***
— Ну что тут у нас, детектив? — Сиканоин дразняще улыбается, пока Маю, сосредоточенная на месте преступления, пытается оценить обстановку. — Аканэ Комацубара, двадцать пять лет, работала управляющей в семейном ресторане и… — Какая скукотища! — парень закатывает глаза, пренебрежительно отворачиваясь и едва ли подавляя зевок. — Есть что-нибудь по-настоящему стоящее внимания? — Например? — Маю стискивает зубы, тяжело вздыхая, и ловит на себе его насмешливый взгляд. Умей она заползать в чужие головы, то в его, среди вороха бессвязных — или не очень — потоков сознания непременно вытащила бы что-то похожее на «Какая же ты недотёпа! Разве не очевидно?». — Ну, что-нибудь личное? Дневник, список мужчин. Может быть, какие-нибудь порочные увлечения? — Мы только что нашли труп, — Маю раздражённо щёлкает ручкой. Последний иероглиф исходится ломаной чертой, отчего девушка злиться сильнее и устало прикрывает глаза. Да что же это, в самом деле, такое? — Может, у вас будут предположения такие же гениальные, как и вы сами? — Сегодня ты милее, чем обычно, — Хэйдзо простодушно хихикает, весело дёргая плечом. — Впрочем, это твоя работа, разве нет? С какой стати я должен выполнять её за тебя? Ведь тебе же та-а-ак претят мои методы. Девушка гневливо вспыхивает: концентрат его издевательства на концентрат раздражения Маю даёт смесь похлеще бензина со спичкой — этого бы хватило сполна, чтобы отправить половину города на воздух. Но всё, что ей остаётся, просто молчаливо проглотить своё возмущение и охотно согласиться — это действительно её поручение, и пусть Сара подавится недовольством, но свой кусок Маю готова выгрызать из глотки. Хэйдзо провожает взглядом несостоявшуюся напарницу: смотрит, как она порывисто хлопает дверцей служебной машины, оставляя работу маячившим на фоне специалистам, и уезжает. Фокус внимания смещается на труп — Сиканоин не хочет признавать, но с Маю они чем-то похожи, и от этого невольно передёргивает. К своей радости — или надвигающейся беде — она этого не заметила.***
Маю изучает результаты экспертиз, выезжает на новые вызовы и расслабленно опускает плечи: детектив, мозолящий глаза, не появляется в поле зрения, и она радуется своей свободе, как ребёнок перед днём рождения — рабочие будни возвращаются в привычную колею, и её настроения не омрачает даже то, что убийств девушек по городу становится всё больше, а зацепок по-прежнему никаких. Только то, что убийства серийные, но тут нужно быть законченным идиотом, чтобы не понять этого. А она всё-таки идиотка — только чуть меньшая, с редкими проблесками ума и сообразительности. На ступень выше примитивного обывателя. Ничего нового в её жизни, но всё же именно сейчас Маю настолько уверенна в себе и преисполнена, что ей хватит сил, чтобы докопаться до истины — иначе и быть не может. Нужно только чуть-чуть поднажать и всё обязательно встанет на свои места. В какой-то момент, когда пелена спадает, Маю чувствует, как безысходность клубится вокруг неё. Она всё чаще падает, спотыкается, проливает обеденный кофе и никуда не движется. Девушка садится за своё рабочее место и с тяжёлым вдохом теряет лицо в ладонях. Если бы где-нибудь выдавали премию «Неудачник года», она, определённо, забрала бы её со всеми почестями. Настроение привычно летит к чертям. Работы с каждым днём наваливается всё больше, и Маю приходится признать — она действительно не может справиться ни с чем, что едва ли тяжелее сортировки папок в алфавитном порядке, и ей катастрофически нужна помощь. Хэйдзо, впрочем, в бюро не появляется уже с неделю. Это почему-то не радует.***
Маю пытается подбодрить себя, как может: если она расклеится прямо сейчас, ни к чему хорошему это не приведёт. Кофе в любимой пекарне и пакет только что испечённых булочек на обед — она выдавливает ломанную улыбку, после чего шепчет на выдохе: «У тебя всё хорошо». Веришь? Нет. Маю идёт домой, сворачивая на другую улицу — её привычный маршрут кажется устарелым, покрывшимся слоем дорожной пыли, и ей впервые осознанно хочется что-то поменять. Новый переулок темнее, чем тот, к которому она привыкла. «Привыкла», — упрямо сцеживает она и делает новый шаг. Хэйдзо, например, всегда готов к переменам, и именно в этом кроется рецепт его успеха — быть гибким и ловким, постоянно экспериментируя и переворачивая всё с ног на голову. Маю же всегда было проще использовать чёткие алгоритмы, как машина, без погрешностей и отступлений от плана — и это, в конечном счёте, ни к чему не привело. Маю становится страшно — мгновенно. Будто в автомобиле внезапно отказали тормозные системы, выводя из режима «нормальный» в «аварийный». Она слышит шаги за спиной — и больше ничего. Боится обернуться и увидеть того, кого видеть не следует. Адреналин нарастает, и шаги за спиной — тоже. Маю никогда не подвергалась преследованию, и её захлёстывает паника. Сможет ли она дать отпор, если на неё нападут со спины? Сможет ли выбраться из захвата, если нападающий сожмёт горло в тиски? …Сможет ли добраться до дома целой и невредимой… Маю ускоряется. За этим переулком идёт следующий, они путаются между собой, как и мысли в потяжелевшей голове. Ей хочется надеяться, что