Синдром слабости

       Когда Риндо открывает глаза, то всё, что он ощущал за мгновение до этого, вмиг становится неважным.        Перед его взором вновь оказывается она. Немой, но самый оглушающий крик, тонкая струйка крови, медленно сползающая от линии подбородка до ключицы и глаза. Глаза, в которых читается неимоверный ужас вперемешку с безысходностью. От них не получится убежать, не выйдет скрыться, да даже не обращать внимание попросту невозможно.        Риндо хочет вырваться, разукрасить этим уродам лицо, но не выходит. Из горла вырывается лишь сдавленный хрип, который тут же теряется в потоке слёз, а руки горят от железной хватки.        Он бесполезен.        А она, несмотря на это, продолжает смотреть на него с нескрываемой нежностью. И во взгляде читается безмерная, чистая и искренняя любовь. И Риндо не понимает, почему она не ругается, не кричит со злостью о том, какой он чертовски бесполезный мальчишка. Почему она продолжает делать вид, будто всё в порядке?        Они, тем временем, расслабиться не дают, начинают проводить острым лезвием прямо по тонкой коже щеки. Кровь капает прямо на пол, оставляя разводы, и Риндо кажется, что совсем скоро у него поедет крыша. Он спешно, пусть и неохотно, но отводит взгляд, крепко стискивая зубы.        Нет-нет-нет… — Эй, Хайтани, — вкрадчивый шёпот одного из ублюдков опаляет ухо, вызывая табун мурашек. От мерзости всего происходящего хочется завыть, хотя, казалось бы, куда ещё больше, — почему на мамочку не смотрим? Это невежество.        Запах крови бьет прямо в нос, заполняя каждую клеточку мозга паникой. Риндо чувствует дежавю, причём такой силы, будто подобную картину он видел далеко не один раз в своей жизни. Захлебывается в рыданиях, потому что знает, это правда.        На губах появляется привкус металла, когда холодные пальцы цепко хватают его подбородок, разворачивая к действу. Мама, кажется, от него взгляд и не отводила, да и не обиделась ни капли. Смотрит всё так же вкрадчиво, стараясь запомнить малейшие черты лица. И скорый лик смерти не сотрёт их никогда из памяти, в этом она уверена.        Риндо косит глазами, переключая внимание на брата. Ран всегда был спокойнее младшего, даже сейчас сидит смирно, не вырывается. Лишь тихие всхлипы и капли пота на лбу выдают его состояние. И Риндо не в праве его осуждать, ведь знает — каждый борется со стрессом по-своему. И, он более чем уверен, что будь на то воля Рана, он бы непременно прикончил этих ублюдков, не оставив и следа.        Но что поделать, если эти грабители оказались редкостными крысами?        Пробрались в старенькую квартирку среди ночи, прямо как мыши, но, поняв, что из этого дома и выносить нечего, выдернули Хайтани из сладкого сна, — на них, между прочим, всё ещё надеты пижамы, — и решили устроить представление. Совсем не смешное представление, надо признать.        Это произошло буквально десять минут назад, но Риндо кажется, что прошла целая вечность, не меньше. Наблюдать за этим выше его сил. Он никогда не отличался особой терпеливостью, но в этом случае грань стала настолько тонкой, что Хайтани попросту начинает выть, обмякая в чужих руках. Он становится безвольной куклой, которая, пусть и имеет собственное мнение, не имеет права его выражать, потому-то он и становится бесполезен.        Смотреть на маму не хочется. И теперь не только из-за издевательств над ней, но и из-за разочарования в самом себе.        В голову так некстати лезут слащавые воспоминания и клятвы о том, что они с Раном, всегда и несмотря ни на что, будут защищать маму. Ага, как же. Защитники сейчас находятся в хватке противника и смотрят за тем, как издеваются над самым близким человеком в этой никчемной жизни. Это она их защитила. Не они, как должно было быть, наоборот. Это всё она. Как всегда, не учитывая их желание помочь, не желая слушать, исполняет бессмысленную роль жертвы. Думает, что так будет куда лучше. Но Риндо понимает — лучше не будет уже никогда. И если эти люди уже начали своё представление, то будет великим кощунством не довести его до конца.        