***
– Фёдор, ты?... Но ты разве умеешь? – спрашивает Сигма, пребывая в шоке. – Нет времени для пустой болтовни. В наших руках жизнь человека, быть точнее – нашего друга. – Достоевский в этот момент был серьёзен и сосредоточен, как никогда. Фёдор опускается на колени перед Дазаем, кладёт одну ладонь на грудную клетку шатена, а другую сверху первой и смыкает пальцы в замок. Вздохнув, брюнет начинает производить массаж, быстрыми толчками, до прибытия скорой. – Навязался же ты на мою голову, Осаму...***
Вокруг собралось много зевак, кто-то прикрывает рот рукой от ужаса, другие вздыхают и шепчутся, а остальные пытались снять всё на камеру, но Чуя с Сигмой не позволили этого сделать. И вот прошло около семи минут, Ацуши с Рампо в это время стояли на улице, чтобы как можно быстрее впустить врачей в дом. Четыре человека в белом врываются в помещение и их проводят к пострадавшему. – Слава богу, сообразили оказать первую помощь. – говорит врач, присаживаясь на корточки перед брюнетом. –Тащите носилки! Живо! – кричит один из медработников, к нему подбегают его ассистенты с носилками и уносят Дазая в машину. – Ну?! Чего вы все смотрите, бегом в машину! Едем за скорой! – говорит Николай, срываясь с места и направляясь к гаражу. Точно протрезвел... – Эдогава и Чуя, дом на вас, а Ацу следит за порядком. – всё что успел сказать Сигма, кинув ключи на пол перед Накахарой. Флейтист рванул с Достоевским за Гоголем.***
Прибежав в гараж, Сигма стал искать ключи от машины, но его остановил Достоевский. – Садись рядом со мной на переднее сиденье, Коля на заднее. Сегодня поведу я. – говорит Фёдор очень холодным тоном. Сигма давал брюнету водить машину в экстренных случаях только по одной причине... – Хорошо. – сказали Николай с Сигмой и сели в машину вслед за Фёдором. Достоевский поворачивает ключи и жмёт на газ. Машина моментально срывается с места. Уже во дворе скорость была двадцать километров в час, а выехав на трассу, она дошла до восьмидесяти. Вот она, та самая причина. Достоевский умеет аккуратно ездить на огромной скорости, объезжая каждую неровность. Брюнет видит автомобиль скорой помощи и маневрирует между машинами на ночной трассе, резко поворачивая руль, словно он на гонках.***
Может это и вне правил, может им придёт штраф за превышение скорости, плевать. Именно сейчас происходит настоящая гонка, за жизнью его друга?... Парни не знают, что с ним, они ничего не знают... – Фёдор, заносит же! Аккуратней! – говорит Сигма, чуть ли не влипший в дверь автомобиля. – Знаю я, по другому никак. – Достоевский поворачивает руль, машина чуть ли не дрифтует, на повороте. Хотя почему чуть? Самый настоящий дрифт, только здесь не гоночная трасса... – Советую вам пристегнуться, сейчас будет несладко. – говорит Фёдор, он предупредил. Машина разгоняется до восьмидесяти пяти километров. Вообще такая скорость запрещена, но так как они за городом – здесь можно, экстренный случай.***
Гоголь сидит сзади и впервые на нём нет лица. Он очень переживает за друга. Друга, с которым они прошли огонь, воду и медные трубы. Друга, который его понимает с полуслова, а сейчас его жизнь в опасности, огромной опасности... Сигма оглянулся назад, Коля сидит потирая ладони и смотря в окно. При такой скорости трудно что-то разглядеть, да он и не смотрит на вид, он думает. – Тц, зараза... – бурчит Достоевский. Он еле успевает объезжать машины на дороге и часто подрезает водителей. Им осталось ехать недолго до больницы, скоро они узнают, что будет с Осаму.***
Машина скорой останавливается у въезда в больницу, а за ней и машина Сигмы. Врачи выбегают из скорой вместе с Дазаем и заходят в здание. – Коля, всё в порядке? – спрашивает Сигма у блондина, тот совсем побледнел, так же как и Фёдор. – Да. Всё нормально, просто... Очень переживаю...– Николай никогда не испытывал таких сильных эмоций, так... Страшно? Сигма прикусил губу. Хоть он и знаком с Осаму меньше, чем Коля, но знает, насколько долго они общаются. Ни шагу без друг друга. Он понимает. – Всё будет хорошо, Осаму сильный, он справится. – пытался подбодрить всех флейтист, но, кажется, попытка не увенчалась успехом.. – Не время нюни распускать, мы ещё ничего не знаем. Может быть и правда всё не так серьёзно... – говорит Фёдор, а внутри всё сжимается от боли и переживания. Похоже да, он привязался... Молчание. – Да, Федя прав. Побежали скорее! – воскликнул блондин, открывая дверь автомобиля. – Ну где вы там?! – Идём. – в один голос говорят Сигма с Достоевским.***
