Шаг навстречу

      Шёл шестой день в поместье. Мэнор, поддавшись ночи, спал.       Но не спала Гермиона.       Почти неделю она откладывала совет Нарциссы. Придумывала кучу дел, лишь бы не связывать себя с Малфоем хотя бы вечером, когда её полномочия, как говорится, «всё». Последние часы перед полуночью она могла провести за книгой, письмами, сном — никак не Малфоем, и так ставшим синонимом её жизни. Но совет никуда не уходил. Он маячил на периферии, напоминал о себе случайной мыслью, стучал в дверь «Отложенные дела», пока не выбил её с ноги. Дескать, тебе и так нечего делать — так займись мной, юлящая ты тварь. Поэтому, хоть стрелки и пробили двенадцать, она сидела с включённым ночником и гипнотизировала ежедневник.       «Как ты, блин, спишь?..»       Все эти дни она заставала Малфоя в одном положении: ягодицы кверху, голова под одеялом. Он просыпался исключительно для того, чтобы принять лекарство, побурчать и снова лечь. Раньше обеда его разбудил бы удар в гонг, и то не факт. Так как она может это исправить? Заставить его ложиться вовремя, конечно же. Вот только попытка скорректировать режим Драко всё равно что драться с троллем без оружия: глупо, опрометчиво и бесполезно. Остаётся отодвинуть свои обязанности: проверку показателей, подготовку рациона, прогулки — в общем, всё-всё-всё. Что тоже надо планировать.       С тяжким вздохом Гермиона хлебнула воды, вспоминая, как когда-то засиживалась допоздна, делая домашнюю работу. Тогда, несмотря на усталость, она шла к своей цели напролом: лучшей наградой для неё была преподавательская похвала. Сейчас же лучшей наградой стали бы семь часов беспамятства. И чашка крепкого-крепкого кофе.       «Всё ради благого дела, — она перелистнула страничку. — Потерпи».       Справедливости ради, она наслаждалась своей работой. Определённой её частью. Тщеславная сторона Гермионы до сих пор не могла свыкнуться с тем, что она сиделка; другая же находила в этом плюсы. Более мягкий старт, возможность сконцентрироваться на конкретном больном, благоприятные условия труда. И, конечно, обещанный гонорар. Но, как и бывает, в любой бочке мёда найдётся своя ложка дёгтя. Её напастью предстал её же пациент.       Малфой. Несносный, капризный болван. Он почти не говорил, а если и открывал рот, то неизменно выдавал что-то колкое. За считанные дни он успел окрестить её простушкой, пухлой обезьянкой, оценить увиденные навыки как «уверенно посредственные», посетовать на колдомедицину и сломать инвалидную коляску в попытке превратить её в крысу. Гермиона, как и подобает зрелому человеку, на шалости внимания не обращала и послушно избавлялась от последствий магии, — что, впрочем, не мешало ей злиться. Она чувствовала себя клоуном, сносящим насмешки и придирки только потому, что кто-то когда-то решил, что клоуны не живые люди, а развлечение. И, судя по тому, как часто Малфой цеплялся взглядом за её лицо, таковым она и являлась.       Но было ещё кое-что не менее раздражающее. Он терпеть не мог гулять.       Гермиона никогда не видела столь ярого противника природы. Драко одевался через силу, ахая и охая; прикрывал ноги, нехотя оголял торс, когда того требовала ситуация. Собрать его казалось настоящим испытанием! А, оказавшись на аллее, он катил с таким хмурым видом, что грозовое небо меркло на его фоне. Её так и подмывало спросить: «Как же ты выжил, неженка?» — но оставалось лишь тихо вздыхать.       Спасибо, что ей не нужно его мыть. Ванну Драко тоже не любил.       Она закрыла блокнот, оставив тщетные попытки добиться идеала, и потянулась. Глянула на время: полвторого ночи. За окном стояла непроглядная темнота, в стекле отражался оранжевый свет ночника, который, без сомнений, выделял её комнату среди безжизненных арок поместья. Разделял ли с ней кто-нибудь этот момент? Смотрел ли так же на улицу, думая о первом снеге и одиночестве? О невыполненных делах, упущенных возможностях? Любви?..       В мэноре она была одна, наедине с осуждением и непринятием. Единственное, что связывало её с внешним миром, — крохотная совушка Пиф, и если днём ей удавалось скрыть свою слабость, то ночь не оставляла на это и шанса. Одна, одна, одна.       