Охотники за сокровищами

Мы решили, что найденный домик и есть самое настоящее таежное зимовье. Других предположений все равно не было, тем более отсутствие куриных ножек у избушки не давало простора фантазии, да и русской печи внутри крохотного помещения не наблюдалось. - Не густо, - подвел итог беглому осмотру помещения Рэм. - Ну не скажи, - не согласился я, - печка-буржуйка для тепла, нары для спанья, даже что-то типа стола есть. После ночевок на земле и считай чуть ли не в воде наличие крыши очень даже радует. Про дверь тоже могу напомнить. Ты еще скажи, тебе теплый сортир нужен и кабельное ТВ. - Да это я так, - легко пошел на попятный Рэм, - тем более теплый туалет тут похоже есть, - он пнул носком ботинка помятое ведро. - О! А здесь мечта голодного путника! Я посмотрел в сторону отодвинутой им тряпицы, загораживающей грубо сбитую узкую полку. Да, вот это действительно мечта! Стеклянные банки с крупами завораживали и вызывали обильное слюноотделение. - Смотри-ка, тушёнка! – сбоку и правда притаились несколько жестяных банок. - И срок годности еще вполне ничего. Окрыленные находками, мы стали обустраиваться на новом месте, полагая, что хозяева домика на нас не сильно обидятся за самоуправство. - Боже, вот оно, счастье, - бормотал Рэм, то обнаруживая котелок и закопченный чайник, то находя соль или чай. С ним оставалось только согласиться и смиренно дожидаться, когда будет готово испускающее умопомрачительно вкусный дух варево. Котелок висел над костром, разведенным недалеко от входа, и в нем лениво побулькивала рисовая каша с тушёнкой и солью. Рэм уверенно помешивал наш будущий обед, а я, чтобы не стоять над душой, пошел немного прибраться – все же в зимовье давно никто не был, и хотелось хотя бы стряхнуть мышиный помет со всех видимых поверхностей, а заодно и толстый слой пыли. С тряпками была проблема, но небольшой веничек из веток какого-то куста тоже неплохо справлялся с задачей. Освещалась избушка в основном через открытую дверь, маленькое оконце, затянутое к тому же старой и почти непрозрачной пленкой, с такой задачей справиться не могло, да и в общем нечего было делать внутри среди дня, а с наступлением темноты полагалось, судя по всему, спать. Свечей мы не нашли, видимо, они тут были без надобности. Блаженная сытость была сродни нирване. Зимовье не казалось таким убогим, птички пели звонче и веселее, полянка оказалась очень милой, и окружающий лес выглядел почти дружелюбно. - Господи, спасибо тебе за малые милости твои, - довольным тоном произнес Рэм, - это я тетку вспомнил, - пояснил он в ответ на мой медитативно-вопросительный взгляд. Я задумчиво смотрел на собеседника: его лицо неуловимо изменилось, когда речь зашла про тетушку. Что-то тут было не то, возможно, какая-то тайна. - Вы с ней близки? – задал я наводящий вопрос. - Она меня воспитала, - Рэм, сидя на чурбачке, принесенном из-под навеса у входной двери, поменял положение ног, невольно привлекая к ним внимание, - родителей-то нет. Ошеломляющая новость! Я потрясенно смотрел на него, думая, как тяжело, наверное, остаться без них в раннем возрасте. И речь ведь шла скорее всего о детстве, раз прозвучало «воспитала». Я приготовился слушать продолжение истории. - Я их не помню, совсем. Матери было лет восемнадцать, когда она родила меня, отцу примерно столько же, какие из них родители? У самих детство играло во всех местах. Отец купил старый мотоцикл, поехали прокатиться, коляску со мной оставили у подъезда. Тормоза отказали, и они въехали в КамАЗ, сразу насмерть, ведь ни шлемов, ни другой защиты не было. - Поразительная беспечность, - пробормотал я. - Ну да, я, говорят, долго орал под окнами, пока спохватились, даже грыжу наорал, - хмыкнул Рэм с непонятной гордостью. - А тетка? - Тетя Мила, как ты понимаешь, была счастлива. Пришлось поставить крест на личной жизни, возиться с ненужным ребенком. Она, конечно, по-своему любила меня, но вот любви и ласки я немного видел, да и она нечасто дома бывала, работала. А как на пенсию вышла, вообще крыша поехала: то плачет, то денег требует, то орет, что я неблагодарная тварь, - Рэм