***
Осаму ушёл, ушёл совсем в другую сторону, мир, вселенную. Он словно переродился, эта необычная щекотка в животе и учащённое дыхание, – странное ощущение, будто он и не живой вовсе, совсем не тот, за какого себя выдаёт. Всё его существование вывозит лишь обворожительная внешность и статус, но ведь от этого так тошно, что своё настоящее "я" приходится прятать под маской ослепительного и идеального парня. Не будь у него ничего, – ни друзей, ни всего выше сказанного – он был бы пятном. Порой так хочется сигануть под мчащийся автомобиль и уйти, раствориться, покинуть этот сгнивший мир. Хорошо жить в мечтах, не так ли? Но это суровая реальность, где каждый сам отвечает за свою судьбу и к тебе не прилетит волшебник, чтобы сделать тебя обворожительной принцессой в бриллиантовых туфлях. Осаму часто задумывается на тему суицида даже сам того не замечая, ловя обеспокоенные взгляды друзей. Ах, он пообещал себе, если вдруг ещё раз он потеряет всё и всех, насколько бы решительным и отважным он не был, Дазай не начнёт всё сначала. Несомненно, разговор с Огаем дал свои корни в состоянии Осаму – дышать стало легче, жить тоже стало легче! – У меня есть идея... – с усмешкой шепнул себе под нос шатен, ускоряя шаг, явно направляясь не в сторону остановки.***
Тонкие и изящные пальцы бегают по клавиатуре, слово искры от бенгальского огня. Клацание по клавишам, размещение курсора на месте и... – Чёрт. Кто эти люди, которые ставили защиту на ваши камеры, тут простыми кодами не обойдёшься, – фыркает Фёдор, раздражённо глядя на экран ноутбука, а затем на Николая. Гоголь сразу же вскинул одну бровь к верху, скрещивая руки на груди. Как это – сам Фёдор Достоевкий, его дорогой друг, не может взломать камеры? Не похоже на него. – Пфф... Слабеешь, Федь. Я-то откуда знаю, что там с ними творят? Но если пробить их по номеру, потом залезть в файлы... Не дав договорить белобрысому, Достоевкий нахмурился и резким движением кисти пригрозил тому указательным пальцем. – Цыц! – музыкант ужасно не любит, когда ему подсказывают в таких "банальных" вещах. Некие затруднения вызывают бурную агрессию и негодование, выставляя себя не таким уж знатоком того или иного дела. – Ха-ха! Правильно же сказал, правильно!! – язвит Коля, хитро улыбаясь, повторяя одно слово, будто попугай. – Боже мой... Вы друг друга стоите ещё как, один – мрачнее ночи, второй – ярче солнца, как вам угораздило сдружиться?... – ударяет себя рукой по лбу Сигма, закатывая глаза. Да-да, Николай с Фёдором ещё та парочка, если увидеть их вместе без Осаму и Сигмы – беги куда глаза глядят. Их дуэт стоит почти на одном уровне с дуэтом Гоголя и Дазая, но их комбо никто не переплюнет. Как только белобрысый начнёт достовать Достоевкого, тот уже сто раз проклял и его и себя за то, что встретил такое "чудо" как Коля, а в голове уже созрел план, как его прикончить. – Ха! Сигмушка, ты ещё не знаешь, что было до того, как мы с тобой сошлись... ФЕДЯ, А ПОМНИШЬ, КОГДА МЫ НА ОЗЕРЕ... – ЗАТКНИСЬ!! – повысив тон, рявкнул Фёдор и сурово окинул Гоголя взглядом. Та история самая ужасная в репутации Достоевкого, быть может придёт тот момент, когда он сможет наконец дать её рассказать. – Хи-хи, Федька - злюка. – смеётся Николай, показывая брюнету язык. Достоевский обречённо закатил глаза, видимо этот спектакль никогда не закончится. А ведь всё складывается, как Коля и сказал, стоит только заглянуть в файлы и найти нужную дату – картинка тут как тут. Музыкант уже жаждил получения похвалы, но не тут-то было... Ужасные глюки заполнили экран, еле видно очертания людей, ходячие пятна. – Сука. – ещё мягко выразился Фёдор, ставя локти на колени, вешая на них голову. – Сколько лет