Майлз
Выбравшись из дома погибшего Итана, выйдя через вторые ворота, ведущие к реке, текущей среди скал, не найдя другого выхода плывём по ней. Мокрая одежда тяжёлым грузом так и норовит утащить вниз, а ледяная вода тысячами острых иголок вонзается в кожу, заставляя зубы отбивать какой-то непонятный ритм. Старательно стискиваю челюсти, чтобы не откусить себе ненароком язык, и с трудом гребу руками, чувствуя, что начинаю выбиваться из сил. Плывущий рядом Вэйлон выглядит ничуть не лучше — посиневшие губы дрожат от холода, а на бледной коже контрастом выделяются синяки и ссадины. Отплёвываясь от воды, запоздало размышляю, в ту ли сторону мы вообще плывём, однако тут же мотаю головой с громким плеском — если плыть обратно, мы вернёмся туда, откуда так бежали прежде чем на деревню обрушилась очередная вспышка. От усталости мозг работает неохотно, однако я всё же слегка успокаиваюсь, определившись с направлением, и, лязгая зубами от холода, сипло спрашиваю программиста: — В-вид-дишь чт-то н-ниб-будь? В ответ слышу лишь отборный поток брани, прерываемый отфыркиванием от воды и клацаньем зубов, и решаю, что сейчас лучше молчать — Парк обычно отличался буквально ангельским терпением и старался сквернословить как можно меньше, в отличие от меня, буквально разговаривающего матом, и если он начинал ругаться словно портовый грузчик, то это означало, что он либо в крайней степени бешенства, либо чертовски сильно расстроен. Беситься здесь было не из-за чего, зато печальных событий дохера — мало того, что проебали рюкзаки, остались без вертолёта и уже успели лишиться пилота и единственного адекватного местного жителя, который мог бы помочь нам, так ещё и бултыхаемся в ледяной реке, рискуя отморозить себе все части тела. Наконец вижу впереди деревянный мост и берег справа, и, воодушевившись, принимаюсь активнее плыть вперёд, наплевав на усталость, с которой лишь ненадолго справился короткий сон в подвале у Итана, однако Вэй, шикнув, тихо бубнит, заставляя меня замереть: — С-смот-три н-на в-верх… Медленно запрокидываю голову, разглядывая наверху на скале слева от нас какой-то деревянный выступ и дом, из которого выходит женский сгорбленный силуэт. Достав непослушными пальцами из кармана видеокамеру, в очередной раз мысленно похвалив себя за сообразительность и то, что догадался купить водонепроницаемую технику, увеличиваю зум, разглядывая какую-то старуху, которая, взяв в руки книгу, вероятнее всего Библию, что-то яростно бормочет, воздев руки к небу. Сильнее стискиваю челюсти, почти до хруста стучащих зубов — если бабка нас заметит, то поднимает вой на всю округу, но и оставаться в воде было самоубийством. Не придумав ничего лучше, дождавшись, когда старуха запрокинет голову к небу, медленно подплываю к скале, чтобы скрыться под выступом, на котором она стоит, и, дождавшись, когда Парк присоединится ко мне, стараясь как можно меньше шуметь, плыву к мосту, прислушиваясь к нечленораздельному бормотанию бабки. Чувствуя себя как минимум грёбаным ниндзя, добираюсь до моста и, проплыв мимо него, выбираюсь на берег, оборачиваясь. Вижу, что старуха, закончив неистово молиться, уходит обратно в дом, а Вэйлон, выйдя из воды, резким движением вытирает с лица воду и шипит: — Майлз, чёрт бы тебя побрал, когда-нибудь мы из-за твоей любви к риску вляпаемся в какое-нибудь дерьмо. — Мы и так в нём по самые уши, — фыркаю и морщусь от неприятного ощущения тяжёлой мокрой одежды, липнущей к коже. — Отморозился уже, что ли? Забыл с какой радости мы шляемся по этой сраной деревне? — Уточняю: вляпаемся в какое-нибудь дерьмо в этой самой деревне, — недовольно ворчит программист и оглядывается. Позади нас дорога, освещённая одиноким масляным фонарём, явно ведущая обратно, откуда доносится голос Салливана Нота, усиленный громкоговорителем. Мы убрались достаточно далеко от церкви, поэтому слова звучат гораздо тише, однако я всё равно могу разобрать их: — Дети! Я знаю, вы слышите звон бьющегося стекла. Вы слышите крики соседей. Они страждут, потому что они не дети господни! Они — еретики среди нас! Прислужники врага! Запирайте двери и закрывайте окна, держите любимых поближе к себе! Вражеская Пасха началась. — Вэй, кажется твой парень со своими уродцами добрался до поселения, — хмыкаю я, а друг бросает на меня раздражённый взгляд. — Апшер, тебе по кайфу издеваться? — Да, а ты не знал? — снимаю куртку и старательно выжимаю её. — Я думал, что за прошедший год ты это понял. — Просто в очередной раз убедился, — Вэйлон наблюдает за тем, как я передёргиваю плечами, нацепив обратно мокрую куртку, и интересуется: — Ну как? Стало лучше? — Не-а, — шмыгаю носом и смачно чихаю. — Только хуже. — Классно, не убьют местные, так умрём от воспаления лёгких, — оптимистично замечает Парк и, заозиравшись по сторонам, хлопает меня по плечу. — Пойдём через мост, я вижу там огонь, может удастся хоть немного согреться. Слегка воодушевившись перспективой погреться у огня, иду по мосту следом за программистом, однако всё моё приподнятое настроение сходит на нет, когда я вижу что именно горит. Парк замедляет шаг, молча разглядывая два столба, под которыми разведён костёр, освещающий маленькие щуплые тела с содранной кожей, прибитые к дереву. На головы несчастных надеты черепа буйволов с большими рогами, и я, молча подняв камеру и приблизив картинку, понимаю, что, судя по двум небольшим выпуклостям на груди у обоих трупов, это были девочки. В нос ударяет тяжёлый запах крови и начавшей гнить плоти, а перед глазами вспыхивает воспоминание о корчащемся в огне отце Мартине. Опускаю камеру, проведя ладонью по лицу, словно пытаясь стряхнуть увиденный ужас, и отворачиваюсь, цепляясь взглядом за раскидистое дерево, на толстой ветви которого, покачиваясь на ветру, висят два мёртвых мальчика-подростка. — Уроды, — тихо произносит Вэйлон, и я слышу как его голос дрожит от ярости. — Это же всего лишь дети… — Идём, — мой голос звучит хрипло, и я откашливаюсь, шаря взглядом по местности, заприметив впереди кукурузное поле за открытыми воротами, в котором стоит большой крест с распятым на нём скелетом, а справа от нас — небольшой деревянный сарай. — Нужно убираться отсюда. Программист, молча кивнув, делает шаг по направлению к полю, однако я, предложив сначала осмотреть сарай, первым захожу внутрь. Впрочем, ничего полезного найти там не удаётся: несколько ржавых вил, старое, изъеденное термитами кресло, деревянный покосившийся столик, на котором лежит грязный лист бумаги с рукописным текстом, несколько пустых бидонов и быстро уползший от нас подальше паук. Поджав губы, беру в руки лист, совершенно не удивившись, что это оказывается очередной главой долбанной проповеди — создавалось впечатление, что эта хрень была раскидана по всей деревне. «ГЛАВА 5 1. И я смотрел, и вихрь вырвался из ночи, огонь замкнулся в себе, горя со всех сторон по направлению к центру, и высек свет из стен моей комнаты так, что я повис в пустоте, которая светила как масло на черном зеркале. 