется.       — Как на костре? — Рупперт даже остановился, недоверчиво посмотрев на сокурсника. — Это же средневековая дикость. А главное, за что…       Прямо в голове не укладывалось. Ведь прогресс — это хорошо, он поднимает уровень жизни.       Тихо хмыкнув, Артур мягко коснулся его локтя, чтобы осторожно потянуть за собой.       — Мир состоит противоречий, разве нет? Прадедушка рассказывал мне, как во времена гонений, на одной стороне улицы мыслители могли давать публичные лекции о разуме, гуманизме, прогрессе; а на площади неподалеку толпа с упоением наблюдала как сжигают… ммм… еретиков.       Рупперту показалось, что последнее слово заставило Файнса скривиться, будто оцарапало ему глотку.       — Ты хотел сказать, изгнанников, да? — тихо спросил он, послушно сворачивая в проулок подальше от чужих ушей. О старой аристократии много говорили в столице, но все больше шепотом, так как большинство хотели бы просто забыть о ней. — Их просто боятся, а страх затмевает человеческий разум.       — Он его убивает, — согласно кивнул Артур, медленно идя в ногу с сокурсником. — А теряя способность мыслить, человек теряет свою человечность. Впрочем… Большая часть простого люда этому и так не научена. Они не могут даже задаться вопросами. Уж извини, если кажусь тебе заносчивым снобом.       — Ты слишком строг к простому люду, — позволил себе Рупперт сделать оценку поведения Артура. — Это верно, они прозябают в невежестве, отсюда масса суеверий и предрассудков, но разве они в том виноваты? Даже у нас в столице всего две школы для бедных, а уж про остальные города я молчу…       Артур кивнул, принимая аргумент, но все же позволил себе заметить, что в их городе проблемы не со школой, а с наполняемостью. Бедняки просто не понимают, зачем давать детям образование. Руки ноги на месте? Пусть пашет в поле или помогает по дому, в лавке, а не мается дурью.       — Значит, дело в том, что им некогда учиться, они вынуждены выживать, и, если для этого не нужна математика… Вот, если бы не отец, я бы тоже работал где-нибудь на фабрике и не помышлял бы не то что об аутопсии, о простой терапии. Потому что некогда и не зачем.       — Резонно, — мрачно отозвался Артур. — Да ты бы и сам к врачу вряд ли обратился. Спасался бы народной медициной: отвары, заговоры. Но разве человек не должен быть нацелен на улучшение своей жизни? Я все понимаю, в условиях выживания базовые потребности затмевают все, но… А как же хоть какие-то амбиции? Дать своим детям больше, чем имел сам?       — Амбиции? У тех, кому с младенчества вбивают в голову, что они люди третьего сорта и лучшее, что им светит, выбиться в подмастерья или стать любовницей богача, если на мордашку смазлива? — возразил Рупперт, качая головой. — Когда тебе постоянно в открытую говорят: знай свое место? Пробиться наверх очень непросто, иногда мучительно, да и потом приходится постоянно отстаивать то, чего добился, далеко не каждый пожелает такого своему ребенку.       Артур посмотрел на Рупперта и все же медленно кивнул:       — Понимаю. Но… Кто-то ведь должен? Должен идти, чтобы проложить дорогу другим… — задумчиво пробормотал Артур, с оттенком грусти, как показалось Миллеру.       — Конечно должен, — примирительно, точно они ссорились, а не дискутировали, согласился Рупперт, протянув Файнсу последний пирожок. — И они есть, но, пока, увы, теряются в общей массе. Ну и мы, со своей стороны, можем помогать тем, кому в силах помочь.        — А кто кроме нас? — как-то слишком понимающе, слишком печально усмехнулся Артур. И вдруг, вздрогнул остановившись. Они уже почти подошли к его дому. Непонимающе, Рупперт проследил за взглядом Файнса, чтобы увидеть странный черный экипаж без каких-либо опознавательных знаков. Поговаривали, что в таких разъезжала королевская охранка. — Рупперт, прости, зайти на кофе не выйдет. Увидимся завтра в академии. Надеюсь.       