***
Где-то через час Наташа спустилась вниз, зевая и ещё не до конца проснувшись. Она взобралась на колени Джеймса, прислонившись щекой к его груди и вновь закрыв глаза. Джеймс обнял её правой рукой, чувствуя её размеренное дыхание. Каждый день он благодарил звёзды, судьбу и всё, что только можно, за Наташу, за её здоровье, за то, что чудеса современной медицины сохранили ей жизнь в педиатрическом отделении интенсивной терапии, за то, что аппараты, которые были больше её крошечного тела, дышали за неё, пока её лёгкие не восстановились до такой степени, чтобы она могла дышать самостоятельно. Сейчас, пять лет спустя, у Наташи почти не осталось признаков того, что терзало её на заре её жизни, — лишь редкая одышка, когда она упорно тренировалась в танцевальной школе или играла на площадке. Она ежедневно пользовалась ингалятором, чтобы поддерживать чистоту лёгких, а в её спальне были установлены очиститель и увлажнитель воздуха на случай, если ей станет плохо. Но она была обычной, здоровой, счастливой девочкой. — Папочка, — сказала Наташа, сонно моргнув. — Ты снял руку. — Да. — Металлический протез лежал в спальне, заряжаясь на комоде. — Сегодня мне больше не надо его надевать. Наташа прижалась к нему сильнее, потершись лицом о его грудь и — как заметил Джеймс с глубоким родительским смирением — размазав по его рубашке сопли. — Ты грустишь? — спустя мгновение спросила она, сжав ткань его рубашки в кулачке. Её огромные глаза пристально смотрели на него, их зелень ярко блестела в лучах заходящего солнца, просачивавшихся через окно. Джеймсу потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. Наташа была очень чувствительной девочкой, но, как и большинство детей, абсолютно эгоцентричной. Если папа грустил, она воспринимала всё на свой счёт. Джеймс опустил ладонь ей на рёбра и слегка приподнял её, чтобы обнять. Наташа изо всех сил обхватила руками его шею. — Немного, — ответил Джеймс, поцеловав её в висок. — Но это из-за того, что было много лет назад ещё до того, как я встретил тебя. Наташа заёрзала, упершись костлявыми коленками ему в бёдра. — Кто тебя обидел? — с решимостью спросила она. Джеймс дёрнул культей, чтобы придержать Наташу, пока та не угомонилась. — Люди, которые больше меня не обидят. — Наташа отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Знаешь, что для меня теперь самое важное на свете? — Наташа помотала головой. — Ты. — Джеймс шутливо ткнул её пальцем в живот, и ты улыбнулась. — Ты делаешь меня самым счастливым папой на свете. Восторг на лице Наташи был просто неописуем. — На всём свете? — Именно. — Даже в Детройте? — Да. — Даже в Австралии? Мысленно поразившись географическим познаниям пятилетней девочки, Джеймс ответил: — Да. — Даже на улице Сезам? — Везде! — с улыбкой воскликнул Джеймс, щекоча Наташу, отчего та буквально превратилась в хохочущий комок. — Где бы ты ни была, ты делаешь меня счастливым.***
В воскресенье Джеймс проснулся рано. После вчерашнего дневного сна Наташа легла лишь в десять вечера и до сих пор спала, когда Джеймс тихонько заглянул в её комнату. На минуту задержавшись, чтобы поправить ей одеяло, Джеймс оставил Наташу спать до утра. Теперь, когда у него неожиданно появилось свободное время, Джеймс спустился в свой тренировочный зал, находившийся в подвале, и приступил к своим обычным упражнениям на тренажёрах, которые слева были модифицированы специальными насадками для более комфортной работы. Джеймс тренировался с меньшим вниманием, чем обычно, потому что сегодня к нему домой должен был прийти Стив Роджерс. Он понятия не имел, почему он так волнуется. Стив приходил к нему в гости миллион раз, когда они были детьми. Почти всю свою жизнь он провёл на патронажном воспитании, тощий мальчуган, не умевший держать язык за зубами. Он постоянно попадал в передряги, и Джеймс неустанно говорил Стиву, что тому повезло, что он такой умный, потому что в противном случае его бы выгнали из школы на все четыре стороны. Они были лучшими друзьями более пяти лет, с первой встречи во втором классе до того ужасного дня, когда им обоим исполнилось двенадцать лет, и Стив пришёл к Джеймсу с новостью, что его усыновляют и увозят в Нью-Джерси, тогда Джеймсу казалось, что его жизнь кончена. Джеймс пытался поддерживать отношения со Стивом после того, как тот уехал в Нью-Джерси, правда, пытался, но тоска по Стиву была невыносимой. Письма, которые Джеймс всё же писал, были жалкими, и в конце концов он перестал их отправлять. Последнее письмо Стива, которое тот отослал ему через год после переезда, так и осталось лежать нераспечатанным в коробке с вещами, которую мать Джеймса хранила после его ухода в армию. Его родители были мертвы: отец погиб из-за несчастного случая, когда Джеймс ещё учился в старшей школе, а мать — от рака, пока он был в Ираке. Его сестра Ребекка жила в Орегоне, но они не разговаривали с тех пор, как она сказала Джеймсу, что он совершит ошибку, если удочерит Наташу. Джеймс не в первый раз задумался о том, как бы его родители отнеслись к тому, что он удочерил Наташу. Его отец был бы возмущён тем, что Джеймс берёт на содержание больного ребенка (плюс ещё от матери-нелегалки, депортированной обратно в Россию), в то время как его мать скрывала бы своё беспокойство за заботой, уверяя Джеймса, что он понятия не имеет, как ухаживать за детьми, и, возможно, будет лучше, если он откажется от этой затеи «для её же блага». Джеймс любил своих родителей, но ну их к чёрту. Наташа была лучшим, чем его одарила жизнь.***