2. И я смотрел вопреки боли и узрел, как из внутреннего огня вышло подобие создания, образ, похожий на человека как круг похож на сферу. 3. Как поперечное сечение сферы образует круг, так и поперечное сечение этого творения образует человека. 4. И это было их появление; они выглядели, как Иисус Христос, агонизирующий на кресте, а грудь и половые органы были как у человека. 5. И лица их были бесчисленны и соединены друг с другом, с тысячей глаз и сплошным ртом, с крыльями и челюстями, неотделимыми даже по виду, а предназначением глаз и челюстей было более совершенное поглощение. 6. Это были лица, а уже в следующий момент они были костьми четырех лошадей Апокалипсиса и костьми Всадников тоже. 7. А в следующий момент их лица были половыми органами ангелов, а после этого — костром с голосами, поющими так красиво, что мозг разрывается, а затем — отражением в разбитом стекле. 8. Ибо их лица были всем одновременно, а их крылья соединялись друг с другом, и когда они взмахнули сплетенными крыльями, чтобы остановить время, я не смог вдохнуть воздух». Решив оставить это без комментариев, потому что кроме отборного мата на ум больше ничего не приходило, с отвращением бросаю лист обратно на стол и следую за Вэйлоном, который устремляется ко входу на кукурузное поле. Мрачно подумав о том, что только Джиперса-Криперса нам для полного счастья и не хватало, прохожу мимо стоящей рядом большой телеги и, с громогласным «да сука!» отшатываюсь назад, когда из неё с громким карканьем вылетает ворон. Натянутые, словно струна, нервы не выдерживают, и я с чувством пинаю долбаную телегу. Она, жалобно скрипнув, шатается, а Вэйлон, шумно выдохнув, сипит: — Я начинаю ненавидеть этих птиц. — Я то… — осекаюсь, когда бросаю взгляд за спину Парку на пыльную дорогу, пролегающую через поле, по обеим сторонам отгороженную от зарослей кукурузы высоким сетчатым забором. Сердце, запнувшись, болезненно быстро бьётся в грудную клетку, а я неотрывно смотрю на невысокую тонкую фигурку, идущую вперёд к другим массивным воротам. Зря я боялся, что забуду — эти черты из моей памяти не смогла бы выкосить даже какая-нибудь сраная деменция. Отодвинув в сторону Вэйлона, который непонимающе спрашивает, что случилось, устремляюсь по дороге, игнорируя тот факт, что Джорджия, если это была она, могла напасть — никто из нас на самом деле не знал, что с ней случилось после слияния с Вальридером, а мои надежды на то, что она осталась такой же, как прежде, были лишь наивными надеждами идиота. — Майлз, стой! — Парк, заметив причину, по которой я сорвался с места, торопливо нагоняет меня, и кладёт руку на плечо, намереваясь остановить, но я сбрасываю её. — Это может быть опасно! — Джорджия! — вместо ответа громко кричу я, неотрывно следя за девушкой, идущей впереди. Она ни на мгновение не останавливается, продолжая двигаться вперёд, словно не слыша меня, и я кричу вновь: — Джорджи! Снова тотальный игнор. Морщусь от особо болезненного вдоха, а пульсирующее болью сердце бьётся с перебоями, и, еле сдерживаясь, чтобы не завыть от отчаяния, выкрикиваю: — Мелкая! Фигура застывает возле самих ворот, и я вижу в свете фонаря длинные тёмные волосы, спадающие на спину, ту же чёрную толстовку, в которой была студентка в ту злополучную ночь, и тёмную ауру наномашин, окружающую тело Уилсон. Внутренности словно сдавливает ледяной рукой, но я упорно делаю ещё пару шагов к ней, прежде чем остановиться. Парк застывает рядом, глядя на фигурку девушки широко распахнутыми глазами, в которых плещется смесь боли и страха, и я вновь зову, но уже тихо, чувствуя, как в горле образовывается ком: — Джордж… Слышу тяжёлый вздох, и девушка медленно поворачивается к нам. Вздрагиваю, увидев звериные янтарно-жёлтые глаза студентки, мертвенно бледную кожу и капли давно уже засохшей крови на щеках. Она ничуть не изменилась с той ночи, словно застыла во времени, и, глядя на неё, я вновь ощущаю тяжесть мёртвого тела на своих руках. Глаза начинает щипать от подступающих слёз. С трудом сглатываю, открывая рот, собираясь сказать ей хоть что-нибудь, но хриплый голос Джорджии заставляет меня поперхнуться воздухом. — Что вам нужно? — Эй, Джорджи, это же мы, — тихо молвит Вэйлон, осторожно, словно к дикому животному, протягивая руку, но девушка отступает на шаг. — Я вижу, что это вы. Я не слепая. Я спросила, что вам от меня нужно? — лицо студентки ничего не выражает, а от взгляда хищных глаз по позвоночнику пробегает холодок. Девушка говорит неохотно, словно выдавливая из себя слова, а у меня в голове предательски бьётся лишь одна мысль: «это больше не она, не моя Джорджия». — Мы, — Вэйлон бросает на меня наполненный паникой взгляд, ища поддержки, но я лишь молча разглядываю настолько знакомое и родное, но в то же время чужое лицо Уилсон, чувствуя, как долбанная рана под рёбрами становится ещё больше. — Мы тебя искали. — Зачем? — осведомляется девушка и морщится, словно от головной боли, дотронувшись до виска. Тьма вокруг неё колышется от каждого движения, а я, словно очнувшись, делаю к ней шаг. — Джорджи, мы узнали, что ты жива… — Не подходи, Майлз, — девушка резко качает головой, и я послушно замираю на месте, услышав в тоне угрожающие нотки. Вижу, как на её лице появляется болезненная усмешка. — Жива? Правда? Я выгляжу как живой человек? — Не совсем, но… — начинает Парк, но я его перебиваю, говоря быстро, чуть ли не проглатывая слова, боясь, что она сейчас снова исчезнет, как чёртово видение, растворится словно сон: — Послушай, Джордж, мы можем найти способ избавить тебя от… от этой твари. Я не знаю как, но мы решим эту проблему. Ты… — Не решите, — глухо отвечает она и медленно поднимает руку, показывая указательным пальцем себе на висок. — Он не хочет оставлять меня. Я нужна ему. И он до сих пор не убил