этим камерам? Сто? Может двести? – утрирует Достоевкий. Сигма обеспокоено взглянул на и без того раздражённого друга, а потом на Николая, спрашивая взглядом: «что там?» Гоголь попытался увести ноутбук из-под Фёдора, ведь тот закрыл весь обзор своими длинными волосами, но музыкант так просто не сдался. – Стоять. Это что? Хотя, быть точнее, кто. Тацухико? – щурясь указывает на пятно Достоевкий. – Да, выходящий из комнаты. А эти два силуэта мы с Колей, ты по-моему уже того... – изначально уверенно говорит Сигма, но после снизил тон, сжимая в пальцах нижние края рубашки. Николай недовольно глянул на экран, явно смекая, что за событие будет идти дальше. – На этой записи нифига не видно! Ходячие пятна одни, – фыркает белобрысый. – В этом и минус... Но! Если чётко знать и понимать хронологию событий, даже дурак узнает, что преступник Тацухико. Разве нет? – трактует флейтист, окидывая друзей вопросительным взглядом. Конечно, Сигма предположил всё верно, но ведь помимо Шибусавы в комнате находилось ещё два человека: сам Фёдор и Осаму. И всё же возможные доказательства падают прямиком на Тацухико. Остаётся открытым вопрос: поверит ли им суд. – Всё верно!! Но они же явно не смогут перевалить вину на Осаму? – изначально радостно воскликнул Гоголь, хлопая в ладошки. После, слегка прийдя в себя, актёр снизил тембр голоса на более серьёзный. Достоевский взягнул на друзей, затем в окно, вспоминая тот самый момент с Дазаем, когда тот неожиданно сиганул из окна. Кстати говоря, после этого он его и не видел... «Если ты так волнуешься, просто спроси, не можешь ты быть вечно холодным айсбергом, внутри тебя явно есть огонь,» – твердит ласковый, словно весенний ветер и тихий, как позабытая деревушка голос, голос самого Фёдора, внутренний голос. «Это слишком сложно, – отнекивается сам от себя брюнет, он не будет в это верить. – сложно спросить?...» Если он спросит у Коли, тот сразу начнёт свою шарманку и его не заткнёшь. Сигма... Вряд ли он что-то знает, с Эдогавой больной едва-ли знаком, выход один – сам Осаму. Нет, тоже нет. Тут резкая и ясная причина, он зазнается и начнёт подъёбывать Фёдора каждый раз, уж такая он натура. – Чёрт его знает, что творится в их головах. Самое главное сейчас для вас – найти улики, ордер на обыск комнаты и чтобы адвокат был дельный, – сказал Достоевский осипшим голосом, прикрыв веки и помотав указательным пальцем. – Хорошо! Будет сделано, сэр, – с усмешкой сказал Николай, встав с кушетки и по-актёрски кланяясь в пол. – Тебе бы поспать, весь измученный сидишь – не ешь, не пьёшь, как жить-то собрался... – вздыхает Сигма, упрекая брюнета. – Мы в скором времени тебя навестим. Чтобы был как новенький! Фёдор глубоко вздохнул, одобрительно моргнув глазами. – Записи сохранены на флешку, при необходимости можно просмотреть, удачи вам, – это всё, что сказал музыкант напоследок. – Пока-пока!! – в один голос попрощались Николай и Сигма.***
– Вне зоне доступа... – обречённо вздохнул Гоголь, повернувшись лицом к своей паре. – Что ж, в его стиле, – ответил Сигма, наклонившись лицом к экрану чужого телефона. – О-са-мч... КАК ОН У ТЕБЯ ЗАПИСАН? ТЫ ЭТО В ЖИЗНИ НЕ ПРОЧИТАЕШЬ! – пытаясь разглядеть контакт, воскинул Сигма, явно пребывая в шоке. Гоголь захихикал, приобняв флейтиста за плечо. – "Осамчикйуханлёшоп" – без единой запинки выговорил Николай, смотря на то, как быстро округлились глаза его молодого человека. Однажды, в порыве эмоций, по чистой случайности Коля начал написывать Дазаю такой бред, что можно (и нужно!) перекреститься, а всё из-за того, что разговор с шатеном ну просто не обходится без игнора. Эта молодая особа просто нажимает кнопку "прочитано" и не отвечает, так как