2009 Как и во многих других событиях в жизни Джеймса, во всём был виноват Ник Фьюри. Фьюри, бывший армейский рейнджер, нынешний заместитель директора нью-йоркской Службы защиты детей и постоянно прибегающий к манипуляциям ублюдок, обнаружил Джеймса в холле больницы, где тот проходил курс специализированного лечения его левой руки, и не отставал от него, пока они не добрались до педиатрического отделения. Джеймс спорил с Ником всю дорогу, чувствуя себя больным и слабым и жалея себя. Он просто хотел домой, и Ник ответил ему: — Ты хоть можешь пойти домой. Но не все такие счастливчики. Они остановились у стеклянной перегородки, разделявшей отделение интенсивной терапии и коридор. Ник указал на кровать у окна — Джеймс смог разглядеть только трубки. Затем трубки сдвинулись, и Джеймс увидел ребёнка, почти скрытого под всем этим медицинским оборудованием. — Коклюш, тяжёлая форма пневмонии, — сказал Ник, взглянув на Джеймса одним глазом. — Ей два месяца, и, скорее всего, она не выживет. Джеймс коснулся стекла не в силах оторвать от девочки глаз. Она была такой маленькой, что казалась куклой. — Родная мать подписала отказ от ребёнка, и мы собирались уже полностью передать её приёмной семье, когда кто-то из их детей принёс из школы коклюш. — Ник издал какой-то сдавленный звук. — Две тысячи девятый год, а у меня дети с долбаным коклюшем. — С ней… — Джеймс оборвал себя на полуслове, он хотел спросить, будет ли с ней всё хорошо, но ведь Ник только что сказал, что она умирает, поэтому он задал другой вопрос: — Как её зовут? Выражение лица Ника в тот момент было невозможно понять, но позднее Джеймс догадался, что это было выражение триумфа. — Её мать записала её как Наталью в свидетельстве о рождении, но на собеседованиях по усыновлению она постоянно называла её Наташей. Наташа. Джеймс проследил за тем, как малышка разжала и снова сжала кулачок, её пальцы были такими бледными, что отдавали синевой. — Почему она здесь одна? — В интенсивной терапии много работы, — ответил Ник. — У медсестёр полно дел. — Разве у вас нет людей, которые хотели бы усыновить белых детей? — спросил Джеймс, потирая рукой джинсы. Его левый бок болел из-за непогоды, и ему хотелось пойти домой и предаться собственным страданиям. — Людям нужны здоровые дети, а не умирающие девочки. — Зачем ты меня сюда привёл? — раздражённо спросил Джеймс, его громкий голос привлёк внимание нескольких медсестёр в другом конце коридора. — Что за игры, Ник? — Игра, сержант, простая. — Ник шагнул ему навстречу. — Здесь маленькая девочка, и я подумал, что ты захочешь на время выползти из своей норы, чтобы убедиться, что она не одна. — Ты ублюдок, — сказал Джеймс, отходя от окна. — Ты больше не можешь мне приказывать, ты вышел из игры несколько лет назад. Ник ничего не ответил, Джеймс направился вниз по коридору. Он дошёл до вестибюля больницы. Ему стоило бы уйти, вернуться домой и оставить Ника Фьюри наедине с его обязательствами, но детский магазин был открыт и он сам не заметил, как оказался там, разглядывая мишек Тедди и крошечные воздушные шарики и думая, дарили ли вообще этой девочке («Наташе», — напомнил он себе: да, она девочка, но у неё всё-таки есть имя) когда-нибудь игрушки. Через двадцать минут он вновь стоял у педиатрического отделения интенсивной терапии с зелёным мишкой Тедди в руке и книгой в мягкой обложке в кармане. Он малодушно понадеялся, что медсёстры развернут его и отправят домой, но те лишь проверили его имя в списке допущенных к Наташе Романовой посетителей (Джеймс выхватил взглядом своё имя, нацарапанное в журнале небрежным почерком Фьюри), выдали ему халат, маску и перчатки и проводили в палату. В ней было тихо и тепло, слышно было лишь писк всевозможных аппаратов. Медсестра усадила Джеймса у кровати малышки и попросила его предупредить их об уходе, чтобы они могли провести дезинфекцию. Джеймс сел и опустил взгляд на ребёнка. К ней была подведена кислородная трубка, а в крохотную ручку установлен катетер. Когда он коснулся её руки, девочка сразу открыла глаза, зелень которых резко контрастировала с бледностью лица. — Привет, — сказал Джеймс, чувствуя себя полным идиотом. — Я Джеймс, я друг Ника Фьюри. Он ушёл по делам, следит, чтобы о тебе хорошо заботились. Малышка взялась за его палец. Она была такой маленькой, что едва могла обхватить его своей ладошкой целиком. Разве она похожа на двухмесячного младенца? — Приятно с тобой познакомиться, — сказал Джеймс, легонько сжимая маленькую ладонь. — Ник сказал, что тебе плохо. Малышка шумно вздохнула, но не закашлялась, Джеймс решил, что это уже неплохо. Он осторожно убрал руку и потянулся за книгой. Продавщица сказала, что эта книжка отлично подойдёт маленьким девочкам, что бы это ни значило, хотя всё равно такой маленький ребёнок вряд ли бы понял, что ему читают. — Та-ак, — протянул Джеймс, открывая одной рукой книгу. — Ну что ж, надеюсь, тебе понравится. — Он прочистил горло. — Тёмным зимним днем, когда над лондонскими улицами навис такой густой и вязкий туман, что фонари не тушили и они горели… Он читал медленно, иногда запинаясь на некоторых словах. Он так много не говорил с тех пор, как его отправили в Штаты после взрыва, в котором он потерял руку. Но малышка его не критиковала, не называла его тупицей, или калекой, или многими другими словами, роившимся у него в голове. Она лишь слушала его голос, вяло двигая ручками и ножками и не сводя с него глаз. В тот момент, когда Джеймс начал читать про встречу Сары с очень капризной девочкой по имени Лотти, дыхание малышки изменилось. Джеймс не сразу понял, что эти тихие хрипы — попытка Наташи сделать вдох, откашляться, но что-то было не так. Через секунду у кровати Наташи появились две медсестры, одна из которых жёстко отодвинула Джеймса в сторону. Их движения были отточены, они уверено осматривали малышку. Джеймс не мог отвести от неё глаз. Она была такой маленькой, такой хиленькой, и единственными людьми, которые о ней заботились, были медработники. Не родители, не семья. Больше никто о ней не тревожился. Как только ребёнку стало легче дышать, одна из медсестёр вывела Джеймса из палаты, провела дезинфекцию и наконец выставила из отделения. Какое-то время он просто стоял, наблюдая через стекло, как медсестры укладывают ребёнка. Она даже не была достаточно сильной, чтобы заплакать, как положено малышам. Джеймс вспомнил, как плакала его младшая сестра в детстве — в два месяца она плакала так громко, чтобы могла бы и мёртвого разбудить. Неправильно, что малышка не могла даже заплакать, когда ей было холодно или страшно. Джеймс покинул больницу и отправился бродить по