И чем дольше растягивать впечатление — тем более глубоким оно получится.        Со стороны Рана слышатся едва различимые ругательства, больше напоминающие несвязное мычание. Он рычит, плачет, кажется, начинает вырываться. Даже у него терпение подходит к концу. И Риндо это подмечает с отнюдь не весёлой улыбкой. Всемогущий старший брат теряет самообладание, значит всё уже безнадежно.        А ублюдки всё смеются, растягивая губы в улыбке и обнажая пожелтевшие зубы. Им хочется веселья, им хочется занятного времяпрепровождения. Пара сломанных судеб, видимо, тоже идёт впридачу. Так интереснее.        Один из них, самый крупный, проводит ножом по коже, уже ниже, прямо по шее, оставляя едва заметную и быстро краснеющую полоску. Остальные тут же начинают беззастенчиво хохотать, оскаливаясь. Наслаждаются развернувшимся представлением, улюлюкают в сторону детей.        А мама продолжает сидеть с идеально ровной спиной. Взгляд её самый, что ни на есть, материнский: ласковый, но с долей строгости. Всем своим видом излучает спокойствие. Как и всегда. Даже сейчас, сидя с заломленными руками в луже собственной крови. Улыбается и едва заметно кивает, переводя взгляд с Рана на Риндо, тут же возвращаясь обратно.        Риндо всхлипывает, когда понимает, что смотрит она на них в последний раз.        Ярко отчетливый хруст разносится по квартире, а оглушительный женский крик отдаётся эхом в ушах.

***

       Оглушительный женский крик отдаётся эхом в ушах, когда Риндо резко подскакивает, принимая сидячее положение, и пытается отдышаться.        Перед глазами всё плывет, зрачки упорно не хотят фокусировать взгляд на чем-либо. Ничего не слышно, невозможно ощутить даже встряску, не то что прикосновения.        Первым человеком, который решил что-то предпринять, что неудивительно, оказался Ран. За минуту очутившись около Риндо, он начинает с силой бить брата по щекам, в надежде привести того в чувство. Обычно это срабатывало, и Риндо практически сразу успокаивался, но не в этот раз.        Он продолжает жадно хватать ртом воздух, тело безудержно трясёт, а лёгкие горят от недостатка воздуха. Жуткий кошмар стремительно перерос в паническую атаку, и Риндо уже попросту не может здраво рассуждать, да и сообразить, где и почему он сейчас находится, тоже не в силах. Слишком тяжело.        Вернуть младшего Хайтани в реальность помогла до смешного простая вещь — вода.        Когда Ран понимает, что обыкновенные способы по избавлению от панических атак, — как по рекомендации психотерапевта, так и по немалому собственному опыту, — не работают, то закидывает брата себе на плечи и направляется в сторону ванной. Холодный душ тут же отрезвляет Риндо, и тот ловит приступ сильного кашля, начиная вертеть головой в разные стороны. Лоб его мокрый, а от воды, или от пота, остаётся только гадать.        Когда Ран понимает, что брат, пусть и не в полном, но всё же в порядке, то сразу выключает душ и, взяв полотенце, подходит к нему. Садится на корточки около ванной, проводит слегка грубоватой тканью по мокрым волосам и с тревогой заглядывает Риндо в глаза. — Встать можешь? — Утвердительный кивок со стороны Риндо. — Идём, тебе нужно полежать, желательно в тепле. Не хватало ещё простудиться. Расскажешь, что приснилось.        Получив ещё один рассеянный кивок, Ран приподнимает уголки губ, помогая брату встать.        И Риндо знает, что тот волнуется. И не просто знает, а будто бы чувствует это каждой клеточкой своей души.        Многие люди с долей зависти часто шутят, что у братьев Хайтани особая, никому не понятная, связь. Они могут принять решение, даже его не обсуждая. Всегда хватает только одного лишь взгляда. И эта связь не рушится, наоборот, лишь становится крепче с годами. Слишком много они пережили вместе, их уже и братьями сложно назвать.        