Всегда.       Она засыпала с ненавистной пустотой в груди и проснулась, к собственному изумлению, вовсе не от будильника, а от мягких, но настойчивых прикосновений. Меланхолию минувшей ночи поглотил туман.       Глаза. Огромные, как бильярдные шары, глаза смотрели на неё. Под ними, торча из-под тонкой, будто бы отсутствующей верхней губы, росли жёлтые зубы, наполовину скрытые за сухой громадной ладонью. Не отдавая себе отчёта, Грейнджер подорвалась на постели и выхватила из-под подушки палочку, направляя её на вторженца. Безобразное существо попятилось.       — Полли! — рявкнула Гермиона, узнав помощницу. — Ты меня напугала!       «И когда я разрешала тебе входить?»       — Простите… Простите, мисс…       — Почему ты здесь? Что-то произошло?       — Не злитесь, мисс. Полли… Молодой хозяин ждёт Вас…       — Ждёт?       Проскочившая мысль заставила её схватить с тумбочки часы. Ну конечно. И как он, бедненький, ещё не помер от ожидания? Всего лишь одиннадцать утра.       Она проспала.       Собиралась впопыхах: натягивала джинсы, одновременно пытаясь заплести хвост, ползала по полу, отыскивая носки и невесть куда запропастившийся блокнот. Тот нашёлся у кровати, и чёрт знает, как он там оказался. Раньше, чем подозрение успело пробраться в голову, Гермиона вылетела из спальни. Её «работа» сидела на кровати уже одетая: в простых спортивных штанах, оскорбляющих шёлковый пододеяльник, и свитере. В одной руке она держала палочку, в другой — учебник по Чарам. Но весь трюк заключался в том, что «работа» ждала её, и ждала с нетерпением. За цепким взором последовала не менее цепкая фраза:       — Выглядите потрясающе. Вам ноги не отняло случаем?       Гермиона заставила себя улыбнуться и незаметно оправила рубашку. Идиот.       — Не старайся. Твой внешний вид уже ничто не спасёт. И каким будет оправдание?       Точно идиот.       — Расписание, — она помахала блокнотом. — Всю ночь думала, сопоставляла.       Малфой задержал внимание на блокноте, как на диковинной зверушке, и медленно, почти лениво, закрыл учебник. Вышел весьма категоричный хлопок.       — Да? Посмотрим.       Гермиона ясно поняла беду Хагрида: «Зря я это сказала», — потому что вскоре её жизнь превратилась в слоган «терпи или убей». Судьба столкнула её с монстром. С большим, двадцатитрёхлетним скрытнем по имени Драко Малфой.       День, когда всё пошло наперекосяк, начался мирно, как обычно начинаются фильмы про подростков: с птичьего пения и шуршания деревьев за окном. Миссис Малфой, желая скоротать завтрак в саду, направлялась к лестницам, когда из спальни её сына выскочила девушка. Она почти хлопнула дверью — но, сделав вдох, сдержалась и прикрыла её. Это не первый раз, когда Нарцисса встречала Гермиону в таком настроении. Но никогда прежде она не слышала от неё поистине змеиного шёпота:       — Я воспользуюсь заклинанием вечного приклеивания. Клянусь, если он ещё раз разобьёт кружку…       Снедаемая любопытством, Нарцисса задержалась у поворота и прислушалась. Не следовало ожидать, что Драко оставит попытки избавиться от помощи. Три месяца он успешно изводил целителей — так с чего бы ему прекращать?       Его план отличался гениальной простотой. Первое время Драко терпел лечение и наблюдал, нащупывая слабые стороны целителя, затем начинал вести себя самым неподобающим образом. С ним пытались поговорить, объясниться, однако ни Люциус, ни Нарцисса больше не имели для него никакого авторитета. Это заставляло сердце сжиматься. Ей хотелось подойти и обнять его, погладить по волосам, прошептать «всё будет хорошо», — но его руки наверняка оттолкнули бы её. Она могла лишь надеяться, что кто-то совладает со строптивым нравом сына. Но уходы целителей подтверждали, что упрямство и замкнутость способны сотворить мерзавца из кого угодно. Поладить с таким не то что не удастся — не захочется вовсе.       Так что случилось между ним и мисс Грейнджер?       — Когда-нибудь мне это зачтётся. Когда-нибудь…       Гермиона подступила непозволительно близко, и миссис Малфой повела плечами, сбрасывая заинтересованное выражение. Выскользнув из-за угла — они почти столкнулись носами, — участливо поинтересовалась:       — Что-то случилось?       