городу, привычно не обращая внимания на людей, то и дело глазевших на однорукого мужчину. В конечном итоге он оказался в офисе Ника Фьюри, а после небольшой перепалки с секретарём — и у него в кабинете. — Я знаю, что ты задумал, — сказал Джеймс. — Правда? — ответил Ник, откинувшись на спинку стула. — Ну-ка просвети? Джеймс потёр ладонью о штанину, вспоминая, как малышка хваталась за его пальцы. — Ты же сам сказал, мол, кто захочет взять больного ребёнка? — Я сказал? — Ник поднялся и обошёл его, чтобы закрыть дверь кабинета. — Думаешь, у меня были грандиозные планы заставить ветерана-инвалида усыновить ребёнка? Ты хоть знаешь, как обращаться с детьми? — Я прекрасно понимаю, к чему ты ведёшь, — не остался в долгу Джеймс. — Ты непроходимый тупица, раз думаешь, что однорукий вояка сможет позаботиться о ребёнке. — Ник взял со стола толстую папку с бумагами и швырнул её Джеймсу. — Заполни всю эту хрень, потом поговорим. Джеймс пробежал взглядом по первым страницам. Это было заявление на усыновление. — Но я не сказал, что собираюсь её удочерять, — запротестовал он, хотя и не очень активно. — Ты знаешь, сколько у нас стоит уход за тяжелобольным ребёнком? — спросил Ник, возвращаясь на кресло. — А если, подчёркиваю, если эта девочка выживет в ближайшие несколько месяцев, сколько родителей выстроится в очередь, чтобы оплатить её медицинскую страховку? «Хроническая болезнь» тебе о чём-либо говорит? Джеймс провёл рукой по стопке бумаг, глубоко вздохнув. Он не знал, чем всё это закончится, но Рубикон уже перейдён, он не бросит того, кто нуждается в его помощи, не теперь. — Я могу оплатить ей лечение на свои пособия. — А ещё нужно кормить, — добавил Ник. — Одевать, обувать, выучить в школе. Думаешь, осилишь всё это? Выпрямившись, Джеймс вновь перевёл взгляд на Ника. — Ей нужен кто-то, кто о ней бы позаботился. Молчание Ника тревожило, но Джеймс усилием воли старался сидеть спокойно. — Она не щенок какой-нибудь, — спустя какое-то время прервал тишину Ник. — Если влезать в это, Барнс, так надо быть на сто процентов уверенным, что не соскочишь до самого её окончания колледжа. Колледж. Джеймс об этом и не думал. До колледжа ещё было восемнадцать лет, восемнадцать долгих лет школы, летних лагерей, спортивных секций и походов к стоматологу. С тех пор, как он потерял руку, он даже на неделю не строил планов, не говоря уже о годах. Видимо, Ник успел что-то разглядеть в его чертах, раз спросил: — Зачем тебе всё это? Джеймс опустил взгляд на кипу документов. — Я… — он прочистил горло. — Я читал ей сегодня сказку, и она всё время так смотрела на меня, как будто ей никто никогда до этого не читал. — Он перелистнул страницы. — Больница не то место, где должно проходить детство. Я это понимаю. Повисла долгая тишина, затем Ник промолвил: — Всё равно есть вероятность, что она не выживет, Барнс. Болезнь слишком серьёзна. Джеймс тяжело вздохнул. Всего-то четыре часа назад он стоял в холле больницы и жалел себя, а сейчас он пытается удочерить малышку, которая может умереть со дня на день. — Значит, кто-то должен быть рядом. Чтобы она была не одна. Ник вздохнул, казалось, он вдруг резко постарел на двадцать лет. — Катись к чёрту из моего офиса, — сказал он. — Иди заполняй бумаги, я плачу куче людей, чтобы они решали всё это за меня. Джеймс встал. — Хм, спасибо. — Он обернулся, вот-вот готовый уйти. — Барнс. — Джеймс замер. — Не облажайся. Всю ночь Джеймс разбирался с бумагами, осторожно заполняя синей ручкой всё необходимое на тонких листах, и уже стоял на пороге больницы, как только та открылась. Может, это была игра его воображения, но маленькой Наташе, казалось, стало лучше. Он немного почитал ей, остановившись на моменте, где судьба Сары Кру должна была измениться, затем показал Наташе несколько смешных роликов с котами. Малышка размахивала руками, пытаясь схватить телефон, пока Джеймс не убрал его. — Столько людей думают, что ты недостаточно сильна, чтобы побороть это всё, — сказал он, давая Наташе схватить его большой палец. — А если мы докажем им, что они ошибаются, а, Наташа?***
Из воспоминаний Джеймса вырвал звук, доносившийся с экрана телевизора, на верхнем этаже. Он замер, не доделав отжимания, и прислушался. Судя по всему, Наташа и китайская армия собирались приступить к разгрому гуннов. Джеймс закончил тренировку и поднялся наверх. В гостиной сидела Наташа и подпевала героям фильма, прыгая вокруг телевизора в своей интерпретации боя. Джеймс улыбнулся, глядя на то, с какой силой девочка бьёт ногами и кулаками по воздуху. — Доброе утро, милая, — поздоровался Джеймс, перекрикивая музыку. — Подожди, папа! — ощетинилась Наташа, не сводя глаз с телевизора. — Я занята! — Не-а. — Джеймс взял пульт и поставил фильм на паузу. Наташа возмущённо взвыла и попыталась вырвать у него пульт. — К нам сегодня придут гости, ты готова навести порядок? Наташа подбоченилась и сурово на него взглянула. — Конечно, да! — воскликнула она. Джеймс протянул Наташе пульт. — Мне нужно принять душ. Подождёшь, пока я помоюсь, а потом вместе позавтракаем? Наташа перемотала фильм к началу музыкальной заставки. — Да. Иди, ты воняешь. — Она с силой нажала кнопку воспроизведения. Джеймс поднёс футболку к лицу, принюхиваясь, и направился наверх. От него не слишком-то и воняло. Ну да, он тренировался больше часа и вспотел. — Дети, — пробормотал он себе под нос и, сбросив с себя вещи, шагнул в душ. Он позволил себе немного расслабиться, намыливая голову специальным шампунем, который придавал его волосам блеск, и натираясь сандаловым гелем для душа, который его заставила купить Наташа. После Джеймс аккуратно побрился обычной бритвой вместо электрической, которую использовал довольно часто. «Это не свидание», — твёрдо сказал себе он. Это дружеская встреча Наташи и Клинта, а не Джеймса и его друга, по которому он сох в детстве и которого встретил снова двадцать лет спустя. В спальне Джеймс надел протез и достал последнюю чистую рубашку. Тщательно продевая пуговицы в петельки металлическими пальцами, он рассеянно подумал, что на этой неделе ему придётся