Моё сердце лишь зеркало тварного мира,
Истрепалось, как ткань полевого мундира.
Всё в прорехах пустых и швах на живую,
Нитью чёрной одной на краю существуя.
(с) Константин Платонов
Громко и монотонно тикали часы, пробираясь в сознание и отстукивая свой вечный ритм прямо в сердце, то приближаясь, то отдаляясь. Соблазняя полететь вместе с ним, кружиться, творя причудливый узор, оплетающий мир, быть везде, стать бессмертным. Звон в правом виске, гад, перекрывает всю картину. Не дает поддаться течению времени, раздражает и кидает в водоворот воспоминаний.***
Кап... Кап... Кап... Не вода. Кровь. Не моя кровь. Я вижу происходящее будто со стороны, но ситуация пробирает до глубины души, вытаскивая наружу тщательно сдерживаемый ужас. Если бы это было возможно, то непременно бы зажала рот рукой. Ситуация была не кошмарной, а скорее, неприятной, обыденной. Но что-то отзывалось во мне, прогоняя чувства через радужную пленку чужих эмоций. Только вот никто не позволил бы мне хоть как-то отстраниться, а тем более, убраться отсюда. Кап... Кап... Кап... Кровь капает из глаза. Не из глаза. Глаза нет. Картинка очень четкая, хотя на миг мне хотелось выколоть глаза и себе — такого апогея достигло отчаяние в комнате. Но я вижу. Вот красивая, еще не старая, но уже и не молодая женщина лежит на собственной кровати, будто только что прилегла. На контрасте неестественно бледной кожи очень ярко выделялись рассыпанные по шелковой подушке рыжие кудри, подмоченные на концах кровью. Кап... Кап... Кап... Возле кровати сидит девушка. Я. Не я. Маленькая, еще живая, лет тринадцати копия мёртвой женщины беззвучно орёт, держа маму за руку. Её ор я слышу, он отзывается в душе, вонзая вместе с криком острые иглы. Каждая слезинка — раскалённое железо. Каждый всхлип — удар наотмашь, цепляющий и вгоняющий тонкие иглы всё глубже и глубже. Кап... Кап... Кап... Не моя боль. Не мои чуства. Не моя жизнь. В дверном проеме застыл высокий блондин. Морщинки вокруг тёплых карих глаз явственно указывали, что они часто улыбались вместе с остальным лицом. Но сейчас они выражали полнейший ужас. Этот ужас я тоже чувствовала, он пробирал до костей, заставлял съежиться и судорожно искать ртом воздух. Мужчина хотел остановить девушку, не пустить в комнату, но теперь прижимал руку к раскрытому рту — чего я не могла себе позволить — и медленно умирал вместе со мной и дочерью. Рыжеволосая девушка прикоснулась к развороченной глазнице, пачкая в густой, почти застывшей бордовой жидкости на дне и так окровавленные пальцы. Нежность, с которой она проводит по небольшому сухожилию мне непонятна, но отказаться я от неё не могу. Кап.. Кап... Кап.. Не моя боль!***
Зуд усиливается и усиливается, перекрывая водоворот воспоминаний и перерастая в луч света. Медленно темнота рассеивалась, открывая небольшую комнату. Когда остатки картинок развеялись, а до уставшего мозга стал доходить посыл глаз, я обнаружила напротив себя белокурого человека в шляпе-цилиндре. — Знаешь кто я, Василиса? — напряженно поинтересовался худощавый блондин. Яркие разводы линий ударили по мозгам, пронося перед внутренним взором сотни картинок: вот прадед учит тиккеровке в Расколотом Замке, открывает двери, полностью состоявшие из шестеренок и пружин, а вот вручает книгу «Забытые эферы духов» или рассказывает о тонкостях управления эрантией… Разум, пытаясь отгородиться от мощного потока информации, спешно создавал всё новые и новые ячейки, распределяя по ним вдруг ставшие такими живыми воспоминания. — Родион Хардиус, мой прадед, — заставили прохрипеть несмотря на удушье родные зелёные глаза. — Отлично, — резко повеселев, Родион поднес пузырек из розового стекла к пересохшим губам, — Сделай два глотка, полегчает. — Влипла ты, дорогая правнучка, крайне конкретно. Я прямо-таки