лень, а белобрысого это жутко раздражает, вот и проскочила фраза в переписке, задом наперед. Хи-хи. – А по-русски?... – Пошёл нахуй! Сигма максимально старался сдерживать холодное и строгое выражение лица, но смотря на Колю, который уже весь красный и едва ли держится, чтобы не заржать на всю улицу…. Тут, кажется, сам Фёдор бы не устоял. Несколько секунд и улица наполнилась звонким, счастливым и заразительным смехом парней, которые еле стоят на ногах, а Гоголь уже скрутился так, будто в того и впрямь вонзили нож. Бабочки в животе от смеха – опасная штучка... – Ха-ха, давненько мы так не смеялись! Не всё же время хандрить, – улыбается Сигма, вытирая глаза от наступивших слёз, которые появились из-за столь долгого смеха. – НУ-НУ! Я ПОТОМ ОСАМУ ЕЩЁ ДОЛГО НЕ МОГ В СЕБЯ ПРИВЕСТИ ПОСЛЕ ЭТОГО СООБЩЕНИЯ!! – всё так же не может перестать смеяться Николай. – Ну всё, сейчас икать начнёшь, я тебя не откачаю. – Хорошо-хорошо! Только вот теперь думай, куда утóпал этот бинтовый, – закончил Гоголь. Да, вопрос и правда серьёзный. Прежде белобрысый никогда не называл Осаму подобным прозвищем, – чаще всего так выражался Чуя. Сигма ненадолго задумался. – Если он уходит, то приходит ух как нескоро... Кстати, давно хотел спросить, но повода не было... Почему Дазай постоянно ходит в бинтах, раз ты так выразился? Я уже давно думал над этим, но разумных догадок у меня не рождалось, – вымолвил флейтист, приложив фалангу пальца к подбородку. – Честно? Сам без понятия, я этим сильно не интересовался, разве что с самого начала знакомства – потом забил, – сказал всё что знает Николай, но всё же шёпотом добавил, – он их носит с самого детства, это пугает... – Ммм, странновато... Так каков наш план? Пора бы добыть этот несчастный ордер... – замешкался Сигма в поиске телефона. – А это уже не ваша забота. – раздался слащавый голосок позади музыканта. Запах дорогих духов, должно быть "Tom Ford" с какой-нибудь вишней или карамелью, перемешанный с дымом от сигареты, слышится превосходно. – Суд одобрил ваше дело, ордер скоро будет предоставлен. Ну конечно же, мастер всех юридических дел, касающихся статей и закона, давний знакомый, преданный товарищ, по профессии юрисконсульт... – Накахара Чуя к вашим услугам, – усмехнулся парень. Николай и Сигма застыли как статуи, явно не ожидая такого поворота событий, так ещё и их давнего знакомого. Эдогава тоже не заставил себя долго ждать и появился сразу же из-за спины Чуи. – Я же говорил, что мне нужно позвонить, – хихикнул детектив, разворачивая вкусный леденец на палочке. – ЧУЯ?! ТЫ? О ГОСПОДИ, ВРОДЕ НЕДАВНО ВИДЕЛИСЬ, А Я СОСКУЧИЛСЯ!!! ТОЛЬКО ВСПОМИНАЛИ! – растрогался Гоголь, треся Накахару за плечи. Такого сюрприза явно никто не ожидал. – А твои шляпы всё так же безупречны. – Серьёзно?! Тогда можно сказать, что дело сделано! Ещё немного улик и мы на шаг впереди Шибусавы! – радостно воскликнул флейтист, оглядывая друзей. Юрисконсульт поморщился от такого прилива эмоций, но улыбка выдала его радость увидеть старых друзей. – Есть такое... Кхм, граждане, в вашем деле я не встаю на чью-то сторону, а лишь выполняю свою работу, но, честно говоря, безумно хочется, чтобы именно вы выиграли дело... – в начале чуть строго сказал рыжий, поправляя свою кожаную куртку, но после сбавил тон на более мягкий. Небольшой затяг сигареты и дым разлетелся по воздуху, прямо в лица друзей. – Excuse-moi. – добавил тот на своём любимом языке. Для друзей не секрет, что Чуя большой поклонник французского языка, он может разговаривать на нём часами. Накахара очень часто бывает в столице Франции, со слов самого юрисконсульта – Париж – город его души. – Мы очень благодарны вам за помощь, даже не