Гермиона взвизгнула и чуть не выронила кружку.       — Прошу прощения, я не хотела Вас напугать. Что-то не так с Драко?       «Дебил Ваш Драко!» — мысленно взревела Гермиона, да так, что стены поместья сотряслись. Вместо этого она пояснила:       — Буду честна, миссис Малфой. Когда я услышала, что он ведёт себя так, то не поверила. До этого он не пролил ни капли. Но за сегодня это уже третья кружка!       Стоило Драко услышать про расписание, как он вернулся в детство: начал выливать лекарства на ковёр, выбрасывать еду и зубоскалить. Точкой кипения стал момент, когда он превратил настойку в дубовый лист и смял на её глазах. Гермиона даже обратилась к Богу: что с ним, Драко, происходит? Проклятье повредило его мозг?       Бог на картине ответил, что это протест, и предложил Гермионе набраться терпения. Она поразмыслила и решила, что любое проявление эмоций только раззадорит Малфоя, и включила строгий профессионализм. Что спровоцировало его ещё больше.       Итак, он разбил кружку. Три раза подряд.       Она хотела его удушить.       — …Вы прекрасно справляетесь, мисс Грейнджер. Уверена, скоро Драко оставит свои детские замашки.       Слышать похвалу от Нарциссы было лестно, но она никак не уменьшила её раздражения. Продолжая вполголоса перемывать Малфою косточки и стараясь избегать нежелательных встреч, Гермиона спустилась на первый этаж. Кухня, просторное помещение с дорогой утварью, располагалась в западном крыле дома, рядом с выходом в оранжерею. За последние дни Гермиона настолько часто бывала там, что даже Тутас — домовик чуть менее неприятный, чем Кикимер — забил на её присутствие. Она скользнула на своё место, игнорируя недовольные вздохи, расчистила котелок, где плавали остатки настоя, и разожгла огонь. В голове вспыхнула идея бросить в воду перец чили, но — Непреложный обет. Как и все целители, она принесла его с обещанием, что не причинит умышленного вреда своему пациенту. Жаль: у Драко от острого распухало горло. Она бы повеселилась.       Нарезка трав заняла гораздо больше времени, чем обычно. Дальше в ход пошёл лимон: перемолоть и отжать. Над котлом возникло золотистое облачко, которое тут же рассеялось. Перелив жидкость в стакан, Гермиона добавила апельсиновый сироп и несколько листочков мяты — для вкуса. Вездесущий Тутас зорко следил за каждым её действием.       «Не отравлю, — подумала злостно. — Не беспокойся».       Не дай бог Драко не выпьет настой. Она вольёт ему его в глотку.       Мерзкий скрытень, развалившийся на королевском ложе, встретил её безобразным хмыком. Он словно бы говорил: «О, ты до сих пор не опустила руки? Посмотрим, как долго ты продержишься». Гермиона вскинула подбородок — Малфой отразил её движение и отложил палочку. Мерзавец.       — Это последний раз, мистер Малфой.       Драко принял стакан с издевательским кивком, поднёс его к лицу и принюхался. Он нюхал почти всё, что она готовила, и в этом прослеживались черты зельевара: те всегда стремились впитать как можно больше запахов. Апельсин, казалось, пришёлся ему по вкусу: он несколько раз глубоко вдыхал и выпускал воздух через рот. Гермиона, несмотря на опасения, ощутила себя победительницей: неужели попробует? — о чём вмиг пожалела. Насладившись ароматом, Драко отвёл стакан в сторону, понаблюдал за витками пара и… разжал пальцы. Девушка по инерции рванулась вперёд, но стакан уже лежал на полу, целый и невредимый. Внутри колбасилась мутная оранжевая жидкость.       Ликующий возглас сам сорвался с губ.       — Я предупреждала. Фульгари!       Магические верёвки вырвались из палочки и перехватили лодыжки и запястья Малфоя. Они были куда деликатнее Инкарцеро, но не уступали по силе — поэтому, когда Драко напряг руки, он смог развести их лишь на пару дюймов.       Правильно ли она поступала? Что ж, в регламенте ничего не говорилось о запрете связывающих заклинаний. И, если вспомнить, на пятом этаже Мунго имелись койки с наручниками.       — Сними. Сейчас же.       — Извините за неудобства, мистер Малфой. Это всего лишь меры предосторожности.       