Игры со смертью

Джорджия

      Мышцы рук горят от напряжения, а пальцы, скрючившись, отчаянно цепляются за бетонный выступ. Вспотевшие ладони скользят, и мне стоит огромных усилий удерживаться, болтаясь на стене, медленно, буквально по миллиметру продвигаясь следом за Майлзом, который, как ни странно, тихо подбадривает меня, проглотив все свои язвительные шуточки и комментарии.       — Давай, Джорджи, осталось совсем немного, — Апшер непринуждённо улыбается, словно это не он висит на стене, рискуя в любой момент свалиться с высоты третьего этажа вниз на бетонный пол к психопатам, и, добравшись до окна не спешит залезать внутрь, продолжая висеть на вытянутых руках. Замечаю, как по его лицу мимолётно проходит болезненная судорога, и принимаюсь чуть более активно переставлять руки, помня о том, что у репортёра сломаны рёбра и на груди красуется длинный порез. Сцепив зубы, мысленно молюсь абсолютно всем известным мне святым, чтобы они помогли мне не убиться на этой стене, и чуть не расцепляю пальцы, когда, пыхтя от натуги и усердия, неловко врезаюсь боком в тело Майлза.       — Умница, — выдыхает Апшер и, подтянувшись, ловко влезает в окно, а затем, быстро развернувшись, наклоняется и, схватив меня за руки, втягивает меня следом за собой. Валюсь на пол мешком, не удержавшись на дрожащих ногах, и, вытянув перед собой руки, тупо разглядываю свои трясущиеся пальцы. Репортёр, опустившись рядом со мной на корточках, неловким движением заправляет мне за ухо прядь растрепавшихся волос, и тихо произносит:       — Молодец, ты справилась.       — Справилась, — эхом повторяю я и, медленно повернув голову, замечаю, что мы оказались на другой стороне решётчатой двери, на том самом месте, где стояли Братья, которых, к счастью, здесь уже не было, но какое-то смутное беспокойство подсказывало мне, что это ненадолго — эти два психопата явно играли с нами, как с добычей.       — Давай, нужно идти дальше, — парень выпрямляется и, повертев в руках свою камеру, извлечённую из кармана кожаной куртки, убирает её обратно. Бросаю ещё один взгляд на решётку позади нас, надеясь увидеть Вэйлона, однако там всё так же никого нет. Расстроенно вздыхаю и, с трудом поднявшись на ноги, оглядываюсь. В глаза сразу же бросается нарисованная кровью стрелка на дальней стене, указывающая направление, и я указываю на неё:       — Кажется, нам туда.       — Да, но я хочу заглянуть туда, — Майлз кивком указывает мне на разбитое большое окно, ведущее в какое-то помещение, располагающееся напротив нас, и я, быстро заглянув внутрь, отшатываюсь назад, качая головой:       — Ну уж нет.       — Да ладно, Джордж, там всего лишь темно, но не опасно, — отмахивается Апшер и, легко перебравшись через часть стены, бросает на меня насмешливый взгляд. — Смелее, мелкая, здесь нет никого.       — Я уже говорила, что ненавижу тебя? — интересуюсь я, с грацией беременного носорога перелезая следом за Майлзом, и вскрикиваю, когда натыкаюсь ладонью на острый осколок стекла. Тонкая кожа моментально распарывается, и из пореза начинает сочиться кровь. Чертыхнувшись сквозь зубы, репортёр, бесцеремонно схватив меня за руку, разглядывает рану.       — Неужели нельзя поаккуратнее? — раздражённо спрашивает он и поднимает на меня взгляд. — Очень больно?       — Терпимо, — ворчу я, вырвав руку из его хватки, и, опустившись на корточках, снимаю со спины рюкзак и извлекаю оттуда небольшую аптечку, которую догадалась прихватить с собой из дома. Откопав там бинт, зубами отрываю часть марли и принимаюсь неуклюже забинтовывать свою пострадавшую ладонь, однако одной рукой это делать оказалось очень неудобно. Тихо чертыхаюсь сквозь зубы, пытаясь справиться с такой непростой задачей, и Майлз, вдоволь насмотревшийся на мои мучения, опускается рядом и, отобрав бинт, вновь берёт меня за руку.       — Давай сюда, горе ты моё.       — А? — вскидываю на него изумлённый взгляд, чувствуя, как щёки начинает заливать предательский румянец, а сердце заходится бешеным ритмом. Апшер с повышенной сосредоточенностью принимается забинтовывать мою ладонь, проигнорировав мою реакцию, а затем, спокойно взглянув на меня, выпрямляется и лишь произносит:       — Готово.       — Спасибо, — неловко отвожу взгляд и вновь даю себе мысленную пощёчину. Прекрати, Джорджия, так реагировать. Мало ли, что он сказал. Мы друзья. Всего лишь друзья. Ничего большего.       Выпрямившись, без особого интереса оглядываюсь, разглядывая помещение, в котором мы оказались: вокруг преимущественно было темно, лишь синим светом горели экраны нескольких компьютеров. Возле большого, почти во всю стену, стекла были установлены экраны камер видеонаблюдения, а на стуле сиротливо пристроился очередной труп, сгорбившийся и, к счастью, имеющий при себе все части тела. К таким мертвецам я уже начинала привыкать — во всяком случае, вид целого тела не вызывал у меня истерику, как в случае с искорёженными жертвами Криса Уокера.       