***
Мсье Тома попросил её подменить его на кассе. Близился конец месяца, а значит, у Бастиана впереди целый день закупок. Он говорил о том, что больше всего мечтал найти себе помощницу, чтобы без зазрения совести перед постоянными клиентами собственноручно закупать продукты для кухни. Прежде ему приходилось в какой-то из дней недели закрывать заведение, чтобы приобрести всё необходимое, а теперь он мог оставить своё детище Гермионе. Витрины в это утро ломились от количества десертов. Грейнджер даже не рискнула спрашивать у Бастиана, во сколько тот начал выпекать эклеры, капкейки и прочие сладости. Также сегодня среди угощений появились и рулетики с корицей, которых до этого утра в меню не было. Гермиона уже успела познакомиться с той самой мадам Эсми — верной фанаткой лавандового латте и сконов. Женщина оказалась невероятно позитивной и миловидной, одетой в ярко-розовый жакет и белое платье-футляр. Правда, без шляпки с пером на голове. Заходила ещё одна пара. Они взяли капкейки с вишнёвой глазурью и американо. В зале сейчас было занято три столика. Гермиона зачем-то подсчитывала в голове количество посетителей, хотя в этом и не было необходимости. Единственное, что требовал от неё мсье Тома — это хорошее настроение и улыбка. Только вот дело было в том, что таким образом Грейнджер пыталась отвлечься от навязчивых мыслей. Где тот самый утренний посетитель, что должен купить изумительного вида лимонный пирог, и пусть сегодня он был приготовлен не её рукой. Она ждала Малфоя, который всё не появлялся. «Ну, не придёт, так не придёт. Какая тебе разница?», — внушала себе Гермиона, то и дело протирая пустующие столики, которые и так уже блестели в свете солнечных лучей, пробивавшихся в зал через окна. — Добрый день, — к кассе подошёл мужчина. Ему на вид было лет сорок, может, сорок два. Он добродушно улыбнулся ей, поглядывая на витрину. — Можно, пожалуйста, лимонный пирог? Моя жена просто обожает его. Грейнджер окинула взглядом безукоризненно белую и выглаженную рубашку покупателя, которая сочеталась с его тёплой улыбкой. У него были аккуратные черты лица и светлые, соломенного оттенка волосы. Она на миг представила себе, как бы могла выглядеть его жена. Почему-то ей казалось, что у женщины непременно должны быть светлые волосы. Возможно ли, что у всех любителей лимонного пирога обязательно светлые волосы? — Конечно, — Гермиона как-то тяжело выдохнула. — У нас лучшие лимонные пироги и не только. — Благодарю вас, мисс, — мужчина кивнул, забирая пакет с пирогом. «Всё, Малфой, ты опоздал. Пирогов больше нет». Казалось, улыбка прочно поселилась на лице Гермионы. Она продолжала искренне улыбаться каждому посетителю, который подходил к кассе. Грейнджер невольно вспомнила, как впервые открыла двери шоколадной мастерской и познакомилась с мсье Тома, который рассказывал ей о своей беде с плитой. Тогда ей было так страшно и не по себе, потому что никто не одарил её улыбкой. Возможно, что она боялась, что кто-то из клиентов просто развернётся и уйдёт, если Гермиона перестанет улыбаться. Она каждые пятнадцать минут поглядывала на часы и с надеждой смотрела на застеклённые двери. Только вот ждала Грейнджер уже совершенно не Малфоя, а Бастиана. Первый рабочий день без него показался ей невероятно тяжёлым, и речь шла вовсе не о физической усталости. За всё время своей работы тут, не было и дня, чтобы мсье Тома не отвлекал свою помощницу какими-то забавными рассказами, поучительными, но добрыми советами. Она привыкла к этому добродушному старику, с которым было невероятно комфортно и легко работать. И сейчас Гермиона почувствовала себя одинокой и безумно загруженной внутренними переживаниями. Она даже допустила мысль, что нужно бы посмотреть, сколько сейчас стоят услуги психолога. И только за час до закрытия мастерской двери открылись, и на пороге показался Бастиан. Он выглядел таким замученным, но на лице всё равно сияла его дежурная улыбка. — Здравствуй, ma chère! — мсье Тома подошёл к кассе. — Как у тебя дела? — Всё нормально, — Гермиона действительно выдохнула с облегчением. — Все ваши кондитерские шедевры благополучно проданы. — О, нет, ma chère! Они не просто проданы, они выполнили свою главную роль — подарили радость каждому нашему посетителю. Я всю свою жизнь положил на алтарь несения радости людям в виде сладостей. — Остались только рулетики с корицей, — она пожала плечами. — Ну, конечно же, они остались! — воскликнул Бастиан. — Это же угощения для крошки Роуз. Она же обожает рулетики с корицей. Я специально добавил в тесто побольше ванили. В крем она совсем не годится, а вот в тесто… Да, c'est bien! Гермиона уже даже не удивлялась