Дочь Прилива

***

      Вот так, из-за необдуманно совершённого поступка в одночасье все усилия, что были положены за несколько лет жизни в Королевской Гавани, рассыпались прахом. Муж не желал даже смотреть в её сторону, игнорируя их новорождённую дочь, хотя, чувства эти были взаимны, ибо Дэйнис ни за что бы не взглянула на него с прежней любовью после случившегося. Да, им пришлось выплатить дорогую цену, но, стой вновь на кону жизнь невинного ребёнка, её действия остались бы прежними.       Два дня она пролежала без сил, не способная даже лить слёзы по сыну, в окружении мейстера и служанок. Дэйрону и Хелейне Эймонд запретил посещения жены, дочь отдал на попечение королевы, а сам и вовсе не являлся более в их общую опочивальню. Орвиль оправдывал его, говоря: «принцу тоже необходимо пережить горе», но Дэйнис лучше всех знала, что в чёрном сердце Одноглазого клокотал гнев, а отнюдь не печаль.       На третий день в траурных одеяниях и без тени торжествующей улыбки, которую она ожидала, пришла Алисента. Склонив голову у постели, она заговорила, невзирая на то, что Дэйнис глядела сквозь неё, не удосужившись даже поприветствовать королеву кивком головы. — Ты проявила редкую верность Хелейне, нашей будущей королеве, и всей семье Таргариен, которую мой глупый сын неспособен оценить, — в голосе её слышались нотки смирения, когда она подняла голову, и девушка выдохнула, видя благодарность в глазах Алисенты. — Жертва твоя велика, а скорбь — непосильна, но у тебя осталась дочь, что нуждается в матери, — присев на край ложа, королева приподняла её лицо за подбородок и убрала спутавшиеся пряди за ухо. — Сегодня обряд погребения Эйтана. Я решила, что ты захочешь сделать всё сама.       От касания Алисенты она вздоргула, отшатнувшись, и ощутила, как слёзы подступают к глазам от воспоминаний о том злополучном дне, когда она кровью и огнём закляла зачатие наследника лишь ради того, чтобы, по злой шутке богов, предать его всё тому же пламени. — А что же Эймонд? — вопрошала Дэйнис лишь затем, чтобы увериться в собственных догадках. — Он отказался, — коротко выпалила королева, попытавшись сокрыть от неё укол стыда за сына.       Впрочем, девушка вовсе не винила Алисенту в бессердечности её отпрыска — она только криво улыбнулась на слова свекрови, велев слугам подготовить ванну для купания. Сила воли вернулась к ней, и она пошла в замковую септу, желая хотя бы увидеть сына перед сожжением. Молчаливые сёстры вначале отказывались показать лицо младенца, завёрнутого в саван, но позже отступили перед холодной решимостью Веларион. Казалось, он был изваян из белого мрамора искуснейшим из скульпторов, но серебристый пушок на голове, к которому она притронулась, был настолько же нежным, как у всех детей, что ей доводилось видеть раньше.       Во двор она вышла в мрачной решимости, подойдя к прикованному цепями Лунному Страннику, и уткнулась лицом в его тёплую чешую. Никто из присутствующих не смел нарушать скорбную тишину, наблюдая за тем, как прислужницы выносят свёрток на совсем небольшой костёр. Септон Юстас зачитал долгую и нудную молитву, и Дэйнис обвела взглядом собравшихся, остановившись на тихо плачущей Хелейне. Когда же священник наконец завершил песнопение, она погладила жалобно скулящего дракона по морде и прошептала на валирийском: — Прошу, подчинись, — отойдя в сторону, не разрывая зрительного контакта с ним, Дэйнис прикрыла глаза, одними губами прошептав «Дракарис».       