вас только потому, что я попросила дать мне немного времени, чтобы попрощаться с вами, ведь в тот раз не вышло. Однако если вы не дадите мне уйти… — девушка медленно втягивает носом воздух. — Я сама вас убью. Наступает тишина, прерываемая лишь шелестом травы и листвы. Справа от нас в зарослях кукурузы пробегает некто, с шумом проламываясь сквозь высокие стебли, и мы с Вэйлоном оба дёргаемся от неожиданности, в отличие от Джорджии, которая стоит совершенно спокойно, не обращая внимания на сторонние звуки. Впрочем, помня о том, какую мясорубку устроил Вальридер в Маунт-Мэссив, не было ничего удивительного в том, что студентка ничего не боялась. Девушка открывает рот, собираясь, как и обещала, попрощаться, но я неожиданно для самого себя, ровным тоном произношу, игнорируя вопящий сиреной инстинкт самосохранения и тот факт, что Джорджия только что прямым текстом пообещала нас прикончить: — Не убьёшь. — Я больше не та Джорджия, которую ты знал, — девушка поджимает губы. — Та Джорджия умерла на рассвете восемнадцатого сентября две тысячи тринадцатого года. — Я помню, — глухо отвечаю, сверля взглядом студентку, и вижу, как в её нечеловеческих глазах мелькает нечто, похожее на боль. — Я видел твоё тело. Держал его. Прости, Джорджи, я обещал тебе, что мы выберемся оттуда только вместе, и я своё обещание просрал, — в уголках глаз выступают слёзы, и я торопливо вытираю их рукавом куртки, мысленно проклиная себя за эту долбаную слабость. В памяти всплывает видение во время вспышки, и я произношу, морщась от боли в груди: — На твоём месте должен был быть я. — Что? — девушка хмурится, и я замечаю, как маска холодности и отстранённости даёт трещину. — Майлз, это не так. Я сама тогда сделала свой выбор, вы оба должны были жить. У Вэйлона семья, а ты… Она запинается, упрямо поджав губы, становясь похожей на прежнюю себя — упёртую девчонку, которая полезла за мной в самое пекло и не ушла, когда была такая возможность, вернувшись, отказавшись бросать меня одного в той чёртовой лечебнице. Делаю осторожный шаг к ней навстречу и тихо спрашиваю: — А я? — Это уже не важно, — она качает головой и неожиданно жалобно просит: — Пожалуйста, Майлз, не нужно. Не подходи ко мне. Билли убьёт тебя. Мне с трудом удаётся его сдерживать. — Плевать, пускай убивает, — делаю ещё шаг, игнорируя здравый смысл и шёпот Вэйлона, просящего вернуться назад, мысленно отметив тот факт, что она назвала Вальридера именем Билли. — Я только тебя нашёл… Спустя чёртов год. — Я больше не… — девушка вновь пытается завести свою волынку о том, что она не такая, как прежде, а я, чувствуя как в сердце вновь начинает пульсировать рана, скалюсь, пытаясь выдавить из себя улыбку: — Серьёзно, Джордж? Не такая? Готов поставить свою видеокамеру на то, что если бы я сейчас предложил тебе твой любимый кофе с кленовым сиропом, ты бы душу продала за то, чтобы его получить. — Не продала бы, — девушка фыркает и качает головой, а у меня внутри всё переворачивается, когда я замечаю слабую тень улыбки на её лице. — Потому что не предложил бы. Проще дождаться дождя во время засухи, чем от тебя кофе. — Прости, я столько раз обещал принести его, но постоянно забывал, — делаю ещё один шаг и торопливо, без остановки, не позволяя себе даже сделать болезненный вдох, говорю: — Я знаю тебя, Джорджи. Я знаю, что ты способна расплакаться от умиления смотря какое-нибудь дурацкое видео с котиками — я один раз застал тебя за этим, помнишь? Я знаю, что ты переживаешь даже из-за дурацкой тройки по психологии и радуешься, как ребёнок, когда получаешь отлично за реферат. Я знаю, как ты беспокоилась за свою соседку, пожилую миссис Эванс, когда она попала в больницу со сломанной ногой, и каждый вечер после университета таскала ей фрукты, а потом дулась на меня за то, что из-за моих постоянных вылазок тебе приходится сидеть дома по вечерам вместо того, чтобы помочь несчастной старой женщине. Я помню, как ты, рискуя своей жизнью, бросилась отвлекать Криса Уокера, чтобы спасти меня, когда он ворвался в диспетчерскую. Ты… ты умерла ради нас с Вэйлоном. И я не верю в то, что ты изменилась. И даже твои попытки доказать обратное… Ты не умеешь врать, Джордж, особенно мне. Помнишь, как мы познакомились? Я распознал твоё враньё сразу же, как только мне прилетело письмо на электронную почту. — Но ты всё равно приехал, — тихо произносит она и смаргивает с ресниц выступившие на глазах слёзы, а я рвано выдохнув, чуть не скривившись от боли в сердце, киваю. — Приехал. И, если бы мне дали шанс вернуться в тот день и сделать другой выбор, я всё равно поехал бы к той амбициозной девчонке, которая не побоялась рискнуть, хотя наверняка знала, что шансов практически нет. Вижу, как губы девушки начинают дрожать, словно она вот-вот разревётся, и чувствую, что меня самого сейчас нахер порвёт от той душераздирающей боли, что сжирала меня изнутри. Сейчас мне было похуй на всё: плевать на психованных деревенских жителей, которые жаждали нашей крови, насрать на долбанного Саймона Пикока и эту грёбаную корпорацию Меркоф. Сейчас меня заботила лишь хрупкая фигурка, стоящая прямо передо мной на расстоянии вытянутой руки — девушка, чувства к которой я осознал лишь находясь на волосок от смерти, и которую потерял. И я не мог позволить себе лишиться её снова. — Я скучал по тебе каждый чёртов день, — тихо произношу, медленно протягивая ладонь к её лицу, намереваясь дотронуться до щеки, и упрямо качаю головой, когда Джорджия жалобно просит: — Майлз, прошу тебя, не надо. Билли… — Пусть убивает, — дёргаю уголками губ. — Мне уже давно нечего терять. Когда мои пальцы проходят сквозь тёмную ауру, окружающую студентку, еле сдерживаюсь, чтобы не отдёрнуть руку — я словно окунул её в кипяток. Наномашины, явно недовольные моим вторжением, причиняют жуткую боль, но я, стиснув зубы, чтобы не заорать, упрямо тянусь к щеке девушки и судорожно выдыхаю с облегчением, когда мои пальцы касаются её ледяной кожи. Джорджия, зажмурившись, прижимается щекой к моей ладони и еле слышно шепчет: «я тоже скучала», а затем широко распахнув глаза, неожиданно отшатывается, глядя сквозь меня и схватившись за голову, скривившись от боли. — Джорджи, что… — на автомате подаюсь вперёд, тянусь следом за ней, но она нетвёрдо отступает на пару шагов, упираясь спиной в ворота. Дыхание рваными болезненными выдохами вырывается из её груди, и она отчаянно бормочет: — Нет-нет-нет, не смей… — Джо… — Майлз, — шипит Вэйлон, одним прыжком оказавшийся рядом со мной, и дёргает меня за плечо, заставляя отойти от Уилсон, а я, рефлекторно мазнув по нему взглядом, успеваю заметить, что у программиста глаза на мокром месте — он неотрывно следит за девушкой, и во взгляде плещется смесь беспокойства, боли и страха. — Нет, не смей этого делать, — скулит она, согнувшись и тяжело дыша, вцепившись пальцами в свои волосы, а я лишь беспомощно наблюдаю за этой резкой переменой в её поведении. Нервно провожу языком по пересохшим губам, сбитый с толку, не знающий, что можно сделать, а девушка тем временем яростно выкрикивает: — Ты не сделаешь этого, Билли! «Она говорит с Вальридером», — в голове мелькает дохрена блестящая мысль, а затем происходит сразу несколько событий. Джорджия, оскалившись, выпрямляется, глядя прямо перед собой невидящим взглядом, и глухо произносит: — Ты тогда сказал, что теперь я хозяйка — так подчиняйся. После чего из её груди вырывается яростный вопль, наполненный болью, а сама она в долю секунды превращается в рой наномашин, взметнувшийся в ночное небо, оставляя нас с Парком в полнейшем охуевании от увиденного. Однако долго переваривать произошедшее нам не дают — позади на дороге слышатся приглушённые возбуждённые голоса деревенских, а за воротами раздаётся чей-то оборвавшийся крик, прерванный глухим ударом, сопровождающимся влажным хрустом, за которым следует до зубного скрежета знакомый хриплый женский шёпот: — Те, кто восстали против Господа, должны умереть. Их младенцы — разбиться вдребезги… — Да твою-то мать, опять она, — шиплю и чуть не падаю на землю, когда программист резко дёргает меня за рукав куртки, заставляя пригнуться. Обернувшись на секунду, вижу вдалеке лучи фонарей и от души выругиваюсь, понимая, что нас зажали с обеих сторон: позади долбанные местные жители, а впереди — чёртова Марта. — Их женщины и дети должны быть вспороты… Должны быть вспороты… Вновь перевожу взгляд на ворота, на которых висит амбарный замок, и вижу за ними высокую фигуру женщины, которая, сгорбившись, медленно идёт мимо, таща за собой свою громадную кирку. Острие оружия воткнуто в голову какого-то мужчины, и труп волочется по земле за Мартой, оставляя на пыльной земле кровавую полосу. Выбитый из колеи встречей с Джорджией, соображаю с трудом, и у меня нет совершенно никаких идей о том, как нам спастись, однако, к счастью, Вэйлон, взяв себя в руки, находит в сетке слева от нас небольшой лаз, в который мы с трудом протискиваемся, обдирая руки, затерявшись в зарослях кукурузы от светлых лучей фонариков местных психов. — Мы должны восстать, чтобы бороться с ними! Во чужаках среди нас нет невинности! Встретьте их ножом, палкой, кулаком и всем, чем можете! В уши вновь врезается голос Салливана Нота, разносящийся, наверное, по всей долбанной деревне, и мы с Парком продираемся сквозь высокие стебли, пытаясь найти как перебраться на другую сторону — Марта уже свалила, да и она в любом случае сейчас занята «вспарыванием» и умертвлением «восставших». — Бог восторжествует от пролитой проклятой крови! — Чувак, у тебя определённо неправильное представление о том, чего хочет Господь, — бормочу я, а Вэйлон, окидывая мрачным взглядом окружающие нас заросли, сквозь которые было видно ровным счётом нихера, высказывает и без того известный факт: — Друг, мы с тобой в полном дерьме.***
Джорджия
Я никогда до этого момента не пробовала самостоятельно управлять роем. Я никогда до этого момента осознанно не перечила Билли, зная о том, какие последствия меня ждут — потеря контроля над телом и жгучая разрывающая боль, как наказание за дерзость и непослушание. Однако встреча с Майлзом заставила меня вспомнить о том, кем я была сейчас — я была носителем, хозяйкой, это было моё тело, и только я могла принимать решения. Билли запугал меня, заставил делать то, что хочет он, подавив мою волю угрозами, но после того, как я вновь встретилась лицом к лицу с друзьями, вновь увидела Майлза и Вэйлона, услышала голос программиста и почувствовала прикосновение репортёра… и когда Вальридер сказал, что сейчас отберёт контроль и убьёт их обоих, то меня словно переклинило. Парк был моим другом, Апшер — определённо нечто большее. Мы вместе пережили такое, что не приснится даже в самом страшном кошмаре, и я обязана была защитить их. И сейчас, стиснув зубы от обжигающей боли, пронзающей каждую клеточку моего восстанавливающегося по молекулам тела, смаргивая солёные слёзы с ресниц, остановившись на каменном выступе над рекой, я, собрав по крупицам всю свою силу воли, сопротивлялась воздействию Вальридера, чувствуя, как Билли кричит и бьётся у меня в голове. Я ощущала его ярость, ощущала его страх и боль от того, что он вновь заперт, и мне было его жаль, но он сам вынудил меня сделать это. Я не могла допустить, чтобы он причинил вред моим близким. Страх за них придал мне сил, способных подавить Вальридера, восстановить полный контроль, сделать то, что мне не удавалось целый год, и теперь я полностью управляла своим телом, однако мне нужно было убедиться в этом наверняка, прежде чем возвращаться к друзьям. Если я не смогу его сдержать, если он вырвется из-под контроля, то нам всем конец. — Ты не можешь так поступить со мной! — кричит Билли в моей голове, вызывая лишь вспышку острой боли в висках, и я крепко зажмуриваюсь, сморщившись. — А ты? Ты только и делал, что угрожал запереть меня, угрожал убить дорогих мне людей. Ты столько боли мне причинил. А теперь говоришь о том, что я не могу так с тобой поступить? — Ты знаешь, что со мной делали! — Это не оправдание, Билли, — тру виски и усилием воли вновь подавляю порыв Вальридера перехватить контроль над телом. — Твою ярость и ненависть, направленные на Меркоф, я понимаю и поддерживаю, я так же, как и ты, хочу их уничтожить. Но Майлз и Вэйлон — что они тебе сделали? — Они отключили меня! — Да брось, — всплёскиваю руками, и тьма вокруг меня колеблется от каждого движения. — Мы про это уже говорили! Ты сам сказал, что убил бы нас всех, если бы мы этого не сделали! Мы тоже выживали, как и ты, и перед нами стоял выбор — либо ты нас убьёшь, либо тебя убьём мы. Мы так же, как и ты, хотели жить! Яростно выкрикнув последние слова, замолкаю, сделав глубокий вдох, а Билли затихает у меня в голове. Я стою на выступе, глядя вниз на поблёскивающую в лунном свете водяную