тому, что порой говорил Бастиан. Он был поистине необыкновенно прекрасным и чутким человеком. — Полагаю, что молодой Малфой сегодня не пришёл за лимонным пирогом, — сосредоточено произнёс мсье Тома. — Ты же не придумала себе расстраиваться из-за этого? Она моментально залилась краской и опустила голову, как провинившийся ребёнок. Все замечания Бастиана не звучали как какой-то упрёк или бестактное вмешательство в личную жизнь. Гермиона воспринимала его, как своего старшего друга, как мудрого человека и наставника. Странно было давать подобную характеристику человеку, которого знаешь всего ничего, но к нему лежало сердце. С ним не хотелось лукавить и молчать, когда душа просила искренности. — У вас прекрасная память, мсье Тома, — тихо ответила Гермиона. — Вы помните практически каждого своего посетителя по имени. Это удивительно. — В этом мире столько всего удивительного, — протянул он. — Вот, например, удивительно то, что я люблю праздновать свой день рождения. Моя первая жена ненавидела свой день рождения. Помню, как ей исполнилось всего лишь двадцать два, а она заявила мне, что у неё появились седые волосы, и больше она не воспринимает свой день рождения как праздник. Потому-то мы и расстались. — Всего лишь из-за этого? — Ну и из-за седых волос, разумеется, — хохотнул Бастиан. — У меня седые волосы появились аж после второго развода. И я уверен, что дело было в моей второй супруге. Эли была страстной женщиной. Она любила экстрим, адреналин и страсть. А меня это всё заставило поседеть. — Боюсь даже спросить, что такого вам сделала Эли, — Грейнджер улыбнулась краешком губ. — Она как-то мне сказала, что никогда не поймёт, что такое «любовь втроём». Я воспринял это как намёк, а она облила меня из сверхзвуковой поливалки для роз, — он покачал головой. — Ты когда-то встречала эту адскую машину? — Нет, — она еле сдерживала в себе смех, чтобы не рассмеяться прямо в лицо мужчине. — Она ревёт, как катер, наткнувшийся на песчаную отмель на полном ходу. Поливалка настолько адская, что, когда мы её включили первый раз, она вырвала с корнем розовый куст сорта «Королева Елизавета», что цвёл у соседа перед домом, — Бастиан поморщился, видимо, вспоминая тот подарок от своей супруги. — Досталось и Питу — моему другу, которого я привёл в тот вечер домой. Он был афро-американцем. После того мы не виделись, но я уверен, что под напором поливалки он стал европейцем. На последнем слове Гермиона не выдержала и рассмеялась. Она будто бы ждала весь день этого десятиминутного разговора, который смог развеять все переживания по тёплому ветру. Она попыталась успокоиться, но новый приступ смеха не заставил себя долго ждать. Грейнджер слабо понимала, что насмешило её больше: сама история или та интонация и выражение лица, с которыми она была рассказана. — Так вот, к чему это я вообще, — продолжил мсье Тома, когда Гермиона затихла и потянулась за стаканом с водой, чтобы промочить горло. — У меня послезавтра день рождения, а потому я приглашаю тебя и Роуз к себе на праздник. Ты не подумай, никаких Питов, поливалок и чего-то в стиле Эли. Я решил собрать своих знакомых и друзей тут в мастерской. Всем нам нужно немного праздника. — Конечно. Спасибо большое за приглашение. Это очень приятно. Да и Роуз наконец-то с вами познакомится. — Я специально для неё сделаю несколько плиток розового шоколада. Надеюсь, ты не в обиде на меня, старика, за нарушение всех неписаных родительских законов о том, что много сладкого детям — это вредно. — Вы что? — она мило улыбнулась. — Всё хорошо. Я очень рада, что судьба так сложилась, и я оказалась в вашей мастерской. — Вот и отлично. Тогда можешь быть свободна, ma chère. До завтра! — Всего хорошего! — она помахала Бастиану в дверях мастерской. Где-то внутри неё теплилась какая-то надежда, что на улице она заметит знакомый спортивный автомобиль, но ничего подобного не случилось. И как бы Гермиона ни отмахивалась от мыслей, что это всё ничего не значит, сердце начинало биться быстрее. Стоило только ей в очередной раз подумать о Драко, как по телу разливалось какое-то приятное тепло, ассоциирующееся в голове с семейным уютом. Наверное, из-за вчерашнего вечера в её памяти навсегда отложились те моменты, когда она наблюдала за общением Роуз и Драко. Их было совсем мало, но они стали особенными. И нет, это вовсе не обесценивало Рона. С ним вообще никто и никогда не сможет сравниться, но и просто так проигнорировать, как Рози машет Малфою через окно или как называет его Драконом… Это невозможно. Грейнджер уже давно не была маленькой девочкой, и даже не пятнадцатилетним подростком, а потому не пыталась как-то лгать самой себе. Ей нравился