знаем, как отблагодарить... – смущается Сигма, перебирая пряди волос своими изящными пальцами. – Наша работа – защита гражданских прав и соблюдение закона, поэтому тут особой благодарности не стоит, всё во имя вашего блага, – подмигнул Рампо. – И к тому же! Мы друзья, а у друзей один закон: один за всех... – И все за одного! – хором продолжили юноши, обмениваясь радостными улыбками. – Николай, мне кажется или рядом с вами кого-то не достаёт? – смутился Накахара, оглядывая белобрысого, с ног до макушки. – Ты об Осаму? Он как всегда — вне зоны доступа, – заметно загрустил Гоголь, оглянувшись по сторонам. – И почему я не удивлён... – хмыкнул рыжий, поправив шляпу. – В течении дня вам пришлют электронный документ — это и будет ордер, а забрать вы его сможете при любой возможности, но а сейчас мне пора. Был рад с вами увидеться! – улыбнулся на прощание Накахара, затаптывая сигарету. – Au revoir. – До встречи! – крикнули друзья уходящему к своей машине юрисконсульту. – Куда дальше? – задал вопрос флейтист, смотря сначала на Эдогаву, а затем на Колю. – Общага. Думаю, там мы можем что-то найти. – заявил белобрысый, серьёзно глядя в нужную сторону. – Замечательно, вперёд! – согласился детектив, указывая в сторону машины. Скоро всё тайное станет явным, и от этого никуда не деться, у всех есть своё гнилое нутро, так дайте же лицезреть его перед собой.***
– Предоставьте мне адвоката, желательно самого лучшего. Мы не можем проиграть это дело, – заявил голос в трубку телефона с полной серьёзностью.
– Без проблем, есть тут один на примете.
***
На втором этаже общежития царит тишина. Все студенты либо заперлись в своих комнатах, либо разъехались к друзьям. Вот только двадцать вторая комната не может никак уняться, каждую секунду в неё кто-то заходит и сейчас не исключение. Друзья вошли в здание в полном недоумении, «так тихо...» – первая мысль, что проносится в голове. Несомненно, Николай идёт самый первый, ведь он же и предложил сюда идти. Лестница, и вот мы уже на нужном этаже. – Дверь открыта? С чего бы? – возмутился Сигма, выгнув бровь. – Странновато... – согласился Эдогава, сдвинув очки чуть выше к переносице, – что-то мне подсказывает, что не мы одни хотим заглянуть в эту комнату. – Не мы? Максимум, кто там может быть, - это Осаму, ключи есть только у меня и у него. – разводит руками Гоголь, косо смотря сторону заветной комнатушки. – Но сейчас же ведётся расследование, может там кто-то из полиции? – Возможно. Не нужно загадывать, думаю, мы сами всё и узнаем. – актёр ставит точку в вопросе и стремительно врывается в и без того потрёпанную комнату. Какого же было удивление, когда друзья увидели не ту картину, которую ожидали... На подоконнике, прямо по серди комнаты, держа в руках огромную папку с какими-то бумагами (вероятнее всего с заявлениями и отчётами), сидел никто иной, как Тацухико Шибусава. – АХ ТЫ ГАД! ДА КАК ТЫ ТОЛЬКО ПОСМЕЛ СЮДА ВЕРНУТЬСЯ?! ТЫ ЖЕ В УЧАСТКЕ! РАЗВЕ НЕТ?!– разъяренно выдал Николай, кипя от злости. Руки так и чешутся набить эту злощавую морду. На щеках появился румянец, но не от смущения, а от гнева, что сжирает сознание. – Ой, мои дорогие друзья, вы совсем не вовремя. Заявились бы вы на несколько минут попозже... И да, я так же, как и вы имею право на свободу и адвоката, да-да, а вы думали, что я буду гнить с этими полицейскими до самого суда? Не дождётесь. – зловеще промолвил Шибусава, расплываясь в самодовольной ухмылке. Гончаров обо всём позаботился, что и следовало ожидать. После допроса, который по большей части решал адвокат преступника, а именно Александр Пушкин, Тацухико неохотно отпустили, хоть он и должен был находиться под стражей. Что же такого сделал