Майлз, демонстрирующий абсолютное спокойствие и просто немыслимую выдержку, спокойно подходит к трупу и, заприметив на столе какой-то документ, принимается с интересом читать его. Подхожу ближе и вопросительно смотрю на репортёра.       — Что там?       — Ничего интересного, — парень шмыгает носом. — Памятка по обслуживанию очистительного входа. И опять же, всё это связано с проектом «Вальридер».       — Вот как, — задумчиво тяну и вздрагиваю от неожиданности, когда откуда-то доносится приглушённый вопль. Испуганно обернувшись, шарю взглядом, пытаясь определить источник шума, однако ни позади нас, ни в коридоре никого нет. Чувствую лёгкое прикосновение к тыльной стороне ладони и с удивлением смотрю на Апшера, который, мимолётно дотронувшись до меня костяшками пальцев, спокойно произносит:       — Идём, нужно двигаться дальше.       Согласно мычу, мысленно уговаривая себя перестать так уж мучительно краснеть от каждого взгляда или прикосновения этого наглого репортёра. Во всём виноват стресс — мы сейчас находимся в просто чудовищных условиях, и у меня просто на фоне этого возросла привязанность к единственному, не считая Вэйлона, нормальному человеку в этой психушке.       Закончив осмотр диспетчерской, коей, судя по всему, являлось это помещение, Майлз с лёгкостью перемахивает обратно в коридор и, помня о моём предыдущем печальном опыте, помогает перелезть мне. Откидываю с лица спутанные волосы и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, вновь указываю на стрелку.       — Нам туда, идём?       — Да-да, — невнимательно отзывается Апшер, с любопытством разглядывая сломанную автоматическую дверь с закоротившим замком, от которого идут всполохи электричества, располагающуюся сразу после диспетчерской перед поворотом, на который указывает стрелка. Моё лицо вытягивается, когда замечаю странный блеск в глазах парня, и я вцепляюсь пальцами в рукав его куртки.       — Ну уж нет, Майлз! Мы не пойдём туда. Я хочу выбраться отсюда, а не бродить по дурке как по парку аттракционов!       — Не будь такой занудой, Уилсон, мы просто быстро проверим, — отмахивается парень, азартно потянув меня за собой к тёмному проходу. Тихо взвизгиваю, когда раздаётся очередной треск электричества, и ловлю насмешливый взгляд Майлза. — Какая же ты всё-таки трусливая, Джордж. Репортёр не должен быть таким.       — Если мы отсюда выберемся, то я задумаюсь над тем, чтобы после университета устроиться в какую-нибудь захудалую газетёнку, чтобы писать колонку с советами для домохозяек, — тихо бормочу я, вцепившись в парня, словно в спасательный круг, идя следом за ним. — Там хотя бы не требуется эта ваша сумасшедшая отвага.       Апшер на это, как ни странно, ничего не отвечает, лишь фыркает, и, достав камеру, включает её, активируя режим ночной съёмки — в коридоре, в который мы попали, темно, хоть глаз выколи. До нашего слуха доносятся взбудораженные голоса, и парень, вопреки своим же словам о трусости, замедляет шаг. Слышу его тяжёлое испуганное дыхание, а затем и сама замечаю, что слева от нас находится решётка, сквозь которую можно разглядеть нижний уровень, освещённый тусклой лампой. Бросив взгляд вниз, тут же жалею об этом — с трудом подавив рвотный позыв и отвернувшись, зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать от увиденного. Крис Уокер, вцепившись в какого-то несчастного пациента, с лёгкостью, словно кукле, отрывает голову, ломая шейные позвонки и разрывая ткани.       — Нужно сдерживаться.       Низкий хриплый голос огромного убийцы врезается мне в уши, и я, задрожав словно осиновый лист на ветру, испуганно жмусь к руке Майлза, крепко зажмурившись и мотая головой.       — Я не могу так больше, не могу… — шёпотом бормочу я, чувствуя, как у меня у самой начинает откровенно ехать крыша от всего происходящего. Казалось бы, что я уже давно должна была чокнуться, однако этого до сих пор не случилось, но в данный момент я была близка как никогда раньше к превращению в психически ненормальную. — Он словно идёт за нами, он всегда оказывается там, где и мы…       — Да, от этого точно можно голову потерять, — произносит Апшер с лёгким смешком, и я, широко распахнув глаза, в ужасе таращусь на репортёра.       — Как ты можешь шутить об этом?       — Хорошее чувство юмора — залог спокойствия в стрессовой ситуации, — молвит Майлз, внимательно наблюдая за происходящим внизу. Слышу глухой стук, а за ним — удаляющийся звон цепей. С трудом заставляю себя повернуть голову и посмотреть на нижний уровень. Крис ушёл, оставив обезглавленное тело валяться на полу, забрав голову, как трофей. Мимо трупа пробегает какой-то псих, однако после увиденного мне кажется, что в принципе они все тут более-менее безобидные, в сравнении с тем верзилой.       