Серебряные бабочки

Каждое утро теперь начиналось одинаково: не успевал Се Лянь открыть глаза, как натыкался взглядом на своего старосту, выбравшегося из-под одеяла на соседней кровати, на его длинные тёмные волосы, хитрую улыбку и азартно блестящие глаза. Хуа Чэн, казалось, был везде. В университетской столовой он всегда попадался Се Ляню на глаза, будто бы за красивые глазки выбивая своей группе лишнюю ложку сахара в компот. В кафе возле кампуса Се Лянь не успевал устроиться за своим привычным столиком в углу, как на этот самый столик знакомые тонкие пальцы клали булочку и ставили стаканчик с кофе — как только угадывал с сиропами? Даже в аудиториях он всегда оказывался первым, хотя со всем курсом его никогда не видели, и в актовом зале, стоило Се Ляню только толкнуть дверь, тут же сверкали его тёмные с рубиновым отблеском глаза. Се Лянь бы решил, что Хуа Чэн за ним следит, если бы не тот факт, что ему, вроде как, было положено оказываться везде раньше всех остальных.       "Ещё и это прозвище!" Прозвище "Гэгэ" привязалось к Се Ляню так же плотно, как и мерное серебристое позванивание браслетов Хуа Чэна. Прозвище, имевшее к реальности такое же отношение, как бегемоты к балету "Лебединое озеро", что, впрочем, не мешало ему срываться с губ Хуа Чэна каждый раз, как Се Лянь попадался ему на глаза. Впрочем, — нет, Се Лянь никому бы в этом не признался, разве что самому себе, в моменты бессонницы, когда Джексон не появлялся всю ночь и комната в общежитии была наполнена тишиной и тихим сопением Хуа Чэна, весь вечер работавшего над докладом, — его сердце каждый раз словно сбивалось со своего ритма, когда посреди очередного обсуждения совершенно любой темы, начиная от классической литературы и заканчивая сэндвичами в ближайшем кафе, вдруг раздавалось тёплое "а ты как думаешь, Гэгэ?", обычно сопровождавшееся растрёпыванием до того момента аккуратного пучка, после чего Се Ляню каждый раз приходилось перечёсывать волосы заново. Иногда ему казалось, что Хуа Чэн делает это нарочно, чтобы однажды Се Лянь смирился и оставил волосы распущенными. И, — если он и правда этого добивался, — ему всё же повезло: быстро переодевшись после пар в повседневные мягкие штаны и футболку, Се Лянь выбрался из комнаты с волосами, затянутыми в самый простой хвост. Быстро спустившись в учебный корпус, он привычно нырнул в узкий тёмный коридор, ведущий к актовому залу, — на улице уже стемнело, и Се Ляню, как и остальным, задействованным в постановке, оставалось только радоваться, что их пускают в актовый зал, пусть даже и освещаемый днём светом из окон, а вечером лишь парой слабых ламп, — надеясь придти первым и успеть перекусить: недоеденный пирожок, купленный ещё утром, так и провалялся весь день в сумке бок о бок с полупустой термокружкой с чаем. Актовый зал был тих и пуст: невольно порадовавшись тому, что ему впервые удалось прийти на репетицию раньше Хуа Чэна, Се Лянь с ногами забрался на сцену, усаживаясь поудобнее за кулисой, и с довольной улыбкой принялся за ужин. Где-то за окном слышался шум улицы, — кажется, старшекурсники играли в баскетбол на университетском стадионе, — какая-то птичка посвистывала совсем рядом с окном, а по самому актовому залу кружила, точно рисуясь в полумраке, крупная серебристо-серая бабочка.       "Амурский бражник," — мелькнула мысль в голове. Память услужливо нарисовала перед внутренним взглядом справочник насекомых, который он листал, пока ждал подтверждения о зачислении в деканате, а тем временем ещё одна бабочка, чуть мельче предыдущей, вылетела, будто бы из ниоткуда. — "Красивые... Откуда только они в закрытом помещении?"       — Я тут подумал, Гэгэ... Се Лянь поперхнулся куском пирожка, услышав голос Хуа Чэна прямо у себя над ухом, и вскочил на ноги, пытаясь продышаться. Староста заботливо постучал его по спине, заглядывая в глаза.       "Да как вообще можно так бесшумно подобраться?!" — Я тут подумал, — повторил Хуа Чэн, убедившись, что Се Лянь может дышать и с ним всё хорошо, — не оставить ли нам свои настоящие имена? Для всех остальных можно придумать что угодно, но, знаешь, для лучшего погружения в мир персонажей... Задумавшись на мгновение, Хуа Чэн лёгким движением обошёл Се Ляня, изящно, как будто кот, присел на одно колено и перехватил чужую ладонь, поднося к губам, на которых играла лёгкая улыбка. Се Лянь отвёл глаза, чувствуя, как кончики ушей его начинают гореть, а к щекам приливает румянец.       — Ваше высочество наследный принц Се Лянь, — его глаза в полумраке зала вновь показались тёмно-алыми, — не согласитесь ли стать женихом непревзойдённого демона на одну ночь? Если бы сейчас его сердце остановилось, Се Лянь бы не удивился совершенно. Тёплое дыхание приятно согрело вечно холодные пальцы, а губы Хуа Чэна оказались гораздо мягче, чем казались со стороны.       "Я хочу его поцеловать." Мелькнувшая в голове мысль заставила щёки гореть ещё ярче, и он отвернулся, скрывая своё смущение. Секунду спустя тонкие пальцы Хуа Чэна скользнули в его волосы, осторожно поворачивая его голову и заставляя взглянуть в глаза.       — Всё в порядке, Гэгэ? Я же шучу! Се Лянь нервно сглотнул.       "Ну конечно! Что за мысли только появляются... Нельзя своими глупостями рушить только зародившуюся дружбу!"       — У тебя мягкие губы... Повезёт твоей девушке.       — Ага... — Хуа Чэн едва заметно улыбнулся и мягко коснулся губами лба Се Ляня. — Но пока что ими можешь наслаждаться ты.