восхищен, — приподняв шляпу-цилиндр, улыбнулся старый прохвост, по какой-то ошибка являющийся моим прадедом. — Стальной Зубок, который ты так и продолжаешь сжимать в левой руке, имеет крайне интересное свойство: в момент запуска Часового Круга, проносит своего владельца по реке Времени. Занятно, не правда ли? — Родион Хардиус отнял флакончик от духов. — Полегчало? — и, дождавшись моего судорожного кивка, продолжил: — Что самое интересное, будь на твоем месте кто-либо другой, отделался бы лёгким испугом. Но ты, моя дорогая… — прадед хитро усмехнулся, поигрывая тонкой тростью в руках. — Попробуй вызвать стрелу. Бешеный водоворот мыслей прорвал тщательно выстроенную плотину. Виденье тысячи ситуаций снова затопили разум, по капле отбирая надежду на спасение. Звук бил по ушам, хотелось заорать, но сил на какие-либо телодвижения не осталось. Всё ушло на переработку информации. Когда воспоминания начали отпускать, разрешая в изнеможении закрыть глаза, в ушах всё еще отдавал болью шепот моих прежних мыслей: — Василёк! Корунд! Кружево! Яхонт! Шотель… И как будто отделяясь от каждого ключика души, перед глазами мелькали отражения прожитых жизней, начиная агонию по-новой. Они всё делились и делились не зная конца, словно шелест в зеркалах, стоящих друг напротив друга. Прошло не менее получаса, прежде чем я снова нашла в себе силы разлепить ресницы и смогла разглядеть находящиеся в комнате камин, комод, бар, кресла. В одном из них и сидел Родион Хардиус, закинув ногу на ногу, задумчиво покачивая остроконечным носком ботинка и с тоской глядя на шкатулку, в которой танцует, будто парит, маленькая балерина. Искусно вырезанные узоры на музыкальной шкатулке завораживали, в купе с нежной мелодией прямо гипнотизируя, приятно успокаивая и упорядочивая разбушевавшиеся эмоции. — Извини, дорогая, за это маленькое неудобство, — приятным мягким баритоном произнес хитрый лис, отвлекая меня от созерцания шкатулки. — Я немного ускорил твое время, чтобы процессы приспосабливания быстрее текли. Сейчас у тебя должно быть ощущение, будто дня два не спала, — Родион чему-то своему хмыкнул и поднялся. — Это в скором времени пройдёт. Прадед понимающе протянул стакан воды, взглянув на мое на сморщившееся лицо после выпитой гадости. — Я правильно понимаю, сейчас я ходячий сборник всех возможных вероятностей? — внезапная вспышка ярости заставила так сильно сжать руку, что стакан лопнул. Всё чудесатее и чудесатее. Буквально только что руки дрожали от слабости, а сейчас могу стену проломить без всяких усилий. — Почти. Это лишь малая часть и все они должны иметь точку соприкосновения, порождающую непрерывную цепь событий. В свое время мне открылись некоторые секреты ЧерноКлюча, — прадед протянул еще один стакан, когда я аккуратно избавилась от осколков старого, — Запуск Часового Круга высвобождает кучу энергии и запускает механизм. Какой, я так и не разобрался, полагаю, дело не только в Алом Цветке. На самом деле, мало кто знает, но ключником может быть даже ремесленник. В этом случае часть энергии открыла бы ему доступ к тайнам наиболее интересующей его теме. Полудух стал бы духом, дух увеличил бы свою мощь. Фея полностью бы пробудила умения предков, — Родион Хардиус проследил взглядом, как я от еще одного приступа злости швырнула в стену пока еще целый стакан. — Ты, дорогая правнучка, хоть и полудух, еще и обладатель фамильного дара, — с гордостью продолжил прадед, никак не порицая мою несдержанность, —Именно он побудил отозваться само Время и переплести нити твоих судеб. Гремучая смесь, я тебе скажу, — Родион широко улыбнулся, а в глазах отразилось такое юношеское озорство, будто это была лично его проделка, которой остался жутко доволен. Последние слова стали своеобразным толчком: если раньше я, прикрыв глаза, слушала