устроить стирку. Если он завезёт Наташу в школу в среду пораньше, то сможет успеть заскочить в прачечную до того, как ему придётся ехать в город на встречу с клиентами. В последний раз окинув своё отражение в зеркале взглядом, Джеймс направился вниз. Наташе надоела Мулан, и она сидела за кухонным столом, потягивая молоко из одной из своих детских коробочек. — Папочка! — запищала она, когда он вошёл в комнату. — Ты такой миленький! Джеймс в этом сомневался, но для Наташи слово «миленький» означало самый изысканный комплимент, который только можно было получить. — Спасибо, солнышко. Что тебе приготовить на завтрак? — Панкейки. — Наташа сползла со стула и прошлёпала к Джеймсу. — Подними меня. Джеймс усадил Наташу на кухонную тумбу, затем принялся выкладывать всё необходимое для воскресного завтрака семейства Барнс. Как только Наташа достаточно подросла, чтобы нормально держать деревянную ложку, которой она размешивала тесто, она настояла на том, чтобы помогать Джеймсу готовить панкейки. К тому времени тот уже привык к ужасному беспорядку, который Наташа могла устроить просто своим существованием, и если половина теста оказывалась на девочке, а не в миске, что ж, её было не сложно отстирать. Сегодня Наташа вела себя слишком тихо, помешивая тесто. Даже на просьбу Джеймса накрыть на стол не отозвалась. Наконец, когда они уже усаживались за стол, Наташа подцепила панкейк вилкой и спросила: — Что если я ему не понравлюсь? Джеймс замер с бутылкой сиропа в руке. — Кому? Наташа с задумчивым видом упёрла подбородок в ладонь. — Мальчику. — Клинту? — Получив ответный кивок, Джеймс отставил сироп в сторону. — Иди сюда. — Он подождал, пока Наташа слезет со стула и подойдёт к нему, чтобы вскарабкаться на колени. — Ты очень милая девочка, — сказал он, как только она удобно на нём устроилась. — Но знаешь что? Не все и не всегда должны друг другу нравиться. Наташа нахмурилась. — Но я хочу ему понравиться. — Я понимаю. — Джеймс подбросил её на колене, отчего она улыбнулась. — Но мы не можем заставить людей нас полюбить. Мы можем лишь быть самими собой и говорить «спасибо» и «пожалуйста», а если ты кому-то не понравишься, это нормально. Эта небольшая речь была слово в слово написана на одном из родительских форумов, которые когда-то просматривал Джеймс, но Наташа об этом не знала, да и к тому же Джеймсу не шибко удавалось облечь свои мысли в правильные слова. — Но я хочу ему понравиться, — повторила Наташа, оттопырив нижнюю губу. — У него есть лук и стрелы, а ещё он любит динозавров! — Давай просто посмотрим, как всё пойдёт, хорошо? — Джеймс поцеловал Наташу в щёку и опустил на пол. — Давай ешь, панкейки уже все размокли. Вернувшись к завтраку, Джеймс вдруг обнаружил, что тоже волнуется по поводу сегодняшнего обеда. Он не знал, осталось ли у них со Стивом что-то общее, кроме наличия детей и одинакового возраста. Чёрт возьми, человек, в которого превратился Джеймс по возвращении из Ирака, потеряв конечность, был далеко не похож на того, каким он был до первого призыва. — Папа, я всё, — оповестила его Наташа, отодвинув тарелку. Все её пальцы были испачканы сиропом, а на подбородке темнела размазанная по коже голубика. Джеймс проглотил последний кусок и жестом указал Наташе идти за ним. — Нужно умыть тебя, пока не прибежали муравьишки и не утащили тебя к себе в муравейник. — Муравьишки меня не поймают! — заверещала Наташа и рванула в ванную. Через полчаса Наташа была умыта и расчёсана, а Джеймс пытался высушить мокрые разводы на рубашке, пока его дочь разглядывала свой гардероб. Джеймсу пришлось двадцать минут уговаривать Наташу, чтобы та не надевала своё розовое блестящее платье («Но ты же нарядился, пап!»), а выбрала что-нибудь, что не жалко изгваздать в грязи. К одиннадцати часам Джеймс измождённо упал на диван. Посуда, оставленная после завтрака, была не вымыта, в гостиной царил беспорядок, а ещё, открыв холодильник, Джеймс обнаружил, что у него нет майонеза для сэндвичей. Это была катастрофа. И тут его телефон оповестил он входящем сообщении. «Всё в силе? Встречаемся в 12?» — писал Стив. — «Может, что-то принести?» Джеймс долго глядел на сообщение, думая, не появились ли у Стива телепатические способности. «у меня нет майонеза: (можешь захвтить?» «Конечно: D До встречи». Устало застонав, Джеймс поднял ноющее от боли тело в вертикальное положение. — Нат! — крикнул он. Наташа показалась на верхних ступеньках. — Помоги своему старику на кухне, пожалуйста?***
Ровно в двенадцать часов Наташа и Джеймс сидели на крыльце дома и смотрели на дорогу. Наташа вся изнывала от предвкушения встречи. — Папочка, как думаешь, я понравлюсь мальчику? — Его зовут Клинт, и, конечно же, да. — Откуда ты знаешь? — Потому что ты хороший человек. — А мне он понравится? — Наверное. — А тебе он нравится? — Я же ещё его не знаю. — Но понравится? — Возможно. Наташа прервала поток вопросов и сбежала вниз по ступенькам, чтобы выглянуть на дорогу. Джеймс откинулся спиной на стену дома, наслаждаясь солнцем. Лето обещало быть жарким, но сейчас погода была прекрасной. Наташа взбежала по ступенькам вверх и плюхнулась Джеймсу на колени. Он обнял её левой рукой. — Пап, — подала голос Наташа, зажав в кулаке его рубашку. — Как находить друзей? Джеймс откинул мешающиеся пряди с её лба. — Ну, — начал он, вспоминая, когда он в последний раз пытался с кем-то подружиться. Наверное, когда проходил курс молодого бойца. — Вы находите общие темы, то, что вам обоим нравится, обсуждаете это и становитесь друзьями. С точки зрения взрослого, его объяснение было ужасным, но Наташа широко распахнула глаза и задумалась. — А как узнать, нравится ли человеку то, что нравится мне? — Спросить. — Джеймс вытащил несчастную рубашку из захвата Наташи и разгладил складки. — И если ему не понравится, то можно поискать что-то другое. — Как вы подружились с мистером Роджерсом? Джеймс заправил волосы за уши. — Честно, Нат, я не помню. Это было очень давно. — Как давно? — Я встретил Стива, когда мне было семь лет. — А сколько лет тебе сейчас? — Тридцать два. Наташа удивлённо