Драко: начиная от внешности и заканчивая тем, что он больше не был высокомерным засранцем со Слизерина. И за это она ругала себя. Гермиона понимала, что у неё больше нет мужа, что она свободная девушка, имеющая право на то, чтобы влюбиться в кого-то. А потом в мыслях вплывал разговор с Джинни, и всё становилось слишком мрачно в голове. Только вот у вас с Роном общая прекрасная дочь, а ты не заявила через неделю после развода о том, что за тобой ухаживает другой, и эти чувства взаимны. «Но прошло больше недели… Да и никто ни за кем не ухаживает…» За квартал от своего дома Гермиона остановилась и поняла, что прошла уже все магазины, так ничего и не купив. Недолго думая, она заказала сырную пиццу по телефону. Роуз, скорее всего, обрадуется подобному повороту событий. Суп из броколли по вечерам уже изрядно ей надоел. — Мама! Мама! — послышался голос дочери, как только Грейнджер открыла входные двери квартиры. — Мама, папа наконец-то принёс кота! Роуз бежала к Гермионе, прижимая к себе рыжий мохнатый клубок. В бездонных детских глазах искрилось столько радости, что невозможно было передать словами. — Привет, — на лестнице появился Рон. — Я тут в гости без приглашения решил заглянуть. — Тебе не нужно приглашение, чтобы увидеться с дочерью, — ответила Гермиона. Она коснулась кончиками пальцев шерсти огненно-рыжего кота. Он был так похож на её Живоглота. — Ты отпустил Энни? — Да, — кивнул Рональд. — Мы бы могли куда-то вместе сходить прогуляться? — Только давайте дождёмся доставку, а потом можно будет пойти в парке посидеть. Рози, ты как на это смотришь? — Мы возьмём Дракона с собой? Грейнджер сглотнула и прикусила губу. Неужели Роуз рассказала Рону о том, кто такой Дракон? Сердце бешено застучало под рёбрами, а руки предательски дрогнули. Она не была готова хоть что-то рассказать бывшему мужу. — Я думаю, что Чарли будет в восторге, когда узнает, что его племянница назвала кота Драконом, — усмехнулся Рон. — Ты уверена, милая, что хочешь тащить котёнка с собой в парк? А как же качели? — Но ему будет грустно, если я его просто оставлю в комнате, — с грустью в голосе ответила Роуз. — Мам, мы же возьмём его? — Возьмём. Если что, он побудет у меня на руках, пока папа будет катать тебя на качелях. Она выдохнула с таким облегчением, но вместе с тем не решилась посмотреть на Рона. Ей казалось, что она его предала, подорвала его доверие в этот самый момент. Через тридцать минут курьер доставил пиццу, Гермиона вручила Рональду в руки покрывало оранжевого цвета, а у Роуз на руках мурчал рыжий котёнок. Они со стороны снова выглядели, как счастливая полноценная семья. До парка было не так далеко идти, но по дороге они встретили несколько пожилых женщин, которые любезно поздоровались и улыбнулись им. Наверняка, они видели в этих троих всё ту же счастливую семью, коими они и пытались сейчас казаться. — У тебя что-то случилось? — спросил Уизли, когда они расположились под одним из деревьев в парке. Роуз забрала котёнка и побежала к песочнице, находившейся рядом с качелями. Складывалось такое впечатление, что она каким-то образом понимала: родителей нужно оставить наедине и дать возможность поговорить. Только вот Гермиона не была уверена в том, что найдёт сейчас в себе силы быть с бывшим мужем искренней до конца. — Я устала на работе, — ответила она, выдыхая. — Ты… ты знал, что Гарри и Джинни расстались? — Да, мне Гарри не так давно рассказал о том, что Джинни предложила ему остаться друзьями. — А мне он ничего не рассказал, хотя и заглядывал ко мне в гости. — Это же Гарри, — хмыкнул Рон. — Ты — его близкий человек, и он ни за что в жизни не решился бы тебя грузить своими проблемами. Да и вряд ли ему хотелось с тобой говорить о том, что его бросила Джинни, когда ты только сама рассталась с мужем. — Я хотела ему написать письмо, но не знаю, о чём писать… Я по себе знаю, что в такие моменты меньше всего хочется, чтобы кто-то лез в душу со своими сожалениями и советами. — Не дави на него, не дави на себя. Когда придёт время, то вы обязательно встретитесь и обо всём поговорите, как близкие друзья. — Джинни навещала меня… Ты знаешь, почему они расстались с Гарри? — Потому что Джинни влюбилась в другого. Об этом знали все, как мне кажется. Я не о том, что моя сестра давала поводы. Я о том, что по ней было видно, что она не горит больше рядом с Гарри. Их расставание не было неожиданным, на самом деле. — Почему тогда для меня это стало неожиданностью? — Потому что ты сосредоточена на том, что происходит в твоей жизни, Гермиона, — по-доброму ответил Рон. — Мы пережили с тобой развод, у тебя был переезд, адаптация Роуз к миру магглов. Это всё не так