Хайтани — отдельный и никому не понятный организм.        И сейчас, пусть они оба не отпустили ссору двухнедельной давности, пусть всё это время Риндо вёл себя, как полнейший кретин, Ран всё так же идет рядом, придерживает за руку, параллельно вытирая ему волосы. Глаза у него красные, волосы спутанные, но единственное, что его сейчас заботит — это Риндо. Впрочем, как и всегда.        И эта неимоверная забота витает в воздухе, заставляя ещё недавнюю паническую атаку кануть в небытие. Ран здесь, значит всё хорошо. Когда Ран рядом, плохого попросту не существует.        Дойдя до дивана, Риндо сразу же грузно падает, начиная массировать виски. Пульсация в голове сменяется тошнотой, — такой побочный эффект от панических атак у него возникает всегда, — и Риндо скрипит зубами, стараясь привести себя в норму. Ран, который уже успел сбегать до кухни и включить чайник, стоит рядом. А на краю дивана сидит Йоко.        Когда Риндо приснился кошмар, своим криком он разбудил девушку. И этот, пусть и непродолжительный, но полный отчаяния крик прочно отпечатался в её сознании. Впервые стало страшно по-настоящему. И не за себя, а за соулмейта. Она не успела даже ничего осознать, а Ран уже подоспел брату на помощь, и за это Такахаси была ему благодарна, хоть и смущалась собственного ступора.        Йоко, конечно, подозревала, что он не столь прост, как может показаться на первый взгляд, но… то, что её истинный может периодически испытывать подобные вещи на собственной шкуре, вселяло в неё тихий ужас.        В голову, как некстати, тотчас приходят давние слова Сенджу о том, что стоило бы Йоко позаботиться о состоянии истинного и быть менее эгоистичной.        «Теперь понятно, почему тогда ты тоже оказался там. Какие же ещё секреты ты хранишь внутри себя, непоколебимый Риндо Хайтани?»        Ран даёт время окончательно проснуться. Он дожидается того, пока вскипит чайник, после чего спокойно направляется в сторону кухни, оставляя Риндо и Йоко наедине. Те сидят молча. Риндо погружён в собственные мысли, Йоко лишь сочувственно смотрит на него. Хайтани чувствует полный сожаления взгляд и от резко накатившей злости у него сводит скулы.        Его жалеть не надо.        Ран возвращается, ставит большую кружку на журнальный столик, находящийся напротив дивана и хлопает Риндо, который закутался в одеяло, соорудив из него кокон, по плечу. Тот сразу вылезает оттуда, предварительно сверкнув глазами. Ран чуть ухмыляется, выпрямляя спину.        Он совершенно не меняется. Риндо, которому восемнадцать, ничем не отличается от Риндо, которому восемь.        Он садится, скрестив ноги по-турецки, и тянет руку к столу. Чай любимый, зелёный с мятой. Жадно припадает к кружке, делает три больших глотка, обжигая горло. Навевает воспоминания, становится легче. — Расскажешь?        Вопрос, честно говоря, риторический. Хочет Риндо рассказать о кошмаре или нет, ему придётся. Не то что бы он против, но от самодовольства Рана по-прежнему тошнит.        Но помимо Рана у него нет никого. Не может же эта несуразная девчонка, которая зовётся его соулмейтом, стать для него хотя бы таким человеком, который будет стоять на одном уровне с братом. Вздор, да и только. — Сам знаешь, — Риндо отмахивается, но опускает взгляд. Вспоминать всё так же тяжело, — То же, что и в прошлый раз.        Ран хмурится, параллельно заплетая волосы в тугой низкий хвост. В голове у него крутится множество мыслей, и он бы все их озвучил, но с таким человеком, как Риндо, нужно всегда быть осторожным. Особенно со словами. Даже если ты его брат. — Но в этот раз обострение куда сильнее, чем когда-либо было, ты это понимаешь? — Это я понимаю, но только вот не до конца понимаю то, к чему ты сейчас это клонишь.        