раскрыла рот. — Папа, какой ты старый! — Нет, — возразил Джеймс. Наташа захихикала. — Сама ты старая. — Па-а-а-па-а! Пока не случилось чего-то неприятного, Джеймс заметил светлую макушку Стива, идущего вниз по улице. Он поднялся, закинул Наташу на плечо и пошёл навстречу гостям. Стив выглядел даже лучше, чем вчера. На нём была тёмно-синяя футболка и штаны цвета хаки, он был так счастлив видеть Джеймса, что тот даже растерялся и не знал, что делать. Как обычно на помощь пришла Наташа. — Привет! — закричала она, маша руками. Клинт помахал ей в ответ. — Папа, вниз! Джеймс опустил Наташу на землю и остановился, с волнением ожидая, пока подойдут Клинт и Стив. Мальчик держал отца за левую руку, в правой же руке у Стива была спортивная сумка. Это выглядело достаточно странно, и Джеймс смахнул с себя неловкое оцепенение. — Сразу нашли дорогу? — спросил Джеймс. — Да, — кивнул Стив, — было не сложно. — Мы ехали на метро! — радостно воскликнул Клинт. Наташа, стоявшая сбоку от Джеймса, шагнула вперёд. — Мне нравится метро, — сказала она. — Я сам платил карточкой, — сказал Клинт Наташе. — Это было круто. — Круто, — шёпотом повторила Наташа. — Так, ладно, — прервал этот небольшой конклав Джеймс. — Пойдёмте в дом и пообедаем. — Хорошая идея, — согласился Стив, и Джеймс повёл их в свой краснокирпичный дом. Он распахнул дверь и легонько подтолкнул Наташу вперёд, чтобы та прошла первой, затем пропустил гостей. Стив юркнул в дом, по-прежнему не выпуская Клинта и сумку из рук. Джеймс уловил лёгкий шлейф одеколона Стива, отдающий теплом и свежестью. Он вовремя спохватился, чтобы не податься вперёд и не вдохнуть этот аромат сильнее, потому что никто в здравом уме не будет нюхать натурала, не ожидая при этом удара в лицо. Когда дверь закрылась, в доме повисла неловкая тишина. Джеймс замешкался: предложить еду сразу или нет? Он коротко кашлянул. — Ну, как-то так. Стив поставил сумку на пол. — Очень уютно, — сказал он. — Здесь только ты и Наташа? — Да. Наташа, пристально смотревшая на Клинта, сказала: — Мне пять с четвертью. А сколько тебе лет? — Почти шесть. — Ты ходишь в школу? — Ага. — Я тоже. — Наташа выпятила живот и покачалась на месте, затем снова сказала: — Хочешь, покажу моих паучков? — Да, — тут же ответил Клинт. Наташа взяла его за руку и повела по ступенькам в подвал. Стив взглянул на Джеймса с вежливым изумлением. — У неё игрушечные пауки? Джеймс, обеспокоенно наблюдавший за дочерью, ответил: — Нет, — и направился вслед за детьми. В подвале Наташе провела Клинта мимо спортзала, прачечной и вниз по коридору до красной двери в самом конце. Когда она встала на цыпочки, чтобы открыть дверь, что-то коснулось поясницы Джеймса, отчего тот едва не выпрыгнул из штанов. — Жутковатый приём, — сказал Стив так близко к его уху, что Джеймс почувствовал его тёплое дыхание у себя на шее. Тяжело сглотнув, он ответил: — Мы всегда приводим сюда гостей перед обедом. — Отлично, значит, я не обделён. Сильным толчком Наташа отодвинула дверной засов и потянула дверь на себя. — Пойдём! — сказала она Клинту и потащила его за собой в мрачную кладовую. — И где пауки? — поинтересовался Клинт с лёгким налётом неуверенности в голосе. — Я покажу. — Джеймс прислонился к дверному косяку, Наташа вытащила фонарь и навела луч света на стену за покрытую пылью коляску. — Вот они! На стене и впрямь тянулась сетка из паутины, на которой прямо в середине виднелись чёрные и коричневые пятнышки. — Ого, — широко распахнув глаза, восхитился Клинт. — И они все твои? — Да, — гордо ответила Наташа. — Это моя паучья семья. Стив, стоявший рядом с Джеймсом, тихо сказал: — Ты что-то напрягся. — Не могу понять, когда она успела прийти сюда без меня, — ответил Джеймс, Наташа же рассказывала Клинту, как зовут каждого паука. — Ты же не боишься пауков? — Заткнись, — тут же выпалил Джеймс, пихая Стива локтем в бок. Стив как-то с придыханием рассмеялся, отчего Джеймса буквально повело. Двадцать лет назад он втюрился в малявку Стива Роджерса, а сейчас тот выглядел ещё прекраснее, чем в его воспоминаниях. — Не знаю, люблю ли я пауков, — сказал Клинт. — Они не умеют летать. — Некоторые умеют, — возразила Наташа. Клинт сунул указательный палец в рот и прикусил фалангу. — Всё-таки птицы мне нравятся больше. — Птицы неплохие, — согласилась Наташа. — Они едят пауков. — У меня есть книжка про птиц, — сказал Клинт, горделиво выпятив грудь. — Хочешь посмотреть? Наташа запрыгала на месте, луч фонарика раскрасил стену причудливыми узорами. — Хочу! Клинт подбежал к Стиву. — Папа, мы взяли книгу про птиц? — Ну конечно, — тепло ответил Стив, потрепав Клинта по волосам. — Она в сумке наверху. — Побежали! — крикнул Клинт Наташе. Та сунула фонарик Джеймсу и рванула за Клинтом. Топот ног удалялся, Джеймс выключил фонарь и положил в кладовку. — Дети. — Да, сорванцы, — ответил Стив, выходя в коридор, пока Джеймс запирал дверь. — Наташа славная девочка. Джеймс задвинул затвор. — Она — лучшее, что было в моей жизни. — Понимаю. — Стив глядел прямо на Джеймса, скрестив на груди руки. Отчего-то Джеймсу показалось, что в этом тусклом свете коридора он видит в огромном мужчине своего прежнего старого друга, и у него появилось лёгкое чувство, будто и не было этих двадцати лет. — Клинт… Хм, у нас с его матерью не сложилось, но Клинт… Да. Он лучший. — Ты в разводе? — спросил Джеймс, разворачиваясь в сторону лестницы. Детей не было слышно, и это его беспокоило. — У нас даже до свадьбы не дошло, — признался Стив, следуя вслед за Джеймсом. — Я встретил Шэрон, когда встречался с её двоюродной сестрой в колледже, мы с ней проводили время вместе, когда я вернулся в Нью-Йорк, но мы не планировали ребёнка. Однако это всё ещё лучший сюрприз, который мне делали. Джеймс, долгое время поддерживавший контакт с Ником Фьюри, имел больше информации об опеке и составе семьи, чем большинство мужчин его возраста. — Ты опекун Клинта? Стив кивнул. — Шэрон часто отправляют в командировки, поэтому мы решили, что будет лучше, если у Клинта будет постоянное место жительства. Когда Стив говорил про Клинта