просто, как может показаться. А зная тебя, то ты ещё и в довесок ко всему, по-любому грузишь себя пустыми и беспочвенными угрызениями совести. Насколько же хорошо он её знал. Гермиона была уверена в том, что больше никогда и нигде не повстречает такого человека, знающего о ней каждую мелочь. Она не представляла себе, как в голове Рона всё это помещалось, хотя в её собственной голове было столько же всего о нём. Но себя мы не видим со стороны, а вот окружающие нас видят. — Есть такое, — она криво усмехнулась, ища глазами на площадке Роуз. — Я всё время думаю о том, что поступила неправильно… Я смотрю на нашу дочь и мне становится не по себе, понимаешь? Словно я не оставила ей выбора, а просто разрушила идеальный детский мир. — Нет, Гермиона, — Рональд коснулся её руки. — Ты не виновата ни в чём. Ты — прекрасная мать. И решение мы приняли вместе. Помнишь, что ты мне сказала в тот день, когда в последний раз была в нашем доме? У Роуз по-прежнему есть папа и мама, которые любят её больше жизни. Вот в чём правда, Гермиона. Да, так случилось, что ты больше не Уизли, что я не провожу с дочерью круглые сутки, но жизнь продолжается. Она набрала полные лёгкие воздуха, принимая в голове решение, что сейчас пришло то самое время. Грейнджер не хотела лицемерить, хотя и понимала, что её личная жизнь — это вовсе не забота бывшего мужа. Они не обязаны отчитываться друг перед другом. Единственное, что их связывало — это Рози и общие воспоминания. И пусть все её сомнения строились лишь на каких-то призрачных раздумьях о Малфое, но это выворачивало душу наизнанку. Даже, если она больше никогда в жизни не повстречает Драко, то хотя бы совесть мучить не будет. Такой вот она человек. — А если бы… Что бы ты сказал мне, если бы я сказала, что мне нравится другой? — Гермиона не узнала свой собственный голос, настолько поникшим он был. — Сказал бы, что это нормально. Ты — Гермиона Грейнджер, помнишь? На твоём пальце больше нет обручального кольца. — Но мы только развелись… — Но я знаю, что ты до последнего дня была мне верна, Гермиона. Кажется, ты и сейчас хранишь мне верность, хотя не должна. До конца своих дней я буду вспоминать тебя, как лучшую часть своей жизни. За время, проведённое вместе в Хогвартсе, за все зимние каникулы, за наш брак и за нашу очаровательную дочь. За всё это я благодарен тебе. — Рон… — на её глазах проступили слёзы. — Я хочу, чтобы мы оба были счастливы, но каждый по-своему, в своей жизни, — он обнял её. — Но не обещаю, что приду на твою свадьбу. — Родители! — к ним на всех парах неслась Роуз. — Я так сильно вас люблю! — И мы тебя, крошка, — Рональд обнял и её. Это было отголосками славного прошлого семейства Уизли.***
Она смотрела на бесконечное количество подносов и ингредиентов, боясь даже представить, сколько гостей будет на торжестве у Бастиана. Конечно, Гермиона не могла не предложить свою помощь, но и мсье Тома не стал долго и убедительно отказываться. Он уже через несколько минут после предложения своей помощницы вручил ей длиннющий список десертов, которые должны быть завтра на столе. Хоть Грейнджер и любила своё дело, но как-то не рассчитывала на подобный поворот событий. И эклеры, и сконы, и бисквиты, и капкейки, и… Список казался нескончаемым. Она даже не хотела думать о том, как бы Бастиан это всё сам приготовил до завтра. Сегодня они закрылись на три часа раньше положенного, но на кухне мастерской жара только начиналась. Гермиона попросила Энни сегодня остаться с ночевкой, потому что не была уверена, что вернётся с работы хоть с каким-то минимальным запасом сил, чтобы покупать и уложить дочь спать. — Начни с эклеров! — Бастиан забежал на кухню, тяжело дыша. — Мне нужно срочно отлучиться на пару часов. Обнимаю тебя, ma sorcière! Гермиона только успела открыть рот, как от мужчины и след простыл. Он просто испарился, будто бы его тут и не было. Спорить было не с кем, а потому оставалось браться за эклеры, к которым у неё не особо лежала душа. Как-то в детстве Грейнджер немного увлеклась этим заварным пирожным, и после старалась обходить стороной. Только по просьбе Роуз она несколько раз их делала, но практически с закрытыми глазами, чтобы не стошнило. Нужно было начать с теста. Гермиона достала внушительных размеров кастрюлю, прикидывая примерно в голове, сколько пирожных должно получиться по итогу. В неё нужно было налить воды, добавить мягкое сливочное масло и щепотку соли. Она пыталась настроить себя на самый лучший лад, помня о главной заповеди кондитера, которую всегда игнорировала, когда дело касалось эклеров. Нужно готовить с хорошим настроением. Кастрюля отправилась на плиту. Содержимое нужно было нагреть