Summer, 21

На следующий день они обсуждают стоимость медицинских препаратов и огромные счета, которые надо было оплатить семье Кенсу, чтобы он получил возможность пройти курс послеоперационной терапии. Им, наверное, пришлось оттяпать себе пару конечностей для продажи на чёрном рынке, чтобы собрать такую сумму. Они с удобством расположились за столиком во всё той же кафешке, и Чонин не обращает внимания ни на кого, кроме Кенсу, тогда как Кенсу не обращает ни на кого внимания, включая Чонина, что, по самому скромному, но авторитетному мнению последнего, весьма досадно. (Чонин – будущий врач, и его мнения должны восприниматься со всей серьёзностью, и неважно, насколько они глупые и нелепые. Стало быть, ваши доводы несостоятельны, можете заткнуться. Чонина никто и ничто не сможет переубедить. Кроме, пожалуй, кусочка чизкейка «Кенсу», украшенного Кенсу-никой и сла-До-нькими мини-пончиками). Хотите узнать, что сейчас творится в голове у Чонина? Вбейте в поисковике: «кенсу», «кафе», «мысли», «гей-порно». Найдено: примерно 10 000 000 000 000 результатов (0,02 сек.) Кенсу – поразительный. Каждую, казалось бы, скучную тему их разговора он превращает в предмет горячего обсуждения, и Чонин жалеет, что профессоры из его университета не могут поучиться этому у парня, сидящего перед ним. Кенсу рассказывает ему о том, чего ему никогда не хотелось знать, но хочется теперь. Он рассказывает о том, как надеется, что больше денег будет выделяться на льготное распределение дорогих медицинских препаратов, ведь денежные средства, перечисленные благотворительными организациями, идут на помощь бедным пациентам, и так далее. Как романтично, думает Чонин уныло, только на такие свидания ему и стоит рассчитывать. Свидание. Проведенное за обсуждением больничных счетов и надежд на то, что мир когда-нибудь изменится к лучшему. Супер. - На деньги, которые бабуля с дедулей потратили на оплату моих лекарств, они могли бы купить дом в Ганнаме, - с сожалением вздыхает Кенсу, поднимая к своим идеальным розовым губкам чашку английского чая (без сахара). Чонин завороженно наблюдает, как его адамово яблоко подпрыгивает с каждым глотком. - Я мог бы купить тебе дом в Ганнаме. Реакция не заставляет себя ждать. Кенсу давится и выплевывает свой горячий чай прямо на лицо Чонина этаким неисправным фонтаном. Совершенно особенным неисправным фонтаном, содержащим драгоценное ДНК Кенсу. И в этот самый момент Чонин клянётся, что был освящён святой водой, предназначенной единственно для него, Ким Чонина. Слава господу, да будет благословенна душа его. - Твою же! – ругается Кенсу и, спотыкаясь, огибает столик, чтобы вытереть лицо Чонина салфеткой, а Чонин тем временем улучшает момент, чтобы слизнуть чай с губ и понаблюдать за милым обеспокоенным лицом парня. - Дьявол, боже, я очень-очень извиняюсь… - Кенсу… - Я безумно сожалею, Чонин!! – Кенсу истерично всхлипывает, промокая лицо младшего хлопковой тканью. – Я не хотел, клянусь, о, господи… - Кенсу, - Чонин хватает неловкие руки парня и внимательно смотрит прямо в большие, отчаянные глаза, распространяющие гамма-лучи беспокойства и искреннего сожаления. – Всё нормально. Он подталкивает Кенсу обратно к его месту, а сам вытирает (с сожалением) с лица остатки слюны и пытается изо всех сил распространить ободряющую и успокаивающую энергетику вокруг очень смущённого Кенсу. - Блин, ты мне предложил дом купить, и вот как я тебя отблагодарил. Боже мой, - старший стыдливо прикрывает лицо руками. - Ну да, это было неожиданно. - Не сомневаюсь, что испортил твою футболку от Армани или какого она там бренда. - Ничего страшного, Кенсу. Ты ничего не испортил. - Я выплюнул на тебя чай! – восклицает Кенсу. Вот не надо! Плевок Кенсу в сто раз дороже какой-то вшивой рубашки, не представляющей из себя никакой ценности. Не каждый день в тебя плюёт До Кенсу, одаривая твоё лицо своим изумительным ДНК и потрясающими микробами, просачивающимися через поры в твою кожу. Да он бы целыми днями ходил по пояс голым, если бы только Кенсу обменивался с ним слюной, а ещё согласился провести всю оставшуюся жизнь рядом с Чонином, вместе наблюдая за бесчисленными закатами и подкармливая беспризорных уток, плавающих в загаженном, дурно пахнущем пруду за университетским городком. Да, Чонин потерял голову, шагнул вниз с самого высокого небоскрёба Сеула, и всё ещё продолжает падать. Перед глазами со скоростью света мелькают звёзды, уносясь в место под названием бесконечность, и бесполезно сопротивляться этой скорости падения, придающей импульс его движущемуся телу. Чонин будет с каждой секундой падать ниже