гладь и прислушиваясь к приглушённому голосу главы местного культа, вещающий о том, что необходимо бороться с чужаками, и еле заметно вздрагиваю от неожиданности, когда Билли тихо спрашивает: — И что ты хочешь сделать? — Я не отказываюсь от нашего плана, — неловким, словно неуместным движением убираю с лица прядь волос, взъерошенных порывом холодного ветра. — Мы дойдём до вышки и уничтожим её, а потом примемся за людей корпорации, прячущихся на заводе. Но Майлз и Вэйлон будут с нами. Я не брошу их на произвол судьбы в этом месте… — Ты же понимаешь, что они не смогут помочь тебе? Если я покину твоё тело… — Я умру, — заканчиваю и киваю. — Да, я в курсе. Ты это столько раз уже говорил. — Тогда какой смысл? Ты не сможешь вернуться к ним после того, как мы уничтожим вышку. — Знаю, — вновь кивок и лёгкий укол в области бьющегося благодаря наномашинам сердца, словно отголосок той боли, которую я давно научилась заглушать. — Но я могу помочь им выбраться живыми из этого места. Они выживут, как и в тот раз. — Я чувствую, как ты относишься к этому парню — Майлзу. Ты сможешь его оставить? Делаю судорожный вдох, ощущая давящую тяжесть в груди, и перед глазами предстаёт образ репортёра — то, как он смотрел на меня, это отчаяние во взгляде, его слова и прикосновение тёплых пальцев к моей коже. «Я скучал по тебе каждый чёртов день». Крепко зажмуриваюсь, смахивая со щеки слезу, и шепчу, чувствуя, как мне становится сложнее дышать от фантомной боли под рёбрами: — Нет. Но я должна. И он должен отпустить меня…***
Майлз
— Ебануться, — только и могу произнести я, разглядывая местного жителя, выскочившего прямо перед нами, как долбаный чёрт из табакерки, который, кланяясь и семеня в нашу сторону, беспрестанно бормочет: — Пожалуйста, если я… Вы попросите Антихриста пощадить мою семью? Вы его приближённые… Вы… Пожалуйста, пожалуйста! Попросите его о пощаде… Чудом выбравшись с кукурузного поля, едва не попавшись психам, которые окружили нас со всех сторон, и перемахнув через ограждение, ведущее на территорию за полем, мы сразу же наткнулись на этого безобидного, но явно чокнутого мужика, который, преданно глядя на нас, заламывает руки и трясёт головой в священном ужасе. — Эй, мы не… — Вэйлон собирается развеять миф о том, что мы какие-то там посланники Дьявола, однако я, толкнув его локтем в бок, бодро киваю, стараясь сохранять серьёзную мину, и боком прохожу мимо психопата, потянув за собой программиста. — Конечно-конечно, мы попросим. А теперь, уважаемый, если ты не против… — Спасибо! — мужик, рухнув на колени, воздевает руки к небу, начиная неистово молиться, а я тихо и раздельно цежу сквозь зубы, стараясь, чтобы псих меня не услышал: — Чок-ну-ты-е… — Ты нафига это сказал? — шипит Парк, а я шикаю на него, добравшись до стоящего рядом дома и замирая в тени возле двери. — Да тихо ты. С психопатами лучше соглашаться, тем более, если бы ты сказал, что мы не те, за кого нас тут приняли, кто знает, что бы он тогда сделал? — Ладно, допустим, — нехотя соглашается с моими доводами друг, и вскидывает голову, глядя в звёздное небо. — Интересно, где сейчас Джорджия? Поджимаю губы и качаю головой, разглядывая гниющие доски у себя под ногами и старый развалившийся столик, на котором лежит аккуратно сложенный лист бумаги, на котором выведено корявым почерком: «Для Джудит». На автомате хватаю лист, как обычно игнорируя тот факт, что читать чужие записки нельзя — в этом месте могло быть полезным абсолютно всё, что угодно, даже самая незначительная деталь могла нам помочь и дать хотя бы какое-то представление о том, с чем мы имеем дело. «Моя дорогая Джудит! Я никогда не был сильный в выражении чуств словами, что ты как моя супруга хорошо узнала за все эти годы, поэтаму я надеюсь, что смогу написать все то, что мужчине так сложно сказать. Я чуствавал твою злость и страдал из-за атсутствия отношений после того как мы убили малышку Сару. На то была воля Папы и Господа, и ты не можешь злиться на меня, иначе мне предется быть строгим с табой. С любовью и заботой, твой муш Маркус»* Тру глаза, удивляясь, как у меня не потекла кровь от обилия орфографических и стилистических ошибок, и, бросив письмо обратно на стол, отвечаю на вопрос друга: — Не знаю, но надеюсь, что с ней всё в порядке. — Ты видел, как она себя вела, прежде чем… — Парк запинается. — Прежде чем исчезнуть? — Ну, такое сложно не заметить, — выразительно приподнимаю брови и устало провожу ладонью по лицу, испытывая невыносимо сильное беспокойство за студентку. — Очевидно, Саймон во многом ошибся, и самое главное то, что, очевидно, не она управляет Вальридером, а он управляет ею. Она говорила с ним, ты заметил? А ещё она сказала, что он не позволит ей избавиться от него. — Дерьмово, — программист морщится. — А самое-то главное мы ей не сказали… Про этого чёртового Пикока. — Ну, знаешь, немного не до этого было, — замечаю я, и друг криво улыбается. — Да уж знаю. Честно говоря, я до сих пор поверить не могу в то, что видел её. Это оказалось больнее, чем я думал, — Вэйлон вздыхает, глядя куда-то прямо перед собой. — Ты ведь знаешь, что она дорога и мне тоже. Она как младшая сестра, которой у меня не было. За одну ту ночь в Маунт-Мэссив… Программист осекается, а я киваю, хлопнув его по плечу, прекрасно понимая, что он хотел сказать. За одну ту чёртову ночь мы стали друг для друга самыми близкими людьми. Привыкшие за такой казалось бы небольшой промежуток времени полагаться друг на друга, заботиться друг о друге и готовые, если нужно, умереть друг за друга, мы буквально стали семьёй. И потеря Джорджии больно ударила по нам обоим. И я знал, что именно испытывал Парк в тот момент, когда увидел её. — Знаю, Вэй, — дёргаю уголками губ и киваю на пустынную, залитую светом одинокого фонаря дорогу. — Идём, нужно убираться отсюда. Надеюсь, что с Джорджи всё хорошо и она скоро нас найдёт. И тогда мы придумаем все вместе, что делать с Пикоком. А пока план тот же — мы должны добраться до шахт. Согласно кивнув, друг следует за мной. Мы, обойдя дом, видим запертые ворота, ведущие на кукурузное поле, а прямо перед ними — кровавый след, оставленный мёртвым мужчиной, которого бесцеремонно, словно тушу убитого животного, волокла за собой Марта. Идти по кровавому следу не очень хотелось, тем более, что оставлен он был не для нас и не мирным отцом Мартином, однако особого выбора нет. — О, спрячься