Надежда ЧёрноКлюча

Машина смерти сошла с ума, Она летит, сметая всех, Мы увернулись — на этот раз, Ушли по белой полосе Из песни группы Ария

Рядом, в районе вытянутой руки, наэлектризовался воздух. Искры бегали, испещряя пространство, то сливаясь в одну, то разделяясь на тысячу маленьких веточек. Самая широкая расползлась до размера ладони, пропуская через себя сероватую дымку перемещения. Из нее появился маленький, летающий коврик с тонкой вылезшей ниткой, тянущийся перпендикулярно вниз и с восседающим на коврике Роком Драгоцием. Лицо у него было явно недовольное и помятое. От последнего в груди потеплело. Подозреваю, когда оказалось, что мне не удостоились сделать привязку, Рок совершенно случайно с десяток раз упал. Не больно, с нашими эферами травмы он при всём желании получить не смог бы, но неприятно, я уверена, ему было, в первую очередь, морально. Теперь он восседал на тусклом и облезлом старом коврике, явно долго валявшемся непонятно где. В лучших традициях фира, абсолютно гениальное и такое же непритязательное на вид изобретение. Подозреваю, если бы ему дали спроектировать мощнейший и уникальный артефакт в своем роде — Чернолют — это было бы не произведение искусства с обширной подземной площадью, не поражающий умы дворец, а какая-то невысокая башня с узкими бойницами и хлипкой лестницей. При чем, не сказать, что у Люченте плохо с фантазией, как раз-таки наоборот, иначе он не изобретал бы в таком количестве и разнообразии. От самых простых и в общем-то, бесполезных безделушек, до величайших механизмов. Просто жутко не любит условности и лишние сложности, как я скучную теорию или безделье. Коврик еле-еле помещал на себе хмурого Рока, но важным был не он, а неаккуратно, явно в спешке выдернутая нить. Именно она была той связующей нитью между Царством Эррантий и Изнанкой. Как только дымка перемещения исчезла, не дав ни секунды что-то сделать или сказать сыну Астрагора, я рыбкой прыгнула и уцепилась одной рукой за край «персидского ковра», а второй не сильно дернула за нитку. Действие сразу же возымело успех и только остановившиеся искорки начали с новой силой хаотично двигаться, постепенно облепляя нас с Драгоцием. Чувство не из приятных — раз впустив, Изнанка отпускала очень неохотно. Только стоило уцепиться за галантно протянутую руку Драгоция, как нас выкинуло во все той же серо-голубой комнате. При чем, меня выкинуло прямо на Рока, а коврик валялся где-то в стороне. Вылезшая нитка была накрепко привязана отмотанной ниткой от находившегося в тонких пальцах люта клубка. Облокотившись об тумбочку и самостоятельно встав, помогла быстро замотать раскиданные по комнате нитки и молча обняла папу. — Тихо-тихо, пошли, я тебе заварю чай, а ты мне расскажешь, во что же такое умудрилась влипнуть. Уши, так уж и быть, надеру потом. — Лют похлопал меня по спине, явно успокаивая, и мягко развернул в сторону широкой лестницы. Я только вздохнула. На душе стало легче. Я и не подозревала, насколько мне было важно вернуться к прошлому, к тому, кто знает тебя такой, какая ты есть и будет на твоей стороне вне зависимости от сложившейся ситуации, выгоды или родства. «Спасибо, Стальной Зубок. Слышишь? Спасибо. Подозреваю, без тебя бы я тут не оказалась.» Ответа не последовала, но мне хватило и его сказанных прежде слов. Ключ к самому сердцу. Что ж, может все не так уж и мрачно, как мне раннее виделось. Обогнув длиннющий стол посреди огромного зала, уселась на одно из многочисленных кресел с стоящими рядом маленькими удобными столиками. Тут почти ничего не изменилось. Множество развешанных по стенам всевозможных зеркал, сделанных в виде картин. Некоторые из них даже представляли собой мозаичные картины с той лишь разницей, что вместо мозаики — кусочки