Хватило одного-единственного снопа голубого пламени, чтобы зажечь погребальный костерок. Пока ветки трещали, и в воздух поднимался сизый дым, она стояла неподвижно, глядя в огонь, а Лунный Странник обвился вокруг, огораживая её от остальных. Позже она приказала сиру Аррику сопроводить её к дочери и рыцарь подчинился, уже получив соответствующие указания от королевы. Дэйнис не нашла смелости потревожить сон младенца, из-за полу-прозрачного полога над колыбелью наблюдая за спокойно сопящей девочкой, рядом с которой покоилось серебристое с золотым сечением яйцо. — У принцессы хороший аппетит, миледи. Если бы вы только пришли на полчаса раньше, то сами бы убедились. — Кто принёс яйцо? — бесцветно спросила Дэйнис, и кормилица несколько сконфузилась, осознав бестактность сказанного, и уже открыла рот, собираясь просить прощенья, но оказалась прервана мужским голосом. — Я посмел принять на себя такую смелость, — Дэйрон зашёл в помещение и обошёл служанку, встав у другого края колыбели, с нежностью глядя на младенца.       Кормилица коротко поклонилась и понятливо оставила их наедине. В каждом движении, жесте и даже молчании принца чувствовалась участливая тоска, порыв хоть как-то загладить вину, забрать часть её боли. Колеблясь, он всё же преодолел несколько шагов, остановившись в футе от неё, и несмело притронулся к напряженной ладони. — Мейстер боялся, что мы потеряем и её, — юноша, мягко взял её руку в свою. — У меня не имелось морального права позволить этому случиться. Не после того, как… — судорожно вдохнув, принц переплёл их пальцы вместе, с раскаянием глядя на Дэйнис. — Я должен был успеть среагировать. Чёрт, ведь я стоял там же!..- он зажмурился, замерев, когда девушка неожиданно обняла его, скрыв лицо в вороте тёмно-зелёного камзола, от которого исходил его запах. — Нет, — шепнула она приглушённо, давая волю слезам облегчение покатиться по щекам. — Никто ни в чём не виноват. Мы не властны над промыслами богов, — подняв голову, девушка вперилась в него неумолимым взглядом, от которого всё внутри принца словно перевернулось. — Так что не проси прощенья. Слова — лишь ветер, Дэйрон. Просто будь рядом — этого достаточно, — он без какого бы то ни было сомнения заключил её в объятия, крепко прижимая к себе.       Так они простояли в утешительной тишине, должно быть, всего несколько минут или же вечность, черпая столь необходимую поддержку друг в друге, пока вошедшая служанка не разрушила миг их близости.       Последующие недели прошли для неё будто бы в тумане: Дэйнис часами просиживала у колыбели дочери и даже хотела сама заняться вскармливанием, но служанки быстро заметили, что у неё неподходящая форма груди да и молока немного, так что мейстер посоветовал носить повязки. Орвиль не обнадёживал попусту, честно сказав, что нельзя быть уверенными, что принцесса выживет, до достижения её первых именин. Все выдохнули, когда девочке миновал месяц и она достаточно окрепла. Король вызвал Дэйнис к себе, желая увидеть внучку, и она подчинилась, придя в покои, пахнущие лечебными травами и маслами, одетая во всё чёрное и без украшений.       Улыбка заиграла на багровом лице Визериса, когда она передала ему на руки младенца, завёрнутого в белую ткань с узором из золотого мирийского кружева, с вышитым из мелких жемчужинок морским коньком. Пока он нянчил девочку, спрашивая про её здоровье, Дэйнис совсем не обратила внимания, когда в двери постучались, а позже кто-то зашёл, посчитав гостя всего лишь слугой. Ошибку же она осознала, заметив, как улыбка Визериса расширилась при виде вошедшего, и он поприветствовал его, сердечно подзывая того ближе. — Сынок, только погляди! Разве она не прелестна?       Метнув короткий взгляд на мужа, с которым удавалось крайне успешно игнорировать факт существования друг друга, она внутренне напряглась, когда тот кивнул, протянув руку к голове девочки, но, почувствовав то, как жена отреагировала, едва коснулся пушка на макушке. Визерис, засвидетельствовав холодное отчуждение, образовавшееся между ними, устало выдохнул, отдав девочку подошедшей служанке, и уселся на постели ровнее, явно собираясь отчитать их. — Потеря сына — большое горе. Уж я-то знаю не понаслышке, — с долей чёрной иронии начал король. — Но Боги пощадили прекрасную дочь, дабы она озаряла ваши жизни. Небесная Матерь милостива, и с её благословения у вас ещё будут дети, — оба склонили головы, примерно слушая наставления. — Не причиняйте боль друг другу зазря, ведь вы едины. Помиритесь, забудьте прежние обиды и заботьтесь о дочери вместе.       