этот Иван?... – А где же мой дорогой Осаму? Сбежал от вас? Ха-ха. – Твой, точнее, прошу заметить, наш Осаму занят более важным делом, чем ходить и подбирать каждую соринку за тобой, Тацухико. Ох, прошу простить за грубый тон, ты должно быть берега попутал. Ведёшь себя так, словно ты тут главный. Что ж, разочарую тебя, мы уже на шаг впереди, – серьёзно проговорил Сигма, подходя почти вплотную к врагу. Первый и главный шаг – застать того в расплох, чтобы он совершенно не понял, что же тут происходит. На мгновение у Шибусавы округлились глаза от удивления, а злобная ухмылка превратилась в оскал. – Я ещё ничего и не сказал, а вы готовы уже прикончить меня. Ску-у-учно. А тебе я бы посоветовал держаться подальше от меня, жалкий музыкант. Думаешь, своим богатством и связями сможете меня обхитрить? Как бы не так. Не мотай своими патлами перед моим лицом, боюсь, не содержусь и вырву их. – тыкает указательным пальцем в Сигму блёсый, еле сдерживая свою злость. Его главный ход – слово, превосходный манипулятор. Одними только предложениями он может заставить кого-то корчиться от страха и перестать это делать, но не в этом случае. – Оу, полегче, парень, пошли угрозы, а это уже статья. Хотя-я-я... ты уже на неё тянешь. Как только назначат суд вся правда всплывёт наружу и гнить тебе в тюрьме лет восемь точно, – комментирует ситуацию Рампо, пытаясь усмирить бешеные речи Тацухико, эта словесная перепалка до добра не доведёт, детектив точно знает. – Лет восемь? Смешно. – Скажи спасибо, что не пожизненное. А хотелось бы. – Ты слова-то поосторожнее выбирай, я за себя не ручаюсь. Ещё раз хоть пальцем тронешь Сигму, будешь со мной разговаривать, – не на шутку рассердился Гоголь. Проблемы его парня - проблемы Коли, тут без вопросов. Актёр очень переживает за музыканта и не хочет, чтобы тот сейчас собачился с этим придурком. – А то что? Будет как в тот раз в кафе? Да ты даже со всей силы тогда ударить не смог и сейчас не сможешь, трус, – возразил Тацухико, глядя прямо в пылающие глаза Николая, скоро его последние нервные клетки явно лопнут. – Не играйся с огнём, режиссёрчик. Я знаю Гоголя давно, если его взбесить, думаю, ты попрощаешься со своим лицом. – Ай! Как страшно, боюсь-боюсь! Вы, Эдогава Рампо, просто тратите своё время на это дело, советую вам перестать таскаться за этими отбросами и заняться более важными преступлениями, – изумлённо воскликнул студент, пытаясь давить на самые больные точки. – Ты явно не уяснил мои слова, – тут уже начал злиться Сигма — самое страшное, что может произойти. Музыкант как по щелчку пальцев схватил Шибусаву за запястье и второй рукой выхватил эту несчастную папку, прямо из «когтей» белёсого. – Что ж, поздравляю, тебе удалось меня напугать в тот раз пистолетом, но сейчас, прошу заметить, – я не куколка, чтобы стоять и красоваться в сторонке. Ты хитрый, но не предусмотрительный, – грозно выдал флейтист, топнув каблучком, явно не собираясь отпускать руку. – Вот за это я его и люблю. – мигом изменился в настроении Николай, мягко улыбнувшись. Рампо нисколечко не изумился словам Шибусавы, а наоборот, был готов засмеяться от их тупости. – Во-первых: из отбросов тут только ты, а во-вторых: папку мы тебе не вернём. – хихикнул шатен, забирая бумаги из рук Сигмы. Тацухико удивился. Обошли. Да, они его обошли. В этой папке вся информация о нём, и если они ей завладеют — можно попрощаться со свободой, это явно не то, что ему нужно. – Кхм, прошу прощения, но это уже дисквалификация моего имущества! – было начал качать права режиссёр, как флейтист ещё сильнее сжал его запястье, дав понять, что лучше заткнуться. – Применение силы тут не поможет уж точно... – Ой, да замолчи