Summer, 21

Похоже, зря я не предупредила заранее. Если запятых не хватает - значит так надо! Это авторский стиль. Отсутствие запятых - это ускорение ритма, которое показывает, что мысли героя в хаосе. На следующее утро, как раз когда они заканчивают очередное обсуждение различных аспектов болезни Кенсу, бог решает помыть бренную землю. Ну, или он просто очень-очень сильно чем-то опечален, и у него пошаливают нервишки. Чонин приходит к такому выводу, когда они с Кенсу стоят под проливным дождем на остановке, ожидая автобуса (единственный плюс в том, что у них один зонт на двоих). Метро же по завязку набито горячими и потными телами, а Чонин перед выходом принял душ и не имеет абсолютно никакого желания протискиваться сквозь толпу в замкнутом пространстве, рискуя подхватить простуду. - Я тебе говорил, что надо было ехать на метро, - выговаривает ему Кенсу, в сотый раз за час вставая на цыпочки и пытаясь волшебным образом высмотреть автобус. Пф-ф, будто этому дурашливому коротышке удастся что-то увидеть на расстоянии в двадцать миль. - В подземке куча народу. Уж лучше ждать здесь, наслаждаясь чистым, свежим воздухом, чем задыхаться переработанным сто раз углекислым газом в непроветриваемом помещении. - А я не хочу ждать впустую, хоть и на свежем воздухе, я хочу уже куда-то добраться! - Мы как раз этим и занимаемся! Ожидаем автобуса, на котором в итоге попадём в Мёндон! - Нет! Мы в глухомани! Застряли в богом забытом месте, а автобусы явно решили устроить забастовку, и, боже, я так никогда не вернусь домой… - Кенсу… - Чонин… - ЛАДНО, МЫ ПОЙДЁМ ПЕШКОМ! Шлёп. Шлёп. Шлёп. Шлёп. - Чонин, подожди… Шлёп. Шлёп. Шлёп. Р-р-р-р-р-р. - Йа, Ким Чонин… Шлёп. Шлёп. Тризлоебучие грёбаные автобусы чтоб их в ебеня разнесло и катком переехало. - Чонин, ты простудишься, я не успеваю… Помедленнее!! ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ХИТРОМУДРЫЙ М А Т Ь Е Г О ДОЖДЬ… - АЙ! ПЛЮХ! - Боже, Кенсу… Застрять под проливным дождём – несомненно ужасно. Но знаете, что может быть ещё ужаснее? Обернуться и увидеть, как очень важный для тебя человек упал прямо в намытую дождём лужу, и теперь, вымокший до нитки, с трудом пытается подняться на ноги. Макрофагоциты в иммунной системе Чонина беснуются от внезапного приступа страха. Вся его злость моментально сходит на нет, и он на несколько мгновений столбенеет, не в силах двинуться с места. И только тихие стоны, пробивающиеся сквозь шум дождя, грубо возвращают его к реальности. - Чёрт… - он обрывает себя на полуслове и незамедлительно поднимает упавшего товарища из лужи, полной холодной, грязной воды, и осматривает его на предмет повреждений. Чувство вины затапливает Чонина, заставляя его бормотать бессвязные фразы, которые даже не задерживаются надолго в его зоне Брока (фак фак фак Кенсу ты вовсе не в порядке шит шит шит). Он не может остановить поток слов, льющийся из него, потому что, в конечном счете, он один виноват в том что Кенсу пострадал а в округе не видно ни единой души и совершенно некого позвать на помощь особенно в такой отчаянный момент чёрт надо было ехать в подземке вредный углекислый газ ничто по сравнению с падением его маленького Кенсу постойте-ка что делают ладони Кенсу на его щеке что за… Оу. Приятно. Какое-то теплое, непонятное чувство отдаётся покалываниями в его животе, настойчиво подталкивая его приоткрыть губы и поцеловать Кенсу. Так сладко, вкусно, умопомрачительно лакомо, Чонин просто тащится. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Кенсу внезапно отстраняется, и вот они вновь стоят под дождём. Глаза Кенсу широко раскрыты, щёки покрывает румянец, и в этот момент он такой привычный, такой настоящий Кенсу, что Чонин хочет… поглотить его и зачарованно завизжать, задыхаясь от обожания словно недалёкая школьница, сидящая на стероидах и гормональных таблетках. - Я бы принял душ, - только и произносит Кенсу. - Хорошо. Да, пусть он примет душ в его общаге, да, пусть Чонин проведёт его тайком в университетский городок, да, на всё «да». . Поспорив и протаскавшись по грязным лужам добрых минут сорок пять, они, наконец, добираются до университетского городка. Как раз в этот момент бог прекращает омовение своих земных творений. И если кара небесная в виде дождя всё же заканчивается, то у сверстников Чонина (долбанутых на голову студентов-медиков), очевидно, совсем другие планы для парочки, не успевшей ещё и пары шагов сделать по территории университета. Только Чонин вынимает электронный пропуск, чтобы открыть дверь, как откуда-то сверху раздаётся оглушительный вопль «ДА ПОШЁЛ ТЫ», за которым следует не менее громкий удар чего-то, с треском разбивающегося об асфальт. - Какого хрена?! Чонин резко поворачивает голову в сторону шума. Пострадавшим предметом оказывается стекло, разбившееся вдребезги под воздействием огромной скорости и силы удара. Кто нафиг додумался до сыплющихся дождём пустых бутылок из-под вина и других алкогольных напитков и осколков стекла?! - ПРОСТИТЕ!! Чонин задирает голову, обнаруживая Чанёля, виновато взирающего на них с высоты седьмого этажа (хотя уж правильнее сказать «седьмого круга ада»). - ЧАНЁЛЬ, ЧТО ЗА ХЕРНЯ?! - ЭТО НЕ Я, А СЕХУН, НАЖРАЛСЯ, СКОТИНА… - СЕХУН ПЬЯН?!?!!??!!?! - Ш-Ш-Ш, ПАК ЧАНЁЛЬ, СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ВЕСЬ УНИВЕР УЗНАЕТ, ЗАТКН… - ВЕСЬ УНИВЕР ИТАК УЖЕ ВСЁ НАФИГ ЗНАЕТ, ДУБИНА ТЫ СТОЕРОСОВАЯ! - ДА БЛИН ИДИ УЖЕ СЮДА, МЫ РАССКАЖЕМ, ЧТО НАТВОРИЛ ТВОЙ ЛУЧШИЙ В МИРЕ ДРУГ, БОЖЕ Ж ТЫ МОЙ. Мысленно Чонин обречённо взвывает и проводит картой по электронному замку. Двери раздвигаются, и он затаскивает очень взъерошенного, растерянного, но всё равно безумно милого Кенсу в тёплое помещение прежде, чем двери захлопнутся обратно, оставив его снаружи. Бляха-муха, он приводит сюда человека, который ему дико нравится, а его друзья устраивают такую подлянку, ставя его в неловкое положение и впечатывая стыд прямо ему в лицо стотонным отбойным молотком. Подстава. Лифт невыносимо долго спускается на первый этаж, и Чонин не может решить, что хуже: неодобрение Кенсу и прекращение всякого общения между ними или приговор к тюремному заключению за убийство кучки бесполезных идиотов, по ошибке называющихся его друзьями. - Кенсу, видишь рядом с дверью столовой цветочный горшок? – вопрошает Чонин самым мужественным голосом, на который только способен. В поисках загадочного цветного горшка, на который ему так отчаянно указал Чонин, Кенсу оглядывается, обводя своими большими глазами вестибюль и мимоходом наводя ужас на все парящие в воздухе микроорганизмы. - Н-нет… - В нём были моя гордость и достоинство. А теперь их нет. На седьмом этаже у дверей лифта их встречает Чанёль и, кривя лицо, сопровождает их в общую комнату, где хаос процветает сверкающими языками пламени в адском пекле в особо неудачный день. - А это, кстати, Чанёль, - представляет его Чонин, пока этот гигант копается с