и Шэрон, его тон был ровным и счастливым, не слышалось ни намёка на скрытую злость или раздражение. Это немного успокоило Джеймса. Он знал достаточно мужчин, опекавших детей или оставивших их с матерями, которые терпеть не могли своих бывших спутниц, что накладывало отпечаток на их отношения с собственными детьми. — А что с Наташей? — спросил Стив, когда они поднялись в гостиную. Джеймс помедлил с ответом, всё его внимание приковали дети: их оставили без присмотра всего на полминуты, а в доме уже царил хаос. Содержимое сумки Стива было разбросано по полу: вещи, какие-то пакеты и еда. Клинт с Наташей лежали неподалёку на животе, с интересом разглядывая лежавшую перед ними огромную книгу, в руках каждый держал по пачке сока. Джеймс закатил глаза. — Так, ну-ка быстро на кухню, — сказал он, жестами отправляя детей в другую комнату. Клинт без возражений встал, но вот Наташа начала причитать. Когда дети уселись с книгой за стол, Джеймс отправился к собиравшему раскиданные вещи Стиву на помощь. — Всё своё ношу с собой? — поддразнил он его. — А ты нет? — Стив кинул Джеймсу банку майонеза. — Если я возьму это всё с собой, Клинту ничего не понадобится. Если нет… ну, сам понимаешь. — Да. — Джеймс подтолкнул ногой маленькую аптечку. — У нас такая история с блёстками. — Ну, у Клинта не блёстки, — ответил Стив, засовывая последний пакет в сумку. — Просто фиолетовый. Много фиолетового. Из кухни донёсся детский хохот. Стив улыбнулся, но от взгляда Джеймса не укрылось, как тот вымучен. — Не хочешь кофе? — спросил Джеймс. — О, ещё как хочу. На кухне Клинт стоял одной ногой на столе раскинув руки в стороны. Наташа смеялась над ним. — Ну-ка слезай! — сказал Стив, подбегая к столу. Джеймс оставил их разбираться самостоятельно, убирая майонез в холодильник и запуская кофемашину. К тому моменту, как кофе был готов, Стив угомонил детей и читал им книгу. Наташа следила за каждой строчкой, которую он читал, Клинт же смотрел на отца огромными глазами. — Хорошая история, — подытожила Наташа, когда Стив перевернул страницу. — Папа, мистер Роджерс рассказывает хорошие истории. — Да, — согласился Джеймс. — Вы хотите ещё почитать, или пусть Наташа покажет Клинту задний двор? — Задний двор! — заверещала Наташа, соскакивая со стула. — Пойдём посмотрим на мой садик! Клинт не особо хотел отрываться от книги, но послушно взял сок и пошёл за Наташей. Джеймс передал Стиву его кофе и сел на ступеньку, следя за тем, как дети копошатся на клумбах, Стив присоединился к нему. Они сидели в уютной тишине, наблюдая, как Наташа и Клинт рассматривают маленькие зелёные ростки и ковыряются в грязи. — Здесь очень красиво, — наконец прервал молчание Стив. — Отличное место для детей. — Да. — Джеймс опустил металлическую ладонь на колено и немного поёрзал, пытаясь убрать тяжёлый вес протеза с рёбер. — У нас тихий район, нет никакой суматохи. — Это хорошо. — Стив отставил кружку в сторону. — Можно всё-таки узнать про Наташину маму или ещё не время? — Если хочешь. — Джеймс проследил взглядом за тем, как Наташа загребла огромную жменю земли и многозначительно посмотрела на Клинта. Он свистнул. — Мы не валяем никого в грязи! — добавил он. Наташа взглянула на него так хмуро, словно он отобрал у неё любимую игрушки, но отбросила ком земли подальше. — А ещё мы не вытираем грязные руки об себя, — вступил Стив, пока Клинт задумчиво рассматривал клумбу. — Понятно? Клинт скорчил рожу, и они с Наташей подошли к подножию большого дуба, растущего в углу маленького двора. — Надо как-нибудь свозить их на пляж, чтобы там повалялись в грязи, — сказал Стив. — Помнишь, как мы делали в детстве? Джеймс помнил. Жаркие летние дни на пляже со Стивом, его родители, возившиеся где-то вдалеке с младшей сестрой. Потом Стива забрали в Нью-Джерси в новую семью, и всё закончилось. — Надо бы. У дуба Наташа показывала Клинту, как выкладывать узоры из мелких камней. Её рыжеватые волосы переливались в солнечном свете, как рубины, контрастируя с тёмно-золотыми волосами Клинта. — Наташа приёмная, — спустя минуту признался Джеймс. — Я не знаю где её мать, наверное, её депортировали. Она могла бы забрать её с собой в Россию, но она не хотела возиться с ребёнком. Она настаивала на том, чтобы Наташа осталась здесь. Стив не сводил с Джеймса глаз. — Ты уверен? Джеймс смерил Стива тяжёлым взглядом. — Да, уверен. — Его юрист настаивал на изучении документов на биологическую мать во время оформления усыновления, и Джеймс видел откорректированные показания, которые та дала службе опеки. — Сразу после рождения Наташу отдали в детдом, но она заболела, сильно заболела. Тогда я и познакомился с ней, когда она лежала в больнице. — И удочерил. — Да. — Джеймс потёр глаза. — Ну, нет, ты же знаешь, как это работает. Когда её выписали, я взял её к себе как опекун. А удочерил я её, когда ей было полтора года. Джеймс помнил этот день так, словно это было вчера: Наташа восемнадцати месяцев от роду ходила и что-то лепетала, влезая во всё вокруг. Он вспомнил, как сидел на той жёсткой скамье в здании суда, держа Наташу на коленях в её новом зелёном платье, специально купленном для этого случая. Её волосы были заплетены в две маленькие рыжие косички, и она прижималась к своей любимой «куколке», плюшевому пингвину по имени Оз. Она тыкала пальчиком во всех, кто проходил мимо, болтая только ей понятную чепуху, пока не пришло время идти в зал заседаний. Джеймс так не нервничал с курса молодого бойца. — Поэтому здесь только мы вдвоём, — закончил Джеймс. — Но у нас всё отлично. — Здорово. Дети бегали туда-сюда по ступенькам, крича во всю мощь своих лёгких. — Кажется, Клинт неплохо слышит, — заметил Джеймс, допивая последние капли кофе. — С ним всё нормально, — сказал Стив. Он подался вперёд, уткнувшись локтями в колени. — Когда ему было два года, он подцепил какую-то заразу, помнишь, тогда все об этом говорили? — Джеймс кивнул. — Раньше у него никогда не было проблем с ушными инфекциями, но в этот раз… — Стив опустил взгляд на руки. — Когда я понял, что что-то не так, было поздно. Врач сказал, что у него