По велению судьбы

      Смотреть на неё попросту больно. Можно было бы сказать, что есть ощущение какой-то неприязни и отвращения. И ему бы хотелось, чтобы этого не было под кожей, но её затуманенные глаза и тихий голос… Это не та Пэнси Паркинсон, которую так долго любил Забини. Или любит до сих пор? Сложно ответить на этот вопрос. Они не виделись столько месяцев, что даже мыслей о ней в голове стало куда меньше. И вряд ли Блейз рассчитывал, что когда-то увидит её в таком виде посреди ночи в своём доме. Он был готов увидеть её на развороте «Ежедневного Пророка» или в Министерстве магии Италии в качестве дипломата от Англии, но она смогла его удивить.       Забини даже не пытался интересоваться её жизнью, чтобы не травмировать себя. Да, он выбрал путь наименьшего сопротивления — путь сожаления к себе. После Грейнджер, её коробки с волшебным шаром, смерти Нотта и решения Малфоя применить к себе Обливиэйт, у Блейза не было ни малейшего желания тянуть на себе всё то дерьмо из прошлого. Он решил покинуть Великобританию, оставить всё это за спиной и приложить все усилия для того, чтобы начать новую жизнь, где он будет стараться принимать верные решения. В его жизни накопилось так много причин, что подтолкнули именно к такому решению.       И ему это удавалось с переменным успехом, аж до сегодняшней ночи, до её появления в саду в таком виде.       — Я не помешал? — к нему подходит Марио с подносом в руках. — Ваша матушка считает, что тёплое молоко — это лучшее лекарство от любой печали.       — Мне кажется, что даже моя матушка в такой бы ситуации предпочла что-то покрепче, — с горечью в голосе констатирует Блейз. — Лаура всё ещё осматривает её?       — Да, — дворецкий ставит поднос на деревянный уличный столик и садится напротив парня. — Вы же знаете, синьор Забини, что визит этой юной леди… Это не лучшая новость. Вряд ли сеньора Оливия очень обрадуется.       — Я знаю, Марио.       Марио так много лет уже служит их семье, что может считаться полноправным членом семейства Забини. Блейз никогда не ставит под сомнения слова этого человека, никогда не спорит с ним и не просит не вмешиваться не в своё дело. И сейчас его слова были в самую точку. Оливия никогда не примет Пэнс после того, как узнала от сына всю историю — от самого начала и до конца.       Ему просто необходимо с кем-то поговорить, иначе он сойдёт с ума. Блейз не справляется с тем грузом, что повис на его плечах. Всё случившееся на протяжении этого года подкосило его, заставило сомневаться в каждом новом принятом решении, закапываться ещё глубже в свои размышления. Он боится, что однажды уйдёт так далеко в своём ментальном лабиринте, что выбраться оттуда попросту не получится.       — Ты не сильно занята? — он присаживается на диван, отрывая мать от прочтения утренней прессы.       — Нет, il mio bene, — Оливия тепло улыбается сыну. — Ты сегодня очень рано проснулся.       Он уже несколько месяцев просыпается с рассветом, тяжело дыша из-за ночных кошмаров. Ему всё время снится, что это он находит холодное и мёртвое тело Грейнджер, а рядом с ней лежит Нотт. И можно было бы уже привыкнуть к этой картинке, что так навязчиво преследует во сне, но это не так просто. Это удар ниже пояса. Снова и снова. Пока он не поделится с кем-то тем, что тревожит его душу, то это не отпустит. По крайней мере, ему хочется верить в то, что это поможет.       — Я хочу с тобой поговорить… — тихо начинает Блейз. — Но ты должна мне кое-что пообещать.       — Конечно, — взволнованно отвечает миссис Забини и берёт сына за руку. — Что случилось, сердце моё?       Она так сильно любит его. Блейз всегда был близок со своей матерью: доверял ей все свои секреты, пытался до последнего слова быть с ней искренним и получал такое же отношение к себе в ответ. И как ему сейчас озвучить то, что много месяцев уже не даёт покоя? Как рассказать матери, что её сын не такой уж и ангел, коим она считает его?       — Ты же знаешь, что случилось с Драко, да?       — Это ужасно просто, — на лице Оливии проскакивает мимолётная грусть. — Решиться на Обливиэйт в таком возрасте… Я даже не представляю, как сильно по нему ударила смерть малыша Тео, что Драко пошёл на такое. Я никогда не думала, что они настолько близко дружили. Конечно, потерять друга — это страшно и очень больно, но стереть память себе…              — Проблема была не только в Тео, мам, — Блейз опускает голову, не желая смотреть в глаза матери. — Помнишь, в прошлом июне нашли девочку в ванной старост… Она покончила жизнь самоубийством.       — Мерлин… — голос миссис Забини дрожит. — Глупые дети. Вы так разбрасываетесь своими жизнями, словно не понимаете, что после себя оставляете не затягивающиеся раны на сердцах близких и родных.       Оливия еле сдерживает себя, чтобы не расплакаться, но у неё никогда не получалось контролировать эмоции. Блейз видит, что мать на пределе, что может взорваться в любой момент в паническом приступе. Может, не стоит ей рассказывать эту правду? Он же так больно ударит её своими откровениями.       — Он любил её, — на одном дыхании выдаёт Блейз. — Он был влюблён в неё, а она покончила с жизнью в день его рождения, а спустя четыре месяца ещё и Теодор умер. Драко просто не смог всё это вывезти, потому и решился на Обливиэйт.       А в ответ только слёзы. Оливия смотрит на сына, прикусив нижнюю губу и крепко сжав его руку. Всегда впечатлительная и такая эмоциональная, она не может выдержать этой правды. Миссис Забини с самого детства знала Драко, Теодора и Пэнси, как близких друзей своего сына. Она всегда относилась к этим ребятам с теплотой и безграничной любовью, и уж точно не ожидала услышать подобные истории из их жизни, но ведь это было только началом столь трагической истории.       — Но я хочу тебе признаться в другом… — его голос становится ещё тише, и он не уверен, что Оливия слышит его из-за собственных слёз. — Эта девушка, которая умерла… Покончила с жизнью. У неё были на то причины. Как я позже узнал, причин было шесть. И я был её второй причиной, мам.       Блейз буквально почувствовал, как вонзает в сердце матери острый осиновый кол своими словами. Он заставил что-то внутри неё разбиться на миллион осколков, разрушил в её глазах свой идеальный и невинный образ. Она ведь не таким его воспитывала, не этому учила. Где же тот её добрый и светлый мальчик Блейзи, способный на сочувствие и сострадание? Он пошёл ко дну невзаимной любви, ради которой предал принципы самого близкого своего человека — своей матери.       — Я об этом узнал в ночь смерти Теодора, — продолжает он. — В ту ночь мы все получили послание от Гермионы в виде волшебных шаров Коф. Я знаю, что такой шар получил я, Пэнс, Теодор, Драко и ещё два гриффиндорца — Гарри Поттер и Рональд Уизли.       Оливия держит его за руку, но уже не так сильно, а глаза потуплены в обивку дивана. Такое чувство, что она просто не слышит, что ей рассказывает Блейз или не хочет слышать.       — Я даже подумать не мог, что всё так обернётся. Я думал…       — Ты не думал, Блейз! Я сомневаюсь в том, что ты думал! — закричала Оливия. — Почему? Что ты сделал этой девочке?       Этот разговор был одним из самых тяжёлых в его жизни. Блейз даже не мог себе когда-то представить, что подобный диалог у него состоится именно с матерью. Но ведь в этом и заключалась вся трудность — гораздо сложнее признаться в своих пороках близким людям, которые знают тебя настоящего. Если тебя сможет услышать тот, кому ты по истине не чужой человек, то всё остальное не имеет значения. И Забини было важно, чтобы Оливия поняла его, смогла помочь встать на ноги, приняла все поступки сына и, главное, простила.       И, кажется, что теперь в таком же человеке нуждалась и Пэнс, которая не смогла вовремя остановиться и попросить помощи. Не от хорошей и счастливой жизни она явилась в Италию посреди ночи, да ещё и в таком виде.       — Матери ещё не будет дома около недели, — наконец выдаёт Блейз. — Я надеюсь, что за это время всё разрешится.       — Только это и остаётся уповать, — добродушно отвечает Марио. — Похоже, что синьора Бруно закончила осмотр.       Дворецкий почти незаметно кивает в сторону дома, откуда вышла Лаура со своим помощником. Блейза раздражает голубой цвет халатов колдомедиков в Италии, из-за них у него этот цвет всегда ассоциировался с болезнями и ужасным на вкус бодроперцовым зельем. А теперь к этим ассоциациям добавился ещё и ночной визит Пэнси — ещё одна не самая лучшая и приятная ассоциация. Забини вообще понял, что с Паркинсон у него мало хороших ассоциаций и воспоминаний. Да, вот так бывает с любовью.       Лаура подходит всё ближе, но Блейз не хочет слышать, что она скажет. Он опасается того, что может сейчас ещё больше разочароваться в той, кого так сильно обожал. Это ужасное чувство, на самом деле. Быть околдованным одной-единственной, преподносить весь мир её ногам, с удовольствием оказываться тряпкой под её ногами, а потом понять, что всё это было в никуда. Это сравни того, что ты собственноручно обесценил свой выбор, который так долго отстаивал и заставлял всех вокруг принять его.       Всегда покупать только один и тот же виски, заставить все полки одинаковыми бутылками, угощать всех гостей только этой выпивкой, а потом бежать в ванную комнату, чтобы тупо обрыгаться от него. А потом опять по случайности купить такую же бутылку с ненавистным алкоголем спустя годы. Вот, как выглядит их история с Пэнс. Забини уже сыт по горло этим пойлом, но всё же попросил упаковать бутылку с собой, хотя знает, что после выпитого будет до отвращения плохо.       — Что скажете, синьора Бруно? — спрашивает Марио, замечая, что Блейз не торопиться поворачиваться лицом к колдомедикам. — Как девочка?       — Она спит, — спокойно отвечает Лаура. — Я думаю, что лучше её не трогать, пусть уже отдыхает на диване.       — Как её состояние в целом? — снова спрашивает дворецкий, встав из-за стола. — Что ей понадобится утром? Может, какие-то настойки?       — Судя по тому, что выдал волшебный анализ, то она очень истощена. Как физически, так полагаю, и морально. Она сказала, что принимала наркотики на протяжении нескольких месяцев. У неё выработалась привычка. Это зависимость, синьор Забини, — обращается она к нему. — И просто так это не вылечить.       А ему какое дело должно быть до этого? Прошло достаточно времени, чтобы ему стало всё равно на жизнь Пэнси. Пусть ей помогает тот, кто потянул за собой на это дно. Паркинсон же так грезила мечтами быть рядом с Малфоем. И куда её привели эти мечты? Они просто разбили её жизнь вдребезги.       — Я вас услышал, — глухо отвечает Блейз. — Марио, запиши все рекомендации синьоры Бруно и проводи их, пожалуйста. Доброй ночи. Спасибо за то, что прибыли в столь позднее время.       — Всего хорошо, синьор Забини, — учтиво отвечает Лаура.       Он встаёт из-за стола и направляется вглубь ночного сада. Слава Мерлину, что все птицы уже успокоились и можно насладиться тишиной и одиночеством. Это то, что сейчас нужно Блейзу. Эта ночь заставила всё то гнилое прошлое вырваться из закоулков сознания, с ноги ворваться в сердце и громко напомнить о себе. Одно появление Паркинсон и все старания кажутся напрасными, будто бы не было всех этих месяцев.       Она требовательно смотрит на него, ждёт ответ на свой вопрос, но Блейзу не хватает смелости что-то сказать. Он боится, что назад пути нет, что больше такого взаимопонимания и теплоты в отношениях с Оливией не будет. Это крах.       — Отвечай! — она встаёт с дивана, небрежно отпустив руку сына. — Как так получилось, Блейз?       — У неё был конфликт с Пэнс, — начал Забини. — И так получилось, что я тоже стал участником этого конфликта.       — Как получилось? Что за конфликт должен произойти, чтобы в конце девушка решилась на самоубийство? Не смей лгать мне, Блейз!       