зеркал. Просторный, как и все в этом доме, светлый зал с уходящей вглубь кухней. Когда приходят посторонние, они отделяются раздвижной зеркальной системой, превращая зал в сверкающую сказку. От распиленного камина по зеркалам вились волшебные всполохи, отражаясь в друг друге, что уже даже не определить, кто откуда — отсветы вели свой завораживающий хоровод. Единственное изменение — пропавшие куда-то кресло и люстра. Но она так запрограммирована, меняется самостоятельно в зависимости от тех, кто находится в зале и их настроения. Сейчас это был какой-то восточный узор, состоящий из розоватых хрусталиков и зеркал. По какой схеме хрусталь меняет цвет и что означает каждый, я так и не поняла, а Люченте каждый раз смеется и не признается. Наконец, высокие дымящиеся кружки стояли передо мной и сидящем в соседнем кресле отцом. Только если он к своей не притронулся, то я уцепилась, как за последнюю соломинку и залпом, набираясь храбрости, опустошила половину. Впрочем, организму толка от этого никакого не будет. Мы с отцом долго бились над тем, чтобы научиться чувствовать вкус. Но людьми мы от этого так и не стали. — Если коротко Стальной Зубок дал мне параллель, показав при этом еще множество других. — Всё-таки начала я. — Другие показал, говоришь? — Люченте впал в глубокую задумчивость и продолжил лишь спустя минуту. — Покажи кинжал, Эйва. Давненько я его в руках не держал. Покрутив и осмотрев со всех сторон, лют произвел какие-то манипуляции с камнями и хорошенько встряхнул ножик. Причем, все сделал настолько быстро, что конкретных движений было не разобрать и повторить я их не смогу. — Настоящий, надо же. И даже вошедший в полную силу. — Мне достался очень странный взгляд, а сам лют, отдав мне Стальной Зубок, ушел. Отсутствовал он, впрочем, недолго. Вернулся спустя минуты три, держа подмышкой несколько мягких книг в мягких потертых кожаных обложках. Вывалив их, демонстративно вытащил из верхней свою часограмму и положил обратно. Потом достал из кармана какой-то мелкий предмет, и будто беспокоясь, что кто-то может подсмотреть, аккуратно переложил в мою ладонь, сразу же сжав ее в кулак. Только сейчас я вспомнила про Рока Драгоция, который, слава богу, на этот раз не рискнул пойти за мной. Со смешком подумала, что припадок «падучей» оставил неизгладимое впечатление на его чуткую воронью душу. На деле это оказался маленький искусно выполненный, витой аквамариновый ключик. — Это тебе. Молодец, по глазам вижу, выросла и окрепла наконец, полностью самостоятельная личность. Останься тут, такой стать не смогла бы. — Опять ты за свое… — Не раз сидя вечером и что-то мелкое мастеря у камина, Люченте корил себя за то, что не дает мне жить полноценно, подавляет. И не сказать, что это неправда, но и не так трагично, как это рисует он. — А эти книжки запоминаешь, — перебивает меня отец и раскладывает на столе остальные. — Их найдешь в библиотеке. Проход туда через Луночас или часолист сама отыщешь, ключ я тебе дал. Книги выносить можешь сколько угодно. Это будут всего лишь копии и по первому желанию исчезнут. Разберешься. — Обнадеживающе проговорил лют и оттолкнувшись от столика, уселся в кресло. — Задавай. — Я не могу быть эррантией. — Наконец выпалила то, что волновало последнее время. — Эррантии это те, кто не имеют собственного коридора, клубка. Теперь всё это есть. Я стала чувствовать по настоящему, все физические параметры на лицо. Великое Время, да я пусть не так уж сильно об этом мечтала, но представляла в этом куда больше удовольствия. А тут как-то обычно, даже привыкать не пришлось, как будто всегда так и было. И тем не менее… От чего-то моя немножко сумбурная речь развеселила Люченте. Но мне правда было непонятно и малость грустно от неоправдавшихся надежд. В голове