Обменявшись мрачными взглядами, они синхронно выдавили добродушные улыбки, хотя Дэйнис стоило огромного труда спокойно выстоять, когда Эймонд расположил руку на её талии, фамильярно притягивая к себе. — Ты прав, батюшка, — заговорил принц бодро. — Горе затуманило наш разум, но я смогу простить мою леди-жену, если она, конечно, примет мои искренние извинения, — Визерис одобрительно закивал, а он смерил жену многозначительным взором. — Боль утраты непосильна, — брови Эймонда свелись к переносице, но она продолжила, оставшись довольной его секундным замешательством. — Но мы обязательно справимся вместе. — Отлично! — довольно высказался король. — И всё же, для молодой матери происходящее, должно быть, особенно тяжко. Дорогая кузина Рейнис писала недавно, прося разрешения на твоё возвращение на Дрифтмарк, — лицо принца-мужа искривилось от неудовольствия, но отец его не стал заострять внимание на реакции сына. — Я решил, что для тебя будет полезен отдых в родовом замке, в окружении семьи. Можешь вылетать, когда пожелаешь, дитя.       На душе вмиг расцвела радость, и Дэйнис испытала искреннюю благодарность к несчастному королю, что отразилось внешне, несмотря на то, что она пыталась сдержаться, чувствуя, как хватка Эймонда усилилась, больно давя ей на рёбра. — Ваша милость слишком добры, — склонившись, она поцеловала королевский перстень. — Отец, ты уверен? Сырость острова может сказаться на здоровье… — Визерис лишь махнул рукой, оборвав возражения сына. — Королевская Гавань немногим лучше. К тому же, ты можешь сопроводить жену. Дрифтмарк особенно живописен осенью.       Эймонд никак не ответил, но она, кажется, слышала как у него заскрежетали зубы. Поблагодарив его величество, они удалились из королевских покоев рука об руку, но, стоило дверям закрыться за их спинами, девушка отстранилась от принца, не собираясь ни на минуту задерживаться в его компании. — Куда ты? — он схватил её за предплечье, не давая уйти. — Собирать багаж, конечно же.       Эймонд увёл их от ушей вездесущих стражников на одну из террас Красного Замка, что выходила на юго-восток, и где благодаря шуму волн со стороны залива посторонние не смогли бы ничего расслышать. — Никуда ты не полетишь.       От категоричности заявления она прыснула, чем лишь больше разозлила мужа, правда, собственный гнев сейчас бил ключом по жилам, так что Дэйнис не испытывала ни капли страха перед ним. — И почему же вдруг? — гордо вскинув голову, она заговорила без тени прежней усмешки. — Потому что я запрещаю тебе.       Голос принца звучал уверенно, даже гордо, а вся напряжённость тела недвусмысленно намекала на серьёзность его намерений и угрозу, отчего ей стало до одури смешно. — Ты? Ты запрещаешь мне?! После того, как оставил одну в то время, когда я больше всего нуждалась в тебе? Как обвинил в смерти нашего сына, ни разу не навещал нашу дочь?!. — крики сливались с прибоем, и она тоже с каждым разом всё ближе подбиралась к нему, пока их лица не оказались в паре дюймов. — После того, как ты не присутствовал на погребении сына?.. — перейдя на шёпот, Дэйнис ощутила, как взор её застилает пелена слёз. — Я самолично сожгла нашего мальчика, а тебя даже не было рядом! — Эймонд попытался обнять её, но она толкнула его и отпрянула. — Не смей! — Успокойся, Дэйнис. Ты не в себе, — демонстративно подняв ладони, показывая отсутствие враждебных намерений, он подошёл ближе. — Интересно, из-за кого, — ядовито процедила девушка. — Я вернусь на Дрифтмарк и пробуду там ровно столько времени, сколько пожелаю, — он шагнул вперёд, желая поймать её, но она успела схватить его за локоть и грубо выломила руки, вынуждая склониться лицом вниз. — Тебе всё ясно, муж мой?       