Репортёр, выпутавшись из моей цепкой хватки, проходит чуть дальше и дёргает решётку справа от нас, но дверь оказывается закрыта. Смачно выругавшись, парень молча разглядывает полосу крови, указывающую нам путь, однако никакого способа пробраться туда пока нет. На негнущихся ногах следую за Апшером, который вновь поднимает камеру, включив ночной режим. Смотрю на экран и вздрагиваю, когда замечаю ещё один труп, прислонённый к стене возле дальней решётки. Репортёр, добравшись до него, несколько раз дёргает дверь, которая так же оказывается закрытой, и, не выдержав, пинает решётку.       — Блядская сука!       — Тише! — шиплю я и, осмелев, предлагаю, сама не веря в то, что говорю: — Давай обыщем охранника? Может, у него есть ключи?       На секунду зависнув, парень впивается в меня взглядом, а затем растягивает губы в своей типичной майлзовской хитрой улыбке.       — А ты растёшь в моих глазах, мелкая.       — Я не… — пыхтя от возмущения, начинаю я, а затем, тяжело вздохнув, смирившись с тем, что этот нахал неисправим, отмахиваюсь. — Впрочем, ладно. Мелкая, так мелкая…       — Да ну, так теперь не интересно, — усмехнувшись, произносит репортёр, опускаясь на корточках рядом с трупом. Совершенно, кажется, не смущённый тем, что ему нужно обыскать мёртвого человека, парень принимается шарить по карманам. — Ты же так прикольно бесилась. Не лишай меня удовольствия вывести тебя из себя.       — Поверь, тебе это и так прекрасно удаётся, — слабо улыбнувшись, отвечаю я и, нервно оглянувшись, проверяя, не подкрался ли к нам сзади какой-нибудь безумец, спрашиваю: — Нашёл что-нибудь?       — Ага, — парень быстро выпрямляется и демонстрирует мне ключ-карту. — Не знаю, от чего это, но может пригодиться.       — Здесь всё заперто, — поджимаю губы и указываю назад. — Может вернёмся и проверим, что там было за поворотом?       — Да, я тоже об этом подумал, — Майлз кивает и бодро идёт обратно в сторону тёмного коридора, задорно бросив мне на ходу: — Не отставай, низкорослик!       — Ах ты! — задохнувшись от возмущения, иду следом и слышу приглушённое хихиканье со стороны Апшера. Вот же наглец! Самодовольный, самовлюблённый, нахальный, циничный, грубый — кому вообще он может нравиться?       «Тебе», — довольно шепчет Майлз Апшер в моей голове, и мне очень хочется побиться головой об стену. Кажется, это жуткое место влияет на меня гораздо хуже, чем я предполагала. Минуя запертую решётчатую дверь перед входом в коридор, испуганно шарахаюсь в сторону, когда за ней пробегают два психопата, скрываясь за другой дверью.       — Следи за выходом. Если они проскользнут мимо нас — это будет отстой.       — Ма-а-айлз, — нервно тяну я, вжимаясь спиной в решётку, располагающуюся позади меня, и бросаю взгляд на парня. От прежней весёлости не осталось и следа — репортёр, метнувшись ко мне, хватает меня за руку и напряжённо отвечает:       — Да. Я слышал.       — Он же про нас говорил, да?       — Очевидно, — Апшер тянет меня за собой, сжав мою ладонь. — Идём, Джорджи, оставаться здесь всё равно не вариант.       — Они будут ждать нас, — слабым голосом возражаю я, совершенно уже не горя желанием возвращаться. Хотелось забиться куда-нибудь и, тихо поскуливая от страха, ждать помощи, однако Майлз не предоставляет мне такую возможность. Резко повернувшись, парень хватает меня за плечи и легонько встряхивает.       — Значит, мы их перехитрим, — жёстко произносит он, заглядывая мне в глаза. — Ты хочешь выбраться отсюда или нет?       — Хочу, — тихо отвечаю, и Майлз удовлетворённо кивает, ещё раз встряхнув меня для профилактики.       — Тогда возьми себя в руки. Сколько мы уже в этой чёртовой лечебнице? И до сих пор живы.       — Да, ты прав, — согласно киваю, решив не говорить ему о том, что наше везение может рано или поздно закончиться. В психиатрической лечебнице Маунт-Мэссив, наполненной жестокими убийцами, каждый из которых хочет убить, искалечить, расчленить, съесть или изнасиловать любого, кто попадётся у них на пути, тот факт, что мы были ещё в относительном порядке, было ни чем иным, кроме как небольшой отсрочкой. Жизнь в кредит. Наверное Майлз должен был умереть ещё только когда Крис Уокер вышвырнул его со второго этажа, а я и того раньше, когда столкнулась с первым психопатом.       Миновав тёмный коридор и выйдя обратно к свету, сразу же заворачиваем за угол по кровавой стрелке и грязно-бордовой полосе на полу. Подавив очередной приступ дурноты, поднимаю взгляд и замечаю железную дверь, к которой и вёл этот кровавый след.       — «Душевые», — вслух читаю я и вместе с Майлзом подхожу ближе. — Кажется, я видела что-то такое на плане лечебницы…       — У тебя есть план лечебницы? — Апшер приподнимает брови, а я киваю.       — Вэйлон нашёл его в диспетчерской, а я сфотографировала.       — Надо же, он действительно был полезен, — репортёр фыркает. Обиженно поджимаю губы и, отведя взгляд, тихо произношу:       — Он спас нам жизнь. И если бы не он, то я давно была бы мертва. Прояви хоть капельку уважения. Кто знает, жив ли он?       — Да-да, очень жаль, что он не с нами, скорблю больше всех, — парень дёргает за ручку двери. — Да ебись оно! Заперто!       — Попробуй ключ-карту, — резко указываю на считыватель карт, висящий справа от двери, весьма расстроенная тем, что Майлз так относится к Вэйлону. Понятное дело, что репортёр зол на программиста за то, что тот втянул его во всё это, но нельзя же быть настолько бесчувственным. Вэйлон Парк был очень добрым и хорошим человеком, попавшим в ещё более ужасную ситуацию, чем мы. Ему нужно было лишь посочувствовать, а не относиться с пренебрежением.       Покосившись на меня, парень молча прикладывает карту, и сразу же раздаётся тихий писк, оповещающий о том, что дверь открыта. Цокнув языком и тяжело вздохнув, Майлз бросает на меня ещё один короткий взгляд и произносит:       — Не дуйся, Джорджи. Ты сразу становишься похожей на злобного хомячка.       Ничего не отвечаю, надувшись ещё больше, и толкаю дверь, ведущую к душевым, открывая её. Тут же, ойкнув, отшатываюсь назад, заглядывая в тёмное помещение, в котором совершенно невозможно что-либо разглядеть. До слуха доносятся чьи-то вопли, и я, позабыв о том, что ещё секунду назад злилась на нахала Апшера, хватаю его за руку, крепко сжимая пальцы, поперхнувшись испуганным вздохом. Парень дёргает уголками губ и тянет меня за собой, сжав мою ладонь в ответ, и, включив камеру, осторожно продвигается вперёд. Через экран в зеленоватом свете разглядываю металлические шкафчики, перевёрнутые стеллажи и валяющиеся на полу вёдра и какие-то бочки. Вновь слышу чей-то истошный вопль и плотнее придвигаюсь к репортёру, вцепившись в его руку, словно маленький ребёнок. Едва дышу, медленно ступая за Майлзом, прислушиваясь к окружающим нас звукам.       — Помогите!!!       Вздрагиваю, когда крик повторяется, а Апшер, крепче сжав мою руку, еле слышно бормочет:       — Нам бы кто помог…       Приметив справа проход, репортёр уверенно заворачивает туда, ведя меня за собой мимо решёток. До слуха доносится шум дождя, и я различаю в зловонии Маунт-Мэссив нотки свежего воздуха. Сердце от радости начинает учащённо биться, и я шепчу:       — Майлз, где-то здесь открыто окно. Мы сможем выбраться через него.       — Отличный план, мартышка, но мы как минимум на высоте второго этажа, а я не хочу переломать себе ноги, прыгая вниз, — отвечает Апшер, разбивая мои мечты о выходе вдребезги. — К тому же на заборе вокруг лечебницы — колючая проволока. Единственный выход — через административный блок, но мы от него весьма далеко находимся.       — Знаешь, лучше бы у меня была хоть какая-то, даже призрачная, надежда, — расстроенно ворчу я, и в этот же миг позади нас раздаются шаги. Резко оглянувшись, репортёр, выругавшись, торопливо тянет меня за собой. Оглядываюсь, пытаясь рассмотреть того, кто идёт за нами, но вокруг слишком темно. Впрочем, когда парень поднимает камеру и включает режим ночной съёмки, на небольшом экранчике я успеваю разглядеть чуть дальше обнажённую фигуру одного из Братьев, явно поджидающего нас. Осознание того, что мы в ловушке, обрушивается на меня, и я панически дёргаюсь в сторону, однако там решётка. Яркая вспышка молнии за окном на секунду освещает помещение, и Майлз, торопливо подтолкнув меня к окну, шипит лишь одно слово: «Лезь». На раздумья времени не остаётся — быстро, насколько могу, вылезаю из окна и чуть не падаю вниз, лишь чудом ухватившись за мокрый и скользкий карниз. Ливень, бушующий на улице, обрушивается на меня ледяным душем. Вся моя одежда моментально промокает насквозь, а мокрые пряди волос липнут к коже. С трудом нашарив опору под ногами, с силой прижимаюсь к кирпичной стене лечебницы, дрожа от холода и молясь всем богам, чтобы мои ноги и руки не соскользнули. Майлз был прав — мы бы не смогли выбраться через окно, мы находились слишком высоко, и, упав на брусчатку внизу, переломали бы себе ноги, и это в лучшем случае. Смаргиваю с ресниц капли дождя и, отплёвываясь от воды, смотрю на Майлза, который, выпрыгнув за мной следом, кивком приказывает мне двигаться дальше. Крепко зажмурившись, делаю маленький шажок в сторону, приклеившись к стене, и слышу сквозь шум дождя мягкий голос одного из Братьев:       — Боже мой, они исчезли.       Миллиметр за миллиметром, трясясь от холода и страха, подгоняемая репортёром, ползу вперёд, убеждая себя в том, что я круче Человека-паука, и ни за что не упаду вниз, ведь супергерои не падают.       — Пропали без следа.       Ещё несколько маленьких шажков на соскальзывающих с опоры ногах. Сердце проваливается вниз, когда пальцы рук начинают скользить, и я с силой вцепляюсь в карниз, ломая ногти.       — Это что, сарказм?       «Давай, Джорджия, ты сможешь. Ты сможешь это сделать. Ты столько пережила здесь явно не для того, чтобы сорваться вниз и разбиться в лепёшку».       — Да, так и есть. Думают, мы придурки.       — Или тупицы.       Ещё немного. Повернув голову, вижу во вспышке очередной молнии, что до самого дальнего открытого окна осталось совсем чуть-чуть, и, посмотрев на промокшего до нитки Апшера, сцепившего зубы, получаю от него одобрительный кивок.       — А давай вытащим их и вскроем им пузо.       — Погоди. Минутку.       Кое-как добравшись до окна, втягиваю своё тело обратно в лечебницу, рухнув на пол, и испуганно замираю, боясь, что шум сейчас привлечёт психопатов. Майлз бесшумно, словно кошка, влезает в окно следом за мной, ловко приземлившись на обе ноги, и, взяв меня за руку, помогает мне встать. Молча тянет меня за собой, включив камеру, чтобы мы могли хоть как-то ориентироваться в этой темноте, и, завернув за угол, ободряюще сжимает мою ладонь, когда в зеленоватом свете ночной съёмки мы видим стеллажи с целой кучей каких-то контейнеров, а за ними — дверь, ведущую прочь из этого проклятого помещения. Еле сдерживаюсь, чтобы не ломануться вперёд — Братья были ещё где-то здесь, и с лёгкостью могли обнаружить нас. И тогда, боюсь, я бы точно попрощалась со своими почками и жизнью.       Добравшись до двери, аккуратно открываем её и, выйдя из помещения в плохо освещённый коридор, с облегчением выдыхаем. Апшер, бросив на меня взгляд, прижимает указательный палец к своим губам, и я киваю. Пока мы не уберёмся отсюда как можно дальше, лучше не шуметь. Впрочем, сделав шаг вперëд, я тут же налетаю на тележку уборщика, загремев швабрами и вёдрами, и репортёр, выругавшись, шипит:       — Джорджия, нельзя ли потише?       — Извини, — шёпотом отвечаю я, поморщившись и потирая ушибленную ногу. Заозиравшись по сторонам, замечаю, что по коридору можно пройти либо направо, либо прямо и налево. Не сговариваясь, поворачиваем направо в тёмный коридор. Майлз вновь включает режим ночной съемки и, взглянув на экран, с чувством произносит:       — Ёбанный гандон!       — В чём дело? — бросаю взгляд на тускло светящийся экранчик и замечаю, что в углу начинает мигать красным индикатор заряда батарейки. По моей спине пробегает холодок, а Апшер, ещё раз грязно выругавшись, опускает камеру.       — Батарейка садится. Нужно экономить.       — У тебя нет запасной? — недоверчиво спрашиваю я, пытаясь в темноте разглядеть лицо парня, и слышу его раздражённый голос:       — Всего одна. Но с такими темпами и она сдохнет.       — Не хотелось бы, — тихо бормочу я, совершенно не радуясь перспективе блуждать в темноте по Маунт-Мэссив. При свете в данном месте и то было до невозможности жутко, страшно представить, каково здесь будет в кромешной тьме. Репортёр, испустив тяжёлый вздох, снова поднимает камеру и, углядев открытую решётчатую дверь, тянет меня туда. Посмотрев направо, утыкаемся в стену и разворачиваемся. Апшер выключает камеру и уверенно идёт в сторону дверного проёма — помещение за ним тускло освещено, я могу разглядеть грязную плитку на полу и несколько решёток. Заглянув внутрь, отшатываюсь, увидев стоящий посередине стул, напоминающий электрический, под которым расплывается огромное кровавое пятно. Гулко сглотнув, ловлю на себе взгляд парня, в котором, к моему удивлению, угадывается лёгкое беспокойство, и, сделав глубокий вдох, на трясущихся ногах захожу внутрь, цепляясь взглядом за перевёрнутые столы, сломанные стулья и ещё одну лужу крови, виднеющуюся за дальней решёткой. Повернув голову, замечаю, что Майлз, повинуясь своему репортёрскому чутью, подходит к столу у стены, на котором ворохом валяются какие-то документы, и принимается азартно ковыряться в них, явно позабыв о том, что мы ежесекундно рискуем расстаться с жизнями, напоровшись на очередного психа. Впрочем, этот человек был неисправим — если он чувствует, что здесь есть нечто интересное, значит он попытается это найти, несмотря ни на что. Поэтому он и считается лучшим репортёром нашего городка.       Подхожу ближе и с любопытством заглядываю Апшеру через плечо, читая документ, который он, с видом хищника, почуявшего добычу, бодро извлекает из горы документов.       «Обратите внимание на прилагающуюся копию свидетельства о смерти Рудольфа Г. Вернике, субподрядчика «Психиатрических Исследований Меркоф» № 148616. Наследников нет.       Штат Колорадо       держите против света, чтобы увидеть водяные знаки       Дело № 8732       Местоположение: Колорадо       Населенный пункт: заповедник Маунт-Мэссив       Полное имя: Рудольф Густав Вернике       Продолжительность пребывания в населенном пункте, где произошла смерть: 0 лет, 7 месяцев       Продолжительность пребывания в США (для родившихся за рубежом): 55 лет       Пол: М       Цвет кожи (раса): белый       Семейное положение: холост       Дата рождения: 20.10.1918       Место рождения: Германия       Дата смерти: 28.02.2009       Настоящим подтверждаю, что я лечил больного с 04.06.2003 по 28.02.2009, видел его живым 27.02.2009, а смерть наступила в 4 часа 11 минут того же числа.       