все так ладно и славно представлялось: чувствовать вес, перекатывания мышц от обычной ходьбы, вкус самых аппетитных блюд… Потому что так и должно быть, а не контролировать ежесекундно мировосприятия и органы чувств. Всего этого не было. То ли дело в памяти других ветвей вероятности, то ли ещё в чем-то, но не то, что нормально порадоваться, даже не заметила изменений. — Ты не права. — Люченте всё-таки рассмеялся каким-то своим мыслям и почесав подбородок уже серьёзно продолжил. — Клубок есть абсолютно у всех, но кому вздумается проверять клубок эррантии или даже вот этого кресла? — Лют похлопал по удобному кожаному подлокотнику и многозначительно подвигал удлиненным ушами вперёд-назад, а возле глаз, несмотря на отсутствующий смех, снова появились морщинки. — Людей губит фатальная ошибка с восприятием разницы и противоречием собственных утверждений. Темный фир всё-таки рассмеялся, в то время, как я непонимающе на него уставилась. По характеру мне больше свойственно вести разговор, направлять людей. Как учил Астрагор другую меня: «Не давай людям думать. Пусть спешат, будут ослеплены эмоциями, будут обманутыми, озабоченными собственными проблемами… Но не выходят за назначенные тобою границы. Если они успевают пораскинуть мозгами за пределами сплетенной паутины, они выходят из-под контроля. Мало знать тонкости часодейства. Самый сильный часодей, не умеющий самостоятельно размышлять — ноль без палочки. Но даже обычный человек умеющий мыслить, становится опасным» Но сейчас, под смех папы, было в какой-то мере приятно сидеть, смотреть на такое родное лицо и хлопать глазами в непонимании. А еще радовала та мысль, что он признал во мне равную. Такой вот компот: пока учит, заставляет додумываться до всего самостоятельно, только направляя и давая вовремя книгу в руки. Делится собственными наработками, как врученным раннее ключом, собственными выводами только с теми, кого считает достойным. — Яблоко на земле и на дереве останется яблоком, Эйва. Красное или зеленое, спелое или прогнившее — оно все равно яблоко. А вот с клубками несуразица. Вначале часодеи пафосно утверждают: «Клубки — самая важная часть, подарок самого Времени, из них состоит всё сущее, и они есть абсолютно у всех!» — Разница с клубками в том, что у часовщиков они спрятаны в будущем, — продолжал Люченте, — у людей — в их жизни и памяти, у зверей в инстинктах, а у предметов в прошлом. Клубок — это просто путь от начала и до конца. С эррантиями сложнее. Он идет сугубо в настоящем и немножко отдельно, чтобы не влиять. К слову, Эйва, разница между часодеями и эррантиями в том, что часодеи пользуются Временем, а мы живем. Эррантия астэра… — Люченте в привычном движение потер подбородок, как делал всегда, когда отдалялся от собеседника в собственные раздумья, — В переводе с древнего, означает — блуждающая звезда или же блуждающая душа. Раньше даже была отдельная каста провидцев, специализирующихся на отдельных, важнейших в истории клубках и конкретно эррантиях, они называли себя Говорящие со звездами. Иронично, не правда ли? Эррантиям раньше возносили хвалу, поскольку мы обладаем чрезвычайной силой воли, важнейшим условием для часодейства. Потом уже стали ловить, изгонять и порабощать. Эррантии — это буквально те, кто вышел за рамки. Рамки клубка, коридора, тела, привычек… Я на минуту отвлеклась на натянувшуюся связь с ЧерноКлючом. Я чувствовала, что ему было что сказать, хотелось присоединиться к разговору и встретиться лицом к лицу со своим создателем. Но сидел тихо, шепнув только на краю сознания, что я уже готова возвращаться, но пока мы не спешим. — Казалось бы, мы не смирились с судьбой, пошли против подарка Великого Времени… Но ему, Времени, в отличии от людей, глубоко начхать. С его позиции