Попытка рывком выйти из захвата не помогла: она сильнее надавила, создавая опасное натяжение мышц, и Эймонд зашипел сквозь зубы, чертыхаясь. — Бешеная сука… — охнув от тычка под рёбра, принц всё же уступил. — Ладно, хорошо! Улепётывай на свою голую скалу посреди сраного моря к немой родне! — Я не желаю видеть тебя где-то поблизости от моих покоев этой ночью, — она опустила его, наблюдая за тем, как принц со злобной миной отряхивается. — Боишься? — единственный глаз его опасно сверкнул. — Я это так просто не оставлю, Дэйнис.       Униженный и до глубины души оскорблённый, он ушёл зализывать раны, нанесённые его громадному эго и выстраивать план мести. Зная мужа как облупленного, Веларион сознавала, что тот заставит сполна заплатить за произошедшее, но была готова к любому исходу. Ей жизненно необходимо было выплеснуть накопившийся гнев, показать Эймонду, что он не смеет более помыкать ею. Если он ведёт себя как подонок, не считаясь с ней, то и она не станет с ним церемониться.       Впрочем, долго измышлять над этим не имело никакого смысла, так что она вычеркнула на время всё, что касалось злобного принца-мужа. В конце концов, она не бывала на Дрифтмарке больше двух лет и сильно истосковалась по родине. Провожать её утром вышли только Дэйрон с Хелейной и детьми: если принцесса радовалась тому, что она сможет повидать родных, то вот принц выглядел несколько встревоженным, но не высказал вслух ничего против, лишь попросив, чтобы она поскорее возвращалась.       Лунного Странника она седлала впервые с тех пор, как узнала о беременности, и то чувство в груди, когда дракон захлопал крыльями, взмывая в воздух, напоминало ей о самом первом полёте, когда они с Лейнором кружили вокруг Дрифтмарка, а за ними мчалась Лейна на Вхагар. Теперь она на собственном драконе прилетела в Высокий Прилив, по пути заметив на одной из скал залива давно одичавшего Морского Дыма. Во внутреннем дворе замка её встречала лишь чета лорда и леди. Дэйнис сердечно обняла принцессу Рейнис и глубоко поклонилась лорду Корлису. — Милая, мне так жаль, — женщина вновь притянула её в свои объятия, запечатлев поцелуй на лбу. — Ты не заслужила того, что сделал этот выродок. — Знай, что можешь остаться в Высоком Приливе, если не пожелаешь возвращаться в Красный Замок, — сказал Морской Змей. — Дрифтмарк — твой дом и ты всегда можешь полагаться на нашу защиту.       Дэйнис была благодарна лорду Корлису за проявленное понимание, но сознавала, что не имеет права остаться, бросив дочь. Не вернуться в столицу значило бы подвести оказанное королём доверие, чего она не могла себе позволить. Так что, хоть умиротворение Дрифтмарка дорого её сердцу, пребывание здесь было временным.       Каждый день они летали с Рейнис, несмотря на дожди и ветра, своим возвращением наполняя мрачные белые стены Высокого Прилива смехом и громкими разговорами. Часто их навещали близняшки, а позже и сыновья Рейниры. Дэйнис удивлённо заметила, как повзрослел Джоффри, вогнав того в краску, подшучивала над усиками, выросшими над верхней губой Люка, тренировалась на мечах с неугомонной Бейлой и заучивала новую мелодию для флейты с Рейной. Лорд Корлис сдержанно улыбался, издалека следя за ними, и она ощущала его боль, ведь сама испытывала схожую. После смерти наследников и мятежа её отца, Высокий Прилив опустел: дальняя родня во главе с братьями Дэйроном и Дэймионом переселилась в старый замок, а принцесса Рейнира запрещала сыновьям совершать частые визиты на Дрифтмарк.       