Слова звучали невозмутимо, словно ничего не происходило, но ехидное «мистер» не заметил бы только болван. На челюстях Малфоя заиграли желваки; он вновь напрягся, но тело подвело и, задрожав, расслабилось. Гермиона с трудом сдержала улыбку.       — Моя обязанность — заботиться о Вас, и я буду поступать так каждый раз, когда Вы начнёте упрямиться. Представьте…       Она подняла стакан и, упёршись коленом в матрац, склонилась над Малфоем. Нарочито медленно, как охотник, наслаждающийся страхом жертвы.       — …что это радикальные меры. Вы ведь не пойдёте жаловаться, правда?       Уверенность в личном превосходстве затмила смущение от их положения. Она, смягчив тон, повторила:       — Я ведь права, мистер Малфой?       — …Права.       — Прекрасно.       Драко, морщась, пил отвар и не отрывал от неё глаз, как если бы представлял её тушу на вертеле. Гермиона стирала капли с его подбородка и демонстративно не замечала, как кривятся уголки чужих губ. Его забавляет происходящее? Или злит?       Сразу, как он закончил пить, верёвки исчезли. Малфой тут же схватился за палочку, но нападать не стал — настороженно следил, как дерзкая помощница покидает пределы комнаты, но тут же возвращается:       — Ах да! Чуть позже я зайду Вас покормить. Лично, — она уже не прятала улыбку. — Будем подбирать достойное меню.       И на сим закрыла дверь.       Кухонные эльфы выслушали её просьбу приготовить блюда из списка (длиннющего, надо сказать, списка) и приступили к ней с завидным энтузиазмом. Тутас из ворчливого домовика сразу превратился в мастера своего дела: из-под его ножа получалась тончайшая нарезка. Очередное доказательство того, что нет ничего важнее любимого дела: без балов и званых ужинов надобность в готовке отпала и эльфы были вынуждены слоняться без дела. Теперь же им предстояло принять важное участие в жизни своего хозяина. Глядишь, подобреет и перестанет портить другим настроение.       Заглянувший на кухню Эдгар, отлучавшийся по поручению в город, встретил процессию со сложным лицом, но одобрил подход. Гермиона перекинулась с ним парочкой слов, прежде чем их разговор прервала подкравшаяся Полли.       — Это Вам, — протянула тарелку с салатом. — Приятного аппетита, мисс.       Поначалу Гермиона следила за количеством соли, специй и добавок, но вскоре оставила эту затею и просто смотрела, как ловко эльфы управляются с кулинарией. Она в силу отсутствия времени не могла распылиться даже на яичницу, какая уж там лазанья, поэтому питалась чем попадётся. А тут простые ингредиенты превращались в блюда, от которых текли слюнки. Желудок так и сводило от мысли о горячем супе или жаркое.       Под конец стол ломился от еды. Что-то Гермиона забраковала сразу, чем вызвала у поваров негодование, что-то отсеяла после дегустации. Она пожалела, что попросила приготовить всё сразу, и на большую часть блюд наложила протекционные чары. В раздачу пошли первые тарелки: овощное пюре, тыквенная каша и тонкие, как лист бумаги, панкейки.       Водрузив всё на поднос, она отправилась к Малфою. Тот сидел с закрытыми глазами, откинувшись на изголовье. На вторжение он никак не отреагировал. Задремал?       Как только притворилась дверь и поднос опустился на тумбочку, он вперился в Гермиону равнодушным взглядом. Не дремал.       — Завтрак, — пояснила она. Он не ответил.       В такие моменты ей приходилось тяжелее всего. Драко часто ударялся в апатию, и Гермиона, естественно, злилась. Он мог заниматься чем угодно, но строил из себя жертву каких поискать. Его состояние менялось со скоростью света, и никакой третий глаз не помог бы предугадать следующий шаг. Возможно, он схватит нож, чтобы «пошутить». Или ударит заклинанием, пытаясь защититься. Пошлёт её куда подальше, потому что не в духе. Она не знала!       — Поскольку Вы отказываетесь от еды, я решила, что будет полезно пересмотреть меню. Может, что-то придётся Вам по душе.       Он едва-едва кивнул. Не гляди она на него в упор, подумала бы, что показалось.       На панкейки Драко отреагировал сразу, посмотрев на них как на таракана, лишившегося головы, но по недоразумению продолжающего бегать. Овощное пюре показалось ему слишком густым, о чём он не преминул сообщить, а тыквенная каша оказалась безвкусной.       — Оценил твои старания, но вышло паршиво. Попробуй ещё раз.       Вечером ситуация повторилась. Поклевав курицу, он отставил её с кислым оскалом и уставился в учебник. Гермиона, поскрипев зубами, молча удалилась.       Пятница пролетела в таком же темпе. Проверка показателей — завтрак — апатия. К обеду они выбрались на прогулку, но, как обычно, у самого порога случилось непредвиденное обстоятельство: колесо инвалидного кресла зажевало ковёр.       Гермиона чертыхалась, скакала вокруг, как горный козёл, пока Малфой взирал на неё с весёлым злорадством. Складывалось ощущение, что он вычитал заклинание, не позволяющее им выйти на улицу дальше десяти футов, потому что каждый чёртов раз происходило что-то такое, отчего впору хвататься за волосы и кричать.       На помощь подоспел Эдгар. Дворецкий пообещал, что по возвращении ковра уже не будет, но целительница верила, что их настигнет новое препятствие в виде выросшего до небес порога.       В саду им повстречалась Нарцисса. Она сидела на скамье и перебирала спицами, довязывая рукав кофты. При виде Драко она закончила работу и справилась о самочувствии сына, получив в ответ стандартное «в порядке». Гермиона видела, с каким трудом миссис Малфой давалось спокойствие, и предложила прогуляться с ними до фонтана, — но женщина отказалась, сославшись на скорую встречу. Обе понимали, что это лишь пустая отговорка, но Грейнджер не смела упрекнуть её в этом.       Они остановились на другом конце отцветающего сада, откуда открывался чудесный вид на лес. Правда насладиться красотой природы Гермионе не довелось: уставший от безделья Драко взял дело в свои руки и покатил в сторону поместья.       — Вы куда?       — Внутрь. Но если ты и дальше хочешь мёрзнуть, то оставайся, конечно. Я тебя не держу.       — Бу-бу-бу.       Обедать он отказался, жалуясь на тошноту, а во время ужина отмёл все варианты блюд, в том числе те, которые Гермиона отрывала от сердца. Только в упорстве он был хорош. В остальном же оставался придурком.       Когда в следующие два дня он открестился от гор еды, делая это в лоб, Гермиона не выдержала: вырвала ложку из рук Малфоя и швырнула её в тарелку с губительным для слуха звоном.       — Хватит! Имейте, наконец, совесть. Я пытаюсь Вам помочь!       Молчание. Вкрадчивый вопрос:       — А я просил?       — Не Вы — Ваши родители! И я была бы признательна, прояви Вы к ним больше сострадания!       Драко хохотнул и зарылся пальцами в влажные после ванны волосы, будто не верил в то, что слышит.       — Что смешного? — проскрежетала она.       — Сострадание? А оно распространяется на меня? Кто-нибудь спросил, чего я хочу?.. — улыбка. — Вы все считаете, что знаете, как лучше. Пичкаете меня лекарствами, от которых я медленно превращаюсь в идиота, кормите «здоровой» пищей, хотя от неё нет толку, вынуждаете ездить на чёртовой коляске, зная, что мне это претит. Прогулка не поставит меня на ноги. Или вы настолько тупы, чтобы это не понять?..       — Я не…       — Нарцисса смотрит на меня как на ущербного. Портреты шепчутся, словно я заражён проказой, а ты… — улыбка померкла. — Ты сама думаешь: «Почему я здесь? Как же достал этот инвалид». Глотаешь упрёки, но злишься в коридоре — думаешь, я глухой? А всё из-за чего? Деньги. Конечно, деньги. Ты же не будешь оправдываться? Я уже три хренова месяца общаюсь с такими, как ты. Сомневаюсь, что причина в другом.       Он затих. Злоба, такая искренняя и сквозящая болью, заставила голову Гермионы опуститься. Она хотела возразить, отстоять себя, свою честь, но язык не повернулся сказать что-то против.       Смотрел ли он на неё? Да. Прямо, не мигая, будто желая пронзить её грудь, вскарабкаться по спинному мозгу в череп и узнать все мысли, что она так тщательно оберегала. Она также не знала, что в это мгновение он жаждал услышать её как никогда. Что внутри него теплилась искорка надежды. Пусть она опровергнет его слова. Хотя бы часть. Про неё.       Но она молчала. И искра погасла.       — Уходи.       Тихо встав, Гермиона забрала поднос и вышла. За спиной послышался шум разбитого стекла.