мы просто освободились от лишних оков, перешли на уровень выше. — Выше? — Я аж подобралась, хотя до этого расслабилась, заворожённо слушая импровизированную лекцию. Уж больно непривычная мысль. Я как-то думала, да и общепринято считать, что эррантии неполноценные, не имеют собственного клубка, могут жить, только паразитируя. — Ну, выше это громко сказано… — Пошел на попятную темный фир. — Хотя возможностей у нас больше, и в целом все эррантии астэра существенно сильнее обычного часодея, тем не менее, должно быть хотя бы подобие гармонии. Тут скорее подойдет сравнение с двумя известными тебе играми — нарды и шашки. Игры совершенно разные, сравнивать их и возносить одну над другой глупо. Несмотря на то, что кругляши в обеих играх одинаковые. Поэтому далеко не все эррантии могут воплотиться, безнаказанно занять чужое место, и по этой же причине всё-таки есть способы нас словить. — Подожди-подожди, то есть я сейчас запросто могу попасться в ловушку? Не было печали… — Твой случай уникальный, с точностью утверждать не могу, но Стальной Зубок в любом случае убережет. Я так и не понял, ты заняла чужое место, воплотилась или еще что-то произошло… Сейчас могу только с уверенностью сказать, что ты довольно сильно изменилась и не являешься типичной нерожденной, как было раньше. Только и «человеком» ты стать никогда не сможешь. Это шаг назад, на который нас лишили права. Если оступимся — неминуемо растворимся во времени, станем обычными затерянными. Чтобы перестать быть эррантией, Эйва, чтобы там Стальной Зубок не выдумал, — Фир в раздумьях потер подбородок, — Тебе придётся родиться. — И отвечая на невысказанный вслух вопрос, добавил. — В моем случае в разы сложнее, поскольку в свое время я умер. Отец наконец-то взял свою все еще горячую кружку тонкими пальцами, но бросив взгляд на мою, уже пустую — молча поменял их местами. — А что тениды? — Благодарно отпивая любимый чай, вспомнила я своего лучшего друга, который однажды ушел охотиться на своего двойника, и так и не вернулся. — Есть для них приемлемый вариант? — Только занять чужое место. Из-за этого стремления их как раз и считают самыми опасными. Незадача, что далеко не каждый может свыкнуться и полностью подчинив себе силу, тело, дар двойника и постепенно сходят с ума. Помнится, в мое время существовал целый департамент по отлову «подселенцев». Либо, как и все остальные, достаточно сильная тенида может просто воплотиться в мире, оставляя себе все плюсы нашей жизни. — Закончили разговор, — вдруг потребовал лют. — Давай еще один вопрос, твой Рок вот-вот проснется. — Так вот чего он сидит тихо. — неразборчиво и почти неосознанно бормочу, подлетая к отцу и поднимая его за руку с кресла, крепко обнимаю. Только сейчас я остро поняла, что скоро придется снова расстаться, и, скорее всего, навсегда… Поэтому, замерев на секунду и дыша в полную грудь, я старалась максимально запечатлеть этот момент. Люченте молчаливо гладил меня по спине, даря спокойствие и терпеливо ожидая, когда я от него «отлипну». Тихо, умиротворенно так стало, будто я в глаз урагана попала. Вот он бушует вокруг, а мы находимся в единственной абсолютно безопасной и спокойной точке. Остальцы даже считают, что в эпицентре урагана находится портал в другой, лучший мир. — Что происходит с коронованым Временем? — Глухо выпалила, упираясь в грудь отцу. — Временем? Эйва! — лют за плечи немного меня отодвинул. — Кто тебе предложил стать Временем? Большая редкость, чтобы за миг, у темного фира произошла такая резкая вспышка эмоций. На моей памяти это было от силы с десяток раз. При чем, не могу похвастаться, что хотя бы половина из-за меня. Такие вот они, гении, крыша съезжает набекрень и все уже воспринимается иначе. А сейчас в глазах молнии, ноздри