Прогуливаясь с Джейсом по утреннему пляжу, они болтали ни о чём, но Дэйнис ценила именно эту расслабленность и уют, что дарило общество Джейкериса. Подбирая ракушки и очищая их от песка, они нашли особенно крупную и красивую раковину, обмыли и высушили, после чего она с задорной улыбкой отметила, что Бейла оценит подарок от жениха, но принц отреагировал не так, как она ожидала, резко закинув окаменелость обратно в воду. — Нет. Бейле незачем подобное. Это Рейне нравится всякая романтическая чепуха, — сказал он убеждённо, смотря в морскую даль. — Поверь, Джейс, всем такое по душе, — она хлопнула его по плечу. — И да, постарайся впредь говорить о своей невесте без столь явного пренебрежения. — Я-то думал, что леди сходят с ума от такого, — юноша обернулся к ней лицом и склонился ближе. — Всё ещё веришь в чушь, будто бы Эймонд тебе предназначен? — опешив на долю мгновения, она всё же медленно покачала головой. — Я понимаю, каков наш долг и почему ты отвергла меня тогда, но нет смысла искать глупые оправдания политическим альянсам, которые устраивают наши родители. — Если не любишь её, то так и скажи. Не стоит мучать друг друга, — видя сомнение и борьбу принца, она не могла более настаивать на своём. — Ибо потом может быть слишком поздно.       Весь обратный путь до замка они прошли в молчании, да и после Джейс бывал задумчив, явно думая над её словами. Хоть между Люцерисом и Рейной всё складывалось куда как лучше, и средний принц почти каждый день приходил спросить совета о том, как бы ему приятно удивить невесту ухаживаниями, а Дэйнис с радостью помогала мальчику, однажды поведя того в порт Спайстауна, с целью подобрать особенный дар для принцессы. Пока Люк заглядывался на диковинные товары со всех уголков Эссоса, она беседовала с летнийским капитаном, торгуясь насчёт янтарного вина, за бочонок которого тот требовал баснословную сумму денег, явно желая надуть её. — Не слушайте его, миледи. Он разбавляет вино с крысиной мочой, — обернувшись, она увидела подростка с серебряными растрёпанными вихрами, в котором не составило труда распознать Алина — сына известной торговки и капитанши из Халла, которого она помнила десятилетним неугомонным мальчишкой. — Моя матушка продаёт янтарное вино лучшего качества. Миледи может попробовать, если хочет увериться, — узнав её в лицо, мальчик тут же засиял и подбежал к ней, неловко поклонившись. — Так это вы, миледи! Даже не представляете, как мы по вам соскучились, — Дэйнис умилённо улыбнулась, обняв Алина и потрепав того по макушке.       Оставив Люка на попечение пары гвардейцев, она последовала за ним к кораблю «Мышка», слушая рассказ Алина о том, что происходило в Спайстауне и Халле во время её отсутствия. Говорил он много и долго, иногда сбиваясь и путаясь, хвастался тем, что побывал в Пентосе и Тироше, где его научили местным диалектам валирийского, а также обмолвился о том, что старший брат его — Аддам хранит собственноручно сделанный рисунок с ней верхом на драконе в сундуке с вещами. Поднявшись на борт корабля, она поздоровалась с командой, а позже и с вышедшей из трюма Марильдой, которая уговорила её остаться на ужин. Дэйнис попробовала янтарного вина и закупила три бочонка, которые капитан распорядилась отнести в Высокий Прилив, и они засели за кайвассу, дожидаясь приготовления еды. Следовало признать, что играла Мышка вполне достойно и умела хитрить, но Дэйнис всё же удалось обыграть женщину с небольшим перевесом. Когда они собирались начать новую партию, в капитанскую каюту вошёл юноша, при одном лишь виде которого ей показалось, что перед ней предстал призрак Лейнора Велариона. — Матушка, леди Дэйнис, приветствую вас, — в отличие от младшего брата, его поклон был вполне достойным, а сам он держался куда более уверенно, всё же несколько смутившись от того, как она молча сверлила его взглядом, потеряв дар речи. — Да, Аддам, — она сумела взять себя в руки лишь после деликатного покашливания Марильды, ощущая всю неловкость ситуации. — Ты так переменился, что я не узнала тебя.       