Игры со смертью

Майлз

      — Пожалуйста, помоги мне, Майлз. Прошу тебя…       Испуганный девичий голос звучит у меня в ушах, пробиваясь сквозь темноту, окружающую меня, и мне безумно хочется бежать на этот голос, отыскать девушку, защитить её, но я не могу пошевелиться. Я словно парализован, без возможности сделать хоть что-нибудь. Перед глазами кромешная тьма, есть только голос, звенящий вокруг, наполненный ужасом и отчаянием, молящий меня о помощи.       — Майлз, умоляю! Пожалуйста! Не оставляй меня здесь! Помоги мне! Майлз! Ма-а-а-айлз!!!       Голос срывается на дикий визг, а затем обрывается, оставляя меня одного в кромешной тьме. Однако в ту же секунду перед глазами вспыхивает белым, и я, моргнув, растерянно разглядываю длинный коридор Маунт-Мэссив, залитый кровью и украшенный разбросанными по полу вывернутыми внутренними органами. Вдоль стен расположились несколько выпотрошенных обезглавленных трупов, а в нос ударяет отвратительный запах разложения. Пытаясь унять бешеное сердцебиение, озираюсь по сторонам, надеясь увидеть ту, что так отчаянно взывала ко мне, но я здесь один — лишь мертвецы составляют молчаливую компанию в этом отвратительном и жутком месте.       — Так, ладно, — бормочу себе под нос, нервно проведя языком по пересохшим губам, и громко произношу, скорее пытаясь самого себя убедить в этом: — Это всего лишь иллюзия моего поражённого вспышкой Меркоф мозга. Это не по-настоящему. Я не в лечебнице — я в поселении в пустыне в Аризоне…       Шумно выдыхаю и снова оглядываюсь, опасаясь, что за спиной, как и в прошлый раз, окажется Джорджия-Вальридер, но там никого нет. Сглотнув образовавшийся в горле ком, медленно поворачиваю голову обратно, боясь встретиться с насмешливым и надменным взглядом отца, но коридор пуст. Очевидно на этот раз подсознание приготовила мне другой подарочек. Стиснув зубы, немного помявшись, иду вперёд, прислушиваясь к своим чавкающим в липкой крови шагам, напряжённо ожидая, что вот-вот из-за какой-нибудь двери выскочит какой-нибудь психопат, напав на меня, или же я вновь встречусь с Братьями, а может и вовсе сейчас столкнусь с Крисом Уокером, однако ничего не происходит — я просто иду по кажущемуся бесконечным коридору. Напряжённая давящая атмосфера чёртовой лечебницы начинает понемногу давить на и без того расшатанную психику, и я, решив, что шляться по окровавленным коридорам, наполненным трупами, крайне херовая идея, толкаю ближайшую дверь слева от меня. Как ни странно, она поддаётся, и я, зайдя внутрь, застываю. Помещение, в которое меня занесло, представляло собой точную копию кабинета доктора Рудольфа Вернике, каким я его запомнил, разглядывая из-за пуленепробиваемого стекла — уставший, грязный, израненный, но всё ещё живой, слушающий откровения безумного учёного, который потом сдох от рук своего же собственного творения. Однако на этот раз рассмотреть обстановку мне не удаётся — всё моё внимание приковано к столу, на котором, глядя широко распахнутыми глазами в потолок, лежит Джорджия. Кровь, растекающаяся под неподвижным телом студентки, капает на пол, срываясь алыми каплями с кончиков пальцев безжизненно свисающей руки. Лицо девушки перемазано в грязи и бурых каплях, а взгляд потухших зелёных глаз невидяще устремлён сквозь потолок. На негнущихся ногах подхожу к ней, чувствуя, как меня разрывает изнутри от чудовищной боли, и смаргиваю выступившие на глазах слёзы, протягивая к Джорджии трясущуюся руку.       — Нет… Только не снова, пожалуйста, — слова вырываются у меня из груди хриплым шёпотом, и я осторожно обхватываю ладонями лицо мёртвой девушки, чувствуя холод её кожи. — Я уже потерял тебя один раз… Пожалуйста, не заставляй меня переживать это вновь…       Девушка лежит неподвижно, не подавая признаков жизни, и я торопливо вытираю рукавом куртки слёзы, струящиеся по лицу. Несколько капель срываются с подбородка, упав на лицо Уилсон, размывая грязь и кровь, а моё сердце готово разорваться нахрен. Дышать становится всё сложнее от свербящей под рёбрами раны, и всё, что я могу — это тихо молить Джорджи вернуться ко мне, ласково гладя холодные щёки и отчаянно пытаясь отыскать в потухших глазах жизнь.       — Видишь, к чему привёл твой эгоизм и жажда доказать кому-то, что ты чего-то стоишь?       Вздрагиваю от неожиданности всем телом, когда позади раздаётся тихий голос, и, повернув голову, встречаюсь взглядом с янтарно-жёлтыми глазами. Джорджия, окутанная тёмной аурой наномашин, бесшумно подходит ближе, с жалостью глядя на труп на столе, и тяжело вздыхает, вновь переведя на меня взгляд.       — Это ведь твоя вина, Майлз, знаешь? Я пошла за тобой, потому что ты отказывался воспринимать меня всерьёз, лишь пользуясь мной, чтобы прикрыть свою задницу. Ты же независимый репортёр — ты всегда работаешь один, а какая-то девчонка будет тебе лишь мешать…       — Это… — хрипло начинаю, переводя взгляд с мёртвой девушки на девушку, стоящую передо мной, но Джорджия-Вальридер усмехается, оборвав меня на полуслове.       — Скажешь, что это не так? Брось, Майлз — ты прекрасно знаешь, что я права. Тебе всегда было плевать на всех, кроме самого себя. Во всяком случае, — внезапно она подаётся вперёд, запрокинув голову, чтобы заглянуть мне в лицо, и доверительно шепчет, — ты пытался себя в этом убедить…       Отшатываюсь от неё, плотно сжав губы, а девушка нежно дотрагивается до щеки мёртвой Джорджии.       — У меня ведь были мечты и планы, Майлз… Я хотела окончить университет, переехать в Вашингтон. Я хотела стать знаменитым журналистом. Я хотела быть похожей на тебя… Хотя, — она усмехается, — сейчас я понимаю, что быть такой, как ты, это весьма унылое зрелище. Ты же ничего из себя не представляешь. Что у тебя есть кроме видеокамеры, отбитого чувства самосохранения и одиночества? Ничего. Твой отец был прав — ты жалок, Апшер.       Я молча стою, не в силах вымолвить хотя бы одно слово, будто бы у меня отключили возможность говорить, выслушивая эти слова, бьющие больнее чем самый острый нож, и сипло дышу, пытаясь справиться с нарастающей болью в грудине, а Джорджия тем временем продолжает морально уничтожать меня, глядя мне в лицо с нескрываемым презрением.       — Я ведь знаю, зачем ты постоянно влезаешь в неприятности, Майлз. Ты пытаешься доказать всем, включая самого себя, что ты хоть чего-то стоишь. Ты лезешь на рожон, потому что только это заставляет тебя забыть о том, насколько сильно ты одинок. Каждый вечер готов рисковать своей задницей, только бы не сидеть в четырёх стенах, напиваясь дешёвого виски, купленного в каком-то захудалом магазинчике за домом. Каково это, Майлз, знать, что ты никому не нужен, и никто не пришлёт даже дурацкую открытку на твой грёбаный День рождения?       — Прекрати, — наконец выдавливаю из себя, крепко зажмурившись и пытаясь унять дрожь во всём теле. — Ты не настоящая… Тебя нет.       — Разве это имеет значение? — мягко интересуется Джорджия-Вальридер, и я с трудом раскрываю глаза, титаническим усилием заставив себя взглянуть на неё. Девушка склоняет голову набок и улыбается, не отрывая от меня взгляда звериных глаз. — Не важно, настоящая я или это всё плод твоего воображения. Важно то, что ты знаешь — я права. И она это знает, не так, ли, Джордж?       Позади меня раздаются хрипы, прерываемые каким-то булькающим звуком, и я медленно поворачиваюсь к трупу, лежащему на столе. Из груди вырывается судорожный вздох, и я пытаюсь пошевелиться, но меня словно парализует, и всё, что я могу — это смотреть на то, как Джорджия, захлёбываясь собственной кровью, корчится на столе, отчаянно глядя на меня зелёными глазами, в которых плещутся ужас и боль. Она пытается шевелить губами, словно собираясь что-то сказать, но вместо слов вырываются лишь болезненные хрипы. Борюсь с оцепенением, желая броситься к ней, хоть как-то помочь, заглушить боль, но мне остаётся лишь смотреть на то, как она мучается.       Джорджия-Вальридер подходит ко мне со спины вплотную, и я слышу её тихий шёпот:       — Это ты убил меня, Майлз…       А затем на меня обрушивается темнота, возвращая обратно на холодную твёрдую землю. Резко втянув носом воздух, распахиваю глаза, упираясь взглядом в звёздное ночное небо, и торопливо сажусь, обхватив гудящую от боли голову руками. Тихо матерюсь сквозь зубы, покрывая отчаянной руганью чёртову деревню, долбанные вспышки, ебанутые видения и сраную корпорацию, а затем слышу рядом тихий болезненный стон. Поворачиваю голову, скривившись от жуткой боли в висках, и, сфокусировав взгляд, натыкаюсь на Вэйлона, который лежит на земле с закрытыми глазами. Лоб парня весь покрыт испариной, а сам Вэй, царапая ногтями землю, мечется, словно в лихорадке, и я, с трудом заставив себя пошевелиться, подползаю на четвереньках к другу, тряся его за плечо.       — Вэйлон, очнись…       Мой голос хриплый и больше напоминает карканье ворона, а перед глазами до сих пор стоит корчащаяся в предсмертной агонии Джорджия. Мотаю головой, пытаясь стряхнуть с себя видение, и снова делаю попытку привести друга в чувство.       — Вэй…       — Оставь их в покое… — тихо шепчет программист, болезненно скривившись. — Это я виноват — меня и забирай…       — Вэйлон, чёрт тебя подери, — надавливаю на болезненно пульсирующие виски и, не придумав ничего лучше, заряжаю программисту по морде, надеясь, что это поможет ему очнуться. Впрочем, результат превосходит все мои ожидания: Парк, захрипев, резко садится, врезавшись лбом в мой лоб, и, закашлявшись, словно до этого ему не хватало воздуха, отползает, болезненно морщась. Тру ушибленный лоб, борясь с искушением обматерить программиста, и морщусь от очередного болезненного укола в висках, когда друг хрипло, прерываясь на кашель, спрашивает:       — Что… слу…чилось?..       — Вспышка, — коротко поясняю, откашлявшись и, на автомате оглядевшись по сторонам, замечаю, что вся земля усыпана трупами птиц — маленькие тушки с переломанными крыльями, словно они летели и внезапно упали вниз. Зависаю, пытаясь сопоставить произошедшее с массовым падением пернатых, однако мозг работает неохотно. Хмурюсь, обводя постоянно пытающимся расфокусироваться взглядом местность, и до меня не сразу доходит, что кого-то не хватает. Лишь когда Вэйлон, мучительно раскашлявшись, задаёт вопрос, я понимаю, что студентка, которая была с нами до вспышки, куда-то исчезла.       — Где Джорджия?       — Понятия не имею, — сипло отзываюсь и с трудом встаю с земли, пошатнувшись и чуть не упав. Болезненно морщусь и, сложив руки рупором, зову, оглядываясь по сторонам: — Джорджи!       — Ай, да потише ты, голова раскалывается, — бубнит Парк, понимаясь на ноги и приваливаясь к одиноко стоящему дереву возле скалы. Отмахиваюсь от друга и снова зову, терзая и свои и его барабанные перепонки:       — Джорджия!!!       — Майлз, её здесь нет, — Парк морщится, и я слышу в его голосе печаль. — Возможно она успела сбежать когда произошла вспышка… И правильно сделала.       — Она кричала, — произношу я, напрягая свой многострадальный мозг и вспоминая, что было перед тем, как нас вырубило. — Я слышал, как она кричала.       Вэйлон на несколько секунд зависает, сосредоточенно глядя прямо и беззвучно шевеля губами, словно разговаривая сам с собой в попытках вспомнить, а затем медленно и неуверенно кивает.       — Да, кажется… Кажется кричала…       — Блядство, — ударяю кулаком по скале, поморщившись, когда шершавый камень обдирает кожу и из ранок выступает кровь. Дыхание учащается и сбивается, а сердце отбивает бешеный ритм — мне было безумно страшно за девушку. Пускай она, будучи носителем Вальридера, была фактически неуязвимой машиной для убийств, но даже она, судя по её паническому поведению, не могла сопротивляться этим чёртовым вспышкам. Что если её тоже вырубило? Что если, пока мы были в отключке, до неё добрался грёбаный Пикок? Что если она уже мертва окончательно и бесповоротно, а Саймон добился своего и стал новым носителем?       «Так, стоп, угомонись, придурок, и подумай», — мысленно останавливаю сам себя, пока не начал строить ещё более безумные теории, и делаю глубокий вдох. Если бы она тоже потеряла сознание и нас нашёл бы Саймон, он не стал бы утаскивать её в другое место. Он скорее постарался бы сделать всё как можно быстрее, а это значит, что тело Джорджи было бы здесь, рядом с нами. Так что, Апшер, нехуй паниковать раньше времени, надо взять себя в руки и включить мозг.       — Эм, Майлз, — Вэйлон неуверенно окликает меня со смесью тревоги и изумления в голосе, и я поворачиваюсь к нему, собираясь выяснить, в чём дело, и нахрен лишаюсь дара речи, когда вижу рой наномашин. Микроскопические роботы, крутясь на одном месте в пяти шагах от Парка, соединяются с друг другом, образуя невысокую худую человекоподобную фигуру, а затем, не успею я и глазом моргнуть, как вместо роя уже стоит Джорджия, обхватив себя руками и болезненно скалясь.       — Охуеть, — только и могу вымолвить я, пытаясь уложить в своей черепушке то, что увидел. Одно дело было наблюдать за тем, как студентка разлетелась на миллиард наномашин, и совсем другое — увидеть, как этот чёртов рой превращается обратно в человека. На всякий случай тру глаза — вдруг это очередной плод моего ненормального воображения. Однако девушка и не думает исчезать, лишь падает на колени с болезненным криком, а я, словно очнувшись от этого звука, рвусь к ней.       — Нет! — Уилсон хрипло выкрикивает, задыхаясь от боли, и вскидывает руку в останавливающем жесте, согнувшись и уперевшись взглядом звериных глаз в землю. — Не подходи, Майлз, со мной всё в порядке.       — Знаешь, Джордж, я могу назвать тебе целый ряд причин, по которым ты нихрена не в порядке! — выпаливаю я, однако останавливаюсь и бросаю короткий взгляд на Вэйлона, который, с болью глядя на студентку, тихо спрашивает:       — Джорджи, почему ты.?       Он осекается на полуслове, но каждый из нас понял, что именно он хотел спросить. Девушка, судорожно ловя ртом воздух, кое-как выпрямляется, продолжая обхватывать себя руками, словно боясь развалиться, и, криво усмехнувшись, с горечью отвечает:       — Побочный эффект слияния с существом, состоящим из нанороботов. Они причиняют боль… сильную боль. Казалось бы, что я должна была привыкнуть за прошедший год, но каждый раз, когда моё тело разбирается по молекулам и собирается вновь, мне очень больно.       Последние слова она произносит с жалобной интонацией маленького ребёнка, которого в первый раз в жизни укусила кошечка или собачка, и он искренне расстроен тем, что, казалось бы, безобидный пушистик так с ним поступил, причинив боль. Поджимаю губы, борясь с соблазном наплевать на всё и обнять Уилсон, однако всё же с трудом сдерживаю себя и лишь спрашиваю:       — Мы можем чем-нибудь помочь?       — Нет, — девушка слабо улыбается и, поморщившись, поднимается на ноги. — Но спасибо.       — Какого чёрта здесь творится? — Вэйлон, поморщившись, дотрагивается до своего виска, а затем кивком указывает на валяющиеся на земле тушки мёртвых птиц, утерев дрожащей рукой пот с лица. — Это из-за вспышки?       — Давайте не будем здесь стоять, ладно? — Джорджия механическим движением убирает с бледного лица прядь волос. — Нужно пройти как можно больше до новой вспышки.       — Ты знаешь о них что-нибудь? — спрашиваю, подставив Парку своё плечо, и коротко киваю другу на его благодарное бормотание — что бы он ни увидел, это выбило его из колеи, и самостоятельно идти программист явно не мог. Уилсон, коротко утвердительно наклоняет голову и, отвернувшись, бодрым шагом, словно это не она только что сгибалась пополам от боли, топает вперёд, к крытому деревянному мосту, расположенному слева от нас в паре десятков шагов. Переглядываюсь с Вэйлоном и, буквально таща друга на себе, иду следом за ней, прислушиваясь к её голосу.       — Мне известно достаточно, чтобы с уверенностью утверждать, что Меркоф действуют по своему старому сценарию, — дойдя до моста, студентка морщится, заметив, что гнилой пол наполовину обвалился, и, недолго думая, разворачивается и устремляется к неприметной тропе между скал слева от нас. — Вы уже знаете про вышку на заводе — это она источник этих… дурацких вспышек, — девушка запинается, заменяя определённо ругательное слово на абсолютно безобидное, и я на автомате брякаю:       — Знаешь, мелкая, миру не наступит конец, если ты ради разнообразия выругаешься не в пылу гнева или раздражения.       — Знаешь, Апшер, Вселенная не схлопнется, если ты хоть раз помолчишь ради разнообразия, — беззлобно бросает девушка, бодро топая по тропинке, скрываясь в тени скал, и мне на мгновение кажется, что не было той вылазки в Маунт-Мэссив, не было смерти Джорджи, не было этого проклятого года. Она настолько напоминает себя прежнюю, что у меня перехватывает дыхание, и я с трудом могу вымолвить в своей типичной манере:       — Помолчать? Я? Боюсь, что если я заткнусь хоть на секунду, то схлопнется нахуй не только Вселенная. Пощади несчастное население Земли.       — Ты просто невыносим, — бурчит она, а я тихо выдыхаю, радуясь, что Парк, тяжело опирающийся на меня, в темноте не может разглядеть дебильную улыбку на моём лице:       — Я знаю.       — Так что там с вспышками? — интересуется программист, и Джорджи, выйдя на свет, идущий от небольшого факела прилаженного к скале, шлёпает по воде, подходя к трупу какого-то мужика.       — Я уже успела заметить то, что вспышки настолько мощные, что могут убить мелких животных, тех же самых птиц, а ещё способны разрушить двигатель вертолёта, — девушка поворачивается и окидывает взглядом наши охреневшие лица. — Да, я знаю, как вы сюда добрались. Удивительно, что живы остались — другие бы погибли при падении или же взорвались бы вместе с вертолётом.       — Дуракам везёт, — Вэйлон улыбается, а я буркаю:       — Я предпочитаю думать, что мы просто ходим в любимчиках у судьбы.       — Так вот, — девушка склоняется над трупом и без выражения разглядывает бледно-синюю кожу мертвеца, распухшие от влаги руки и размозжённую голову, сквозь череп которой проглядывает сероватый мозг. — Наблюдая за этими фанатиками, я заметила кое-что интересное: временное облучение практически не имеет никаких последствий, но вот длительное воздействие вызывает галлюцинации, вырывая из подсознания человека события, которые он уже переживал. Причем, как правило, события весьма травмирующие, и это сводит человека с ума. Меркоф таким образом ставит какие-то эксперименты на местных жителях, и эти эксперименты ухудшают их психическое состояние. Ещё я склоняюсь к мысли, что завод может выпускать в воздух какие-то химикаты, которые и запускают эти галлюцинации, а вспышка действует как триггер, но никаких доказательств этому пока нет.       — В принципе мы додумались примерно до того же самого, — Вэйлон сосредоточенно кивает. — Правда, про химикаты… интересная мысль. Мы тут ещё слышали про каких-то поражённых или прокажённых…       — Побочные эффекты, — девушка выпрямляется, прекратив медитировать над трупом. — Вспышки вызывают точно такие же симптомы, что и морфогенетический двигатель.       — Откуда ты всё это знаешь? — интересуюсь я, а Джорджи криво улыбается.       — Наблюдала за ними из тени. К тому же, у меня в голове есть сосед, который прекрасно знает, как действовал двигатель.       Не нахожу, что на это ответить, и лишь киваю, принимая эту информацию к сведению. Тем временем девушка, прищурившись, запрокидывает голову, разглядывая освещённый факелом каменный выступ, и, неожиданно подпрыгнув, цепляется пальцами за крошащийся камень и с ловкостью обезьяны забирается на него. Посмотрев куда-то себе за спину, Уилсон переводит взгляд на нас и коротко бросает:       — Там есть проход.       — А раньше она испугалась бы… — тихо бормочу себе под нос и слышу, как Вэйлон так же тихо шепчет в ответ:       — Не забывай о том, кто она сейчас.       Поджимаю губы и следую за девушкой, которая мерит шагами каменную площадку, бросая взгляды на пещеру, находящуюся чуть дальше в скале. Цепляюсь пальцами за край выступа и, подтянувшись, вскарабкиваюсь наверх. Выпрямляюсь, отряхивая ладони, и замечаю, что Джорджия без выражения разглядывает мои руки. Опускаю взгляд, глядя на зажившие обрубки пальцев, — безымянный на левой и указательный на правой — и на автомате прячу руки в карманах куртки. Уилсон хмурит брови, а затем тихо спрашивает:       — Зачем прячешь?       — Ну, знаешь, не всем приятно наблюдать моё увечье, — криво усмехаюсь и, отвернувшись, наклоняюсь, помогая забраться пыхтящему Вэйлону. Парк, благодарно буркнув, выпрямляется, оглядываясь по сторонам, а студентка поджимает губы.       — Я не все. И если ты не забыл, это я обрабатывала твои руки после того, как Трагер отрезал тебе пальцы.       — Помню, — коротко произношу, проглотив фразу о том, что я помню ещё кое-что, произошедшее в тот момент. Старательно отгоняю от себя чертовски приятное, но в то же время невыносимо болезненное воспоминание о нашем поцелуе, и, чуть не наступив на очередную мёртвую тушку птицы, иду к каменному карнизу, по которому можно перебраться на следующий выступ. Ловлю на себе нечеловеческий взгляд студентки, в котором мелькает какое-то странное выражение, и понимаю, что она думает о том же. Делаю глубокий вдох, едва не скривившись от боли под рёбрами, и, сделав шаг на карниз, перевожу тему, возвращаясь к вспышкам:       — Ты сказала, что длительное воздействие влияет на психику. Но мы встретили здесь одного местного, который был нормальным. Ну, насколько это возможно.       — Возможно он избегал их, — девушка, дождавшись, когда я, прилипнув спиной к скале, шаг за шагом, аккуратно, чуть не свалившись вниз на острые камни, перебираюсь на другую каменную площадку, кивком указывает Вэйлону, чтобы он шёл за мной. — От них можно спрятаться, главное, чтобы было как можно меньше окон или дверей. Я предпочитаю скрываться в пещерах…       — А Итан, наверное, прятался в подвале, — программист, перебирается за мной следом и отмахивается, когда я вновь предлагаю ему опереться на меня. — Всё в порядке, мне уже лучше.       — Если он практически не вылезал из дома и, услышав гул, спускался в подвал, то становится понятным, почему он был самым адекватным в этой блядской деревне, — вздыхаю и, разбежавшись, перепрыгиваю через небольшую пропасть, оказавшись на выступе, на котором установлена деревянная сломанная лестница. Подпрыгнув, цепляюсь пальцами за край скалы и подтягиваюсь, забираясь наверх, а затем оборачиваюсь, чтобы в случае чего помочь Парку — его состояние не внушало мне особого доверия. То ли от усталости, то ли на него сильно повлияло вызванное вспышкой видение, но программист выглядел болезненно-бледным и с трудом стоял на ногах. Цепляюсь взглядом за Джорджию, которая легко, словно акробатка, пробегает по карнизу, и слышу её голос, в котором сквозит некоторое любопытство:       — Был?       — Погиб, — коротко бросаю я, следя за тем, как Вэйлон, упрямо сцепив зубы, без моей помощи, перепрыгнув через пропасть, вскарабкивается на площадку, а программист, поморщившись, поясняет:       — Его убила Марта.       — Это та чокнутая женщина с какой-то жуткой киркой? — уточняет Уилсон, в два счёта оказавшись рядом с нами, и мы синхронно молча киваем. Девушка кривит губы, а в янтарно-жёлтых глазах мелькает гнев. — Довелось как-то раз встретиться… Надо было всё же убить.       Немного ошалело смотрю на неё, пытаясь понять не ослышался ли я. Джорджия, которая и муху не обидит, которая всегда с состраданием относилась ко всем вокруг, которая пожалела даже чёртового Билли Хоупа и была против того, чтобы мы его отключили — так спокойно говорит об убийстве, словно о само собой разумеющемся. И если, когда она угрожала убить нас, я был уверен в том, что она этого не сделает, то сейчас было в её голосе нечто, заставляющее поверить — она может, и сделает это без угрызений совести. Вэйлон, выглядящий так, словно его огрели по голове пыльным мешком, в молчаливом ужасе таращится на студентку, а она, заметив выражение наших лиц, лишь пожимает плечами, от чего аура наномашин колышется вокруг её тела.       — Что? Я же говорила — я больше не та Джорджия, которую вы знали…       — Но не на столько же, — обретя дар речи, с надеждой молвит Парк, но девушка резко качает головой и сухо произносит:       — Смиритесь с этим. Мне уже приходилось убивать за прошедший год. Не скажу, что была от этого в восторге, но такова теперь моя природа. И если будет необходимо, я убью каждого в этой деревне. Однако я не хочу привлекать внимание корпорации, поэтому предпочитаю как можно меньше контактировать с этими ненормальными.       — Да, только вот Папаша Нот уже вроде как видел тебя и нарёк ходячей Тьмой с глазами Дьявола, — чешу затылок и пожимаю плечами, поймав недоумённый взгляд девушки. — Не смотри на меня так, это не я придумал. И вообще я плохо помню весь тот бред, который нёс этот придурок.       — Ну и что, что он меня видел? — Уилсон фыркает и ныряет в темноту пещеры, возле которой мы оказались. — Меркоф спишет на галлюцинации. У местных тут порой такие приходы бывают — позавидуешь столь бурной фантазии.       — А она в чём-то права, — бормочет Вэйлон, а я раздражённо бросаю, заходя в пещеру следом за студенткой:       — Вэй, сделай одолжение — не беси.       — И что я такого сказал? — тихо, ни к кому конкретно не обращаясь, спрашивает Парк, идя за мной, а я, щурясь в кромешной темноте и наткнувшись на долбаный сталагмит, потирая ушибленный живот, достаю камеру, активируя режим ночной съёмки. Успеваю вовремя остановить Парка, прежде чем он поцелуется со сталактитом, и, отыскав впереди удаляющуюся по тоннелю фигуру Джорджии, устремляюсь за ней, стараясь не отставать. Коридор пещеры оказывается довольно длинным, и вскоре на меня начинает сильно давить кромешная тьма, каменные стены, низкий потолок и свисающие с него сталактиты. Шорох мелких камушков под нашими ногами заставляет нервно дёргаться в ожидании, что сейчас из темноты на нас кто-нибудь бросится, что весьма сильно давит на психику, однако очевидно, что в этой пещере мы одни.       Пару раз приходится проползать через узкие каменные лазы, ещё дважды — съехать вниз по каменной насыпи, обдирая кожу рук об острые грани. Наконец впереди виден свет, и я, рванув вперёд, догоняю Джорджию, чуть не налетев на резко затормозившую девушку. Наномашины, почувствовав, что некто вторгается в их личное пространство, нестерпимо жалят, и я с шипением отшатываюсь назад, врезавшись спиной в Вэйлона. Парк, крякнув, потирает грудь, а Джорджия бросает на меня недовольный взгляд.       — Я же предупреждала тебя.       — Ты просила не дотрагиваться до тебя, — возмущённо парирую и отступаю в сторону, чтобы больше никого не задеть. — Откуда мне было знать, что эти нанороботы такие чувствительные, блин. И вообще, предупреждай, когда решишь внезапно замереть словно статуя, позади тебя люди идут.       — Ну извини, я целый год была одна, не считая Билли, — Джорджия поджимает губы. — Успела отвыкнуть.       — А может вы перестанете препираться? — осведомляется Вэйлон, оглядывая просторную пещеру, освещённую факелами, в которой мы оказались, и я переключаю внимание с девушки на деревянный помост, деревянную лестницу, уходящую вниз, и большую плетёную фигуру с крыльями и рогами, установленную у каменной стены, возле которой стоят догорающие свечи и лежат какие-то подношения. Хмурюсь, сосредоточенно соображая, а затем медленно произношу:       — Похоже на какой-то своеобразный самодельный храм в скале…       — Храм еретиков? — предполагает Вэйлон, а я окидываю пещеру ещё более внимательным взглядом.       — Если это так, то было бы неплохо найти тут наши вещички…       — Ты серьёзно? — Парк смотрит на меня с обречённой усталостью. — Майлз, мы переживём без аптечек и фонариков. Батарейки придётся экономить, конечно, но…       — Ты же знаешь, что дело не во всей этой мелочи, — раздражённо бросаю я, внимательно осматриваясь, и игнорирую любопытный взгляд Джорджии, глаза которой жутко светились, отражая свет факелов. Говорить с ней о чувствах было чертовски больно, понимая, что шанс вернуть её целой и невредимой, а самое главное — живой, был ничтожно мал, а она, узнав о том, что я весь этот год хранил её фотик, ещё и с собой потащил, точно начнёт задавать вопросы. Мне бы хотелось как можно дольше скрывать это, однако друг явно был иного мнения. Программист, мученически вздохнув, качает головой и произносит:       — Майлз, я сильно сомневаюсь в том, что фотоаппарат где-то здесь…       — Фотоаппарат? — тут же реагирует девушка, а я стискиваю зубы почти до хруста.       — Ага, — слышу в голосе Вэйлона весёлые нотки. — Тот, который ты отдала в Маунт-Мэссив.       — Он хранил его всё это время? — удивлённо спрашивает студентка, а я, пробормотав что-то нечленораздельное, торопливо устремляюсь вперёд, минуя импровизированный алтарь, и перепрыгиваю через пропасть к маленькой сломанной деревянной лестнице, ведущей на каменную площадку.       — Чуть ли не спал с ним, — сдаёт меня с потрохами друг, за что мне искренне хочется его придушить. Не дожидаясь пока остальные переберутся, подтягиваюсь на верхний уровень и быстро иду в освещённый тоннель впереди, мрачно разглядывая весёленький интерьерчик, состоящий из переплетённых ветвей, развешанных по каменным стенам, факелов, освещающих путь, и жутких «украшений» в виде обугленных маленьких тел, обмотанных колючей проволокой, и трупов мужчин с содранной кожей. В нос ударяет отвратительный сладковатый смрад разлагающейся плоти, и я подавляю рвотный порыв, закрыв нос и рот рукавом куртки. Слышу, как позади меня Джорджия и Вэйлон о чём-то тихо переговариваются, а затем раздаются лёгкие торопливые шаги, и в уши врезается тихий голос студентки:       — Майлз, с тобой всё в порядке?       — В полном, — морщусь и достаю из кармана видеокамеру. — А что?       — Мне показалось, тебя расстроили слова Вэйлона, — ещё тише произносит она, и я перевожу на неё взгляд. Уилсон смотрит на меня с какой-то смесью настороженности и печали, и я выдавливаю из себя усмешку, покосившись на Парка, который, замерев шагах в десяти от нас, делает вид, что чертовски сильно поглощён созерцанием какой-то сраной ветки.       — Тебе показалось, мелкая. Всё просто заебись.       — Майлз…       — Ну что Майлз?       — Вэй сказал правду? — Джорджи серьёзно смотрит на меня, а тупое сердце болезненно сжимается от этого взгляда. — Зачем ты цеплялся за воспоминания?       Втягиваю воздух сквозь сцепленные зубы и закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться и унять рвано и слишком быстро бьющееся сердце. Это оказалось больнее, чем я думал — просто вот так взять и сказать о том, как сильно я переживал её смерть, как чертовски мне не хватало её улыбки и надутых от возмущения щёк, от чего девушка становилась похожей на милого безобидного хомяка. На кукурузном поле у меня не было времени думать — я просто говорил, сам не понимая, что я несу, боясь, что она снова исчезнет из моей жизни, но сейчас, когда она стоит прямо передо мной, спрашивая о том, зачем я цеплялся за воспоминания… Это было выше моих сил.       — Что ты хочешь от меня услышать? — медленно выдавливаю из себя, проглотив образовавшийся в горле ком. — Что я скучал по тебе? Что мне было чертовски больно от того, что я тебя потерял? — выдыхаю, скривившись от болезненной пульсации в грудине, и открываю глаза, уставившись на девушку, которая с каким-то непонятным выражением смотрит на меня. — Это и так очевидно, не заставляй меня снова об этом говорить.       — Я не… — студентка запинается и отводит взгляд. — Я не об этом… Я спрашиваю, зачем тебе это было нужно? Зачем ты себя мучил? Тебе надо было отпустить меня.       — Не смог, — хмыкаю и качаю головой. — Хотя, я и не пытался. Не хотел отпускать. Боялся, что однажды просто тупо не вспомню твоё лицо. Можешь считать меня идиотом — похуй.       — Я не считаю тебя идиотом, — Джордж вздыхает и заглядывает мне в глаза, нервно кусая губы. — Но рано или поздно тебе придётся это сделать, Майлз. Я… я не смогу уйти с вами, понимаешь?       — Почему? — повышаю голос, и он эхом разносится по пещере. — В чём проблема? Ты контролируешь Вальридера, функционируешь как нормальный человек. Ну и что, что ты выглядишь как ходячий мертвец из ужастика — это не так важно…       — Майлз, не сходи с ума, — Уилсон нервно теребит рукав своей толстовки. — Я не смогу вести нормальный образ жизни. Да я даже днём на улицу выйти не смогу! Что ты сделаешь? Запрёшь меня дома как домашнего любимца? Будешь постоянно держать при себе? А мне что прикажешь делать? Посмотри на меня — я же ни капли не изменилась за прошедший год! Хочешь, чтобы я была рядом и смотрела на то, как ты стареешь и умираешь, только потому, что эгоистично не смог отпустить меня, когда была возможность?       — Я не…       — Не забывай про Меркоф! — девушка перебивает меня, не давая и слова вставить. — Это чудо, но вы ещё живы — очевидно у корпорации были другие заботы. Но что будет, когда они узнают, что я с вами? Они будут преследовать вас всю оставшуюся жизнь, пока либо они не убьют вас, а для меня не найдут какой-нибудь способ уничтожить Вальридера, либо пока их не убьём мы!       — Есть ещё Саймон… — Вэйлон тихо подходит к нам и виновато смотрит на меня, прекрасно понимая, что этот чёртов разговор начался из-за того, что он не умеет держать язык за зубами. — Майлз, мы должны ей рассказать.       — Что ещё за Саймон? — студентка морщит лоб, переводя непонимающий взгляд с меня на программиста и обратно, а я, выдохнув, устало провожу ладонью по лицу, с одной стороны понимая, что друг прав, а с другой считая, что ещё слишком рано рассказывать ей о том, что на неё объявил охоту бывший возможный идеальный носитель для Вальридера, намереваясь заполучить нано-тварь обратно в свои гнилые ручонки.       — Давайте выйдем из пещер и тогда поговорим, ладно? — наконец принимаю решение, подумав, что было бы неплохо для начала выбраться на свежий воздух, а то от жуткой вони уже слезились глаза, и, пропустив вперёд Джорджию, которая и без видеокамеры теперь превосходно видит в темноте, тащусь следом за ней вместе с Парком, глядя на дорогу через небольшой экранчик.       — Извини, — тихо бормочет друг, и я передёргиваю плечами.       — Забей.       — Нет, я должен был догадаться, что тебя мои слова заденут, а Джорджи захочет выяснить подробности, — слышу в голосе программиста искреннее раскаяние, и испускаю тяжкий вздох.       — Слушай, дружище, нашёл блять из-за чего загоняться. Ты давай ещё возьми на себя ответственность за то, что зимой бомжи на улицах замерзают.       — Оборжаться можно, — мрачно произносит Вэй, а я фыркаю.       — Я не смеюсь. Серьёзно — хватит. Мало того, что ты винишь себя в случившемся в Маунт-Мэссив, так теперь будешь и за наш разговор голову пеплом посыпать? Это случилось бы рано или поздно. И ничего страшного не произошло.       — Эй, ребята, тут недалеко выход кажется! — радостно сообщает Джорджия, и я, не дожидаясь ответа программиста, торопливо иду следом за девушкой, прислушиваясь к шагам Парка, который припускает за мной, стараясь не отставать. Вижу просвет между скалами и, перейдя по импровизированному мостику, перекинутому через пропасть, понимаю, что из пещеры мы вышли, осталось лишь миновать скалы.       — Майлз, а я тебя уже заждался.       Вздрагиваю от неожиданности, когда в ушах звучит голос отца, а затем и вовсе нахрен лишаюсь дара речи, заметив его фигуру на освещённом факелами участке возле одиноко растущего среди скал дерева. С нарастающим страхом вглядываюсь в его черты, судорожно пытаясь понять, как он здесь оказался, откуда взялся в этой чёртовой деревне, и какого хера я вообще его вижу — вспышки не было, я не оказался в Маунт-Мэссив, поэтому его просто не могло быть здесь. Отец ухмыляется, привалившись плечом к стволу дерева, скрестив руки на груди, а я резко оборачиваюсь, когда кто-то дотрагивается до моего плеча.       — Ёбаный в рот, сука, Вэй!       — О как, — Парк выгибает брови. — Я конечно понимаю, что в душе ты, наверняка, на меня злишься, но не думал, что до такой степени.       — Да иди нахуй, — шумно выдыхаю и оборачиваюсь на дерево, однако отца там больше нет. Нервно провожу языком по пересохшим губам, и встречаюсь взглядом с Джорджией, которая, видимо заметив, что нас нет, возвращается обратно и с беспокойством спрашивает:       — В чём дело?       — Ни в чём, — на автомате бросаю я и скриплю зубами, когда Вэйлон раздражённо произносит:       — Майлз, не начинай хотя бы сейчас. Ты что-то видел, да?       — Да нихера я не видел, — морщусь и закатываю глаза, когда программист и студентка хором произносят:       — Значит точно видел!       — Пиздец, — сжимаю пальцами переносицу и притопываю ногой. — Ладно, допустим. И что с того? Тут блин грёбаные факелы — во всём виновата игра теней.       — Сколько раз вы уже попадали под вспышку? — Уилсон поворачивается к Вэйлону, словно посчитав, что я не смогу ответить на её вопрос, и друг, задумавшись на секунду, отвечает:       — Четыре раза.       — Вот чёрт! — ахает Джорджи и поджимает губы. — Плохо. Очень-очень плохо. Следующую вспышку вам лучше пересидеть где-нибудь.       — Хочешь сказать, что я с катушек слетел? — сквозь зубы интересуюсь я, на что девушка коротко качает головой.       — Пока нет. Но если так будет продолжаться и дальше, то вы оба сойдёте с ума. Предугадать появление вспышки, к сожалению, вы сами не сможете, интервал между ними всегда разный. Но я почувствую изменение колебаний воздуха.       — Чудно, значит будем прятаться? — осведомляюсь ровным тоном, а она, отвернувшись, бросает через плечо:       — Как и всегда, если хотите выжить.       Крыть эту карту нечем. Тяжело вздохнув, убираю камеру в карман куртки и иду следом за Джорджией, которая уверенным шагом направляется к узкому лазу между скал. Она первая легко, благодаря своим небольшим габаритам, протискивается на другую сторону, а мы с Вэйлоном, едва не застряв между камней, с трудом выползаем следом, прислушиваясь к голосу Салливана Нота, разносящемуся через громкоговорители на столбах по всей округе:       — Любых еретиков, которых Господь пошлёт вам, вяжите и ведите в церковь. Мы отыщем эту шлюху Анну Ли, которая принесла тьму на эту святую землю. Нам посланы страдания, и мы должны быть готовы к справедливой жестокости во имя Господа нашего. Молитесь и будьте стойкими! Бог любит вас!       — Я до сих пор не могу понять, почему эти придурки считают нас связанными с дочерью Итана, — бормочет Вэйлон, а я окидываю взглядом новую часть чёртового поселения, раскинувшуюся у нас под ногами. Мы стоим на скале, глядя вниз на чёрные силуэты домов с горящими ярким светом окнами, и я рассеянно отвечаю другу:       — Да хрен-то с этим. Нас считают посланниками Сатаны в придачу.       — Везёт как всегда, — с лёгким смешком произносит Джорджия и бросает на меня взгляд. — Кем тебя считал отец Мартин? Мессией?       — Своим апостолом, — поправляю я и криво усмехаюсь. — Уж лучше бы им и оставался.       Уилсон, слабо улыбнувшись, отворачивается, оглядываясь в поисках способа спуститься со скалы, и, безошибочно нашарив взглядом узкий каменный карниз, первой ступает на него, быстро и ловко двигаясь, бросив нам:       — Главное не свалитесь — убьётесь сразу.       — Отличное напутствие, нам стало легче, — ворчу я, шагнув следом и прилипнув спиной к неровной поверхности скалы. Карниз под ногами крошится и осыпается каменной крошкой, и пару раз моё сердце уходит в пятки, когда кажется, что я или Вэйлон, медленно ползущий следом, сорвёмся вниз. Высоты я не боялся, а вот рухнуть на камни и переломать руки-ноги, перебить позвоночник или размозжить себе голову — очень. Сцепив зубы, делаю ещё один аккуратный шаг, и с рухнувшим вниз сердцем чувствую, как нога начинает соскальзывать с карниза. Выдав громкое «сука», пытаюсь развернуться, чтобы ухватиться за выступ, но вместо этого лишь срываюсь вниз под громкие испуганные возгласы друзей. Не успеваю даже мысленно попрощаться с ними, как сильный удар об землю вышибает из меня весь дух, а перед глазами начинают плясать чёрные пятна. В рту появляется металлический привкус крови — кажется, я прикусил язык. Тело пронзает острая боль, и я хрипло кашляю, судорожно ловя ртом воздух. В уши врезается шорох, словно кто-то съезжает вниз по насыпи, а затем рядом раздаётся перепуганный и взволнованный голос Джорджии:       — Майлз, ты цел?       — Бля-я-я-ять… — вместо ответа тяну я, морщась от боли и пытаясь перевернуться со спины на бок, и чувствую, как девушка быстро кладёт ладони мне на плечи, призывая не двигаться. Наномашины обжигают болью, однако боль от удара об каменную землю перекрывает всё, поэтому, когда студентка, ойкнув, пытается убрать руки, торопливо перехватываю тонкое запястье, удерживая её.       — Отпусти, они же жгутся, — Джорджи дёргается, пытаясь вырваться, и я, морщась, фокусирую на ней мутный взгляд.       — Поверь, долбануться со скалы вниз гораздо больнее… Не убирай руки…       — Ладно, — неуверенно произносит она, а затем, медленно скользнув ладонями по моему телу, принимается ощупывать рёбра на предмет повреждений. — Вроде ничего не сломал… Встать сможешь?       — Если ты продолжишь меня так щупать, смогу, но не захочу, — хмыкаю я, абстрагируясь от боли, разливающейся по телу, сосредоточившись на нежных прикосновениях девушки, и шиплю, когда она надавливает на бок.       — Просто ушиб, вроде. Апшер, ты блин под счастливой звездой родился.       — Эй, ребята, — рядом раздаётся запыхавшийся голос Вэйлона. — Живой? Ничего не сломал?       — Вроде ничего, — отвечает студентка, торопливо убирая руки, и выпрямляется, вопросительно глядя на программиста. — А ты как спустился?       — Перебрался на выступ, а там был спуск сюда, — Парк взъерошивает светлые волосы, шумно выдохнув, и опускается рядом со мной на корточках, вцепившись мне в куртку и помогая сесть. — Майлз выбрал более быстрый способ спуститься.       — Долгий путь для слабаков, — криво улыбаюсь я, согнувшись от боли, и рассеянно дотрагиваюсь до затылка, опасаясь почувствовать или увидеть на пальцах кровь, однако, кажется, Джорджи была права — я и вправду счастливчик. Свалиться с каменного выступа и отделаться лишь парой ушибов было самым настоящим чудом.       С трудом поднявшись на ноги и разогнув гудящую болью спину, яростно матерясь и потирая поясницу, бросаю короткий взгляд на огромные валуны, на которые я бы упал, если б свалился с карниза чуть раньше, и аккуратно съезжаю следом за Джорджией по насыпи в воду. Слева располагается что-то вроде лодочного сарая, пристроенного к дому, и мы, быстро миновав его, переступая через разбросанные вёсла, сломанные колёса и обходя ящики, наполненные малоприятной херотенью, добравшись до старой лестницы, пролезаем под нижней ступенью, оказываясь в тускло освещённой комнате. В воздухе витает уже знакомый «аромат», и, оглядевшись, на одной из стен вижу приколоченный труп подростка с содранной кожей. Морщусь, отвернувшись, цепляясь взглядом за сплетённые ветви, украшающие стены, пару сломанных стульев, горящие красные свечи, нанизанные на колья кукольные головы, покосившуюся грязно-белую раковину и низкий столик, возле которого уже стоит Вэйлон, разглядывая какой-то листок.       — Эй, Майлз, глянь-ка.       — Что там? — разминаю шею, морщась от боли, и, прихрамывая, подхожу ближе, забирая листок и вчитываясь в строчки.       «9 марта       Ещё больше детей умерло. Нот говорит, что такое детоубийство — не грех, ведь все являются солдатами армии Господа. Мученики пали на поле наперекор Дьяволу. Все младенцы с рассечённым горлом и обуглившейся плотью будут невредимые ждать нас в раю.       Ещё Папа Нот говорит, что наши грехи находят нас в наших снах. Наши грехи находят нас в наших снах. Но в моих снах только убийство моих детей. И я просыпаюсь, смеясь, возбуждённый и часто влажный от невольной похоти сна.       Я проснулся сегодня утром, думая, что намок от крови из рассечённого горла ребенка. Но эта влага была моей собственной.       Другие видят во снах то же самое. Мы прорыли туннель, поэтому можем тайно встречаться. Мы собираемся, делимся своими видениями и гадаем, что они значат.       Я все чаще думаю, что это послание. Но ничего святого»       — Почему мне кажется, что это написал наш старый знакомый Вэл? — бормочу я, кладя лист на место и встречаясь взглядом с Вэйлоном. — Охуеть можно, озабоченность так и прёт.       — Мерзость, — программист кривится и смотрит на Джорджию, которая, поднявшись по трёхступенчатой лестнице справа от нас, отодвигает защёлку на двери и, открыв её, выглядывает в темноту. — Что там?       — Лестница, — отзывается девушка и выходит за дверь. — Идёмте, не стоит задерживаться.       Мысль была более чем здравой, поэтому мы с Парком покорно следуем за Уилсон, которая ступив на лестницу, сливается с темнотой, а мне приходится вновь пользоваться камерой, у которой заряда батареек осталось чуть больше половины. Поднявшись по лестнице, мрачно разглядываю большую гостиную, заставленную шкафами с различными соленьями, старую, покрытую копотью плиту, изъеденное молью кресло, на котором лежит Библия, неизменный портрет Папы Нота на стене, перевёрнутые кадки с цветами, раскиданную по полу землю, покосившийся стол, парочку стульев с кривыми ножками и труп мужика, прислонённый к опорной балке посреди комнаты. Стискиваю зубы, испытывая смутное беспокойство, и, проверив входную дверь, которая оказывается заперта, иду следом за Джорджией, которая поднимается по дальней лестнице, ведущей на второй этаж. Оглядываюсь на Вэйлона, который старается не отставать, и поджимаю губы, когда с улицы доносится голос Салливана Нота:       — Вы ненавидите Бога, потому что он заставил вас убить своих детей? Бог сам убил собственное дитя! Пригвоздил его к кресту, где тот висел в муках несколько дней, прежде чем умереть.       