ID работы: 12539356

Записи странствующих. Во время привала

Гет
NC-17
Заморожен
45
Пэйринг и персонажи:
Размер:
20 страниц, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
45 Нравится 15 Отзывы 8 В сборник Скачать

Мондштадт. Проказы и кристальные бабочки

Настройки текста
Примечания:

Мондштадт, все ещё среда, ночь

Я делаю эту запись глубокой ночью. Не уверена, что до сих пор среда. Время вполне могло уже перевалить за полночь, тем не менее, в свете костра и его отблесков, моё сердце просит поделиться эмоциями с кем-нибудь. Странный способ я выбрала, особенно учитывая то, что рядом со мной спит Паймон и где-то прогуливается Тарталья, но почему-то так и тянет запечатлеть свои чувства на бумаге… Даже не знаю, может это какая-то общечеловеческая потребность? Насколько я знаю, многие поэты и поэтессы сочиняют на эмоциях, придавая им красивое обрамление в виде рифм и четверостиший. Работает ли так с прозой? С громадными текстами, посвященными описаниям пейзажей или тонкостям человеческой души? Я не писательница, по крайней мере в обычном смысле этого слова. Да, я начала вести дневник, но разве он может являться отдельно взятой книгой? Мне кажется, он как бы продолжение моей души, не предназначенное для чужих глаз. Но если, конечно, кто-то из этих двоих однажды заглянет и прочитает пару страниц… Я не сильно обижусь, они ведь просто прочитают о моей любви к ним. Хотя не думаю, что они это сделают. Меня стараются не отвлекать от моих записей, но почему-то вечно случается, что кто-то из них двоих подходит и заводит разговор, или тянет куда-то. Вот и Тарталья с десяток минут назад подошёл ко мне, положил на мое платье горсть ежевики, просто не представляю где он её тут нашел, и уселся рядом, стараясь не разбудить шумом Паймон. — Здесь даже воздух другой. — произносит Тарталья после непродолжительного молчания. — Я замечал такое и ранее, но думал это из-за разницы в климате. Сама знаешь, Снежная ледяная, воздух как бы… — Колкий? — подсказываю ему. — Да. Это из-за холода, я уверен. В Ли Юэ совсем другой воздух, сухой и пыльный. Разница в климате влияет и на воздух, удивительно. — он набирает полную грудь воздуха и шумно выдыхает его, задумывается, видимо над вкусовой палитрой, — А здесь воздух… Подвижный, прохладный, хотя не такие уж и далекие друг от друга регионы. — Тебе нравится здесь? — неуверенно спрашиваю я, все ещё переживающая насчет того, по нраву ли ему подобное путешествие. — Определенно больше, чем в Ли Юэ. Этих слов было достаточно, чтобы во мне ослаб узел сомнений. Он пока что не развязался, но перестал сковывать сердце до боли. Тарталья не стал продолжать разговор, а прикрыл глаза и, кажется, решил вздремнуть или досконально изучить здешний воздух, точно не скажу. Он до сих пор так и не открыл глаза, может и вправду заснул. По крайней мере, у меня теперь есть куча времени, чтобы рассказать про прошедший день. Как и сказала Паймон, Тарталья и впрямь гулял среди виноградных лоз. Мы не решились его тревожить, уж слишком сосредоточенным он выглядел, пока вглядывался в гроздья винограда и множественные листочки, нередко скрывающие за собой темные плоды. Интересно, о чем он думал, пока бродил там? С какими мыслями касался ветвей и водил по ним пальцами? И был настолько увлечен, что и не заметил слежки за собой, а ведь мы даже и не пытались прятаться... Для меня это хороший знак. Ведь сначала Тарталья был совсем другим. Он сразу же напрягался, стоило ему заметить мой изучающий взгляд. А что уж тут говорить о сотне других случаев, когда у него сжимались кулаки при малейшем подозрении о слежке? «Сжимались кулаки», конечно, громко сказано, но напряжение в нём заметно росло. Я замечала, как он переставал заниматься своими делами, стоило ему почувствовать на себе чужой взгляд или ощутить чье-то присутствие. Тарталья не