расширились до неимоверных размеров, кадык дернулся и замер в жутком напряжении, желваки — и те ходят ходуном. — Никто не предлагал, но многим очень нравилась моя кандидатура, — не знаю, чего во мне сейчас больше, удивления или довольства с легким восхищением. Уж сколько раз я пыталась довести названного отца, а тут один вопрос и мгновенный результат. Поэтому пока я не спешила с подробностями, с нетерпением ожидая дальнейшей реакции. В большинстве случаев, если быть точной, в четырех из десяти случаях, разозлившему Люченте было очень худо, еще столько же раз он мстил многим позже и только потому, что виновников гнева не было рядом. В тихом омуте, как говорится, черти водятся. Хотя про тихий еще громко сказано, такой вот каламбур. Люченте ведь даже среди обычно нелюдимых эррантий имеет не последнее слово. Меня вон, обучал всему, что сам знает, с особым усердием. В том числе и боевым искусствам. И хотя сам владеет ими превосходно, воином отца не назвать. В первых рядах он идти не будет. Скорее, сидеть где-то в штабе, где принесет гораздо больше пользы — Эйва, это очень серьезно. — Видя задор на моем лице, чеканя каждое слово, произнес Люченте. — Коронованный Временем — не такая сладкая доля, как того хотелось бы часодеям. Я вообще тебе рекомендую выбросить эти глупости из головы и держаться как можно дальше от этой темы. — То есть всё не так просто, да? — Всё очень непросто, Эйва. И к моему сожалению, ты действительно очень выгодный претендент для Времени. Но последнее слово все равно за нами, слышишь? — Отец аж встряхнул меня за плечи. — Слышишь меня? Всё немалое племя эррантий долго воевало за свободу, за свое место под солнцем. — И что же, корона все перечеркнет? — чуть-чуть сгибаю коленки и снова выравниваю, чтобы ослабить хватку рук на моих плечах. — В худшем случае, да. Если смиришься с уготованной долей — просто-напросто растворишься. И очень многие пойдут за тобой. — Но ведь есть и более приемлемый вариант, папа? — Только в форме сотрудничества на равных. А Время на это никогда не согласится… Голос неожиданно затих и прислушавшись, лют прошептал одними губами: — Рок проснулся, — и быстро договорил. — Коронованный, это просто наместник Времени, как директор школы, который сам не является школой. Просто не принимай корону, Эйва. — Лют выделил мое имя какой-то особой интонацией и приобняв за плечи, так оттуда и не убирая рук, видимо, тоже стараясь «насытиться» моим присутствием, повел наверх. Рок смотрел на нас особо угрюмо, не стесняясь выражать свою неприязнь и явно догадываясь, от чего он заснул и сейчас дезориентирован в пространстве. По его лицу было легко прочитать, что мысленно нас с отцом уже четвертовали, еще и надругались над трупиками. И также хмуро бросил, не дожидаясь наших мнимых извинений, но и не давая еще пообщаться: — Пора обратно, Эйва. Ты полностью восстановилась, — Рок достал из кармана грубо обтёсанный кристалл, и взглядом показав на место возле себя, резко бросил камушек на пол. Вокруг нас зазмеилась черная — будто обгорела и коптит — дымка перехода. Астрагор явно питает особую страсть к темным тонам. Или просто не любит всё яркое. С одной стороны, было не сильно приятно смотреть, будто тебя поглощает тьма, и тем не менее, зрелище завораживало. Когда дым дошел до пояса, лазурного дорожного плаща, который мне на плечи накинул отец, а это произошла довольно быстро, я чуть не подскочила. — Почему Эйва? — Спросила, находя стальные глаза отца и вперяя в них взгляд, как в самый надежный якорь, вспомнив мимолетный интерес к своим именам из разных параллелей. Большинство содержали в себе намек на «Лисса». Но успела заметить только дернувшийся кадык и открытый рот — дым уже поглотил полностью, закладывая уши и перемещая в Змиулан.