Основной и сопутствующими причинами являются следующие:       Сердечная недостаточность, связанная с возрастом больного.       Настоящим подтверждается, что данная копия официальной записи верна и является точной».       — И что здесь интересного? — нахмурившись, спрашиваю я, бросив взгляд на репортёра, на лице которого застыло какое-то странное выражение. — Просто копия свидетельства.       Ничего не ответив, парень молча лезет в свой рюкзак и извлекает оттуда газетную вырезку, которую также, без единого слова, протягивает мне. Наморщив лоб, читаю некролог, посвящённый доктору Вернике.       «Рудольф Г. Вернике       Доктор Рудольф Г. Вернике ушел из жизни в возрасте 90 лет, продолжая заниматься любимым делом, 28 февраля 2009 г. Он родился в Германии, в Мюнхене в 1918 году, и стал известен в научных и математических кругах благодаря статье, написанной в соавторстве с Аланом Тьюрингом, пионером компьютерной эры. После темной истории с работой на военные нужды Германии он эмигрировал в Соединенные Штаты в 1949 году, получив визу от государственного департамента. После нескольких десятилетий правительственных исследований в Лос-Аламосе он отошел от дел и перебрался в Нью-Мексико, где посвятил себя ландшафтной фотографии и заботе о своих кошках. В начале нового тысячелетия он отправился в Колорадо с целью благотворительного сотрудничества с корпорацией Меркоф. Компания выпустила заявление, что доктор Вернике был «истинным гуманистом и человеком великой душевной щедрости». Никто из близких его не пережил».       — Всё ещё не понимаю, — поджимаю губы и заправляю за ухо прядь мокрых волос. — Кто вообще такой этот доктор Вернике?       — Ты историю Маунт-Мэссив знаешь? — вздохнув, спрашивает репортёр, и я задумчиво хмурю брови, чувствуя себя словно на паре.       — Ну… Я знаю о том, что здесь, по слухам, после окончания Второй Мировой войны что-то исследовали при помощи нацистских учёных. Потом в шестидесятых годах Маунт-Мэссив стала лечебницей для душевнобольных, но вскоре произошёл какой-то инцидент, в ходе которого погибло трое учёных. Всю информацию засекретили, а лечебницу закрыли лишь в начале семидесятых.       — Ага, точно, — Майлз одобрительно кивает. — А теперь смотри: он родился и вырос в Германии, во время войны тоже был там. Затем после какой-то тёмной истории он решает переехать в Штаты, где живёт, процветает, радуется жизни и воспитывает котов. На закате своей жизни он оказывается в Маунт-Мэссив в год открытия лечебницы — его обследуют, за ним присматривают, он умирает здесь. А теперь обрати внимание на это… — парень лезет в рюкзак и протягивает мне уже знакомый документ. — Помнишь? Это отчёт о состоянии Криса Уокера. Обрати внимание на дату первичного обращения и на то, кто был его лечащим врачом.       Пробегаю глазами по строчкам, а затем с изумлением поднимаю глаза на Апшера.       — Первичное обращение было в январе две тысячи одиннадцатого года, а его лечащий врач — Рудольф Вернике! Но это же невозможно!       — Джорджи, ты наивная, словно ребёнок, — репортёр снисходительно улыбается и забирает у меня документы, запихивая их обратно в рюкзак. — Ты думаешь, так сложно инсценировать собственную смерть? Для всего мира он мёртв, а это очень удобно — можно продолжать безнаказанно проводить свои эксперименты на людях.       — Морфогенетическое кондиционирование, лечил Уокера… — бормочу я и вспоминаю слова Вэйлона о том, что его заставили смотреть на этот двигатель, пытаясь сделать его одним из подопытных. — Проект «Вальридер»… Это его рук дело?       — Не знаю, но мне бы очень хотелось это выяснить, — хмыкает парень и, поправив лямки рюкзака и откинув со лба мокрую прядь волос, произносит: — Ну что, идём дальше?       — Честно говоря, я бы ещё постояла, — слабо улыбаюсь, совершенно не желая продолжать дальнейший путь в неизвестность, однако Майлз лишь закатывает глаза и ухмыляется.       — Не дрейфь, мелкая. Топтание на одном месте не поможет нам выбраться отсюда.       — Да, знаю, ты прав, — обречённо кивнув, привычным жестом цепляюсь за ладонь репортёра и вижу, как он дёргает уголками губ, пряча улыбку. Потянув меня за собой, Апшер идёт в сторону открытой решётки, за которым видны кровавые разводы и лужи, а затем, резко остановившись, разворачивается и подталкивает меня обратно.       — Пойдём, здесь ничего нет.       — Что? В смысле? — бросаю взгляд за плечо парня и чувствую, что меня вот-вот вывернет наизнанку — у дальней стены валяется очередной труп, буквально сломанный пополам, выпотрошенный, словно дичь. В луже крови валяется месиво из вывороченных органов, и все мои внутренности скручивает болезненный спазм. Издав сдавленный гортанный звук, резко отворачиваюсь, крепко зажмурившись и прижав ладонь ко рту. Старательно глубоко дышу, пытаясь справиться с тошнотой, и слышу недовольный голос репортёра:       — Я же сказал тебе, что здесь ничего нет. Зачем посмотрела?       — В следующий раз говори, что здесь труп и разбросанные внутренности, тогда точно не посмотрю, — сиплю я, продолжая делать дыхательные упражнения и мысленно уговаривая саму себя не падать в обморок. Очевидно я никогда не смогу привыкнуть к виду крови, человеческих органов и истерзанных тел. Меня начинает бить мелкая дрожь, а дыхание с хрипами вырывается из груди, и Майлз, чертыхнувшись, рывком разворачивает меня лицом к себе, заставляя взглянуть на него.       — Джорджия, всё нормально, успокойся.       — Не могу, — выдыхаю я, ощущая, как в груди начинает нарастать тяжесть, а дыхание становится прерывистым. Воздуха начинает катастрофически не хватать, и я отчаянно пытаюсь сделать полноценный вдох, но ничего не выходит. Задыхаясь от нехватки кислорода, складываюсь пополам, а глаза наполняются слезами. Хриплю и прижимаю ладони к груди, ловя ртом воздух. Апшер, опустившись рядом со мной на колени, обхватывает моё лицо ладонями и чётко произносит:       — Дыши, Джорджия. Вместе со мной.       — Я… не… — пытаюсь произнести ещё хотя бы слово, но частое болезненное дыхание не позволяет мне этого сделать. По щекам начинают течь слёзы, и какой-то частью своего сознания я понимаю, что сейчас просто задохнусь. Пальцы начинают неметь, а дрожь во всём теле усиливается.       — Чёрт, — парень шумно выдыхает и торопливо, но мягко произносит: — Давай, Джорджи, ты сможешь, ясно? Всё хорошо, я здесь. Сделай глубокий вдох и задержи дыхание.       Пытаюсь сделать так, как сказал Майлз, но ничего не выходит. Отчаянно мотаю головой и давлюсь рыданием, вырвавшимся из груди, в которой рвано и болезненно бьётся сердце. На лице репортёра мелькает нечто, похожее на смесь страха, беспокойства и отчаяния, и он, наклонившись ко мне ближе, умоляюще, так непохоже на себя, просит:       — Пожалуйста, Джорджи, дыши. Сделай глубокий вдох.       Крепко зажмурившись и сжав онемевшие пальцы в кулаки, судорожно втягиваю воздух, сморщившись от болезненного ощущения в груди, и тут же распахиваю мокрые и покрасневшие от слёз глаза, когда чувствую прикосновение чужих губ. Непроизвольно задерживаю дыхание, осознавая, что это репортёр, положив ладонь мне на шею, целует меня, прижимаясь своими губами к моим. Простое касание, но оно действует на меня самым невероятным образом, заставляя отчаянно вцепиться непослушными пальцами в ворот куртки Апшера, удерживая его на месте и не позволяя отстраниться. Впрочем, сил моих недостаточно, и парень отрывается от моих губ, спокойно глядя на меня. Шумно выдыхаю и понимаю, что мне стало гораздо легче дышать, а дрожь в теле начинает проходить.       — Успокоилась? — деловито осведомляется Майлз, выглядя абсолютно невозмутимым, будто каждый день целует девушек в психушке среди трупов, и я, заикаясь, спрашиваю:       — З-зач-чем т-ты эт-то с-сделал?       — У тебя не получалось задержать дыхание, я тебе помог, — наглый репортёр пожимает плечами и выпрямляется. — Могла бы и спасибо сказать.       — Апшер! — возмущённо восклицаю я, кое-как собрав руки-ноги в кучку и поднявшись с пола. Все адекватные слова и мысли просто напрочь испаряются, и я лишь сверлю его гневным взглядом. Парень, ухмыльнувшись, бросает на меня хитрый взгляд.       — Чего ты так бесишься? Я что, украл твой первый поцелуй?       — Не первый, — буркаю я, отводя взгляд, и Майлз мычит:       — М-м, вот как? И кто же тот счастливчик?       — Ой, заткнись, — вспыхнув, отворачиваюсь и, поправив лямки рюкзака, тащусь обратно в коридор, желая оказаться как можно дальше от этого самодовольного придурка. Апшер, идя следом, лишь вздыхает.       — Вот и помогай девушкам. Неблагодарные создания.       Ничего на это не отвечаю, насупившись и слишком громко топая, всем своим видом выражая недовольство его поступком. Зачем он это сделал? Неужели не было другого способа помочь мне успокоиться? Неужели обязательно нужно было целовать, а потом ещё и шутить на эту тему? Он просто невыносим. Наверное, было бы гораздо лучше, если бы я всё же оставила его здесь. Сейчас бы спала себе спокойно в своей мягкой постели, а завтра поехала бы к родителям.       «Во-первых, тебя бы загрызла совесть, а во-вторых, не говори, что тебе не понравилось», — мерзкий внутренний Майлз звучит уж слишком похоже на настоящего Апшера, и я всерьёз задумываюсь о том, что, если мы отсюда выберемся, я точно запишусь на приём к психиатру. Главное, чтобы он был не из Меркоф.       Вернувшись обратно, иду чуть дальше по коридору и заворачиваю налево. Останавливаюсь, разглядывая ещё один коридор, в конце которого видна решётчатая дверь, и чувствую, как Майлз, вставший рядом, привычно берёт меня за руку. Обиженно фырчу и вырываю свою ладонь из его, и Апшер резко произносит:       — Ну и что это за детский сад? Нашла на что обижаться. Настолько противно было?       — Дело не в этом, — тихо отвечаю, избегая смотреть на репортёра, который, фыркнув, грубо бросает:       — Если я тебе настолько неприятен, то нехуй было за мной возвращаться.       — Ты мне не неприятен, — ещё тише отвечаю я и, украдкой всё же взглянув на парня, который лишь кривит губы, вздыхаю и примирительно протягиваю ему руку. Апшер несколько секунд смотрит на меня с непроницаемым видом, а затем принимает ладонь.       — Больше целовать не буду, — ровным тоном произносит он и, не сказав больше ни слова, тянет меня за собой. Идём по освещённому коридору, в котором по левую руку располагается большое застеклённое окно и запертая дверь в комнату очистки, к которой вёл кровавый след, оставленный отцом Мартином, а по правую — небольшие квадратные окошки, и до нашего слуха долетают далёкие вопли пациентов, сливаясь в единую какофонию звуков. Дойдя до решётки, которая оказывается двойной, Майлз без особой надежды дёргает её — как всегда заперто. Кивком указываю парню на дверь с надписью «Безопасность», находящуюся сбоку, и, толкнув её, мы оказываемся в очередной диспетчерской. Оглядываюсь, заприметив справа от нас большой стол, над которым установлена решётка вентиляции, высокие нетронутые стеллажи, несколько небольших столов с компьютерами. Переглянувшись с Апшером, идём к пульту управления, над которым мерцают экраны камер видеонаблюдения. За столом, уронив голову на гладкую поверхность, сидит очередной мертвец, однако после приступа, который случился у меня буквально несколько минут назад, я окидываю мёртвое тело равнодушным взглядом. Все части на месте, органы тоже — в сравнении с другими трупами можно сделать вид, что этот просто уснул на рабочем месте.       Майлз с интересом разглядывает большую красную кнопку на пульте, а затем, пожав плечами, нажимает на неё. До нашего слуха доносится звуковой сигнал, и вместе с тем большое тёмное окно перед нами вспыхивает светом, показывая ещё одну комнату очистки. С тихим шипением зеленоватый газ испаряется, и сбоку открывается дверь. Из моей груди вырывается дикий визг, когда я вижу Криса Уокера, заходящего в комнату и обрушивающего град тяжёлых сильных ударов на стекло, за которым стояли мы. Безумный взгляд верзилы с ненавистью устремлён на нас с Апшером, а я оцепенев от ужаса, смотрю на его изуродованное лицо.       — Джорджия, валим! — репортёр, схватив меня за руку, дёргает меня за собой. Вихрем промчавшись через диспетчерскую, Майлз запрыгивает на стол и дёргает решётку вентиляции. В панике оборачиваюсь и замечаю, что стекло уже начинает покрываться трещинами, а это значит, что Крис в любой момент может ворваться сюда и убить нас своим излюбленным способом — тогда наши головы пополнят его жуткую коллекцию.       — Давай, быстрее! — прикрикнув, парень слегка приседает, сложив ладони лодочкой, и я перепуганной птицей буквально взлетаю, цепляясь руками за край вентиляции и подтягивая тело. Оказавшись внутри, торопливо отползаю, чтобы не мешать Апшеру, и репортёр оказывается рядом со мной в мгновение ока. Слышу, как стекло в диспетчерской разлетается на осколки, а затем — громкий тяжёлый топот и звон цепей. Тихо поскуливая от страха, принимаюсь ползти вперёд, совершенно ничего не видя в темноте, натыкаясь лбом на стенки вентиляционной шахты. Слышу позади себя тяжёлое дыхание Майлза, и, в очередной раз приложившись головой, сворачиваю направо. Вижу впереди прямоугольник света, указывающий на выход из вентиляции, и рвусь вперёд. Выпрыгиваю из шахты, лишь только чудом устояв на ногах, и подстёгиваемая ужасом, несусь вперёд. Майлз спрыгивает следом и припускает за мной. Вихрем проношусь мимо неприметной двери, за которой раздаются мощные удары, и, завернув за угол, мчусь к двойной решётчатой двери, которая до этого была заперта. Первая дверь приоткрыта, вторая же выбита напрочь. Слышу, что Уокеру удаётся выбраться из диспетчерской, слышу его громкий топот и приближающийся звон цепей, и, издав очередной испуганный визг, дёргаю на себя дверь. Майлз, громко матерясь, подталкивает меня в спину, заставляя бежать ещё быстрее. Замечаю что вход в очистительную комнату охвачен огнём — очевидно, Уокер повредил его, пытаясь добраться до нас. Топот преследователя становится всё ближе, и я, совсем обезумев от всепоглощающего ужаса, лечу вперёд, едва касаясь ногами пола. Слышу предупреждающий крик Апшера, и в тот же миг, когда я оказываюсь напротив горящей комнаты очистки, раздаётся оглушительный взрыв. Сильный поток горячего, обжигающего воздуха отшвыривает моё тело прямо в окно, и я, больно ударившись плечом о стену, с жутким криком падаю вниз. Слышу удаляющийся отчаянный вопль Майлза, зовущего меня по имени, а затем, когда я приземляюсь спиной на что-то мягкое, мокрое и липкое, моё сознание отключается, погружая меня во тьму.