Риндо в очередной раз хмурится, переводя недовольный взгляд на Рана, который этого будто бы и не замечает, продолжая витать в собственных мыслях. Но такой трюк с Риндо не сработает, ведь он прекрасно чувствует — брат в растерянности. — Нужно назначить новую встречу. — Нет, мы не будем ничего… — Будем, Риндо, разговор окончен.        Тон Рана был непреклонен, а от него исходила самая стойкая аура, которая только может быть у человека. И такого Рана Риндо не то что не любит, попросту ненавидит. В такие моменты его мнение не учитывается и, пусть ты готов яро выражать собственное недовольство, на брата это никаким образом не подействует. Он заставит исполнить то, чего желает сам.        Риндо шмыгает носом, делает напоследок ещё один глоток чая и отворачивается к стене, всем своим видом обозначая то, что видеть Рана он больше не желает.        Йоко чуть улыбается, наблюдая за детским поведением истинного. Но, несмотря на то, что сама полностью согласна со словами Рана, она уверена, что Риндо этого не понимает до конца. Она, конечно, часто любила в компаниях находиться примерно на одном уровне с декором, но в этот раз решила высказать своё мнение, подумав, что для практически ссорящихся Хайтани оно жизненно необходимо. Инстинкт самосохранения магическим образом пропадал в компании соулмейта. — Я считаю, что Ран прав, — стойко выдержав откровенно злобный взгляд Риндо, направленный в свою сторону, Йоко лишь подливает масла в огонь, — я, конечно, не лучший советчик, но тебе же станет лучше. Ты ведь её видишь в кошмарах, да? Терапия поможет всё забыть, тебе правда станет легче. У меня есть контакты хорошего психотерапевта.        Резко возникнувшее молчание, действительно, можно назвать гробовым. Оба Хайтани замирают, не в силах произнести и слово, а Йоко лишь в смущении опускает голову, поправляя волосы. Хочет как лучше.        Первым, что неудивительно, в себя приходит Риндо. Он, скинув с себя одеяло, резко разворачивается в сторону Йоко, награждая её самым презрительным взглядом, на который только способен. Девушка тут же сжимает плечи, опасаясь его дальнейших слов, а они выльются на неё очень скоро, в этом Такахаси не сомневается. Но что она вообще сделала не так? — Даже не смей открывать свой рот в сторону моих проблем и, тем более, делать ставки, она ли это была, — лицо его белеет с каждым новым словом, после чего он переводит взгляд на Рана, — ты?        Ран сглатывает, качая головой. Ему, если честно, становится крайне неприятно от столь осуждающих мыслей Риндо, но, стоит признаться, основания так думать у младшего были. Более того, Риндо самолично будет отрицать причастность брата, даже если бы проговорился именно Ран. — Нет. И ты сам прекрасно это понимаешь. Никогда и ни за что я не стал бы говорить о ней с посторонними.        Посторонними.        Конечно, даже если Йоко приложит все усилия для того, чтобы стать ближе к Риндо, то так и останется посторонней что для него, что для Рана. Оба Хайтани странные люди, найти подход к которым практически нереально, особенно Йоко, у которой коммуникативные навыки находятся на уровне нуля.        Она быстро моргает, стараясь смахнуть непрошеные слёзы обиды, руки всё так же покоятся на коленках.        Риндо в ярости. Чего она хотела добиться этой своей помощью? Того, что он безоговорочно согласится и, как идиот, с распростертыми объятиями побежит прямиком в психоневрологический диспансер, от которого итак уже тошнит? Беспечные слова Йоко о его кошмарах, связанных со смертью матери, лишь усугубляли ситуацию. Кто она такая, чтобы упоминать этого святого человека? Ещё и в столь непростой для него момент.        