в крови, спрячься в крови, пока опасности не минуют! Приди в безопасное убежище, спрячься в крови Иезекииля! Шарахнувшись в сторону от неожиданности, когда позади нас раздаётся скрипучее пение, резко оборачиваюсь, встречаясь взглядом с местным жителем, который сидит на крыльце примыкающего дома, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке и сжимая в руках мачете. Маленькие злые глаза мужчины неотрывно следят за нами, однако он не пытается напасть, лишь продолжая петь свою песню: — Приди, ибо вокруг тебя бушуют ураганы, спрячься в крови Иезекииля! О, спрячься в крови, спрячься в крови, ибо бушуют ураганы! — Спасибо за предложение, но я, пожалуй, воздержусь, — брякаю я, не подумав, и, мысленно обозвав себя имбецилом, напрягаюсь, ожидая, что мужик сейчас кинется на нас, но он лишь растягивает тонкие губы в неприятной улыбке, обнажая щербатые зубы, и продолжает петь, неотрывно следя за нами. — Он мне не нравится, — бормочет Вэйлон, озираясь по сторонам, и указывает куда-то в сторону. — Майлз, смотри, там какой-то сарай или что-то вроде. Может через него можно пройти дальше. Киваю, продолжая смотреть на местного, не доверяя такой откровенной безобидности — создавалось впечатление, будто он просто выжидал удобного момента, чтобы наброситься и убить нас, а сейчас словно бы давал нам фору, играя как хищник с добычей. Перспектива выступать в роли безобидного травоядного меня не особо прельщала, и я, идя за Парком к сараю, постоянно оглядываюсь, следя за местным, который, заметив, что мы отошли подальше, лениво встаёт с кресла, сжимая в руках своё оружие, однако продолжает оставаться на крыльце, скалясь нам вслед. Добравшись до пристройки, видим железную сдвижную дверь, которая при попытке открыть поддаётся неохотно и с душераздирающим лязгом, который слышала наверное добрая половина деревни. Отряхиваю руки от грязи, налипшей с ручки двери, и заглядываю внутрь в темноту сарая, цепляясь взглядом за силуэты огромных блоков сена, старого, как яйцо динозавра, комбайна для уборки посевов и освещённую дальнюю стену, возле которой стоит небольшая шахтёрская тележка, накрытая досками. Особого выбора у нас нет, поэтому мы идём на свет, оглядываясь по сторонам. Справа замечаем сломанную деревянную лестницу, а над ней — второй уровень сарая. Напряжённо поразмышляв, решаю подкатить тележку к лестнице, а с неё можно было подтянуться, ухватившись за край пола второго этажа. Парк, одобрив мою идею, толкает тележку, которая громко скрипит несмазанными колёсами, и я стискиваю зубы, прикидывая, как быстро сюда сбежится вся деревня — мы шумели так, словно нас было не два человека, а армия долбоёбов, решивших, что гулять по деревне, наполненной психопатами, лучше всего с песнями и плясками. Знакомое скрипучее пение, донёсшееся со стороны входа в сарай, заставляет нас вздрогнуть, и я, бросив взгляд в сторону, откуда доносился голос, замечаю силуэт того самого мужика с мачете. Он заходит нарочито медленно, явно считая, что нам некуда отсюда деться, и я, поборов искушение показать ему средний палец, торопливо жестом указываю Парку, чтобы он лез первым, однако друг, на кой-то хрен включив режим упрямого барана, качает головой: — Ты первый. — Сука, Вэй, вот какая, блять, разница? — раздражённо бросаю, глядя на приближающуюся фигуру психопата, помахивающего оружием, и, решив, в отличие от своего спутника, не спорить, быстро взбираюсь на доски, которыми накрыта тележка, и подтягиваюсь, забираясь на второй этаж. Местный, заметив, что «добыча» ускользает, взвыв, бросается вперёд, замахнувшись мачете, а я ору на замешкавшегося Парка: — Быстрее!!! Отчаянно матерясь, парень забирается на тележку и, подпрыгнув, хватается за скрипучие доски. Вижу, что психопат уже совсем рядом и готовится нанести удар острым лезвием, целясь в бок программиста, и, вцепившись в куртку друга, помогаю ему быстрее залезть на второй этаж, прежде чем ему выпустят кишки. Рухнув на пол, Вэйлон переворачивается на спину, сипло и тяжело дыша, а я смотрю вниз на урода, который, решив повторить наш манёвр, забирается на тележку и пытается подтянуться. — А вот хер тебе, скотина, — бормочу я, торопливо встав и со всей дури наступив на пальцы мужчины, впившиеся в край досок. Заорав дурным голосом от боли, психопат расцепляет пальцы, мешком свалившись на тележку, а с неё — на земляной пол сарая. Парк, поднявшийся на ноги, дёргает меня за рукав куртки, указывая на узкий проход справа между стеной и грубо сколоченными досками. Немного пораскинув мозгами, прислушиваясь к тому, как местный житель, кряхтя, встаёт с пола, намереваясь вновь испытать удачу и полезть за нами, решаю, что другого выбора у нас нет. К счастью, мы оба обладали стройным телосложением, поэтому могли бы протиснуться между досок, а вот коренастому певуну совершить такой подвиг было не под силу. Больше ни секунды не раздумывая, решив не повторять предыдущий печальный опыт, заталкиваю программиста первым в узкий проход, и втискиваюсь следом. Продвигаясь боком, тихо матерюсь сквозь зубы, чувствуя, как давят стена и доски, и в голове мелькает мимолётная мысль о том, что в данный момент потерянные рюкзаки нам бы только мешали. Наконец мы вываливаемся из прохода, жадно хватая воздух ртом, и я с интересом разглядываю крохотное помещение в котором мы оказались: сквозь широкие разъёмы между криво сколоченных досок проникает лунный свет, освещая старые тракторные шины, неаккуратно сложенные на полу, большое деревянное колесо, приставленное к стене, свисающую с потолка ржавую цепь, большой перевёрнутый ящик, использующийся в виде импровизированного стола да шаткий деревянный стул. На столе замечаю скомканный лист бумаги, слегка пожелтевший, явно вырванный откуда-то, и, вновь поддавшись природному любопытству, расправляю его, напрягая зрения и читая написанный от руки текст, который оказался чем-то вроде дневниковой записи. «7 января Еще троих сегодня отправили жить среди поражённых — их раны слишком явные, чтобы их скрывать. У них было семеро детей, и всех их Папа Нот отправил мне на воспитание. Теперь под моим крылом более сорока сирот, которые беззаветно меня любят, как могут только дети, брошенные своими родителями, уязвимые и зависимые, как восходящее солнце. И я люблю их всех. У меня у самого никогда не будет детей, и у меня есть столько нерастраченной любви. Когда Господь оставит и их, я буду