неподдающейся дверью. - Привет. Добро пожаловать в ад. О Сехун очень редко пьянеет, уж можете поверить на слово его закадычному другу детства Ким Чонину. Этот долговязый парень умеет пить, и Чонину до него далеко. С пятнадцати лет они тайком проносили в свои комнаты соджу и в заброшенном подвале в нескольких кварталах от дома играли в литрбол с парой парней, отчисленных из школы по неуспеваемости. Поэтому Чонина так шокирует вид своего давнишнего друга, растянувшегося на полу посреди их мини-гостиной, стонущего и бормочущего что-то, что Чонин не может разобрать, и, если быть честным, не горит желанием узнать. Комната провоняла дешёвым пивом и водкой, а по виду Кенсу, который морщится от резкого запаха, можно догадаться, что он вовсе не привык дышать кислородом, смешанным с перегаром от сильного алкоголя. Чонин вздыхает, достаёт из общего комода чистое полотенце и комплект свежевыстиранной одежды и подталкивает Кенсу в сторону ванной комнаты, пока Сехун не успел подняться с пола и заблевать к чёрту туалет хлористоводородной кислотой и забродившими дрожжами. - Что. Случилось. - ЭТО БЫЛО УЖАСНО!!!!! – голосит Сехун. - Что… - ОН-ик-ОН… - Сехун, соберись, тряпка, ради задницы Лухана… - ЛУХАН-ХЁН БОЛЬШЕ НЕ ХОЧЕТ МЕНЯ!! - ЧТО?! – Чонин резко поворачивается и пристально смотрит на Сехуна, который тут же разражается слезами и заглушает свои рыдания очередными десятью глотками водки. - Чанёль, что… Чанёль вздыхает и неодобрительно качает головой. - Сехун увидел, как Лухан-хён положил голову на плечо Минсока-хёна. Он думает, что Лухан-хён отверг его предложение руки и сердца и теперь готовится сбежать и тайно выйти за Минсока-хёна. - СТОП ЧТО СЕХУН СДЕЛАЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЛУХАНУ?! - ОН НАФИГ СКАЗАЛ ЧТО ЕМУ НУЖНО ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ, - воет Сехун с пола. – НУЖНО. ВРЕМЯ. Я ДАЛ ЕМУ ВРЕМЯ. Я ПРОСТО… КАК ТАК… РАЗВЕ НАШИ ГОДЫ ОТНОШЕНИЙ ДЛЯ НЕГО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ?! - А мы хотели ему мальчишник устроить! – встревает Чанёль. – Подогнать сексуальных девчонок, чтобы они соблазнительно потанцевали и поерзали у него на коленях, а ещё… - Я НЕ ХОЧУ ЛЕВЫХ ТЁЛОК, Я ХОЧУ ТАНЕЦ ОТ ЛУХАНА-ХЁНА! - Ах ты привередливый засранец… - Боже, ребят, вы бы могли рассказать об этом Ифаню-хёну, А ЕЩЁ ЛУЧШЕ БЫЛО БЫ РАССКАЗАТЬ САМОМ ЛУХАНУ-ХЁНУ И ПРЕКРАТИТЬ ЭТИ ЗАВЫВАНИЯ… Из угла раздаётся покашливание Бэкхена, до этого беспалевно сидевшего за столиком и наблюдавшего за всей возней с интересом жующей траву коровы. - Клал Крис на ваши копошения. - Да-а, в последнее время он только на Цзытао не кладёт. Он вставляет, - вздыхает Чанёль. - Хотелось бы и мне вызывать интерес члена Криса. - Э-э прости, что, Бэк? - Извини, конечно, Ёль, но согласись, было бы круто, если бы Крису не было похуй на нас, не думаешь? Кстати, можно разработать такую систему типа сексо-валюты. К примеру, когда кто-то совершает доброе дело, мы оцениваем его значимость и ценность по шкале от минета до секса, и поощряем человека соответственно. Чанёль на какое-то время задумывается, многозначительно почёсывая подбородок, и Чонин клянётся, что сейчас в его голове назревает что-то феерически глупое, готовое уже сорваться с его языка. - Если я к трём часам выучу наизусть весь учебник по нейроанатомии, ты меня наградишь? - Пожалуй, у тебя сегодня будет секс, Пак Чанёль. Боже всемогущий. Помилуй. Ким Чонин дружит с одними