И ему самому становится больно от бушующей ярости, которая находится внутри него. Она вот-вот выплеснется наружу и попросту снесёт ударной волной остатки достоинства Йоко, если, конечно, у неё вообще оно есть — достоинство. — Прости, я не хотела, — тихий шёпот Йоко доносится до ушей Риндо, заставляя того с силой зажмурить глаза, — я не думала, что это так тебя заденет…        Йоко произнесла это, не особо следя за тем, как именно эта фраза прозвучит. Но слово не воробей. Это и послужило спусковым крючком к всплеску всех эмоций Риндо, которые он так упорно старался подавить в себе. — Это? Заденет? — Он начинает смеяться, и в этот момент Ран понимает – сейчас от Йоко не останется и следа. И не в физическом плане, а в моральном. Ему, если честно, становится даже жалко эту несуразную девчушку, которой посчастливилось быть истинной его брата. — Ты полная идиотка, если считаешь, что слова кого-то вроде тебя могут меня задеть. Разъясню для особо непонятливых, я это сказал лишь потому, что никто не имеет права вспоминать о ней. И дело не в тебе, и не в моих чувствах и мыслях. Дело лишь в том, что ты, будучи никем, лезешь однозначно не в своё дело.        Глаза его горят, а слова отравляют похлеще любого из существующих ядов. Риндо Хайтани не из тех людей, которые будут церемониться перед тем, как нанести финальный удар. Риндо Хайтани знает не понаслышке — лучше быстро и без лишних представлений. — Но… я лишь просто хотела помочь, — Йоко шмыгает носом, окончательно теряя самообладание и уже не пытаясь сдержать всхлипы. Слышать такое из уст соулмейта оказывается чертовски больно, — почему ты пытаешься вновь закрыться?        Ран молча наблюдает за медленно разворачивающимся скандалом и понимает, что девчушка-то права. Но характер не позволяет ему вмешаться, Йоко, как и Риндо, должны из этой ссоры извлечь для себя уроки.        Йоко должна понять, как порой необходимо держать собственный язык за зубами и, чёрт возьми, не говорить то, что взбредёт в голову. За такое поведение её можно запросто лишиться.        Что до Риндо… Риндо, как и всегда, придётся расхлебывать последствия своего скверного характера и эмоциональной нестабильности. Да, Ран будет с ним рядом всё это время, но вряд ли Риндо станет от этого хоть на долю лучше.        Ран не всегда в этой жизни будет рядом, а детям необходимо учиться самостоятельности. — Ты хоть понимаешь, что несёшь? А я тебе открывался, чтобы можно было закрыться, как ты говоришь? Погоди, — Риндо делает вид, будто находится в раздумьях, после чего выплевывает очередную порцию слов, которые режут куда больнее любого ножа, — кажется, ты думала, что вчера я тебе открылся? Может ты ещё думала, что я тебя принял и, может, даже полюбил? По всем традициям историй соулмейтов, — он криво улыбается, нарочито брезгливо смотря на неё, — вот только это не так. Такахаси, вчерашний вечер был не более, чем физической подпиткой моего тела. И, увы, чувствами тут никакими и не пахнет. — Ты же сказал, что… — Не хочу рушить связь? Конечно не хочу, но дело тут совсем не в каких-либо чувствах. Разорви я связь, как думаешь, у меня получится вылечиться от этих кошмаров? — Риндо выглядит высокомерно, всем своим видом излучая уверенность. Как жаль, что только напускную. — Король Роппонги не должен быть слабым, понимаешь? И я не слабак. А ты – не более, чем средство для достижения цели.        Риндо улыбается, но ему хочется реветь точно так же, как это делает Йоко — не стесняясь собственных чувств.        Как же ему паршиво.        Король Роппонги, не слабак, не должен… от всего этого фарса болит голова и хочется истерически засмеяться. Как она вообще может в это верить? А она, судя по всему, не сомневается ни в одном его слове. Как он может говорить столь неприятные слова своей истинной? Он имеет полное право, она залезла туда, куда попросту не должна была. А за излишнее любопытство и самовольство неминуемо наступает расплата.        Риндо лениво машет рукой в сторону выхода. Ты итак здесь задержалась.        Когда Ран, пусть даже из обыкновенной формальности, идёт провожать Йоко, Риндо откидывается на спину, не в силах сдержать слёзы.        Риндо понимает, что никогда не сможет стать нормальным и ментально здоровым человеком.