и довести до кипения. Послышался громкий стук, словно кто-то ломился в закрытые двери мастерской. «Наверное, мсье Тома забыл повесить табличку», — пронеслось в голове у Гермионы. Она выставила минимально температуру на плите и вышла в зал, вытирая руки бумажными полотенцами. И стоило ей заметить, кто стоял за дверью, как Грейнджер тут же захотела снова вернуться на кухню, но было поздно. Малфой уже её увидел. Но откуда такая реакция? Разве не она вчера ждала его, чтобы он пришёл за лимонным пирогом? Да, Гермиона определённо ждала его, ведь он пообещал, только вот слово не сдержал. И поэтому она сейчас не хотела его видеть. Глупее оправдание ещё нужно было поискать, но Грейнджер довольствовалась и этим. Девушка подошла к двери и демонстративно перевернула табличку:FERMÉ
— Закрыто! — через стекло сказала Гермиона. — Приходите завтра. — А где ваза, Грейнджер? — усмехнулся Драко. Она театрально закатила глаза и сложила руки на груди. Они продолжали негласный бой взглядами, как два идиота. Им было почти под тридцать, но они нашли что-то забавное в том, чтобы пялиться друг на друга через закрытые застеклённые двери. — Я за пирогом. Карты в навигаторе показывают, что ваша мастерская открыта. — Пирогов нет, мастерская закрыта. — А что есть? — он прислонился к двери, заглядывая на витрины. — Тогда я хочу… О, я хочу вон тех шоколадных мишек. — Они не продаются, это часть декора. — Отлично. Я уверен, что с этими мишками моя квартира заиграет новыми красками. И тут ей в нос ударил сливочный аромат масла. Всё, разговор с Малфоем пора было заканчивать. Она отвлеклась, возможно даже зарядилась тем самым хорошим настроением, но пора возвращаться на кухню к тесту для эклеров. — Всего хорошего, мистер Малфой. — Открой! — крикнул он ещё раз, но Гермиона скрылась за дверью кухни. Она была явно довольна собой. Масло действительно растаяло в кастрюле и начало уже кипеть. Идеально. Теперь ей предстояло самое важное — высыпать туда муку и аккуратно размешать так, чтобы не осталось ни единого комочка. Это был достаточно кропотливый и ответственный момент, который требовал сосредоточенности. Да, в кондитерском деле были свои хитрости, премудрости и особенности. Она достала ещё одну миску, потому что запланировала сделать два разных вида теста. Одно классическое, а другое — с добавлением перетертого грецкого ореха. Бастиан любил привкус орехов в десертах — это Гермиона знала наверняка. — А тут миленько, — двери кухни неожиданно распахнулись. Малфой зашёл с важным видом, внимательно рассматривая убранство сердца шоколадной мастерской. — И пахнет очень вкусно. — Какого чёрта? — возмутила Грейнджер, еле удержав в руках кастрюлю. — Что ты тут делаешь? Как ты вообще… — Как я сюда попал? Ты шутишь? А волшебная палочка мне зачем по-твоему? Должен же быть от неё хоть какой-то толк. Ты продолжай, я мешать не буду. — Выметайся отсюда! Тебе тут не место. — Будем считать, что я помогаю тебе готовить десерты к праздничному столу мсье Тома, — Малфой расплылся в довольной улыбке. — Да, Грейнджер, я тоже приглашённый гость. Позволь мне внести свою лепту в подготовку праздника. Гермиона недовольно хмыкнула и отвернулась к поверхности, где стояла просеянная мука. Она добавила горсть в первую кастрюлю и начала тщательно размешивать тесто, думая только о том, что там не должно быть комочков. Но в голову всё время лезли мысли о стоящем в нескольких шагах Малфое, который продолжал разглядывать кухню. Когда Грейнджер идеально вымесила тесто, то приступила к следующим пунктам рецепта: нужно было прогреть его три минуты и снять с плиты, а затем остудить примерно до семидесяти градусов, чтобы по одному добавить яйца, и снова тщательно перемешать. Она чувствовала, как Малфой наблюдал за каждым её движением, но молчал. В какой-то момент Гермиона слабо улыбнулась и еле заметно покачала головой. Ещё один момент в копилку того, что было нетипично для Драко Малфоя. Разве можно было себе представить подобную картину? Точно нет. Кому вообще могло быть интересно наблюдать за тем, как кто-то готовил? Разве что кулинарам и кондитерам. Через десять минут Грейнджер довольно улыбнулась. Тесто получилось в меру густым и тягучим — такое, как надо. На миг она допустила мысль, что это лучшее её заварное тесто за всю жизнь. Неужели дело было только в Малфое, который так внимательно наблюдал за ней? Гермиона быстро отмахнулась от этой мысли и достала из духовки противень. — И при какой температуре они должны выпекаться? — наконец спросил Драко. — Триста семьдесят пять градусов по Фаренгейту, — быстро ответила она, выставляя нужную температуру на нелюбимой Бастианом духовке «Ara». — Это самая