здесь, чтобы утешить и направить. Что значат эти сны?» — Интересно, кто это написал? — спрашивает Вэйлон, читая дневниковую запись у меня из-за плеча, и я неопределённо хмыкаю. — Понятия не имею, но это становится весьма интересным. Здесь говорится про раны и людей, у которых они появились, называют «поражёнными». Может быть, речь идёт о язвах? Вспомни пациентов Маунт-Мэссив — они же все были разукрашенные из-за воздействия морфогенетического двигателя. — Значит, это может подтвердить нашу теорию о том, что вспышки работают как кондиционирование в лечебнице, — программист задумчиво кивает. — Если симптоматика та же… — Да, только вот для нас это сулит огромные проблемы, — морщусь и отхожу от импровизированного стола, разглядывая ранее незамеченное тёмное пятно на полу, напоминающее кровь, и закрытые двери чуть дальше. — Если в лечебнице пациентов заставляли смотреть на двигатель, и каждого сводили с ума индивидуально, то здесь… — Они облучают людей своими вспышками, а мы в самом эпицентре, так же попадая под воздействие, — Парк шумно выдыхает. — Чёрт, а эти видения… — Очевидно часть процесса превращения нормальных людей в долбанных психов, — заканчиваю я и поджимаю губы. — Вероятно, что вспышки каким-то образом воздействуют на мозг, вызывая видения, направленные на то, чтобы подопытные испытывали негативные эмоции: страх, боль, чувство вины, гнев. — Да, похоже на то, — программист нервно притопывает ногой, а затем неожиданно признаётся. — Я видел лечебницу. Снова был там, в том крыле лаборатории, куда меня отправили смотреть на двигатель. Только вместо меня сидели Лиза и наши дети. Они были привязаны к стульям, корчились, сходя с ума, а я ничем не мог им помочь, наблюдая за этим кошмаром из-за стекла. А долбанный Джереми Блэр стоял позади меня и говорил о том, что всё это моя вина — я предал корпорацию, и вот к чему это привело. — Пиздец, — только и могу вымолвить я, вспоминая свои приходы, и стискиваю зубы, когда Парк тихо интересуется: — А что видел ты? Несколько секунд молчу, размышляя, стоит ли рассказывать. Я не хотел вешать на друга свои личные переживания, а уж тем более обсуждать мои сложные взаимоотношения с отцом — психотерапия мне была совершенно ни к чему, к тому же это всё давно было в прошлом. Однако утаивать от Вэйлона информацию было бы неправильным — он поделился своим видением, и моё молчание было бы несправедливым по отношению к нему. — Я тоже был в Маунт-Мэссив, — наконец произношу я, решив рассказать полуправду. — Сначала был один в чёртовом кровавом коридоре, а потом появилась Джорджия — она винила меня в том, что с ней произошло. — Так вот откуда эта мысль о том, что на её месте должен был быть ты? — Вэй приподнимает брови, а я морщусь. — Не только. Я думал так с того самого момента, как мы выбрались, а она осталась там. И давай закроем тему — сеанс групповой терапии можно устроить и после того, как мы выберемся из этой сраной деревни. — Как скажешь, — бормочет Парк, а я подхожу к дверям, толкнув их чисто наудачу. Однако створки оказываются запертыми, и я, прищурившись, разглядываю их, внимательно изучая петли. — Здесь какой-то механизм… — Может их открывает это? — программист кивком указывает на свисающую с потолка цепь, и я, задрав голову, вижу как звенья идут поверху, уходя к дверям. Согласно мычу, и Парк тянет цепь вниз. Двери начинают открываться, и мне в нос сразу же ударяет стойкий запах смерти. Из раскрытых створок, подвешенный на цепь, с прижатыми к груди ногами и руками, обмотанный колючей проволокой, выезжает труп мужчины с содранной кожей. Отшатываюсь в сторону, чувствуя, как изнутри поднимается волна тошноты, когда мертвец проплывает мимо меня, обдавая смрадом протухшего мяса и застоявшейся крови, и я цепляюсь взглядом за обнажённые мышцы и сухожилия. — Вот чёрт, — программист медленно выдыхает, выпустив из рук цепь, и с отвращением разглядывает труп. — Грёбанные изверги… — Представь, что они сделаю с нами, если поймают, — скривившись от жуткой вони, оборачиваюсь на раскрытые створки и вижу длинную узкую деревянную балку, ведущую к большому раскрытому окну, через которое можно было выбраться. Обойдя мертвеца, ставлю ногу на балку, чуть покачнувшись, и, мысленно понадеявшись на то, что я не свалюсь вниз, торопливо, расставив руки в стороны для равновесия, перебегаю на другую сторону, ухватившись за края рамы. Оборачиваюсь на Парка, который, судя по виду, явно мысленно проклинал всех и вся, осторожно продвигается по балке, и с нарастающим ужасом смотрю на высокого худощавого мужика, появившегося там, где мы только стояли — очевидно, наш незадачливый местный бард позвал на помощь более худого дружка. — Вэй, сзади! — выкрикиваю, не сводя взгляда с местного жителя, который, оскалившись, подходит к цепи и нарочито медленно берётся за неё. Программист, с чувством выругавшись, припускает быстрее по балке, пошатываясь и рискуя свалиться вниз, а психопат резко дёргает цепь. — Получите! Нехитрый механизм снова начинает работать, только теперь уже в обратную сторону — подвешенный труп летит на нас, и когда Парк добирается до меня, мертвец врезается ему в спину. Вэйлон, пошатнувшись, падает на меня, и я, по инерции ухватившись за ворот его куртки, выпадаю из окна, утянув за собой программиста. Приземляюсь спиной на что-то мягкое и липкое, с чавкающим звуком, а сверху приземляется Парк, выбив из меня весь дух. В нос ударяет тяжёлый гнилостный запах, и я спихнув с себя друга, жадно хватая ртом воздух, переворачиваюсь, утопая руками в месиве из кишок и отрезанных или оторванных рук. Задохнувшись от вони, кашляю и, собрав все свои силы, торопливо поднимаюсь на ноги, поскальзываясь на склизких внутренностях, и отхожу подальше, старательно пытаясь не проблеваться. Вэйлон с мучительным стоном выползает из горы внутренностей, вставая и шатаясь, словно пьяный, брезгливо вытирая перепачканные в тухлой крови руки о свою куртку, и я на автомате делаю то же самое — всё равно она уже пострадала, когда мы свалились вниз, а ходить с грязными руками не хотелось. В идеале нужно было найти воду и отмыться, но в первую очередь стоило убраться отсюда подальше, ибо за стеной сарая уже были слышны возбуждённые голоса местных психопатов. — Вэй, сюда, — хрипло произношу я, указывая на дорожку, уходящую вниз к скалам, и вскидываю голову на стоящий рядом столб. Замечаю на нём мегафон, и наконец понимаю, как навязчивый голос долбанного Салливана Нота разносится по всей деревне. Программист, прихрамывая, подходит ко мне, и мы, поддерживая друг друга спускаемся по дороге, удаляясь от злополучного сарая. Пару раз споткнувшись, чуть не слетев кубарем с покатой тропы, кое-как добираемся до низа, и, заметив одиноко стоящую в стороне у подножья скалы статую Девы Марии, подходим к ней. На алтаре перед ней лежит очередной лист бумаги, заляпанный бурыми пятнами, подозрительно напоминающими кровь, и я, аккуратно взяв его в руки, без особого интереса пробегаюсь глазами по строчкам.