С этими словами Артур быстро направился к дому.       Рупперт нахмурился, но от вопросов вслед воздержался. Офицеры охранки ждать не любят. Да и ему самому бы светиться рядом не следовало… Хотя в чем мог быть виновен Файнс? В речах? Так он ни с кем кроме него и не общается, донести некому. Или не спроста Артур держится особняком и в чем-то замешан, потому и матушка так негативно на его имя отреагировала?       Он и сам не понял, как оказался возле забора в тени раскидистой липы, наблюдая со стороны. Что он рассчитывал увидеть? Да он и сам не знал. Что можно увидеть, находясь снаружи? Разве только то, как Артура выводят под руки и усаживают в экипаж. Фантазия нарисовала этот образ столь ярко, что Рупперту в миг стало дурно.       Из дома долгое время не доносилось никаких звуков. Рупперт уже решил было топать восвояси, пока не намозолил глаза прохожим да соседям Файнса, но тут дверь открылась. И Артур лично явился на пороге в сопровождении смутно знакомого офицера. С губ последнего слетело напоминание, не иначе о какой-то угрозе, но Артур встретил его прямо глядя собеседнику в лицо, не выказывая страха.       — Всего доброго, офицер, — с едва уловимой усмешкой пожелал он вслед.       И стоял на пороге, пока экипаж не покинул двор. Но и после не поспешил вернуться домой. Обессиленно выдохнув, вдруг опустился на ступени, чтобы, к изумлению Рупперта, вытянуть из кармана портсигар. С наслаждением затянулся, и ветерок донес до Рупперта необычный запах — такого табака он не встречал еще ни у одного человека в столице.       Наверное, стоило незаметно скрыться и сделать завтра вид, что ничего не произошло, но разве это по-дружески?.. Когда человеку особенно нужна чья-то поддержка или просто компания. Скользнув к калитке, Рупперт помахал рукой, привлекая внимание Файнса.       Артур, вопросительно изогнул бровь и, чуть усмехнувшись, выдохнув горький ароматный дым. Чуть пододвинулся, предлагая пристроиться рядом.       — А ты упрямый. Почему не ушел?       Приняв предложение Файнса, Рупперт послушно опустился на ступеньку. Передернул плечами:       — Беспокоился за тебя.       Выдал он основную, как хотел верить, мотивацию, умолчав о разных менее достойных мыслях.       Кивнув, принимая объяснение, Артур вновь затянулся, выдохнув с наслаждением. Видимо заметив заинтересованный взгляд, чуть дернул уголком губ, протянув сигарету Рупперту.       — Будешь?       — Я, вообще, не курю… Так иногда балуюсь, — заверил Рупперт, но угощение принял. Осторожно затянулся, оценивая букет с примесью незнакомых ему травяных ноток. Табак оказался крепче, чем в тех сигаретах, что он пробовал прежде. Он даже кашлянул, а голова вдруг чуть поплыла. Слишком крепкий. Сделав еще одну затяжку, вернул сигарету хозяину. — У тебя неприятности?       Наконец решился он заговорить о произошедшем.       Артур затянулся в очередной раз, помолчав некоторое время, заметил:       — Я все еще здесь. Завтра, я все еще иду в академию. Пока все неплохо.       Вновь протянул сигарету Рупперту.       — Не хочешь говорить? — озвучил напрашивающийся вывод тот, закуривая. — Я понимаю. Надеюсь, что ты будешь тут достаточно, чтобы получить образование, ради которого ты столько стараешься. И, если тебе понадобится моя помощь, я готов.       — Да не о чем рассказывать, — флегматично заметил Артур, последней затяжкой докуривая сигарету, чтобы потушить окурок о ступень. Чуть усмехнулся: — Приму к сведению. Но зачем тебе это?       — Я об этом не задумывался, — пожал плечами Рупперт. — Просто хочу помочь. Разве для такого естественного для всякого высокоразумного существа желания нужна дополнительная мотивация?       Артур посмотрел на его как-то странно, как-то невыносимо долго, будто надеясь то ли загипнотизировать, то ли прочесть его мысли. А после вдруг улыбнулся, поднимаясь на ноги.       — Идем, высокоразумное существо. Напою тебя чаем.