деда, то сейчас рывком, будто боялась, что меня остановят, поддалась вперед. «Василёк!» Взмах рукой — и в ней сверкнула огнём часовая стрела. Облегчённо выдохнув, расслабилась, снова расползаясь по креслу. До это момента я и не понимала до этого, как была напряжена. И тут, пронзенная ужасающей догадкой, снова вызвала. «Шелк…» Стрела скользнула по руке, на миг даже привиделось, что это другая стрела: более изящная, цвета слоновой кости, инкрустированная прозрачным камнем в наконечнике и мелкими камушками по все длине, которые приятно оттягивали руку. Прелесть камня заключается в том, что он меняет цвет в соответствии с настроением, а его мелкие сородичи усиливают любое часодейство. Но нет, часовая стрела осталась той же. На силу унимая дикий интерес перед внимательно наблюдающим Родионом Огневым, пообещала себе позже, без чьих либо глаз поэкспериментировать. Если я смогу вызвать минутную стрелку… Это будет сильным преимуществом, возможно, дающим вернуться в ту параллель, где я жила с мамой и считалась по праву феей? Или в ту, где открыла собственную школу для маленьких часодеев? А где, собственно, мне было лучше? Когда дед начал трясти меня за плечо, я чуть не наслала на него атакующий эфер, только в последний момент опомнилась и сдержалась. Оказывается, он давно не мог меня дозваться. Пришлось, сцепив зубы, извиниться. Вышло нехорошо, но на краткий миг я искренне пожалела, что успела вовремя себя остановить. Новая волна злости огнём прошлась по телу, приводя каждую клеточку в боевую готовность. И от этого только сложнее было сдерживаться, чтобы уже осознанно не зарядить пару крепких эферов. — Со временем привыкнешь, — понимающе покивал Родион Хардиус, на что я только хмыкнула. Он не знает, как мне хотелось выбрать из такого уютного, но маленького для меня пространства. Сейчас прадед на уровне инстинктов воспринимался как главное препятствие на пути к свободе. — Ну а теперь, когда ты убедилась в действенности часового имени, перейдём к главному. Я ведь прав, ты проверяла именно это? — и, не дожидаясь ответа, Родион Огнев продолжил. — Ничего удивительного, что у тебя получилось. Желание, воля, действие. Сила, имя-ключ, мысль. Какой именно отмычкой ты воспользуешься, абсолютно без разницы, — прадед хохотнул, очевидно, довольный реакцией правнучки. — Не смотри так, у тебя очень выразительное лицо. Взглянув на висящие тут же в полный рост зеркало, я поняла, о чём он: налипшие на влажное от пота лицо волосы начинали сливаться с горящими щеками. Рассердившись на саму себя, я выровнялась, ещё больше сцепила зубы, посмотрела твердым взглядом на Огнева и ровно, скорее даже обезличено напомнила: — Ты хотел перейти к главному. — А я не спешу, это прерогатива живых, — подмигнул Родион Хардиус. — Ты, дорогая правнучка, дитя будущего, в то время как я, даже для самого себя, остался в прошлом. А из прошлого выйти во Временной разрыв — что на прогулку. И вот, выхожу я как-то в лесочек; светит солнышко, порхают бабочки. Красота неописуемая. Совсем неожиданностью стал взрыв. И какого же было мое удивление, когда в эпицентре обнаружилась ты, в плотном коконе флёра. Совсем не тяжёлая, ешь больше, — погрозил пальцем старый лис, — а спустя часа два, прозвучало еще шесть взрывов. Конечно, отсчет времени тут весьма условен, и тем не менее… — Родион многозначительно на меня взглянул, — Время очень податливо, Василиса. Не зря первый принцип часодейства начинается с желания. Флёр делает это желание еще сильнее, доступнее, это значительный перевес. Поэтому людей с развитым флёром так мало. Взрыв — лишь выплеск энергии, знак уникального момента. Ты теперь не просто управляешь временем, ты частичка времени, осознаешь пафос случая? Конечно, если рассуждать абстрактно, каждый из нас живя и здравствуя является частью