Парни просто врываются в помещение больницы. Очень ярко бьёт в глаза свет от ламп, и вдобавок до жути неприятный запах хлорки. Гоголь подходит к стойке регистрации и узнаёт всё об Осаму, которого произвели минут десять назад. – Как это нельзя?! Всё настолько плохо?! Он мой друг, КАК ЭТО НЕЛЬЗЯ?! – чуть ли не кричит Николай. – Друг, не друг, нельзя. Больной в тяжёлом состоянии, врачи пытаются восстановить пульс. – отвечает женщина за стойкой. "Пытаются..." – эта мысль пронеслась в голове у всех парней, значит всё так плохо?! Или просто нужно время?... – Мы будем ждать до последнего. – говорит Николай, садясь на стул. – До последнего... – произносят музыканты и садятся рядом с Гоголем.***
Парни приходили в больницу два дня подряд ни одного известия... Но сегодня, когда они только зашли в помещение, к ним подбежала медсестра и сообщила новость. – Вы же друзья пациента Осаму Дазая? – парни кивнули. – Что ж, у меня для вас новости. Врачам удалось восстановить пульс, но парень всё ещё находится в тяжёлом состоянии. – говорит светленькая девушка во врачебной форме. – К нему можно?... – уточняет Гоголь, он услышал "удалось", это была настоящая победа, в глазах появились искорки. – Нет, он пока не пришёл в себя. – отвечает медсестра. – Чёрт, но мы его очень близкие друзья! Пожалуйста! Если мы не узнаем, что и как, то просто помрём! – восклицает Николай, почти переходя на крик. – Настолько близкие? Хм... Хорошо, я спрошу у врача, но чуть позже. Я вас оповещу. – сказала девушка и направилась в даль коридора. – УРА! СПАСИБО!! – благодарит девушку Николай. – Вы слышали?! Значит всё хорошо?! Значит Дазай будет жить?! – Гоголь чуть ли не прыгает от радости, но его перебивает Достоевский. – Не хочется это признавать, но всё не так просто, Осаму надо много сил на восстановление и что-то может пойти не так... – впервые на лице Достоевского можно прочитать грусть. Да, ему очень грустно и больно? Серьёзно? Так привязаться к человеку, с которым вы в напряжённых отношениях. Похоже на то... – Фёдор, не переживай, он справится, я уверен! Сколько знаю Осаму, он никогда не опускал руки, всё получится, надеюсь... – говорит Сигма, хлопая Достоевского по плечу. – У Осаму был период, когда он очень сильно хотел умереть... Постоянно строил из себя что-то непонятное, не спал по ночам, всё было так ужасно.. – говорит Николай. – Слава богу это прошло, но в последнее время я стал замечать подобное снова, надеюсь мне просто показалось... – Тебе показалось. – отвечает Сигма, он отказывается верить в худшее, нет! Он не умрёт, правда же?...***
После трёх часов ожидания к парням всё же подходит медсестра и разрешает навестить Осаму. Он пока не очнулся, но в ближайшее время, возможно, он придёт в себя. В палату можно максимум два человека, в специальной форме и бахилах, чтобы, не дай Бог, не загрязнить помещение и не впустить микробов. Парни договорились, что каждый навестит его по очереди, заодно и расспросит врачей. Николай с Сигмой пошли первыми, а Фёдор подойдёт позже них. Через минут сорок настала очередь Фёдора. Достоевский заходит в палату и садится на стул рядом с кроватью, на его лице читается спокойствие, но в душе всё не так. Он оглядывает помещение, до жути неприятное место... Так светло, везде медикаменты и пахнет тоже ими. Фёдор смотрит на Осаму, сейчас он кажется таким беспомощным, до боли жалко, даже Достоевскому, которому на всё кристаллически. Когда Коля беседовал с врачом, тот сказал ему, что состояние очень тяжелое и есть риск, что всё может пойти не так, но парни в это не верят. Он будет жить. Обязательно. Фёдор еле сдерживает эмоции, он не может смотреть на это, он не знает, почему. Чувство боли и страха окутывает всё тело с ног до головы, эмоции просятся наружу, но Фёдор не может дать им волю. Разве всё так плохо? Разве он может умереть? Это же всего лишь алкоголь, что он может сделать?! – на самом деле много чего... – Зачем ты так себя убиваешь, скажи мне... зачем ты заставил меня волноваться?!...–Руки судорожно трясутся, а глаза становятся влажными, в одно мгновение все моменты с Дазаем пронеслись в голове, его выходки, тепло, слова, всё это пронеслось, от чего стало только хуже. Намного хуже... – Только не сейчас, не здесь…– Фёдор падает на колени перед Осаму, из глаз начинают литься слёзы, Достоевский пытается это остановить, но не получается, руки трясутся, всё тело будто парализовало, похоже это то, что ему нужно было сделать ещё давным-давно. Да, он плачет, именно из-за него... – СУКИН ТЫ СЫН, ОСАМУ! Зачем ты так запал мне в душу?!..