позволял наблюдать за собой. Рабочая привычка? Я до сих пор не знаю. Он всегда был в напряжении, всегда готов к битве, к мерам, которые придется принять. Другие люди вряд ли это могли заметить, Тарталья всё же мастерски умел врать и скрывать свои эмоции. Однако от меня такое не скрывалось, может только по началу. Ещё до Золотой Палаты, а потом (была ли это твоя прихоть?) стала замечать. Тогда для меня это осталось тайной, почему ты раскрылся и стал показывать свою ложь, давать намеки, что лжешь и скрываешь эмоции. В конечном счете я узнала, что Тарталья просто не мог. Он не любил врать и притворяться, но слишком привык, слишком большое влияние на него оказало общество Предвестников, сотканное из лжи и лицемерия. И создавая бреши в своей лжи, он просто пытался из неё выбраться, точнее… просил меня помочь. Так вышло, что сам справиться Тарталья уже не мог, настолько глубоко в этом погряз. Он рискнул и, кажется, не зря, хотя затем неоднократно возвращался в прежнее состояние, осознанно или нет. Это случалось не так часто, но каждый раз пугало меня. Я боялась, что больше не смогу его вытащить и он сам больше не дастся. Тарталья словно покрывался коркой лжи, и даже мне было сложно уловить в его словах и действиях то, что было мне нужно. И все же он шел мне навстречу и сам желал изменений, и вот, пожалуйста, результат. Совершенно беззаботный, погружен в глубокое размышление. Несколько лет назад такое казалось невозможным, чтобы Тарталья, да и позволял себе отвлечься на свои мысли в присутствии других… Я помню его слова о том, что никогда нельзя уходить в себя, особенно когда ты Предвестник Фатуи. Это может стоить тебе проблем или жизни, но, кажется, сейчас его уже не волнует подобное. Он доверяет мне свою жизнь, когда вот так впадает в раздумья, и я ценю это, как и тот путь, проделанный нами ради достижения подобной гармонии. Я не хочу долго думать о том, что было. Было многое, без сомнений. Хорошее и плохое. Уверена, как бы сейчас не было безоблачно небо над нашими головами, оно однажды покроется тучами. Не бывает вечно солнечной погоды, корабли не всегда спокойно добираются из одного порта в другой, так и наши отношения вряд ли однажды превратятся в нечто вечное и неизменное. Будут хорошие и плохие периоды, но мы уже проходили это, в следующий раз не будет так страшно, тем более не существует вечных бурь и гроз. Даже та стена молний, окружавшая Инадзуму на протяжении долгих лет, однажды перестала существовать, поэтому я не переживаю о трудностях дольше положенного. Возвращаясь к винокурне и дню, проведенному там. В конце концов Тарталья всё же нас заметил. Я видела, как его брови удивленно изогнулись, возможно, он и сам не понимал, как упустил нас из виду. Эти мысли не занимали его долго, через пару секунд он помахал нам рукой, подзывая к себе. — Люмин, пошли! Тарталья хочет что-то показать. — Паймон потянула меня за руку. Сначала я удивилась, откуда в ней столько живости и желания узнать, чего нашел Тарталья, а потом я просто поняла. Паймон никогда не потеряет возможность полакомиться виноградом, ведь у неё было словесное разрешение самого владельца винокурни. Я улыбнулась и последовала за ней, я и сама бы не отказалась от пары виноградинок. Тарталья не собирался нам ничего показывать, а просто-напросто пригласил составить ему компанию, словно двадцати четырех часов с нами ему было недостаточно. Теперь мы уже втроем ходили, сверху чуточку припекало солнцем, но в самих виноградниках было достаточно сыро и прохладно. Тарталья наверняка и не почувствовал этой прохладной перемены, а вот я поежилась, стоило холодку поползти по моим ногам. — Мастер Дилюк, вероятно, очень богатый человек, раз содержит подобное место в идеальных чистоте и порядке. — подивился Тарталья, будто у него самого не было столько же моры, — Огромная территория