замолчал, невидяще глядя перед собой, - последний раз вот вдрызг разругались: тетя сказала, что раз я ей денег не даю, то должен платить за комнату как за съемную, или она ее сдаст кому-нибудь. Прикинь! Мою комнату! Родная тетка… Горечь явно сквозила в каждом его слове, хотелось подойти, погладить по голове, посочувствовать. Вместо этого я с привычным рационализмом анализировал ситуацию и сопоставлял скудные факты. - Паш, чего молчишь? - позвал Рэм, наверное, он рассчитывал на какую-то реакцию, а не на полную тишину. - Думаю, - честно ответил я. - Да? – скептически спросил он. – И что надумал? - Когда был еще школьником, меня на лето отправляли к материной родне. Там бабка и мать все время отношения выясняли, а потом мне жаловались по очереди. Вот вроде одну выслушаешь – все правда, так и было, а потом вторая те же события пересказывает… Слушаешь - и понимаешь, что правы-то обе, а как им об этом скажешь? - Это ты сейчас намекаешь, что я должен за свою же комнату, в квартире, где живу и прописан с детства, платить?! Типа она же права! – взвился Рэм. - Стоп! – резко оборвал я еще не начавшуюся ссору. – Я не знаю твою тетю, понятия не имею, какие у вас с ней отношения, просто говорю, что на одну и ту же проблему вы можете смотреть с разных сторон. - С каких разных? Ну раз такой умный, скажи мне! - Еще раз повторяю, что я не знаю, как у вас на самом деле обстоят, но она, например, может рассуждать так: я угробила на него свою молодость, пахала на трех работах, чтобы племянник ни в чем не нуждался, надеялась, что в старости он мне хоть помогать будет, а получается, что на свою пенсию в семь тысяч рублей я должна и коммуналку платить, и лекарства покупать, да еще кормить этого здорового лба. Еще бы хорошо на похороны накопить, а то ведь позору не оберешься, когда за казенный счет в последний путь проводят. Рэм вскочил, сжал кулаки и уставился на меня тяжелым, злым взглядом. Это продолжалось бесконечность, за которую я ощутил, как в животе образуется снежный ком и вымораживает все внутренности. Рэм резко выдохнул, возвращая времени привычный ход, и резко развернувшись, быстрым шагом направился к реке. Провожая взглядом его напряженную спину, я клял себя последними словами: дурак, какой дурак! Зачем мне было надо лезть туда, куда не просили?! Идиота кусок, правдолюбец и просто, блять, благородный рыцарь в сверкающих доспехах! Я сидел у потухающего костра, слушал, как шумит выкипающая вода в чайнике, и думал, что теперь делать. Нет, Рэм-то скорее всего вернется – деваться в тайге некуда, но как же нам дальше быть? На душе стало так тоскливо, что захотелось завыть, жаль, что луны еще не было. Можно еще было побиться головой об стену и понадеяться на то, что мозг примет правильное положение, но вместо этого я отправился в домик – нужно было протопить печку, чтобы выгнать из нашего временного обиталища сырость, тем более и укрыться было нечем, и спать придется на голых досках. Если, конечно, Рэм теперь ляжет вместе со мной… Дрова в печке уже давно прогорели и превратились в кучку ярко-малиновых углей, а его все еще не было. На улице изрядно стемнело, и кажется, снова начал накрапывать дождь. Стоило бы позвать его, или даже, быть может, сходить. Извиниться, что влез не в свое дело… Но было дико страшно, что вот выйдешь сейчас, спустишься вниз к стоящему у кромки воды Рэму, начнешь бессвязно что-то объяснять, скатываясь то в оправдания, то в детский лепет, а он отвернется и промолчит… Но еще страшнее было представить, что у реки никого нет. Темный силуэт появился на фоне дверного проема внезапно, шагов я не слышал. - Паш? – произнес Рэм, вглядываясь в темноту. - Я здесь. - Он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. - Давай спать, - Рэм протиснулся мимо меня к топчану, стукнули сбрасываемые ботинки, ложе жалобно заскрипело под устраивающимся на нем человеком. - Давай, - выдохнул я, закрывая дверцу печки и укладываясь на неудобных досках рядом, чувствуя рядом его тепло и вдыхая его запах. Пришел. Значит, успокоился. Это было самое главное, а поговорим завтра – утро вечера мудренее.