временного потока. Эфларус даже считал, что часодеи высшего круга себе неподвластны. Родион Хардиус захлопнул тростью шкатулку. — По сути, после запуска Круга, ты больше принадлежишь именно Расколу, чем Эфларе или Остале. Я надеюсь, что ты понимаешь, о чём я говорю, но если нет — просто запомни: Временной Разрыв живет по другим законам. Последнее время, тут преобладает именно безвременье. Тебе нужно будет выйти ровно в ту точку, из которой исчезла. Подводя итог, Родион Хардиус заложил руки за спину и, покачавшись на носках, изрек: — Вот так. Считай, ты теперь на короткой ноге со Временем. Твоя задача, Василиса, как я уже и сказал, вернуться в точку отправки. Не в параллель, — Родион повысил голос, будто ьыла какая-то разница, — а в момент, откуда тебя выкинуло. На молодое лицо прадеда набежала тень, он сел в кресло, сложив руки на трости, и продолжил: — Увы, тут я тебе не помощник, мое влияние на будущее всё меньше. Время ждёт, но я бы посоветовал тебе поспешить. Разобраться в себе можно и позже. Постепенно самая сильная личность возьмет верх. Копайся в своей милой головушке, Василиса, уверен, знаний для перемещения по реке Времени у тебя теперь предостаточно. Прославь род Огневых! Голос прадеда затихал, отходя на задний план, а звон в голове усиливался. — Ну сколько можно-то? — мысленно взвыла, несясь вперёд, обрабатывая навыки и считывая информацию. Разноцветные пятна перед глазами сменились полной тьмой. Все ресурсы забрал себе мозг, оставляя малую часть лишь на минимальное существование. Ни чувств, ни ощущений, только процесс. Череда воспоминаний снова разрывала мозг. Одна жизнь, другая. Уже неделя без всяких действий, воды, еды… А неделя ли? Рискуя впасть в крайнюю стадию паники, я просто бессильно металась от разрывающих чувств. Совершенно разные эмоции к одним и тем же людям. Много людей. Тени скользили по памяти, продлевая агонию, шепот сказанных когда-то слов разрывал сознание… Это длилось бы вечно, но внимание зацепилось за одну единственную фразу, сказанную нежным маминым голосом: — Это всё реальность, Василиса, это всё реальность. Смысл слов долго гулял по закуткам вмиг опустевшей головы отбиваясь вновь и вновь и, наконец, расцвел жаркими всполохами, отогнав ужасы прошлого и дав мне наконец-то заснуть. Это не был мирный сон, но после стольких мучений даже его было вполне достаточно…***
Со настороженностью открыв глаза, сразу зажмурилась от острой рези. Яркие краски безвременья еще стояли перед глазами, когда я упорно, через боль, снова разомкнула веки. Эпицентра огромного взрыва, в котором я сейчас находилась, немного нервировал. Постепенно в тело втягивался остаток флёра, скапливаясь в кистях рук, уголках глаз, шее и солнечном сплетении. Оглянувшись, я увидела густой Драголис, который находился на территории всех трёх миров. Снова поборов шепот прошлых мыслей и вытянув стрелу, задумчиво водила ею из стороны в сторону, моргнула, и перекинула в левую руку. Снова кричащий гул. — Это будет так каждый раз?! — моё рассерженное шипение прозвучало достаточно громко, пусть никому и не адресовалось. — Василёк?! — крылья не отозвались. — Василёк! — Я уже кричала вслух. А чужие голоса, будто насмехаясь, продолжали водить хороводы. — Что же это… — меня уже начали одолевать сомнения, что смогу часовать, поэтому, пытаясь хоть как-то отвлечься, я говорила вслух. — Но ведь вытянула же стрелу! Так и кружа по воронке, неосознанно возвращаясь в центр, я пыталась снова и снова совладать с чувствами. Остановившись недалеко, посмотрела, как учил когда-то отец, видя саму суть. Пересечение. Все возможные дороги в миниатюрном варианте сотней лент сплетались и уходили вверх. Шаг в пустоту стремительно уносит в высь, туда, где прочие дороги исчезают, оставляя одну единственную сверкающую нить.