Весь последующий вечер взор Дэйнис непроизвольно ложился на загорелый профиль юноши, и ей приходилось одёргивать себя каждый раз при обращении к нему, дабы правильно назвать его по имени. Аддам же, кажется, воспринял её заминки в штыки, посчитав, будто она забыла, как его зовут, из-за чего провёл большую часть ужина расстроенным, не притронувшись нормально к еде. — Вы ведь теперь принцесса, ваша милость? — полюбопытствовал Алин, крайне удивившись, когда она покачала головой. — Как же так? Вы ведь жена принца! — Титул принца и принцессы не переходит по браку, — объяснил Аддам брату. — Ты бы знал, не прогуливай уроки, — младший насупился, а Дэйнис рассмеялась. — Не будь так строг, Аддам. Многие придворные путаются в подобных тонкостях, — сказала она примирительным тоном, подмигнув Алину.       Время близилось к полуночи, когда она попрощалась с ними, отказавшись от предложения Марильды переночевать на корабле, и пошла в сторону замка в сопровождении Аддама. Разговор никак не клеился, а в воздухе между ними витала напряженная атмосфера, которая немного спала, когда он спросил про Лунного Странника, и она с внутренним облегчением начала говорить про драконов. — Ты рисуешь? Алин рассказал об этом, — даже в темноте она заметила, как он покраснел, смущённо отведя глаза. — Немного, — пробормотал он, почесав в затылке. — Он проболтался и о вашем рисунке? — Дэйнис не стала отнекиваться, отчего юноша лишь сильнее разволновался, пытаясь оправдаться. — Для человека моего происхождения недопустимо было рисовать госпожу обнажённой… н-но это лишь фантазия, мои додумки, нет! Боги, я вовсе не представлял вас нагой!.. Я бы не посмел!..       Дэйнис приложила палец к его дрожащей нижней губе и внимательно вгляделась в искрящиеся серебром в лунном свете глаза, что были как две капли воды похожи на Лейнора, но видели её неуловимо иначе, с искренним восхищением и любовью, как простой люд смотрел на божественных идолов, олицетворяющих семь ликов единого бога. — Ты возлежал с женщиной? — спросила она, оттягивая его губу, на что Аддам захлопал ресницами, застыв будто истукан. — Помнишь правила игры? Отвечай честно, — шепнула Дэйнис ему на ухо, вызвав рой мурашек по шее. — Лишь однажды, — он сглотнул, дабы смочить пересохшее от смятения горло, а девушка удовлетворённо кивнула, поведя его за руку на берег за высокие скалы, где никто не мог обнаружить их глубокой ночью.       Волны были так сильны, что иногда доходили до них, заставляя вздрагивать от холода, и делали кожу солоноватой на вкус, но это лишь усиливало желание, добавляя эфемерности происходящему, будто они были русалкой и моряком из сказок, что рассказывали детям на Дрифтмарке, а вовсе не бастардом и женой принца, что с удовольствием наставила рога своему мужу.       Прибой лишь усиливался, а вместе с ним росло и их возбуждение. С виду робкий, Аддам оказался пылким и внимательным любовником, послушно выполняющим все её пожелания без тени сомнения, обращаясь с ней едва ли не с обожанием и преклонением. Будучи складно сложенным и немногим ниже неё, он всё же обладал грацией, присущей потомкам Валирии, а тело его явно было хорошо натренировано годами работы в верфях и на материнских кораблях. И хотя она испытала неприятные ощущения из-за того, что впервые ложилась с мужчиной после родов, чуткий и нежный в движениях Аддам подстроился под неё, вскоре найдя идеальный темп и силу толчков для её комфорта и удовольствия, не раз за ночь доведя Дэйнис до пика.       Падение во грех никогда раньше не было столь сладким.