Поднимаюсь по лестнице, оказавшись в некоем подобии кабинета и спальни, наблюдая за Джорджией, которая выглядывает из окна на улицу с непроницаемым видом, а Нот продолжает разливаться соловьём:       — И когда сын спросил его: «Почему ты отрёкся от меня?», — Господь не ответил ни слова. «Я тот, кто я есть. Я тот, кто я есть».       — Да он же нафиг всё переворачивает, — возмущённо бормочет Вэйлон, подходя к письменному столу, на котором лежит человеческий череп и стоит тарелка с мелкими косточками, а я подхожу к студентке и смотрю в окно, наблюдая за местными, которые патрулируют деревню, освещая её фонарями.       — Мы стоим на страже врат, через которые антихрист попал в этот мир. Мы стоим на пути конца света.       — Пафосный гандон, — морщусь и, отвернувшись, натыкаюсь взглядом на кровать, на которой лежит аккуратно сложенный листок. Подхожу ближе и, увидев на нём надпись «Салливану Ноту», сразу же хватаю его, погружаясь в чтение.       «Салливан —       Папа. Иезекииль. Лжец. Шарлатан. Мешок с кишками. Наркоман. Трус. Насильник. Убийца детей.       Я ушёл, и я забрал с собой всех, кто имеет смелость увидеть правду.       Иди за нами. Найди нас. Мы все ждём и хотим убить и трахнуть каждого, кого ты посылаешь на гору.       Я не ненавижу вас. Мог ли Иисус ненавидеть крестителя за то, что он еврей? Я не мог найти свое праведное зрение без ваших многих лет неведения и дерьма. У меня никогда не хватало смелости искать правду без вдохновения своей злостью из-за вашей лжи.       Ваш Бог — это детские суеверия. Ваша вера — смятение.       Знаки истинного Отца были перед вами. Перед всеми нами. И вы, тщеславные, наивные, слишком глупые, что перевести дух, вы подумали, что видения посланы вам в наказание злобным и ужасным Богом.       Ваш бог напуган, потому что он совсем не так хорош. Ваш бог — ваше собственное эго, уязвимое и ложное. Смятение.       Мой бог совсем не так хорош. Но он настоящий. И он — в каждом мгновении экстаза. И его дитя трахнет и порвет этот мир, приведя его к вечной славе.       Я не прошу вас присоединиться к нам. Я говорю: вы присоединитесь к нам.       Потому что наша любовь больше, чем вы можете себе представить.       Вэл»       — Классно, значит у нас здесь фанатики Бога и озабоченные фанатики Сатаны, — тру переносицу и кидаю листок обратно. — Значит у этого долбаного Вэла были какие-то странные видения извращённого сексуального характера, он решил, что их посылает сам Дьявол, и радостно поддался им, собрав касту точно таких же ебанутых, как и он.       — Звучит не очень, — замечает Джорджи и, без особых усилий, отодвигает в сторону книжный шкаф, загораживающий дверь на балкон. Чувствую, как у меня отвисает челюсть, и молча наблюдаю, как она, словно всё это в порядке вещей, спокойно открывает дверь и выходит на улицу, не скрываясь и не таясь. Сила, теперь таящаяся в этой хрупкой девушке, никак не хотела укладываться у меня в голове, однако стоило понимать, что, став носителем Вальридера, Уилсон приобрела целую кучу бонусов. Надуваю щёки и шумно выдыхаю, потерев лоб, и ловлю такой же, как и у меня, ошалелый взгляд Вэйлона. Молча пожав плечами, выхожу из дома вслед за девушкой и, перемахнув через перила, аккуратно приземляюсь на землю. Джорджия уже стоит уже чуть дальше, разглядывая странную конструкцию, уходящую вверх, внутри которой располагается нечто отдалённо напоминающее кабину лифта, и, когда Парк приземляется рядом со мной, девушка поворачивается к нам и объявляет:       — Похоже на подъёмник. Правда он не работает — очевидно тут где-то должен быть генератор, запускающий его.       — Охуенно, то есть нам теперь шляться по деревне, наполненной психами, жаждущими нас грохнуть, в поисках сраного генератора? Если только эта поебень работает не на молитвах, — уточняю я, на что Уилсон лишь растягивает бледные губы в улыбке.       — Не переживай, Майлз, они вас не тронут. Ведь у вас есть я.       Джорджия оказалась права — нас не тронули. Стоило лишь нам войти в деревню в сопровождении девушки со светящимися в темноте янтарно-жёлтыми глазами, окутанной тёмной аурой, как у всех местных очень быстро отпало всё желание нападать. Они лишь шарахались по углам, бросаясь проклятиями и оскорблениями в нашу сторону, и тут же забивались подальше, стоило студентке посмотреть на них. Один из местных жителей сдуру попытался кинуться на Вэйлона, но Уилсон достаточно было лишь шевельнуть рукой — нанороботы, повинуясь своей хозяйке, облепили несчастного идиота, причиняя ему невыносимую боль, и он, воя, умчался прятаться в ближайший дом, крича о том, что сам Дьявол в женском обличии ступил на эту землю. Больше никто не рисковал.       Мы проходим через поселение, разглядывая распятые на крестах полусгнившие человеческие останки, догорающий на костре труп мужчины, слушая завывания какой-то безумной бабы, которая, завидев нас, принимается причитать ещё больше:       — Возрадуйтесь! Возрадуйтесь в экстазе Господнем! Грехи Сиона переплетены, и пришло время оплатить все долги Господу! Есть причитания, боль и кровь, но всё это радостно для нас, потому что мы скорбим о рожающей женщине, из этого разверзающегося лона рождается дитя ада, оно же есть наша возможность спасения. Бог велик, и Нот его пророк, и Нот искупит нас от силы могилы.       Генератор мы находим на тёмном чердаке одного из зданий, где я, успев порыться в ящиках, пока программист запускал его, нахожу письмо одного из местных жителей, в котором он рассказывает о том, что подружился с сыном трактирщика из «проклятого мира», в который он выбирался, чтобы добыть бензин, электрооборудование и другие вещи, а так же таблетки для Папы Нота, которые, если верить названию, были разновидностью силденафила — средства для увеличения потенции. Мысленно пожалев несчастных девушек, которых насиловал этот старый боров, возвращаюсь к друзьям, и мы направляемся обратно к лифту. Вдалеке замечаем фигуру Марты, которая, завидев нас, лишь скалится, но не нападает, неистово молясь и прося прощения у Папы за своих грехи.       Ободрённый успехом, радуюсь тому, что на этот раз прогулка по деревне была для нас практически раем, однако вся моя радость вскоре сходит на нет. Зайдя в лифт и запустив его, повернув ручку, ловлю на себе многозначительный взгляд Вэйлона, а когда я вопросительно приподнимаю брови, он вздыхает и произносит:       — Пока у нас есть время, давай расскажем о Саймоне…       — Точно, — оживляется Джорджи, наблюдая за тем, как закрывается дверь лифта, и он, вздрогнув, со скрипом едет наверх. — Вы обещали. Кто он такой и почему мне обязательно надо о нём знать?       Переглядываюсь с программистом и, тяжело вздохнув, принимаюсь за рассказ, начав с момента нашего знакомства в сети после того, как мы пытались слить материалы из Маунт-Мэссив, и заканчивая нашей встречей здесь и сделкой. Всё это время девушка слушает меня, рассеянно кивая, а когда я наконец заканчиваю, молча выходит из лифта, когда он поднимает нас на самый верх.       — Джорджи, извини, у нас не было выбора, — мягко произносит Вэйлон, бросившись за ней следом. — Нам пришлось пойти на это… У него моя семья. Но это не значит, что мы и вправду собираемся отдать тебя ему на растерзание.       — У вас не будет выбора, — рассеянно отвечает она, разглядывая установленную каменную табличку, на которой указана дата основания поселения — 1971 год — и имя его основателя: «Салливан Нот, современный Иезекииль». — Он обещал убить их, если вы не выполните условия.       — Значит мы найдём способ обойти эту чёртову сделку, — бросаю я, догнав друзей и окидывая взглядом несколько зданий, стоящий за сетчатым забором. — Мы не позволим этому уроду убить тебя и стать носителем.       — Ну, если он и вправду ещё один подходящий носитель, то, возможно, вас никто и спрашивать не будет, — девушка пожимает плечами и грустно усмехается. — Уверена, что Билли с радостью сменит хозяина. Я стала неудобной — делаю всё по-своему.       — Мы с этим разберёмся, — уверенно произношу, хотя на самом деле я нихера не был в этом уверен. — Извини, если тебя это расстроило, но ты должна была знать о Пикоке.       — Не расстроило, скорее… — девушка запинается, пытаясь подобрать подходящее слово, а затем вздыхает. — Не знаю. Странно как-то знать о том, что меня хочет заполучить не только Меркоф.       — Да, ты у нас нарасхват, — весело фыркает Вэйлон, бросив на меня многозначительный взгляд, а я закатываю глаза.       — Идёмте уже, а то мы до шахт никогда не доберёмся. Впрочем, в этом есть плюс — пока Саймон нас ждёт, он возможно сам сдохнет…       После рассказа о чёртовом Пикоке, становится немного легче. Уже то, что девушка не психанула, узнав о том, что мы пообещали привести её к этому ублюдку и уговорить расстаться с Вальридером, было хорошим знаком. Найдя в заборе лаз, перебираемся на другую сторону, и обходим каждый дом, держа курс на церковь — возможно оттуда можно пройти дальше. В одном из зданий обнаруживается целая компания совсем слетевших с катушек местных, которые, рыча и давясь, жрут сырое мясо, являющееся, судя по валяющимся на полу останкам, человеческим. К горлу подкатывает тошнота, когда я вижу залитый кровью пол, человеческий скелет, всё ещё обтянутый мышцами и сухожилиями, на котором ещё есть остатки плоти, и перемазанные кровью руки и лица людей, с остервенением вгрызающихся в алое мясо. Вэйлон, позеленев, пошатнувшись делает шаг назад, а Джорджия, лишь втянув носом воздух, перехватывает руку безумного мужчины, рванувшего к нам с разделочным ножом в руке, с которого всё ещё капает кровь.       — Не стоит так делать, — предупреждает она под крик боли мужика, упавшего на колени, пытающегося вырвать руку из хватки студентки и стряхнуть наномашины, и медленно и раздельно произносит: — Вы дадите нам пройти.       — Дьяволица! — воет местный, корчась от боли, в то время как его товарищи, прекратив свою жуткую трапезу, испуганно отползают в сторону. — Вавилонская шлюха! Подстилка Сатаны!       — Будем считать, что это был ответ «да», — Уилсон пожимает плечами, и в её звериных глазах мелькает сожаление, а затем она легко, словно пушинку, поднимает местного, впившись пальцами ему в горло, и швыряет его в окно. Брызнув осколками, стекло разбивается с громким звоном. Незадачливый маньяк с громким воплем вылетает из окна, рухнув на землю, и больше не шевелится.       — Ты его убила? — слегка дрожащим голосом спрашивает Вэйлон, и студентка, отведя взгляд и переступив через лужу крови, идёт к двери в противоположной стене.       — Не знаю. Да и какая разница?       — Никакой, наверное, — бормочет программист, следуя за ней, а я, замешкавшись, бросаю взгляд на валяющееся на земле за окном тело местного. Поджимаю губы и тихо вздыхаю — всё же, как бы то ни было, слияние с нано-тварью изменило Уилсон. Убив лишь один раз и то вынужденно, в целях самообороны, сейчас она была вполне способна прикончить кого-нибудь просто за то, что он встал у неё на пути.       — Майлз, ты идёшь? — студентка окликает меня, на мгновение остановившись, и я киваю, переступая через кровь.       — Иду.       Выйдя на улицу, пересекаем небольшой дворик, заваленным различным мусором, минуем старую развалившуюся беседку, и заходим в небольшое одноэтажное здание. Разглядываю весёлые рисунки на стенах, изображающие рассвет, детей и взрослых, каких-то весёлых зверюшек, и понимаю, что здесь когда-то было что-то вроде школы или детского сада. Впрочем, когда мы заглядываем в одно из помещений, я убеждаюсь во втором варианте, увидев несколько двухъярусных кроватей, маленькие столики, на которых стоит старый детский сервиз, качающихся лошадок и кучу мягких игрушек и кукол. Переглянувшись со своими спутниками, вижу в их глазах отражение своей собственной грусти — детей здесь больше не было и никогда не будет. Чёртовы фанатики убили их всех до одного, лишив права выбора и возможности жить. Впрочем, возможно лучше было умереть, чем жить в таком пиздеце.       Пройдя через детский сад, находим тёмный тоннель в скале, и недолго думая идём по нему — других путей всё равно больше не было. Пройдя по тоннелю, заходим в небольшое помещение, в котором стоят старые грязные кровати, на одной из которых лежит труп молодой девушки, прикованный цепью за ногу, несколько скамей, стоящий так, словно места для зрителей в театре — все они направлены в сторону кроватей, чтобы каждый, кто сядет, мог видеть труп. В воздухе витает стойкий трупный запах, смешанный с застоявшимся запахом мочи, и мы торопимся покинуть это место. Впрочем, выйдя через дверной проём на противоположной стороне и пройдя по ещё одному короткому тоннелю, понимаю, что лучше бы мы остались там: прямо перед нами находится огромная яма, освещаемая тусклым лунным светом, льющимся с потолка пещеры через круглое отверстие, заделанное решёткой, а в яме — целая куча гниющих трупов детей и подростков, насаженных на острые колья. Поджимаю губы, испытывая гнев и отвращение к тем людям, которые сотворили такое зверство, и замечаю на земле грязную затоптанную записку. Поднимаю её, стряхивая грязь, и читаю, в очередной раз убедившись в том, насколько безумны все, кто живёт в этом чёртовом месте.       «Господь знает, что я сделала. И он заставляет меня смотреть на это, когда я слаба или испугана. Не моя вина в том, что Иуда не умел плавать, или в том, что он чувствовал ко мне похоть. Я бы спасла его, если бы у меня хватило сил. Я не сомневаюсь в тебе, Боже, но пожалуйста, перестань мучить меня этими кошмарами, которые появляются даже наяву. Я не могу больше смотреть, как он тонет.       Прими мою смерть как покаяние, ведь я ношу ребёнка Папы Нота, и меня терзают страдания, каких я никогда раньше не знала. Ребёнок в моей утробе — определённо дьявол, об этом можно судить по являющимся мне кошмарам и мучениям. Я твоя»       — Это… ужасно, — тихо шепчет Джорджия, глядя вниз на почерневшие трупы, и я на долю секунды узнаю в ней прежнюю девчонку, которая была готова грохнуться в обморок лишь при виде крови, а изувеченные трупы вызывали приступ панической атаки.       — Я даже не знаю, что ужаснее — то, что это Меркоф свели людей с ума, заставив их творить такие ужасные вещи, или то, что мозги местных жителей уже были промыты всей этой фигнёй, и эксперименты корпорации лишь подтолкнули их к жестокости, — бормочет Вэйлон, а я отвернувшись от ямы, окидываю взглядом пещеру, прикидывая, как нам из неё выбраться. Решение приходит быстро, но особого восторга не вызывает — вдоль каменной стены идёт очередной узкий карниз, по которому можно проползти на другую сторону, только вот если я снова свалюсь, или эстафету по эпичным падениям у меня перехватит Вэй, мы уже не отделаемся ушибом. Впрочем, как ни странно, это препятствие мы преодолеваем очень быстро и без эксцессов. Пройдя через очередной тоннель, поднимаемся по деревянной лестнице и, оказавшись в чьём-то доме, быстро выходим из него, вдыхая относительно свежий воздух. Во всяком случае после жуткой вони ямы с трупами, воздух в этой деревне казался почти что горным.       Немного поблуждав по окрестностям, напоровшись пару раз на местных, которые, завидев нас, торопились скрыться куда подальше, заходим в здание, оказавшееся церковной школой: в помещении стояли одноместные парты, на одной из стен располагалась старая зелёная доска, под которой сидел труп старой женщины — очевидно учительницы. Шея старухи была перерезана, и алые брызги украшали доску, на которой была сделанная мелом надпись: «На пути в Рай». С моих губ срывается смешок, и я поясняю, заметив недоумённый взгляд друга:       — Иронично.       — Майлз, чёрный юмор не всегда уместен, — программист морщится, а я фыркаю.       — Не будь занудой.       Вэй лишь закатывает глаза, переключив внимание на перевёрнутый учительский стол, а я, заприметив на полу возле трупа тетрадь, поднимаю её и читаю план урока.       «ЦЕЛЬ: Дети не должны бояться своего долга, а восхвалять его как гарантированный вход в Рай.       ЗАПОМНИТЬ:       — В Раю нет боли.       — Отец дал вам жизнь, поэтому ваша жизнь принадлежит ему.       — Бог дал вам жизнь, поэтому ваша жизнь принадлежит ему.       — Вы можете не знать, что сами являетесь Врагом.       — Ваш страх — инструмент Врага.       — Господь знает лучше.       ПРИВЛЕЧЬ/ИЗУЧИТЬ:       — Кит спас Иона от утопления.       — Иисус в пустыне с Сатаной.       — Авраам убил Исаака в сердце.       ПРОЕКТ:       — Жребий Ангелов.       — Кто будет врагом?»       — Пиздец, их здесь готовили к тому, что их всех убьют, — с отвращением бросаю тетрадь обратно на пол и смотрю на своих спутников. — Давайте уйдём отсюда, это место вызывает у меня желание что-нибудь разъебать.       — Не могу не согласиться, — Вэйлон окидывает взглядом помещение. — Готовили их, словно скот на убой… Уроды.       — А я думала, что пациенты Маунт-Мэссив были жестокими, — Джорджи поджимает губы и открывает окно, вылезая из него на улицу. — Но это слишком бесчеловечно.       Выбираемся следом за ней, и я цепляюсь взглядом за игрушечную коляску, в которой лежит вырванный из тетрадки лист бумаги, на котором детским корявым почерком накарябаны какие-то слова. Колеблюсь, разрываясь между своим репортёрским любопытством и пониманием, что здесь я точно не найду ничего хорошего, и, поддавшись всё же любопытству, беру в руки короткую записку.       «Мамочка —       Мисс Карсон сказала, что нельзя рассказывать о том, что они будут делать, но она не сказала, что нельзя писать, пожалуйста, не дайте им убить меня. Я люблю тебя и папочку.       