Она уже не плачет, но от этого легче не становится. Её красивое смуглое лицо блестит из-за мокрых дорожек солёных слёз, но вот в глазах плещется гнев и яростная злость. Такое чувство, что Оливия в шаге от того, чтобы возненавидеть сына, чтобы сказать, что они отныне чужие люди. Эта женщина была готова услышать, что угодно, но только не это — не такое страшное признание.       — Я был влюблён в Пэнс. Очень сильно, но это оказалось не взаимно. Пэнс млела по Малфою, а Драко предпочёл Гермиону, вот Паркинсон и взбесилась.       — А ты каким образом касаешься этого любовного треугольника?       — Я решил, что если помогу Пэнс припустить Гермиону, то это сблизит нас с ней, покажет ей, что я готов на всё ради неё…       — Готов на всё?! — громко переспрашивает Оливия. — Что ты несёшь, Блейз? Ты стал одной из причин смерти юной девушки! Ты считаешь, что это нормально? Ты думаешь, что это показатель твоей любви к той, которой на тебя плевать? Мерлин, Блейз… Сhe orrore!       Оливия хватается за голову и начинает расхаживать вдоль гостиной. Её глаза бегают из стороны в сторону. Он знает этот взгляд, видел уже такое в собственном отражении. Это ужасающее осознание, разочарование и опустошённость.       — Я не знал, что так обернётся, — оправдывается Блейз. — Я даже не догадывался, что всё обернётся её смертью. Если бы я только знал, то никогда бы не подошёл к ней, не заговорил бы, не предал её.       — Что ты сказал ей? Как ты поучаствовал в этом всём? Что сделал именно ты? Почему она выделила тебя, как причину?       Вот оно. Самый главный вопрос. Ведь Блейз всё начал ради этого, чтобы исповедаться перед кем-то, рассказать о тайне, хранящейся на дне его души. Забини знает, что виноват, что не просто так получил ту коробку. И ему жить с этим чувством вины до конца жизни — это его ноша, его наказание за то, что он сделал.       — Я заставил поверить её в то, что она — мой друг. Я заставил её поверить в то, что я — её друг, — его глаза начинает щипать из-за подступивших слёз. — Мы пересеклись в марте в библиотеке. За три месяца до её смерти. Она готовила доклад по травологии, а я решил подсесть к ней. Она испугалась, сразу начала собирать вещи, но я сказал, что хочу просто позаниматься с ней, потому что знал, что она лучшая на всём курсе. Гермиона была отличницей…       — Дальше! — приказывает Оливия, когда Блейз запнулся.       — Она уже тогда общалась с Драко, их познакомил Теодор. А вот с Ноттом она дружила больше года. Это она его сняла с иглы, — перед его глазами возникает образ мёртвого друга. — Только благодаря ей он не откинулся раньше. И я знал, что у Малфоя симпатия к ней, а Пэнс бесится из-за этого. План в голове родился как-то сам по себе, я даже не задумывал чего-то подобного, когда заметил её за столом у окна.       — И что же это был за план, Блейз?       — Узнать все грязные секреты Гермионы, чтобы иметь рычаги давления на неё. Мне понадобилось не так много времени и усилий, чтобы втереться к ней в доверие… У неё же, кроме Тео, никого и не было. А в ту весну Нотт зависал с предками в Америке. Она так мечтала о настоящих друзьях, что уже очень скоро стала мне доверять, как самой себе.       Он рассказывает о тех событиях, но в голове всё так свежо, будто бы это произошло вчера. Голос Гермионы, её горячие живые глаза, плавные движения и удивительная черта — видеть во всём и всех только хорошее. Эта девушка остаётся в его голове живой, хоть Забини и знает, что приложил руку к её смерти. И он сожалеет об этом. Она была невероятным и хорошим человеком.       — И как? Узнал всё, что интересовало? — зло спрашивает миссис Забини. — Мерлин, я отказываюсь верить в то, что это мне рассказывает мой сын… Блейз, ты же не такой…       — Да, я знал все её секреты. Я знал, что она в тринадцать лет была влюблена в профессора ЗОТИ, что ведёт свой ежедневник, что остаётся девственницей в то время, когда все сверстницы успели запрыгнуть в кровать к предмету своего обожания… У неё не было грязных секретов. Это было скучно, а потому я просто решил рассказать всей школе то, что узнал.       — Блейз…       С тех пор Оливия ни разу не упоминала в разговоре Пэнси, а если её имя всё же проскакивало, то никаких положительных эмоций у миссис Забини не вызывало. Поэтому, Паркинсон очень повезло, что она аппарировала сюда именно в тот момент, когда Блейз был дома один. Вряд ли бы его мать встретила подругу сына с радушием в глазах.       А что касательно самого Блейза? Он не спешит возвращаться в дом, не хочет проходить через ту гостиную, где спит Пэнс, не хочет видеть её и слышать её дыхания. Он не знает, как относиться к ней. Сердце рвётся и кричит о том, что всё ещё не забыло, как любило и робело перед девушкой, но здравый рассудок непреклонен. В голове очень ярко подсвечиваются образы Гермионы и Тео, которых нет в живых, а ведь всё началось с ненависти Пэнс. И нет, Забини не пытается сделать только её виноватой, свалить всю вину на одного человека, но всё могло бы сложиться по-другому, если бы Паркинсон не поддалась своим эмоциям.       Или, если бы своим чувствам не поддался Блейз. Две стороны одной бракованной медали.       Через несколько часов рассвет, новый день, но вместе с ним добавятся новые проблемы, встанут новые важные вопросы и опять нужно будет принять правильное решение, которое не послужит поводом для рождения каких-то причин. Забини усвоил этот жизненный урок очень хорошо.       Ещё спустя полчаса он всё же решает вернуться в дом, но выбирает чёрный вход со стороны кладовки, чтобы не проходить через гостиную, где спит Пэнс. Это выше его сил в эту ночь. Пока что он не знает, как с ней говорить утром, как себя вести и что делать дальше. Возможно, что несколько часов сна помогут освежить мысли, приведут эмоции и сердцебиение в норму, а то сейчас сердце норовит вырваться из груди. С ним всегда так случалось, стоило прикоснуться к Паркинсон, почувствовать её пульс и нагую кожу. Но толку от этого? Она сама — яркий пример того, куда может завести невзаимность. И Забини правильно сделал, когда соскочил с этого аттракциона.       Только жаль, что сделал это поздно, когда ничего изменить уже было нельзя.       Она не разговаривает с ним уже неделю, просто игнорирует, хотя они всё так же продолжают завтракать за одним столом, вместе появляются на благотворительных мероприятиях. Блейз не решается заговорить первым, не хочет давить на мать после того, как рассказал такую шокирующую и грязную правду о себе. Он понимает, что ей нужно время, чтобы переварить это, если у Оливии вообще есть в планах принимать такое обнажённое и отвратительное откровение.       — Я хочу, чтобы ты уехал на стажировку в Германию, — внезапно оглашает миссис Забини. — Ричард обо всём позаботился.       — Хорошо, — моментально отвечает Блейз.       Что это? Оливия просто не хочет его видеть? Или что? Да, они ранее обсуждали возможность стажировки в заграничном Министерстве, но сейчас это всплыло так резко, из ниоткуда.       — Я осуждаю тебя, Блейз. Я очень расстроена. Я очень сердита на тебя. Мне не хватает слов, чтобы выразить всё то, что вызвал во мне твой рассказ. Когда мне пришлось растить тебя в одиночку, то последнее, о чём я думала — это то, что ты вырастешь вот таким человеком, — Оливия промокнула уголок рта белой салфеткой, но так и не подняла голову, чтобы посмотреть в глаза сыну. — Ты поступил отвратительно, если подобное слово вообще приемлемо для характеристики твоего поступка. Я бы сказала, что это очень мягкая формулировка.       — Я знаю, мам.       — Я надеюсь, что ты не общаешься с мисс Паркинсон, иначе у меня просто нет причин находить тебе оправдания в своей голове.       — Нет, мы не общаемся.       — В Англию ты больше не вернёшься, если только не ради того, чтобы оставить цветы на могиле мисс Грейнджер или Теодора. Это единственная уважительная причина, Блейз.       — Я понял тебя, мам.       — Мне… Я всё равно люблю тебя, Блейз. Ты — мой сын. Мой самый близкий и родной человек, которого я готова всегда принять. Безусловно, твой рассказ… Прости, я немного теряюсь. Спасибо, что ты решил открыться мне, рассказать всю правду, но пойми меня, что это непросто. Я помню, как читала с ужасом в глазах ту статью в «Пророке» о мисс Грейнджер, — Оливия делает глоток воды, чтобы смочить пересохшее горло. — Это трагедия. Представь только, каково её родителям? Ты знаешь, что в конце случилось с Тео, который не смирился со смертью своей подруги. И ты знаешь, что случилось с Драко. Умножь эту боль на бесконечность, Блейз. И, может быть, только тогда ты поймёшь, что происходит с её родителями.       Её голос дрожал. Она всё так же сидела за столом, потупив глаза в белую скатерть, не решаясь одарить сына осуждающим и тяжёлым взглядом.       — Похоронить своего ребёнка — это смерть. Просто пойми, что ты стал причиной не одной смерти, Блейз. Я не хочу, чтобы ты сейчас воспринимал мои слова, как упрёк, как желание проучить тебя и связать по рукам… Нет. Я просто хочу, чтобы в следующий раз, когда тебе нужно будет принять очень важное решение, ты помнил, что за этим решением стоит не одна судьба. Люди связаны между собой. Страдает один — страдают и те, к кому ведут нити. Просто думай головой, сын. Так надёжнее. Я точно знаю.       Он просыпается из-за того, что яркий солнечный свет пробивается через открытое окно и припекает в голову. Забини забыл зашторить окна, когда вернулся в спальню. Мысли были заняты совсем другим.       Стрелки часов на прикроватной тумбе указывают на начало одиннадцатого. Ему посчастливилось проспать гораздо дольше, чем он рассчитывал. Но вот в голове всё равно каша, как и ночью, — легче не стало. Блейз помнит о том, что на первом этаже спит Пэнс и о том, что ночью сказала Лаура.       — Энцо! — зовёт Забини, вставая с кровати.       Домовой эльф в жёлтой рубашечке через секунду появляется посреди спальни Блейза.       — Хозяин звал Энцо?       — Ты уже познакомился с нашей гостьей? — спрашивает он, заходя в ванную комнату. — Она проснулась?       — Да, Энцо уже познакомился с милой сеньоритой, — радушно отвечает эльф. — Она проснулась несколько часов назад. Марио приказал покормить сеньориту на летней веранде.       — Как она чувствует себя?       — Сеньорита похвалила Энцо за вкусный завтрак и попросила посидеть с ней. Энцо пытался отказаться, но сеньорита приказала мне сесть за стол.       Сидеть за одним столом с домовым эльфом? Это совсем не стиле Пэнси Паркинсон. Это скорее было бы в стиле Гермионы. Или не такие уж и разные они были, как могло показаться. А, может, всё дело было в том, что ценности Паркинсон изменились за последние несколько месяцев?       — Где сейчас Пэнс?       — Сеньорита гуляет в саду с Марио.       — Спасибо, Энцо. Можешь быть свободен.       Эльф щёлкнул пальцами и исчез.       Блейз посмотрел в зеркало, пытаясь понять, как выглядит. Чего в нём сейчас больше? Что читалось? Злость, ярость, отчаяние, неопределённость? Кажется, он и сам не понимал. Жизнь моментально норовила перевернуться с ног на голову. Одно её появление и всё выходило из-под контроля, всё снова приобретало тусклые оттенки не самого приятного прошлого.       Он принял тёплый душ, накинул хлопковую рубашку белого цвета и оранжевые шорты. С ней всё равно нужно поговорить. Забини не может отсиживаться в комнате, словно там в саду гуляет не обычная робкая девушка, а какое-то зло вселенского масштаба. Им всё равно нужно поговорить, ведь есть о чём.       Марио И Пэнс видно с крыльца дома. Они сидят на лавочке под персиковыми деревьями. Паркинсон громко смеётся и держится за живот, пока дворецкий продолжает ей что-то рассказывать. Блейз так давно не слышал её смеха, будто бы это было вообще в прошлой жизни. Хотя да, так оно и было. Интересно, а она сама когда в последний раз слышала собственный смех? Судя по тому, в каком виде и состоянии Пэнс появилась ночью посреди сада, то особо счастливой её назвать нельзя.       — Доброе утро, — Забини подходит к ним, стараясь держать лицо.       — Доброе утро, — Марио встаёт со скамейки и кивает ему. — Раз вы проснулись, синьор Забини, то меня ждут дела. Передаю сеньориту Пэнси в ваши руки.       — Благодарю, — сдержанно улыбается Блейз.       Дворецкий быстрым шагом удаляется из сада, а Забини чувствует, как на плечи медленно опускается груз предстоящего непростого разговора с бывшей сокурсницей. Да, он хочет, чтобы Паркинсон в его голове оставалась не больше, чем сокурсницей, чем девушкой, с которой он учился вместе, а после выпуска ни разу не виделся.       — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.       — Нормально, — отвечает Пэнс. — Марио дал мне настойку, чтобы меня не так жёстко крыло, но это временный эффект.       — Ты и сама знаешь, что может дать постоянный эффект, — слегка грубовато отвечает Блейз. — Всё в твоих руках.       — Знаю. Ты… тебе неприятно говорить со мной? Я пойму, если ты, вдруг, скажешь, что мне тут не рады. Я и сама себе не рада.       — Я не ожидал увидеть тебя в таком виде, Пэнс. Что с тобой случилось? Как ты решилась подсесть на наркоту, когда знаешь, куда это привело Теодора? Того самого, за которого ты собиралась замуж, помнишь?       — Помню, — очень тихо отвечает Паркинсон. — Я всё помню, Блейз.       — Я рад, что в героиновом приходе ты всё к херам не забыла.       — Думаешь, что я это делала от большого удовольствия?       — Ой, давай ты не будешь мне тут вещать о своей большой любви к Малфою и о том, что ради него готова на всё, что угодно! — Забини внимательно смотрит ей в глаза. — Я знаю прекрасно о том, что ради любимого человека можно натворить хуйни. Я ради тебя уже натворил дел, дорогая Пэнс.       Ты можешь бесконечно убеждать себя в том, что справился, но ничего нельзя поделать, когда твои больные раны — это живой человек, стоящий в шаге от тебя. Блейз чувствует, как его снова начинает затягивать в торнадо, как под рёбрами начинает кровоточить инфицированная рана.       — Я не хотела…       — Чего именно ты не хотела, Пэнс? Отшивать меня? Или чего? Может, ты не хотела меня отговаривать, когда я решил выведать все секреты несчастной Грейнджер? Этого ты явно не хотела. Или ты не хотела, чтобы я продолжал тебе прислуживать, как верный цепной пёс? Чего ты не хотела?       Он сорвался на крик. Уже очень давно это всё тлело на дне души Блейза, но у него были какие-то причины продолжать молчать, а теперь все эти причины стали неважными и бесцветными. Всё померкло на фоне настоящей реальности.       — Ты имеешь право злиться на меня, — всхлипывая, произносит девушка. — Я причинила так много боли тебе.       — Да, Пэнс. У меня есть полное право. Я бы мог тебя к хуям выгнать, потому что мне не за что любить тебя. Ты мне уже показала, что в тебе нет ничего, за что я должен держаться.       — Я уйду… Прости, что появилась в твоей жизни снова.       Она разворачивается, закрывая лицо руками.       Причины. Причины. Причины.       Представь только, каково её родителям?       Умножь эту боль на бесконечность, Блейз.       Люди связаны между собой. Страдает один — страдают и те, к кому ведут нити.       Я просто хочу, чтобы в следующий раз, когда тебе нужно будет принять очень важное решение, ты помнил, что за этим решением стоит не одна судьба.       Он не хочет снова стать чьей-то причиной. А у Пэнс нет причин жить. Это видно невооружённым взглядом — она на пределе. Она готова сделать последний шаг, переступив запретную черту.       — Стой, — он хватает её за руку. — Я попрошу синьору Бруно подобрать тебе правильный курс лечения. Мы можем обратиться в маггловскую клинику, если ты захочешь. Но только при одном условии, Пэнс, — ты сама будешь бороться. Я не стану тебя тянуть.       — Блейз… — она начинает плакать.       — Скажи мне, что у тебя есть хотя бы одна причина, чтобы жить, Пэнси.       — Есть, — она обнимает его, зарывшись носом в белую рубашку.