здесь, так ещё и целое поместье. Удивительно. — У него целый штаб преданных людей, любящих свою работу, — стоит вспомнить одну ли Аделинду, — Или просто привыкших к ней, да и, уверена, платит он достаточно и даже солидно. Не успела я глазом моргнуть, а Паймон уже куда-то улетела, оставив нас в тени виноградников. Наверняка схватила одну виноградную гроздь и умчалась вкушать плоды в одиночестве, мало ли ещё делится заставим. — А сам хозяин поместья, какой он? — Дилюк? — я задумалась лишь на мгновение, — Хороший человек, умелый бизнесмен, а также просто весьма приятная личность, не любящая вино. Тарталья коротко засмеялся, улыбка осталась на его лице. — Винный магнат, не любящий вино? — уточнил он. — Всё верно. — мне самой казался этот факт удивительным. — Я просто обязан повидаться с ним в жизни. — мы спускались вниз, и я чуть ли не съехала по влажной земле, хорошо, что Тарталья весьма вовремя придержал меня за талию, — Осторожнее, — оказавшись на ровной земле, он убрал свою руку с меня, — Так вот, мне кажется он и впрямь выдающаяся личность. Мало того, что следит за таким производством и распространяет его: я видел здешнее вино в импортной лавке, помнишь, та, которая недалеко от Банка Северного Королевства? — я утвердительно кивнула, и Тарталья продолжил, — Цена была просто баснословная, но даже при мне кто-то раскошелился и купил бутылку. — Она того стоит. Неожиданно мимо нас пролетела кристальная бабочка, видимо не заметив по началу. Стоило ей случайно коснуться кончика носа Тартальи, как она упорхнула вверх, поближе к особняку. Его лицо оказалось до той степени забавным и удивленным, что я не смогла сдержать смешка. — Кажется, она пьяна, — предположил он, — Иначе я не понимаю, как она подобралась ко мне так близко. — Здешнее вино настолько хорошо, что перед ним даже бабочки не могут устоять. — Что же, я убежусь в этом, когда мы прибудем в Мондштадт. Надеюсь, конечно, познакомиться там и с этим винным магнатом, которого ты так хорошо представила мне. — он взглянул в сторону, — А куда это Паймон делась? Она случайно не выпытала у персонала чего-нибудь интересного? — Наверняка урвала гроздь и сейчас где-то ест, а так да, узнала про Дилюка. Возможно, тебе и впрямь удастся с ними свидеться. — Отлично! — он улыбнулся и внезапно наклонился ко мне; глаза его были хитро прищурены и моё сердце забилось значительно быстрее, — Предлагаю не отставать от Паймон, надеюсь, мастер Дилюк не обеднеет, если мы одолжим у него одну гроздь. — Подлец. — я слегка оттолкнула его, посмеиваясь, — Неужели тебя не учили, что без спроса чужое брать нельзя? — Учили, как и любого благовоспитанного ребенка Снежной, — он скользнул руками в виноград, послышался слабенький треск, и скоро в его ладони лежала увесистая виноградная гроздь, — Но я не благовоспитанный. Я деланно фыркнула и взяла пару виноградинок. Не пропадать же добру? Надеюсь, Дилюк никогда не узнает об этом маленьком проступке! Мы съели эту несчастную гроздь чуть ли не полдня назад, а только сейчас во мне проснулась запоздавшая совесть. В своё оправдание скажу, что это стоило того. Этот сорт винограда был восхитительным, и хоть меня грызет совесть в эту темную ночь, тогда я радовалась, словно проказливый ребенок. Я им по сути и была вместе с Тартальей. Вот уже второй раз за день ем еду, «добытую» Тартальей. Ежевика чуть кислая, но в целом есть можно. После этого мы ещё несколько часов отдыхали, а затем стали искать подъем к статуе Архонтов. Я настолько долго не бывала в Мондштадте, что совсем забыла, как ранее совершала эти героические подъемы, возможно, где-то и была секретная тропа или что-нибудь ещё, но нам пришлось обходить скалистый склон, а затем подниматься на него со стороны Спрингвейла, но не доходя до него. Я множество раз уточняла у Тартальи, нужен ли нам этот подъем, и каждый