Джулиана»       — Твари, — тихо бормочу, сжимая в кулаке письмо несчастного ребёнка, которого, скорее всего, уже нет в живых, и, вероятнее всего, тело маленькой Джулианы гниёт в той самой яме, и зачем-то убираю его в карман. Возможно, мне было нужно напоминание о том, насколько отбиты местные жители, и о том, что они не заслуживают жалости. А может наивная детская просьба напомнила мне о том, как я сам ребёнком ждал помощи от родителей, а в ответ получал лишь равнодушие да упрёки отца. В любом случае, я не мог оставить письмо девочки здесь.       — Эй, Майлз, помоги-ка, — окликает меня Вэйлон, стоя возле большой тяжёлой телеги правее от школы, и указывает на массивные деревянные ворота. — Они заперты, но можно перелезть если подкатим её.       — Я могу сама её дотолкать, — недовольно бубнит Джорджия, скрестив руки на груди и негодующе сверкая глазами, а программист поджимает губы.       — Спасибо, Джорджи, мы уже поняли, что ты у нас теперь Невероятный Халк, но можно мы с Майлзом тоже поучаствуем? Не хотело бы чувствовать себя совсем бесполезными.       — Тебя Апшер покусал? — студентка фыркает, а я подхожу к Парку и вместе с ним наваливаюсь на телегу.       — Это всего лишь моё чудесное влияние, оказанное за прошедший год.       — Чудесное? Я бы так не сказала.       — И вправду, я думаю, что оно не просто чудесное, а великолепное!       — Майлз Апшер, ты просто невыносим, — бубнит она, а мы с Парком, дотолкав телегу, отряхиваем руки. Забираюсь первым и, быстро перемахнув через ворота, приземляюсь на землю, с трудом удержав равновесие. Отхожу в сторону, чтобы меня случайно не пришиб Вэйлон, прыгающий следом, а затем к нам присоединяется и Джорджия, с интересом разглядывая местность. В поле нашего зрения попадает лишь один огромный дом с кучей пристроек и ещё одни ворота, так же запертые, однако, отыскав похожую телегу, вместе с программистом подтаскиваем её, перебираясь на другую сторону аналогичным способом. Оказываемся в более заброшенной и пустынной части поселения, и идём вперёд через него, не встретив ни одного местного жителя, держа курс на церковь, до которой осталось пройти совсем немного. У одного из домов на импровизированной виселице висит, покачиваясь, труп мальчика-подростка, и я лишь стискиваю зубы, чувствуя как изнутри поднимается гнев, который я тщательно пытаюсь подавить.       Добравшись до церкви, поднимаемся по длинной лестнице, а затем, толкнув тяжёлые деревянные двери, заходим внутрь. В небольшом притворе на столике с фигурой Девы Марии и раскрытой Библией, стоящей на пюпитре, лежит записка от некого Лэрда Байрона, благодарящего Салливана Нота за экземпляры его проповедей. Из основного зала доносится невнятное болезненное мычание, и мы заходим внутрь. В дальней части церкви у алтаря на деревянном колесе распят мужчина, раздетый до трусов, мотающий головой и стонущий от боли, а перед алтарём установлена дыба. Медленно первым иду вперёд вдоль криво стоящих скамеек, бросая взгляды на стены, украшенные картинами из Библии и портретами Салливана Нота. Справа замечаю две исповедальни, и, подойдя ближе к мужчине, замечаю, что у него выколоты глаза, а на груди вырезано «Иуда».       — Кто там? Кто ты? — с мукой в голосе выкрикивает он, и я, переглянувшись со своими спутниками, ровным тоном отвечаю:       — Меня зовут Майлз.       — Один из чужаков… — из груди мужчины вырывается смешок. — Приближённый Сатаны…       — Да мы никакие не… — встревает Вэйлон, но мужчина перебивает его.       — Убейте меня. Вы должны меня убить. Нот возвращается. С Марией. Он её ранит, и я заговорю. Если вы меня убьёте, у него не будет причин её ранить, — он дёргается, напрягая мышцы рук и ног, крепко привязанных верёвками, и выкрикивает: — Пожалуйста!       — Чёрт, — провожу языком по пересохшим губам, а затем, сам не веря в то, что предлагаю это, произношу: — Мы должны помочь ему.       — Убив? — Вэйлон смотрит на меня как чокнутого. — Майлз, ты с катушек слетел?       — Ты слышал его — этому сраному Ноту нужна от него какая-то информация, и если он не заговорит, то он причинит вред женщине, — нервно ерошу свои волосы. — Если мы можем хоть что-то сделать…       — Но мы не будем этого делать, — неожиданно твёрдо произносит Джорджия. — Мы не будем вмешиваться.       — Джордж…       — Нет, Майлз, — резко перебивает меня она и качает головой. — Если Нот увидит, что этот человек мёртв, он может догадаться, что вы были здесь. Нужно быть как можно более незаметными. К тому же нас не касаются их личные разборки.       — Но…       — Они идут, — внезапно понижает голос девушка. — Прячьтесь.       С этими словами она, неожиданно скользнув в тень за алтарём, исчезает, слившись с темнотой, а нам с Вэйлоном остаётся лишь быстро запрыгнуть в ближайшую исповедальню. Сквозь маленькие сетчатые окошки видно весьма мало, но всё же достаточно. Слышим, как открываются двери, и раздаётся громкий голос, сопровождаемый испуганным женским хныканьем.       — Мы нашли её, Иосая. Она пыталась сбежать к поражённым.       Мимо исповедальни, еле передвигаясь, проходит огромный толстый лысеющий мужчина в длинном роскошном одеянии священника, а следом за ним идут несколько местных жителей, двое их которых тащат плачущую молодую, темноволосую женщину.       — Не похоже на поведение женщины с чистой совестью, — Салливан Нот, кряхтя, садится на одну из скамей, стоящих напротив распятого на колесе мужчины, а тот испуганно произносит:       — Мария? О, боже…       — Ответь своему супругу, милая, он тебя не видит, — издевательским тоном произносит Нот, посмеиваясь, а из груди перепуганной насмерть Марии вырывается дикий крик, когда она видит своего ослепшего изуродованного мужа. Мерзкий старик, во всю наслаждаясь зрелищем, кивает местным и приказывает: — На дыбу её.       — Нет! — Мария истерично кричит и пытается вырваться, но ей не под силу справиться с двумя сильными мужчинами. Они грубо бросают её на орудие пыток и привязывают, а она взывает к своему мужу, хотя прекрасно понимает, что он не сможет ей помочь: — Это я, Иосая! Пожалуйста!       — Отпустите её! Девая Мария, мне жаль… Я не хотел! — Иосая вновь рвётся, пытаясь освободиться от пут, но они слишком крепко держат его.       — Господь ненавидит тщеславие, — Салливан Нот кривится и с отвращением смотрит на мужчину, потрясая кулаками и повышая голос, эхом разносящийся по всей церкви. — И я тоже. Анна Ли несёт в своём чреве разрушение мира. Её нечестивый отец позволил ей сбежать, за что и поплатился. Но Вэл с вероотступниками умудрились найти её и выкрали нерождённого врага! Его приближённые сбежали, а по нашей земле бродит женское воплощение Сатаны! Господь подал мне знак — Анна народит своё мерзкое отродье до рассвета. У нас есть всего несколько часов, чтобы найти и убить её, и спасти этот рай от вечного ада! — Нот понижает голос и вкрадчиво спрашивает безвольно повисшего Иосаю: — Где она? Куда Вэл забрал её?       — Я не могу… — мужчина качает головой. — Не могу…       Салливан разочарованно вздыхает и, цокнув языком, поворачивает голову к дыбе, на которой тихо плачет привязанная Мария.       — Это из-за тебя, Иосая. Заставьте эту женщину кричать.       Мужчины, кивнув, принимаются поворачивать колесо, приводя в действие механизм, растягивающий женщину, выкручивающий суставы и разрывая кожу. Из груди несчастной вырывается дикий визг, наполненный невыносимой болью, а Нот, встав со скамьи, громко спрашивает, перекрывая вопли:       — Где Анна Ли?! Чрево, носящее антихриста?!       — Сила в непокорном ангеле, — шепчет Иосая, словно не слыша вопроса. — За нерождённое дитя. Мне не страшно. Сила в непокорном ангеле. Мне не страшно…       — Скажи Иосае, чтобы он остановил это, — тем временем обращается старик к кричащей от боли женщине, а мужчина, словно очнувшись, восклицает:       — Прекратите! Хватит! Я скажу! Я скажу! Боже…       Нот, переваливаясь своей как минимум двухсот килограммовой тушей, подходит к колесу и орёт:       — Где Анна?! Куда Вэл её забрал?!       — Прости, Мария, мне так жаль…       — Где Анна?!       — Шахты, — тихо шепчет Иосая, сдавшись. — Наверху в горе. Вэл увёл её в шахты. Ты никогда её не вернёшь. Ты не сделаешь этого до родов.       — Мы — руки Господа, мы не можем потерпеть неудачу, — Нот, потеряв интерес к мужчине, обращается к своим людям, разведя руки в стороны, а затем небрежно бросает. — Спасибо, Иосая, довольно.       — Этот мир умрёт с криками! Твой Господь во всей своей гордыне…       Договорить Иосая не успевает. Один из местных, сжав в руке топор, подходит к нему и, размахнувшись, несколько раз ударяет его в грудь. Захрипев, распятый мужчина испускает последний вздох, а Салливан Нот, махнув рукой на дыбу, коротко бросает, тяжело двигаясь к неприметной двери за алтарём:       — Оставьте женщину в покое.       На губах мужчин появляются жестокие ухмылки, и они, резко повернув колесо дыбы, разрывают сухожилия и связки, выбивают кости и разрывают внутренние органы, убивая Марию. После чего они вместе с Нотом покидают церковь, даже не подозревая о том, что рядом с ними находились те, кого они так жаждут найти, оставляя нас в полнейшем охуевании переваривать то, чему мы стали свидетелями.