и ниже, и он уже точно знает, где упадёт. Он упадёт либо на самого Кенсу, либо на воображаемого им Кенсу, который будем стоять там, в самом низу, чтобы остановить силу гравитации с помощью опасных лучей своей убийственной умильности. Кенсу поглядывает сквозь пальцы на крайне отстранённого Чонина, тогда как последнему приходится проявить крайне впечатляющее самообладание, чтобы не отцепить пальчики от лица парня, чтобы оно вновь засияло на солнце. Лучики, лучики, лучики. Уи-и-и. - Ты злишься, - заключает Кенсу. - А, может, я просто помешан? Безумцы не сердятся. - Ясно, ты очень злишься. - Уверен? Может, я все-таки безумен? Типа, рехнулся от сумасшедшей любви к тебе? - Чонин. Чонин наклоняется вперёд и, опираясь подбородком о ладони, улыбается. Смотреть на Кенсу, взволнованного и смущающегося от того, что он вдруг стал центром внимания, – крайне занимательно. Чонин просто наслаждается, как его щёчки ритмично надуваются и сдуваются, глаза бегают из стороны в сторону, а сам он ломает голову в поисках более-менее приемлемой темы для разговора, нервно вращая большими пальцами вокруг друг друга, сомкнув остальные в замок. (Но всё-таки как-то неприятно осознавать, что в присутствии Чонина Кенсу чувствует себя неловко. Потому что самому Чонину нравится находиться рядом с парнем, он ощущает не похожее ни на что спокойствие и расслабление, и он бы с радостью согласился испытывать подобное всю оставшуюся жизнь.) - Мне так неловко, – бормочет Кенсу. – Перестань смотреть на меня. - Пей чай. - Я боюсь, что если начну пить чай, то поперхнусь и снова оплюю бактериями твоё красивое лицо. - Это будет честью для меня. Через кристально чистое окно проникают лучи вечернего солнца и создают вокруг Кенсу волшебный ореол из фотонов. В водянистой оболочке его глаз отражается свет. Этот свет мерцает, но не так, как обычно искрится алмаз, а как тающие на ночном небе звёзды, которые, несмотря на свою угасающую силу, пытаются сверкать как можно ярче, чтобы затмить сверхновые звезды и перехватить взгляд людей. Может быть, именно этого и хочет Кенсу – найти того, кто бы заметил его, обратил на него внимание не потому, что он – «мальчик, который пережил раковое заболевание», а просто потому, что он – такой, какой есть. Чонин сам вот уже много лет ищет такого человека. Человека, который не понаслышке знает, что такое – быть одиноким, и осознаёт ценность того момента, когда рядом есть кто-то, кто скрашивает это одиночество. Человека, который видел всю подноготную одиночества, и теперь подсознательно ищет утешение и дружеское, понимающее плечо в человеке, близком ему по духу. И пока окружающий мир потихоньку расслабляется после очередного безумного дня, наполненного у кого-то скучной, монотонной работой, а у кого-то спасением жизней в операционной, Чонин протягивает свою руку и накрывает чуть сжатые ладони старшего, позволяя дальше языку тела взять всё под свой контроль и руководить ими обоими. Их сердца, стремящиеся слиться в одно, звучат в гармонии, и этого созвучия вполне достаточно, чтобы поддерживать их на предстоящем им утомительном и трудном пути к самопознанию и абсолютному счастью. Под теплом ладони Чонина пальцы Кенсу расслабляются, а скованность покидает его плечи. Необходимости в словах нет. Холодные, тонкие и дрожащие пальцы подбираются и, заполняя пустоту, соединяются с чужими пальцами, которые тут же инстинктивно ухватываются за этот маленький проблеск надежды. На короткое, мимолётное мгновение. А потом Кенсу склоняет голову и улыбается той самой улыбкой, что заставляет сердце Чонина сначала затрепетать, а затем остановиться, выпасть из грудной клетки и откатиться по столу прямо туда, где его ждут ладони Кенсу. Душе Чонина так тепло и легко от того, что их руки, кажется, созданы друг для друга, как идеальные кусочки паззла, заключающего в себе ответ на одну из самых сложных загадок мироздания. Солнце давно скрылось за горизонтом, но они всё также сидят за столиком, не расцепляя рук, а потом в прохладной темноте улиц возвращаются обратно. Вместе. И это еще больше греет сердце Чонину. - Увидимся завтра, - произносит Кенсу с улыбкой, когда Чонин уже готов открыть калитку в общежитие. – В то же время, в том же месте. Чонин лишь пожимает плечами и наблюдает, как Кенсу удаляется от него и, в конце концов, растворяется в темноте. Он стоит у входа до тех пор, пока его совсем не зажирают комары, и только тогда он, как летучая мышь, скрывается в своей пещере. Боль от укусов комаров ощущается где-то на грани сознания. Необъяснимое болезненное покалывание в сердце беспокоит его куда сильнее.