оптимальная температура для подобного десерта. — Думаю, ты будешь не против, если я сниму пиджак. Ты дашь мне фартук? — Зачем он тебе? — Хочу тебе помочь, Грейнджер. Лучший подарок — это подарок, сделанный своими руками. Ну или я хотя бы испеку для себя лимонный пирог. — Нужно было вчера приходить за пирогом, — резко ответила Гермиона, протягивая Драко фартук, точно такого же нежно-розового цвета, как и у неё. — Вчера не ты его пекла, а мсье Тома. А мне нужен твой пирог. Гермиона покачала головой и снова принялась за эклеры. Дело оставалось за малым. Нужно было поместить тесто в кондитерский мешок и выложить его на противень в виде небольших пирожных удлинённой формы. Глазомер её не подвёл. Теста хватило ровно на два противня: один классический, а другой с перетёртыми орехами. — Выглядит хорошо, — сказал Драко, когда Грейнджер отправила всё это в духовку. — Долго ему там выпекаться? — Тридцать-тридцать пять минут. — И что мы будем делать дальше? Она заметила, что Малфой закатал рукава своей голубой рубашки, которая гармонично выглядела в паре с розовым фартуком. Это заставило её снова улыбнуться. — Я настолько нелепо выгляжу, что это пробивает тебя на смех? — Почти. Но это хорошо, потому что кондитерское дело любит хорошее настроение. Нужно отдавать своим творениям душу и искренность, а иначе ничего не получится. — Отлично. Вот видишь, и от меня есть польза, а ты не хотела мне открывать двери. — Думаю, что Бастиан не будет против, если в праздничное меню добавятся лимонные пироги, — протянула Гермиона. — Научишься их готовить, и не нужно будет мотаться каждое утро к нам в мастерскую. Грейнджер протянула руку, чтобы взять чистую миску для очередного теста, но уже для бисквитного. — А кто тебе сказал, что я приезжаю сюда только ради пирога? — спросил Драко, касаясь кончиками пальцев её руки. — Может, дело вовсе не в них. — Определенно в них, — ответила Гермиона, сглотнув. — Вчера же ты не приехал только потому, что пироги были приготовлены не мною. Её резко бросило в жар, словно кто-то на кухне выкрутил вентиль отопления на все триста семьдесят пять градусов по Фаренгейту. И даже несмотря на то, что на ней было всего лишь лёгкое летнее платье, ей стало непростительно жарко. Она чувствовала, как лицо залилось краской, а сердце начало биться быстрее. — А я вот не уверен, — тише произнёс Драко, наклоняясь к ней. — Дело точно не в пирогах, Грейнджер. — Точно. Я забыла, что ты у нас один из фанатов мсье Тома. Постоянный клиент, все дела. Я могу ручаться, что его лимонные пироги ничуть не хуже моих. Даже получше будут. Гермиона притянула к себе миску и муку, но вот простейший рецепт бисквитного теста полностью перепутался в голове. Она напрочь забыла, что за чем должно отправляться в миску, до какой консистенции это всё нужно взбивать и на сколько градусов стоит выставлять духовку. Драко сделал шаг к ней, преодолевая то жалкое расстояние, что было каким-то спасательным кругом для неё и её разума. Теперь он был настолько близко, что она отчётливо чувствовала аромат его духов. Казалось, Гермиона слышала даже стук его сердца. Но, скорее всего, что это было её собственное сердце, выпрыгивающее из груди. — Я могу тебе доказать, что я вовсе не его фанат, — он наклонился совсем близко к её уху. — Я бы назвал себя поклонником, если ты не против. Она почувствовала его горячее дыхание на своей коже, но уверенно продолжила добавлять в миску нужные ингредиенты. Почти уверенно. Её руки подрагивали, но Гермиона пыталась сделать вид, что ничего не происходит. Хотя они оба видели, как плавилось её тело под его натиском. — Твоё право, — глухо ответила Грейнджер. — Ты можешь себя называть, как хочешь. — Тогда я буду называть себя твоим поклонником, — его губы нежно и почти невесомо коснулись её оголённого плеча. Гермиона даже не понимала, стоило ли ей радоваться тому, что у её платья были тонкие бретели. Драко касался её так нежно и с таким трепетом, будто бы она — дорогой хрусталь. Прежде она никогда ничего подобного не испытывала. На мгновенье Грейнджер задумалась, что даже Рон к ней настолько нежно не прикасался, поднимая внутри целый ураган чувств. Разве можно было подобное чувствовать к человеку, который только-только появился в её жизни, который просто прикоснулся к ней, а не провёл много лет рядом? — Слишком громкое заявление, Малфой, — выдавила она из себя. — Видимо, ты не знаком со значением слова «поклонник». — Будь уверена, Грейнджер, я прекрасно с ним знаком, — его руки скользнули по её талии. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты само совершенство? — Странно это слышать от тебя. — Спустя столько лет я имею право наконец тебе это сказать. Нас с тобой свела сама судьба в этом маленьком французском городке. Гермиона продолжала придерживать одной рукой миску, а второй рукой уперлась о кухонную поверхность. Она была уверена, что может в любой момент просто повалиться на пол, не контролируя собственное тело. Тело, которое предательски напряглось, а дыхание ускорилось. Слова Драко доходили до неё с невероятной задержкой, словно мозг тормозил, как медленный и старый компьютер. И даже когда она услышала каждое слово, что произнёс Малфой, то всё равно не могла растолковать значение. Она отказывалась верить собственным ушам. Грейнджер зажмурила глаза и попыталась унять стук своего сердца. Она и без того понимала, что Малфою всё предельно ясно, но хоть какую-то крупицу самообладания желала сохранить.Его правая рука начала задирать её лёгкое шелковое платье жёлтого цвета, а из уст Гермионы сорвался стон. — Повернись, — нежно, но вместе с тем и властно протянул Драко. Гермиона открыла глаза и отпустила миску, за которую вцепилась изо всех сил. Она бы даже не удивилась, если бы на ней остались лёгкие вмятины, повторяющие форму её тонких пальцев. Её сердце колотилось с бешеной скоростью, и когда она повернулась к нему лицом, их взгляды наконец встретились. Грейнджер мысленно проклинала тот момент, когда всё же не настояла на том, чтобы он вышел из кухни. Почему она его не выгнала? Тогда бы этого всего не происходило. Но, похоже, желание всё же преобладало над этим сожалением. Гермиона облизала нижнюю губу, чувствуя, как проигрывает собственному телу. Она коснулась правой рукой его груди. Даже через рубашку и фартук от него исходил точно такой же жар, как и от самой Грейнджер. На кухне больше не витал аромат ванильного сахара, корицы и перемолотых орехов. Только желание и ничего больше. — Никогда не думал, что это случится на кухне, Грейнджер, — тихо протянул Драко и впился в её губы жадным поцелуем. Ей бы хотелось ответить, что она вообще не думала, что это случится, и неважно где, но все мысли вмиг растворились. Руки Драко снова заскользили по её изящному телу, пока не оказались на ягодицах. Мягкое движение его пальцев заставляло терять голову, окончательно уничтожая самоконтроль. Нервы искрили, словно оголённые провода, а дыхание было тяжелым и сбивчивым. Малфой приподнял её, усаживая на кухонную поверхность, отодвигая всю кондитерскую утварь. Гермиона непроизвольно обвила его ногами, заставляя их тела соприкоснуться. Ей хотелось прижаться к нему ещё плотнее. Стащить дурацкую одежду, которая явно была лишней. И её явно было слишком много. Поцелуй обжигал огнём, стирая напрочь все запреты. Гермиона хотела намного больше. Она с удовольствием переступала черту, за которой её ждал сводящий с ума Драко. Жёлтое платье задралось непозволительно высоко, обнажая золотую кожу бёдер. Грейнджер протянула руки вперёд, не разрывая поцелуй, и развязала бантик фартука на его шее. Она жаждала побыстрее добраться до огромного количества пуговиц на рубашке Драко и расправиться с ними. Сорвать бесполезную ткань и прикоснуться к его телу, что манило сильнее магнита. Запах мраморной кожи кружил голову, заставляя забывать обо всём. Гермиона поняла, что не может противиться тем чувствам, которые сейчас будил в ней Драко. Волна накрывала, затуманивая разум, но в то же время даря драгоценнейший глоток воздуха. Боже, как ей этого не хватало. Будто с момента развода и до этой самой секунды её жизнь продолжала стоять на паузе. Его серые глаза плавили переживания и тревоги, забирали сомнения, оставляя лишь дикое желание. Гермиона стянула голубую рубашку и отбросила её в сторону. Кончики пальцев блуждали по рельефному животу, изучая каждый миллиметр идеальной кожи. Хотелось впечатать в память каждую линию его тела. Драко судорожно выдохнул, и лишь сильнее сжал её талию. Платье скомкалось и превратилось в какое-то подобие пояса. Руки Малфоя поглаживали аккуратную грудь, заставляя соски твердеть. Гермиона разорвала поцелуй, чтобы глотнуть немного воздуха, и из её губ вырвался слабый стон. Она откинула голову и зажмурилась, желая ощутить ласку ещё сильнее. Драко коснулся языком её шеи и начал спускаться ниже, прокладывая дорожку поцелуев. По всему телу прошёлся электрический разряд, вызывая крупную дрожь. Гермиона сжала ноги, притягивая к себе Малфоя ещё ближе. Как бы она ни старалась, он был слишком далеко. Её тело, мысли и душа сейчас принадлежали только ему. Его рукам, его языку и его сжигающим прикосновениям. Драко продолжал круговыми движениями ласкать её соски, вырывая из уст Гермионы очередной протяжный стон. Она теряла связь с этой реальностью. Весь мир сосредоточился в