раз он непреклонно отвечал: — Да, мы же в путешествии, а ты в коем веке никуда не спешишь. Мы расположились в километре от Статуи Архонтов, укрылись за небольшим пригорком и развели костер. Тарталье не терпелось пройтись дальше, но Паймон уперлась и запросила отдыха. Нам ничего не оставалось, кроме как устроить привал, который, скорее всего, будет продолжаться до самого утра. Я чувствую себя достаточно спокойно и удовлетворенно. Это был определенно хороший день… Ставший ещё лучше час назад, уже после того, когда Тарталья неожиданно вскочил, потянул меня за руку и призывно-воодушевленно сказал: — Пошли. Я не спрашивала куда и зачем, мне в принципе было всё равно: с ним хоть на край света. Дневник свалился с моих ног в траву и остался лежать открытым, а вместе с ним попадали и оставшиеся две или три ягоды ежевики. Паймон не шелохнулась и продолжила спать. Тарталья вел меня за руку, я находилась чуточку позади и с интересом наблюдала за происходившим. В каком-то смысле я привыкла к этим резким всплескам эмоций. В такие моменты его глаза загорались новой идеей и он делал всё, чтобы осуществить её. Мы пробирались сквозь высокую траву, порой достававшую мне выше колен. Тарталья хоть и приминал часть травы, но и мне приходилось прикладывать усилия, чтобы не замедлять наше движение. Такие усилия, если честно, готова прикладывать вечность, если понадобиться. В путешествиях и камни таскала, и деревья разрубала, а тут всего лишь трава. Всё вокруг было погружено в тишину, только и слышно, как стрекочут редкие светлячки, да мы шелестим травой. В остальном — тишина. Мне это безумно нравится, тишина — наш лучший друг. Его ладонь как всегда теплая, это ощущается даже через перчатку. Я стучу по ней большим пальцем, играясь. Смотрю в стороны: слева расположилась винокурня «Рассвет», кажущаяся маленькой вдали, а справа сам Мондштадт, в ночи поблескивающий редкими огнями. Эти виды мне знакомы, но от них по-прежнему щемит сердце. Где-то там, под крышами, в уютных домах спят люди, которых я некогда спасла от Ужаса Бури. Где-то там Эмбер, Джинн, Лиза, может быть Дилюк… Кто-то наверняка на патруле, возможно Эола где-то совсем близко, а Фишль и Беннет взялись за долгое поручение и попали в неприятности. Может быть сестра Розария бредет где-то в темноте, собираясь заставить совершить покаяние тех несчастных бандитов, какие только попадутся ей на пути. Ничего, я скоро встречусь с ними. Стоило мне об этом подумать, как их образы рассыпались и разошлись по домам. Остался лишь один образ, достаточно реальный и отдающий теплом, и он был впереди. Я видела лишь спину, да развевающийся плащ. Что-то подсказывало мне, что его сердце безумно колотится, даже захотелось прислониться к его груди и самолично убедиться. Над нами не было крова, лишь звездное ночное небо, как и подобает путешественникам. И я рада, что здесь, с ним, а не в тех теплых домах. Может однажды и у нас будет такое теплое место, куда мы сможем возвратиться… Только после размышлений замечаю необычайно большое скопление кристальных бабочек, окрашенных в зеленый цвет. Они летают медленно и почти не боятся нас, хоть и не подбираются слишком быстро. Трава светится из-за светлячков, наполнивших её и воздух. Свет сверху, от звезд. Свет со всех сторон, от маленьких желтых брюшков насекомых, и зеленых крыльев бабочек. На секунду я забываю, что умею дышать. — Не заснула ещё? — прерывает голос Тартальи тишину. — Благодаря тебе — нет. Мы останавливаемся, точнее сначала он, а затем я. Я все же успеваю врезаться в него и мы чуть ли не валимся в траву. Жаль, что не свалились. Тарталья наконец-то оборачивается ко мне и я убеждаюсь, что в его синих глазах плескаются огни, подобные мондштадтским. Он жестом приглашает меня встать вровень с ним, я не отказываюсь. Мы стоим перед Статуей Архонта. Она вся светится