какая-то генетическая предрасположенность, как будто от этого мне стало лучше. — Только одно ухо? — Да, правое. С левым всё хорошо. Они предложили слуховой аппарат для нормального развития речи и всё такое. Но… — Стив вздохнул. — Но врачи постоянно предупреждают, что чем старше он будет становиться, тем будет хуже. Джеймс перевёл взгляд на Клинта — тот корчил рожицы, смеша Наташу. — Он знает? — Мы говорили с ним об этом. — Стив уткнулся взглядом в кружку. — Не знаю, понимает ли он вообще. — Много ли ты понимал в пять лет, когда тебе объясняли серьёзные вещи? — Когда мне было пять, у меня умерла мама, — напомнил Стив едва слышно. — Мне столько дерьма пришлось пережить, я просто хочу оградить Клинта от этого, понимаешь? — Понимаю. Повисла короткая пауза, затем Стив спросил: — А можно спросить про руку? — Нет, — тут же выпалил Джеймс. Он встал. — Обед! — крикнул он детям. Необходимость вымыть испачкавшихся детей и усадить их за стол дала ему отличную возможность уклониться от ответа на вопрос. Он не успел приготовить обед до прихода Стива, поэтому он разложил всё необходимое на кухне, чтобы каждый мог сделать свой сэндвич. Наташа тут же принялась за дело, размазывая майонез по хлебу. Клинт был более сдержан, он потряс Стива за руку, чтобы тот ему помог. — Обожаю сыр, — сказала Наташа, со всей аккуратностью раскладывая два ломтика чеддера на хлеб, пока Джеймс не отобрал у неё сыр. — Я так его обожаю! — Как? — спросил Джеймс. Наташа сжала ладошки в кулачки. — Очень сильно! Клинт смотрел, как Стив намазывает арахисовое масло на тост. — Всё, — сказал он, забирая у Стива тарелку. — Может, хочешь овощей? — спросил Джеймс. Клинт помотал головой, зато Наташа вскинула руку. — Я хочу! — закричала она. Джеймс достал из холодильника контейнер с овощами на пару, приготовленными накануне вечером, и едва успел снять крышку, как Наташа выхватила его у него из рук. Она с удовольствием выложила на свою тарелку морковь и фасоль. — Возьми тоже, — сказала она и впихнула контейнер Клинту в руки. Клинт неохотно вытащил кусочек моркови и отправил в рот. Наташа засияла. Джеймс поймал на себе взгляд Стива, и они улыбнулись. Когда бутерброд с сыром для Наташи был готов, дети вернулись к книге о птицах, оставив взрослых беседовать. Стив рассказал Джеймсу, что он возглавляет отдел развития и сбора средств в местном филантропическом агентстве (Джеймс подметил про себя, что он старался не называть его название), и спросил Джеймса о его основной работе. — Консультант по личной безопасности, — сказал Джеймс, пережёвывая курицу. — Вроде телохранителя? — поинтересовался Стив, и, к его чести, он скрыл недоверие в своем голосе. — Не совсем. — Джеймс потянулся к Наташе, чтобы вытащить её волосы из стакана с водой. — Я работаю с несколькими строительными фирмами по городу. Они приглашают нас, когда их клиенты хотят обсудить безопасность дома. — Хорошо платят? — спросил Стив, слегка нахмурившись. Джеймс пожал плечами. — Ты же помнишь, я вырос у отца на стройках. После армии я только этим и мог заняться. Джеймс мог бы еще многое рассказать, но не стал: о том, как он мог работать из дома, и неважно, как долго Наташа не давала ему уснуть из-за своего плача, или о том, сколько всего он выслушал, когда явился на стройку с Наташей в детской переноске (с крошечной каской на голове; бригада сочла это самым смешным). Он просто протянул руку через стол и взял оставшуюся половину Наташиного сэндвича. — Ты всё, тыковка? — Да. Можно десерт? — Но у нас нет ничего на десерт. Наташа откинулась на спинку стула. — А мы можем его приготовить? Клинт тоже оживился. — Можем? — спросил он, схватившись за отцовскую рубашку измазанными арахисовым маслом пальцами. — Если мистер Барнс не против, — с улыбкой ответил Стив. Клинт запихнул остатки сэндвича в рот и спрыгнул со стула, подбегая к Наташе, которая уже рылась по ящичкам, откуда вытащила кухонный комбайн и поставил его на пол. Поднявшись, Джеймс поспешил на помощь, пока никто не успел пострадать. Выпечка была обычным времяпрепровождением в семье Барнсов, но Клинт смотрел так, словно никогда раньше не видел такого чуда. Наташа с удовольствием взвешивала сахар и муку, а Джеймс выкладывал в миску полкило масла. — Назад! — драматично вскричала Наташа, насыпая сахар в миску. — По моей команде! Три! Два! Джеймс закатил глаза, но дождался, пока Наташа крикнет: «ОДИН!», и включил комбайн. — Вобьёшь яйца? — спросил он Стива. — Нет, это моя работа! — запротестовала Наташа. — Папа, ты портишь всё веселье! — Правда? — спросил Джеймс. — Ладно, иди мой руки. Следующие несколько минут прошли в наблюдении за двумя пятилетними детьми, которые разбивали яйца в миску, а затем пытались выловить желтки. Наташа была опытна в этом деле, а вот Клинт, который корчил рожицы, глядя на склизкие сырые яйца, был медленнее. — Он склизкий, — сказал он отцу, вытягивая перед собой обе руки, в которых лежал желток. — Поверю на слово, — ответил Стив. — А белки ты для чего используешь? — На завтрак, — сказал Джеймс, отвлёкшись на мысли о том, какими же ярко-голубыми становятся у Стива глаза, когда тот улыбается, и не успел остановить Наташу, чтобы та не кидала желтки в работавший на полную мощность комбайн. Полчаса спустя, когда яйца были отмыты со стен, потолка и детей, а тесто для пирога наконец оказалось в духовке, Джеймс рухнул на диван в гостиной, измученный и изнывающий от боли. Стив, несмотря на свои мускулы, тоже был не в лучшей форме. Зато дети по-прежнему не утратили сил. Наташа и Клинт носились вверх и вниз по лестницам дома, изредка забегая на кухню, чтобы убедиться, что с пирогом всё в порядке. — Помнишь, как твоя мама говорила нам, что если мы будем слишком сильно прыгать, то весь дом будет трястись и пирог опадёт? — спросил Стив, когда дети с громким криком обежали диван и вновь рванули наверх. — Я попробовал это на Наташе, когда ей было три, — ответил Джеймс. — Она проскакала двадцать минут перед печкой, чтобы доказать, что я не прав. После этого она вообще перестала меня слушать. Они рассказывали друг другу о своих