это всего лишь развивающаяся паранойя или галлюцинации на фоне усталости — ведь она уже и не помнит, когда в последний раз нормально спала. Но шаги продолжают преследовать. Подошва к подошве. Как хищник. Хотя тот вряд ли бы дал обнаружить себя так легко. Маю не умеет защищаться — знает это точно. Она офисный планктон, разъезжающий на служебной машине, и, если так прикинуть, ей никогда не приходилось держать что-то тяжелее шариковой ручки. Но если на неё всё-таки набросятся, Маю попытается. Маю вслушивается в нависшую тишину — и ожидаемо ничего не слышит. Ни ветра, ни шёпота и даже стук собственных каблуков обходит её стороной. Только сердце подскакивает к горлу — и бьётся-бьётся — оглушая и сводя с ума. Дрожащие руки сжимаются в кулаки. Сзади что-то копошится, и Маю чувствует, что не успеет увернуться. А потом наступает боль: её захватывают, скручивая пополам, и прикладывают виском об колено. Наверное, мужское, но на разглядывание сил уже не остаётся.***
В себя приходить ещё страшнее, чем проваливаться в пустоту. Маю боится открыть глаза. Маю боится увидеть. Маю боится знать, где она оказалась, и что с ней теперь будет. Чувствительность возвращается медленно. Боль от виска, наверное, пробитого, опоясывает голову и отдаёт в застывшие конечности. Но вместе с болью и леденящим страхом Маю чувствует тепло. Под пальцами бежит ток. Буря внутри улегается — кажется, именно так приходит ощущение безопасности. Она открывает глаза. Больничная палата режет своей белизной и стерильностью. Девушка моргает, медленно привыкая к свету, и заторможенно поворачивает голову вбок. На неё смотрит Хэйдзо. Не раздражающий, как обычно, не юркий и не скользкий — обычный до безобразия Хэйдзо. Взволнованный, несобранный, не похожий на себя Хэйдзо. Он робко улыбается, вздыхая с облегчением, и, кажется, интересуется её самочувствием — Маю всё ещё не слышит. Но чувствует, как чужие пальцы крепче сжимают её собственные — такие стылые и негнущиеся по сравнению с ним. — Хэй…дзо… — из горла вырывается хрип. Должно быть, такой же жалкий, как и она сама. Маю пытается сесть, но парень останавливает её, возвращая в исходное положение. — Тише, не напрягайся. Тебе нужны силы для восстановления, — Сиканоин непривычно серьёзный, и Маю не может привыкнуть к тому, как всегда гладкое лицо испещряется мелкими морщинками, как синяки пролегают у него под глазами и как дребезжит его голос. Маю оглядывается снова и замечает суровую Сару, недовольно поджимающую губы — она выдаёт менторским тоном холодное «Рада, что ты очнулась» и рассерженно постукивает ногой по полу. — Что вообще произошло? — Дело в том, что… — начинает Хэйдзо, но Кудзё его прерывает. — Произошла ваша полная некомпетентность! — она исходится криком, порывисто вскакивая со стула, и сжимает кулаки. — Ты, кажется, забыла, что твоя работа ловить маньяков, а не становиться их жертвами?! Если бы Хэйдзо не следил за тобой всё это время… Монолог обрывается — Сара опускает плечи, надевая маску глубокого сожаления и, вздрогнув, тихо добавляет: — Страшно представить, что могло бы случиться. — Это моя вина, — Хэйдзо сокрушённо опускает голову. — Я предполагал, что именно так и будет, всё вело к этому. Мне следовало поговорить с Маю заранее. — Будто бы она тебя послушала, — Сара раздражённо фыркает, но колючий взгляд заметно смягчается, когда женщина оглядывает подчинённую с головы до ног. — Упрямая девчонка и навсегда такой останется. — За это вы меня и любите, разве нет? — Маю стеснительно улыбается. Кудзё цокает, но оба знают, что женщина постепенно оттаивает, сменяя гнев на милость. — Ладно, оставлю вас. Хэйдзо, проведи с ней беседу, хотя ты тоже не образец покладистости. Когда дверь за ней закрывается, наступает тишина. Маю неловко поглядывает в сторону детектива, но тот не обращает на неё внимания, занятый собственными размышлениями. Она тихо покашливает, и Сиканоин возвращается в реальность. — Я должна сказать тебе спасибо, всё-таки жизнь мне спас, — девушка протягивает ему ладонь, и парень смотрит на неё с немым вопросом. — Ну, пожми её, что ли. Ты же держал меня за руку. Она терпеливо ждёт, и Хэйдзо медленно, палец за пальцем, разжимает кулак. — Так что там про маньяка? — девушка сглатывает насмешку. — Я подвела начальницу. От этого… грустно… Да, пожалуй, именно грустно. — Сара испугалась за тебя, — Сиканоин вяло улыбается. — На ней лица не было, когда она увидела тебя без сознания. И да, мне действительно стоит попросить прощения. Я ведь знал, что ты на крючке, и не сделал ничего, чтобы обезопасить. В моей теории всё закончилось на том, что его схватили бы раньше, чем он посмел тебя коснуться. — Знаешь, я так хотела тебя переплюнуть, что ушла в себя, и крупно просчиталась, — Маю поджимает губы. Досада горчит на языке, и девушка с трудом сглатывает её, откинувшись на подушки. Потолок над всё такой же белый и всё также режет глаза. — Ты действительно лучший из лучших. Хэйдзо благосклонно кивает, прикрывая глаза, и думает, что просчитался не меньше. Но Маю перед ним, живая и тёплая, с перебинтованной головой, плывущим взглядом и доброй улыбкой — а, значит, всё остальное можно исправить.