идиотами и двуногими осьминогами. Даже поверить сложно, что эти (двое) все следующие пять лет и даже больше будут его однокурсниками, а впоследствии и коллегами. - Ребят, - стонет с пола Сехун. – Я вообще-то ещё здесь. И парень ккамджона уже давно тут наблюдает за вами, дебилами. Пипец. Все находящиеся в комнате обращают свои взгляды на очень ошеломлённого и смущенного Кенсу, который в ответ таращится на всех своими большими, испуганными глазами. С его волос стекают капельки воды, и Чонин ощущает слабый запах клубничного шампуня, которым Бэкхён пользуется только в понедельник утром. - Я-я не парень Чонина, - пропискивает Кенсу. А… - АУЧ. - ГОРИ В АДУ-У-У-У! О-о-о-о-о…… Смущающая, но многозначительная пауза повисает в комнате. Чонин не осмеливается поднять глаза, даже чтобы взглянуть на лицо Кенсу. Он просто стоит, неловко переминаясь с ноги на ногу, и нянчит своё разбитое сердце до тех пор, пока вновь не обретает способность говорить. Постойте-ка чёрта с два Чонину никогда не отправиться после такого удара ради всего святого да они же чёрт возьми недавно поцеловались разве это ничего не значит?! - Думаю, - Кенсу своим тонким, тихим голосом нарушает молчание. – Мне пора домой. После этих слов он склоняет голову и покидает комнату так же бесшумно, как и появился в ней, даже не удостаивая взглядом Чонина, не отрывавшего от него глаз весь тот краткий миг, когда Кенсу прощался. Чонин не просто впадает в уныние, ему кажется, будто его сердечные мышцы порваны в клочья, и сердце пытается биться без посторонней помощи, но не может, больше не может, жизненные показатели снижаются, и боль настолько сильна, что просто нет сил её терпеть. Так вот что значит – получить отказ? - Господи, ккамджон, ты еще признаться не успел, как тебя уже бросили. - Э-эй! - Кончай мне тут эйкать, лузер, лучше беги за ним! Точняк же! Благослови тебя господь, О Сехун, теперь хоть понятно, что ты ещё трезв! Без помощи Чонина Кенсу всё равно не покинуть общежитие. И хотя система безопасности здесь организована так, что без электронной карточки нельзя ни войти, ни выйти, Чонин не собирается терять ни секунды, поэтому заскакивает в лифт прямо перед носом у ошарашенных соседей по этажу и спускается вниз. И, о чудо, когда лифт открывается, Кенсу стоит там, у входных дверей, буравя взглядом замок и тыча в него, словно вот-вот сработает распознавание отпечатков пальцев как в фильме про Джеймса Бонда 007. Увы, оно все-таки не срабатывает, ибо жизнь не следует сценариям классических мелодрам типа «500 дней лета» и «Унесённых ветром». И всё же, Чонин зовёт его по имени, предварительно успокоив пошаливающие нервы, набрав полные лёгкие воздуха и позволяя вибрации в груди закончить начатое. - Кенсу. Парень оборачивается на голос. В этот момент он напоминает оленёнка, ослеплённого ярким светом фар, и Чонин чувствует себя виноватым за то, что заставил его пройти через столько мучений и боли. - Чонин, я не могу открыть дверь. - Да, - выдыхает Чонин и делает шаг вперёд, вынимая карточку. – Я сейчас открою. Створки дверей расходятся в стороны, и возникает чувство, словно он таким образом выпускает Кенсу на свободу. Не смотря на его нелюбовь к метафорам, эти двери представляются ему вратами, через которые Кенсу покинет его жизнь, чтобы никогда уже не вернуться обратно. Чонин опускает взгляд на Кенсу, и тот прикрывает глаза, смущаясь такого внимания. Он не хочет, чтобы всё так закончилось. Будет