детях, пока те носились вокруг. Когда прозвенел таймер, Стив придержал детей, пока Джеймс вынимал противень из духовки. — Давайте его съедим! — воскликнула Наташа. — Пирог сначала надо остудить, — терпеливо сказал Джеймс. — Я думал, мы собираемся в парк. Как раз когда вернёмся, пирог уже остынет. С боем им удалось убедить Наташу и Клинта надеть носки и обувь и подойти к выходу. Джеймс проверил, положил ли он Наташин ингалятор в карман, затем активировал охранную систему и запер за собой дверь. По дороге Стив держал обоих детей за руку и слушал их истории, которые они рассказывали в два голоса. Джеймс держался в стороне, наблюдая за тем, как Стив ведёт с ними разговор, пока дети вновь не переключились друг на друга, принявшись весело болтать, позабыв о пироге. До парка было всего несколько кварталов. Только пройдя через ворота, Клинт и Наташа вырвались из рук Стива и рванули к шведской стенке, крича и смеясь. — Откуда у них столько сил? — поразился Стив, плюхнувшись на скамейку рядом с площадкой. — Когда Наташа такая энергичная днём, вечером она спит, как убитая, — сказал Джеймс, вытягиваясь рядом со Стивом. — И у меня как раз появляется много времени, чтобы всё подготовить к утру понедельника до того, как я вырублюсь. Стив улыбнулся. — Да, у нас воскресенья тоже проходят весело, — хохотнул он. — Мне хотя бы на работу к десяти. — Ты работаешь в городе? — Да, я сажусь на поезд после того, как отвожу Клинта. — Стив вдруг задержал взгляд на Джеймсе. — Мне правда очень приятно снова с тобой увидеться, Баки. Джеймс вздохнул в попытке скрыть резко вспыхнувшие эмоции в груди. Стив Роджерс был его другом детства, первой настоящей любовью и самым важным человеком долгое время его жизни. Ему было тяжело смириться и жить без него дальше, и он не был уверен, что сможет пережить потерю Стива во второй раз. — Взаимно, сопляк, — ответил он, пихая Стива рукой. Тот сделал вид, будто отшатнулся назад от силы удара. — Приятно знать, что за двадцать лет твой словарный запас не сильно изменился. — Заткнись. — Джеймс опустил металлическую руку на спинку скамьи, ослабляя напряжение от креплений. — Та семья в Джерси, они хорошо к тебе относились? — Да. — Улыбка Стива слегка померкла. — Доктор Эрскин хороший человек. С ним было здорово жить. — Хорошо. — Джеймс перевёл взгляд на детей. Клинт вскарабкивался всё выше и выше, Наташа же неловко замерла у нижних ступенек. — Я очень по тебе скучал. — Я тоже скучал, — ответил Стив. Он сделал глубокий вдох, шумно выдохнул, но промолчал. Джеймсу и не нужны были его слова. Он мог представить его мысли: почему ты мне не отвечал, почему не приехал повидаться, почему забыл обо мне. Всё это было не так, но Джеймс не знал, как объяснить, насколько плохо ему было без Стива. — Как хорошо, что у Наташи такой меткий глаз, — спустя пару минут вновь заговорил Стив. — Иначе мы бы так и не встретились с тобой в том магазине. — Ты первый, кто рад меткости Наташи, — ответил Джеймс, подавляя эмоциональный шторм как можно сильнее: он разберётся с этим позже. — В прошлом месяце она попала одному деду прямо в повязку на глазу. Стив вытаращился на Джеймса, явно не понимая, шутит ли он или нет. — Это было весело, — заверил его Джеймс. — Он сказал, что ей повезло, что она очень милая. Стив открыл было рот, чтобы ответить, но его прервал крик, донёсшийся с площадки. Клинт каким-то образом вскарабкался на самый верх и махал рукой. Увидев, что он привлёк внимание Стива, он закричал: «Паркур!» и спрыгнул. — Господи! — воскликнул Стив, срываясь со скамьи. Джеймс поспешил за ним, но было слишком поздно: Клинт камнем рухнул вниз прямо на мульчу, которой была усыпана детская площадка. Джеймс уже ожидал истерики, но Клинт встал и отряхнулся. — Я хочу ещё! — радостно прокричал он подбежавшему к нему отцу. Стив опустился на одно колено, ощупывая руки и ноги мальчика на предмет повреждений. — Клинт, ты знаешь правило, — сказал Стив, в его голосе смешались паника и злость. — Тебе нельзя прыгать с высоты больше моего роста. Клинт пожал плечами. — Ты же сидел, — сказал он, но не осмелился поднять взгляд на Стива. Стив запустил руку в волосы Клинта, но в этом жесте не было злобы, с какой бывало относился к Джеймсу его отец. — Клинт, — начал Стив, и по его тону было ясно, что он пытается не сорваться. — Ты вообще думал, что прыгать с такой высоты — плохая идея? Клинт перевёл взгляд на пуговицу на рубашке Стива. — Наверное, — пробормотал он. — И ты всё равно это сделал? — Ну да. Наташа, которая наблюдала за этой сценой зависнув на середине шведской стенки, вдруг воскликнула: — Папа, я тоже хочу прыгнуть! Джеймс дёрнулся вперёд. — Ты хочешь прыгнуть с такой высоты? Наташа замешкалась. Она была не так высоко, как Клинт. Джеймс мог легко дотянуться до неё и взять на руки, если необходимо. Но всё же для маленькой девочки это было достижение. — Да, — ответила она, но её голос звучал неуверенно. — Ты сможешь! — подбадривающе закричал Клинт. Джеймс не сводил с Наташи глаз. — Хочешь, помогу тебе прыгнуть? Ненадолго задумавшись, Наташа кивнула: — Но не помогай слишком сильно! Подавив тяжёлый вздох, Джеймс встал сбоку от Наташи, придерживая её за пояс, и сказал: — На счёт «три». Раз, два… Она прыгнула на счёт «два», и Джеймс позволил ей насладиться ощущением свободного падения так долго, как это было возможно. Оказавшись на земле, Наташа с восторгом посмотрела на Джеймса. — Я это сделала! — заверещала она. — Ты правда классно прыгнула! — воскликнул Клинт. — Пойдём на качели! — Он схватил Наташу за руку и потащил к качелям. Стив выругался, выпрямляясь. — Клянусь богом, этот ребёнок сведёт меня в могилу раньше времени, — недовольно пробормотал он, отряхивая колени. — Паркур, ха, — сказал Джеймс, уводя Стива поближе к детям. — Это же жуть какое интересное занятие для ребёнка. — Но небезопасное, — добавил Стив. Дети уже нашли единственные пустые качели и пытались забраться на них. — Вот ты дед, — фыркнул Джеймс и хлопнул Стива по спине. — Эй, ребятня, кто хочет поесть пирога? Крики, раздавшиеся в ответ, были оглушительны.