«Душа Иисуса, подготовь меня, Отец Нот, направь меня к искуплению, Кровь Христа, дай мне испить вина твоего. Дай зрение моему вырванному глазу. Ангел Божий, одолжи мне свой меч, Добрый Иисус, услышь мою мольбу, Исцели меня в своих ранах, Держи меня ближе к себе, Защити меня от грешного мира И подготовь меня к часу Сатаны В братстве Храма врат, Чтобы я мог защитить создание твое Пока ты не дал мне остальное. Аминь»
— Меня уже тошнит от этой религиозной фигни, — хрипит Вэйлон, скривившись, и тут же позади нас раздаётся тихий голос: — А ты не меняешься, Майлз — в любой ситуации лишь бы нарыть очередной материал. С громким «блять» резко разворачиваюсь и, вздрогнув, впиваюсь взглядом в две светящиеся в темноте янтарно-жёлтые точки чуть дальше у скалы, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Джорджия выходит из тени, окружённая долбаной тёмной аурой наномашин, и слабо улыбается побелевшими губами. Парк, шумно выдохнув и схватившись за сердце, выдыхает: — Джорджи, нельзя же так пугать, нас и так тут только что чуть не прикончили, нервы на пределе. — А зачем вы вообще сюда прилетели? — девушка приподнимает брови. — Каким ветром вас сюда занесло? — Долгая история, — хрипло отвечаю я, внимательно разглядывая студентку, чувствуя, как у меня начинают дрожать руки. Слишком непривычно было видеть её вот так — спустя год, мучаясь от её потери каждый грёбаный день. А сейчас она стоит перед нами, пусть и не совсем похожая на себя, пусть носящая в себе Вальридера, но живая. Стоит и говорит, словно не было этих чёртовых трёхсот шестидесяти пяти дней. Тогда на кукурузном поле я, кажется, не в полной мере осознал, что происходящее реально, но теперь точно знал, что это не чёртов сон. — Где ты была? — Парк хмурит брови. — Ты так внезапно… исчезла. — Нужно было решить проблему с Билли, — спокойно отвечает она и поджимает губы. — Он недоволен. — Вот как, — программист неловко переступает с ноги на ногу, а затем выпаливает: — Ты себе представить не можешь, как я рад тебя видеть! — Я тоже рада, — Джорджия снова выдавливает из себя слабую улыбку и указывает на дорогу, уходящую дальше между скал. — Не стоит стоять здесь, могут прийти местные жители, а вас они, судя по всему, не очень жалуют. Со мной они вас не тронут, а если попытаются, то очень сильно об этом пожалеют, но… — девушка вздыхает. — Мне бы не очень хотелось привлекать внимание Меркоф. — Мы знаем о вышке, — произношу я, стараясь говорить ровным тоном. — Ты ведь идёшь туда? Хочешь её уничтожить? — Да, — Уилсон кивает. — Вы ведь здесь по той же причине? — Ну, почти, — программист ерошит светлые волосы. — Честно говоря, мы искали тебя… Вернее, Вальридера. Я использовал свои наработки в корпорации, чтобы отслеживать всплески нано-активности, и один из них был зафиксирован здесь. Так что мы полетели сюда. — А зачем искали? — в звериных глазах Уилсон мелькает непонимание, и я глухо отвечаю, отведя взгляд: — Мы… мы думали, что ты мертва, а Вальридер просто использует твоё тело. Мы хотели найти его и каким-нибудь образом уничтожить. Мысль о том, что эта тварь напялила твоё тело, как костюмчик, убивала. — Самоубийцы, — студентка тяжело вздыхает и морщится. — Его нельзя уничтожить. А если он покинет моё тело, то я умру — раны, оставленные пулями, несовместимы с жизнью. Билли поддерживает её во мне, потому что ему нужен живой носитель. — Об этом мы тоже уже знаем, — признаётся Вэйлон, и девушка удивлённо смотрит на него. — Откуда? — Давай расскажем чуть позже, — Парк прислушивается к доносящимся со стороны, откуда мы пришли, голосам. — Вальридер же не попытается нас убить? — Нет, он под контролем, — Джорджия поворачивается к нам спиной и первой идёт по тропе. Переглянувшись с программистом, ковыляю за ней следом, не сводя с неё взгляда, а в голове крутится целая уйма вопросов, которые я хотел бы задать. А ещё чертовски сильно хотелось обнять её, прижать к себе и больше никогда не отпускать, однако воспоминание об обжигающей боли, которую я испытал, дотронувшись до неё на поле, останавливало. Да и что-то подсказывало, что сама студентка не позволит мне коснуться её. Идя вперёд, войдя в темноту между скалами, достаю из кармана чудом уцелевшую видеокамеру и активирую режим ночной съемки, чтобы видеть куда мы вообще прёмся. В зеленоватом свете вижу тонкую фигуру девушки и окликаю её: — Джордж, ничего же не видно, слишком темно. — Я теперь хорошо вижу в темноте, — отзывается студентка, уверенно шагая по дороге, а я затыкаюсь, чувствуя себя идиотом. Мог бы и догадаться, что ей теперь и фонарик не нужен — Вальридер же прекрасно ориентировался в тёмных коридорах Маунт-Мэссив. Спустя несколько метров, вижу просвет между скалами, и замечаю тёмную тень очередного креста, вогнанного в землю. Поддерживая хромающего Парка, слегка ускоряюсь, чтобы нагнать Джорджию, двигающуюся с крейсерской скоростью, и тут же замираю, когда студентка резко останавливается, словно налетев на незримую стену. Вижу, как она начинает озираться по сторонам, и с опаской спрашиваю: — Джордж, в чём дело? — Вспышка, — выпаливает она, и я слышу в её голосе панические нотки. — Скоро произойдёт ещё одна вспышка. Нужно найти какое-то укрытие. — Откуда ты знаешь? — Парк непонимающе хмурится, а девушка отвечает срывающимся от нарастающего волнения голосом: — Я чувствую это! Перед вспышками меняются колебания воздуха, вы этого не замечаете, но… Просто поверьте. — Мы верим, успокойся, — мягко произносит программист и намеревается сказать что-то ещё, но Джорджия неожиданно сникает и глухо произносит: — Поздно. В тот же миг в уши врезается нарастающий гул, и на нас обрушивается ослепительно яркая вспышка белого света. Виски пронзает поистине адская боль, и, прежде чем отрубиться, я слышу громкий отчаянно-болезненный крик Уилсон.