невыносимо потерять что-то, кого-то настолько значимого как раз в тот момент, когда он только начинает узнавать его ближе и открывать новые грани себя, о которых до этого он даже подозревал. - Я пойду, наверное… - Ты мне очень нравишься, - выпаливает Чонин. – Нравишься с тех пор, как мы впервые встретились. Кенсу замирает. Затем поднимает на него свои удивлённые глаза. Они такие огромные, что Чонину приходит в голову идея всегда держать наготове скотч и катушку ниток, чтобы, если что, не дать глазным яблокам Кенсу выпасть из глазниц. Спустя несколько секунд двери закрываются, но Кенсу, кажется, это совсем не волнует. Осознание этого распространяет слабые отголоски надежды по телу Чонина. - Я много думал об этом в душе, - невысокий парень сглатывает. На какой-то момент он отводит глаза, но потом фиксирует их на лице Чонина. Пропасть в животе последнего разрастается всё шире, и он уже чувствует, как его затягивает всё глубже и глубже в новорождённую черную дыру. Может, надежды не было изначально? - И-и? - Ты мне тоже очень нравишься… Боже… - Но, - Кенсу прерывает ход своих мыслей. – Думаю, будет лучше, если мы просто… останемся друзьями. - Почему? – у него даже не хватает духу разозлиться на Кенсу, закричать «тебе же хуже!», взбеситься, плюнуть на сеансы исследования истории болезни и просто смириться с провалом этой стадии его обучения. Чонин просто не может выместить свою злость на Кенсу, особенно сейчас, когда парень смотрит на него таким извиняющимся и печальным взглядом, да чёрт возьми, им обоим плохо!! Его грудная клетка постепенно заполняется горечью, раздувающейся внутри как воздушный шар (боже, воздушные шары, Кенсу, помнишь, как мы тогда повеселились?), он с трудом замечает прикосновение ладони Кенсу к его щеке. Кенсу не говорит ни слова, лишь ладонью соскальзывая вниз, к карте, зажатой руке Чонина. Ни с того ни с сего ощущение маленькой ладошки Кенсу, держащей его руку, кажется таким теплым и таким правильным. И одновременно неправильным. Потому что его рука движется против его воли, прикасается к датчику, открывает дверь и позволяет Кенсу уйти. - Увидимся, - шепчет Кенсу. Он не оглядывается, поспешно вылетая из помещения прежде, чем двери закроются вновь, лишив его возможности выбраться. Чонин же не может сдвинуться с места, ему остаётся только наблюдать за тем, как Кенсу скрывается из виду. Он не плачет. Он стоит там до тех пор, пока перед ним внезапно не возникает Лухан, спрашивающий что-то типа «где Сехун?». Так и не дождавшись ответа, он утаскивает Чонина обратно в общежитие. Чонин не замечает, как открывается дверь, как до этого валявшийся на полу варёной воблой Сехун резко возвращается к жизни. Чонин просто хватает оставшуюся упаковку пива и закрывается в своей комнате до конца дня. Он чувствует себя так, словно обрёл себя, но тут же, против своей воли и по стечению крайне неудачных обстоятельств, потерял обретённое. Раньше было больно чувствовать в себе пустоту, но он привык. Вот только потерять что-то, что только нашёл, ранит гораздо сильнее. Боль настолько сильна, что даже алкоголь не способен подавить её, потому что свежая боль не уходит, она бродит по телу, продолжая подсыпать соль в раны. И эту соль нельзя просто так взять и слизать. Из соседней комнаты слышно, как Сехун визжит словно тупоголовая девчонка, получившая свою первую кредитку. Чонин стонет и закрывает глаза. Через десять секунд он уже спит мёртвым сном.