раскалённой ласке. — Грейнджер… — он встал перед ней на колени. Малфой поцеловал внутреннюю сторону её бедра, а правой рукой отодвинул край кружевных трусиков белого цвета. Его горячее дыхание обожгло чувствительный клитор. От одной мысли, что сейчас могло произойти, Гермиона выгнулась навстречу и закусила губу. Больше никаких правил, никаких табу. Границы дозволенного и недозволенного стерлись в один миг. Она чувствовала, как её пульс зашкаливает, как разрушаются все барьеры. Божественно. — Драко… — её голос превратился в томный шёпот. Малфой провёл языком по влажным половым губам Гермионы. Она была слишком хороша. Слишком прекрасна для него. Словно самый волшебный сон и самая чудесная мечта. Он сам до конца не верил в происходящее, наслаждаясь каждой секундой. Ему хотелось вознести её до небес и отдать всё, что у него было. Сначала один палец. Медленно и мягко. Гермиона дёрнулась, практически требуя большего. Её грудь вздымалась от сбивчивого дыхания, а пальцы едва не вырвали кусок деревянного стола. Второй палец. Грейнджер застонала и сжала мышцы, пытаясь ощутить ласку ещё глубже. Она резко выдохнула, ощущая, как внутри нарастает напряжение, грозящее вот-вот перерасти во взрыв. Оглушающий и раскатистый. Удовольствие наполнило каждую клетку, затуманивая разум. Казалось, что она просто не может чувствовать больше, но Драко коснулся языком возбуждённого клитора. Легко и нежно, практически невесомо. Грейнджер уже не сдерживалась и стонала так громко, что Малфой был в шаге от потери хваленого самоконтроля. Он усилил натиск, ощущая, что сам находится на грани. Наслаждение доводило её до крайней точки. Заставляло стать одной сплошной эмоцией. Обнаженной и безрассудной. Один взмах ресниц, один удар сердца — и её тело судорожно задрожало под волной всепоглощающего оргазма. — Какая же ты восхитительная, Гермиона, — Малфой прикоснулся губами к её внутренней стороне бедра ещё раз и выпрямился, довольствуясь открывшимся видом подрагивающей Грейнджер. Она не спешила открывать глаза, пытаясь восстановить дыхание. — Ты очень красивая, — Драко поцеловал её грудь. — Я хочу тебя. Всего тебя, — прошептала Грейнджер, будто бы в полубреду. Малфой был готов исполнить любое её желание. Стать кем и чем угодно, лишь бы слышать эти слова каждый день, каждую секунду. Всю свою жизнь. Ловким движением он расстегнул ширинку брюк, опуская их вместе с боксерами. Не осталось никаких сил контролировать бушующее желание, и Драко прижал головку напряженного члена, чувствуя, как Гермиона готова принять его. Стать с ним единым целым. Из его горла вырвался громкий рык наслаждения. Малфой истратил последние крупицы самоконтроля, чтобы войти в неё медленно. Мягкие движения, неспешный ритм. Он хотел, чтобы она привыкла к нему. Тесные мышцы так плотно обхватывали член, что каждый толчок приближал его к пику с бешеной скоростью. Драко увеличил темп, чувствуя как Гермиона снова обвила его торс ногами. Одной рукой он упирался о стол, а другой прижимал к себе Грейнджер, ощущая её неземную кожу и прерывистое дыхание. В её теле поднималась неведомая волна наслаждения. Всё вокруг словно притупилось, а они чувствовали только друг друга. Малфой поцеловал Гермиону в розовые пухлые губы, заглушая протяжный стон, а после уткнулся носом в запутавшиеся волосы, наслаждаясь сладким ароматом вишни, что исходил от неё. — Драко… — Грейнджер захныкала, ощущая приближение нового оргазма. Влагалище жадно сдавило член, ритмично пульсируя, лишь усиливая и без того сумасшедшее напряжение. Гермиона хватала ртом воздух, чувствуя, что сейчас вот-вот задохнётся из-за накрывшего удовольствия. Драко ещё несколько раз резко двинулся, после чего замер, прижавшись к ней всем телом. Кислорода не осталось, весь мир словно замер, а часы остановились. Мощная волна совместного оргазма смела всё на своём пути. Гермиона дрожала, продлевая неземное наслаждение. Малфой коснулся губами её лба. В этом жесте скрывалась вся его нежность, которую он хотел подарить ей одной. Он аккуратно вышел и практически невесомо поправил бретели скомканного жёлтого платья. — Надеюсь, что я тебе доказал, что являюсь твоим преданным фанатом, Грейнджер, — он лукаво усмехнулся и ласково поцеловал её в шею. — Определённо, — на выдохе ответила Гермиона. — Надеюсь, что у тебя осталось достаточно сил, чтобы подтвердить это в виде помощи мне на кухне. — Я помню о лимонном пироге. — И не только, — она попыталась разгладить складки на платье. — Нам ещё с тобой нужно переделать два противня эклеров. Эти благополучно сгорели. — Зато новые будут с душой. Настроение-то теперь в самый раз для выпечки. Грейнджер улыбнулась, заливаясь краской.