зеленым, но не от переполняющей её мощи. Статую облепили сотни кристальных бабочек. Их крылья подрагивают, светятся, скрывая лик Барбатоса и саму колонну. Я удивленно смотрю на всё это, ведь за столько лет путешествий по Тейвату мне не приходилось наблюдать подобных явлений. Даже сейчас, спустя час с чем-то, удивление во мне не утихло, ровно как восхищение. Они стрекочут, крылья хлопают. Тарталья смотрит на это с улыбкой и горящими глазами. — Наверное их привлекает сила Анемо, исходящая от статуи. — произносит Тарталья, похоже, он обнаружил это чуточку раньше, — Не мог не поделится с тобой своим открытием. Никогда не видел ничего подобного. — Я тоже. — отчего-то мой голос напоминает шепот. Тарталья засмеялся, а я шикнула на него, чтобы он случайно не распугал всех бабочек. Его это раззадоривает, и я понимаю, что он сделает в следующую секунду. Конечно же, он взбирается на пригорок, на котором стоит статуя и вплотную подходит к ней. Только фыркаю и делаю вид, будто не одобряю его действия. Возможно действительно не одобряю, ведь никогда не любила нарушать таинство природы. Однако Тарталья знал, что я хочу это увидеть. Он тянет руку к статуе и мы опять становимся проказливыми детьми. Сотни бабочек вмиг взлетают с насиженных мест. Они летят, их полчища, а нас двое и мы теряемся в их множестве. Всё светится зеленым. Бабочки касаются моих щек, обдают их легким ветерком, под стать своей стихии. И во всём этом зеленом великолепии виновник торжества — Тарталья, смеющийся и спрыгивающий с пригорка, желая насладиться рядом со мной этой проказой. — Я ещё даже коснуться не успел, а они разлетелись! — он говорит громко, иначе через хлопот крыльев ничего не услышать, — Трусливые, но прекрасные. Я не обращаю на его слова внимания, мы слишком заворожены зрелищем. Он восхищенно вздыхает и хватает меня за руку, заставляя оторваться от созерцания полета бабочек. — Представляешь, возможно, это единственный раз, когда мы это увидим! — его голос переполняют эмоции, пока бабочки продолжают разлетаться в стороны, — Они все же прекрасны. — Тебе нужно было изучать жуков, а не становится воином. — ухмыляюсь я. — Может быть, никогда не поздно. — его лицо становится серьезным. — О Архонты, только не говори, что ты бросишь меня в городе вина и свободы, а сам доберешься до Сумеру и начнешь изучать там жуков! — Неплохая затея, у тебя будет вино, чтобы оплакивать мою потерю. — Тарталья до того театрально вздыхает, что во мне просыпается желание зацеловать его до смерти, — А ещё ты будешь свободна, Мондштадт — город свободы, да? Я поворачиваюсь к нему и недоуменно смотрю. В тот миг мне действительно показалось, что он сейчас сорвется и поедет в Сумеру, получит энтомологические знания и уйдет в пустыню, дабы изучать ранее неизученные виды. — Но я итак свободна… Он берет меня за вторую руку и недоумение в моей душе испаряется, никуда он не денется, просто как всегда шалит. — Конечно, я всего-то хочу разделять с тобой свободу и дальше. Я сдерживаю свои любовные порывы, но получается ужасно. Сердце во мне колотится, словно бешеное. Тогда он окончательно развеял во мне страхи. Ему нравится это путешествие. После этого мы ещё долго бродили. Тарталья отказывался смотреть в сторону Мондштадта, как бы я его не уговаривала. У него был забавный аргумент: — Я хочу посмотреть на этот город издали, но только когда узнаю его изнутри. А когда мы вернулись к лагерю, Тарталья уже спал на ходу. Узел на сердце наконец-то исчез. Мне так легко, мне так хорошо. Тарталья спит рядом. Мы даже не стали раскладывать палатки. На небе ни облачка, да и тепло царит. А сейчас я допишу и лягу рядом… Придется подвинуть Паймон, даже если она будет бурчать на меня утром. Да, воздух тут такой легкий. И от него удивительно тянет спать.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.