уже ты... – хмыкнул детектив, пробегаясь глазами по отчётам. – Чувак, тут на пожизненное тянет... – его глаза мгновенно расширились, а волосы встали дыбом. Эдогава медленно отводит взгляд от бумаг и смотрит на Николая. – Вам это с рук не сойдёт, пусть у вас и есть доказательства, но точно не сойдёт! Мой адвокат обо всём позаботился! – Тацухико второй рукой вырвался из хватки Сигмы и мигом удалился из помещения. – А ну стой! – Гоголь уже было хотел погнаться за Шибусавой, как пёс, сорвавшийся с цепи, но музыкант мигом остановил его. – Спокойно, Коль, мы уже в выигрыше, – подмигнул флейтист, ловя на себе вопросительный взгляд парня. – Вы же видели, как он забеспокоился, когда я выхватил у него папку? И так быстро ушёл от ситуации, как подлый трус, так что тут мы явно его обошли. – Не хочу прерывать вашу радость, но про пожизненное я не пошутил. Это не отчёты и не документы... Это планы по составлению убийств и личные дела каждого, скорее всего покойного, человека... – говорит Рампо, а ком так и подступает к горлу, он разбирался со многими делами, но это заставляет тело покрыться мурашками. – Стой-стой-стой... Дай-ка взгляну… – не поверил изначально Сигма, но после увиденного он точно не сможет долго спать... Актёр подкрался сзади и тоже заглянул в эти письмена, но реакция его была точно не та, которую ожидали ребята. – ТАК ЭТО ЖЕ... ЭТО ЖЕ ОТЛИЧНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО! БОЛЬШЕ И НЕ НАДО! – выдал Николай, плюхаясь на кровать Осаму. – Смотрите, раз тут дела об убийствах Тацухико, мы вполне сможем его обвинить и в них, этим самым, может, поможем и другим делам! Кто знает, вдруг на нём не одна уголовка и люди тут пропавшие без вести? Эдогава удивлённо зыркнул на светящегося от счастья Николая. Передав папку в руки Сигмы, детектив сложил очки и повесил их за душки на воротник рубашки. – Чёрт, Коля, а ты ведь прав! Правда всё это слишком просто и подозрительно... Сигма присоеденился к размышлениям белобрысого. – Точно... И мы поможем семьям этих людей! Вы только гляньте, последний человек тут появился совсем недавно... Месяц назад?! – возмутился Сигма, листая страницы. – Погодите....что?... – в считанные секунды руки затряслись, в ушах появился звон, бумаги с шумом падают на пол, а музыкант медленно опускаться за ними схватившись руками за голову, перебирая волосы. Поджав колени к себе Сигма не может ничего контролировать, он трясётся, словно его бьют током или ударила молния. – Почему... Отец... Я.... Почему?! ПОЧЕМУ?! ПОЧЕМУ!!... – повторяет одну и ту же фразу флейтист. – ЭТО МОЯ ВИНА! МОЯ! МОЯ! МОЯ! МОЯ ВИНА! Николай с Рампо мигом кинулись к другу, пытаясь привести того в чувства без тактильного контакта. – СИГМА! ЧТО С ТОБОЙ? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ВИДИШЬ? – белобрысый стоит в полном шоке, он никогда его ещё таким не видел. – Спокойно-спокойно... Нужно максимально не лезть и не задавать лишних вопросов, сейчас пройдёт... – ДА КАК НЕ ЛЕЗТЬ? ЕСЛИ НЕ ПРОЙДЁТ?! Я НЕ МОГУ СТОЯТЬ В СТОРОНЕ! Я ПЕРЕЖИВАЮ, ЧТО ВООБЩЕ ТУТ ПРОИСХОДИТ?! – замешкался Гоголь, матая руками в разные стороны. Шатен вздохнул. – Коля, твоя истерика тут точно не нужна, успокойся. Сейчас он успокоится – небольшая паническая атака, такое бывает, и если Сигма захочет, он нам всё расскажет. Через минуту или даже чуть больше, музыкант и правда перестал дрожать. Сигма поднял голову со стеклянными глазками, словно два прозрачных шарика, с цветом пасмурного неба, от недолгих слёз они стали слегка ярче... – Там моя мать, которая по рассказам отца ушла от нас из-за меня... – он сжался, словно беззащитный котёнок, ждущий ласки и любви... Он всю жизнь винит себя в этом, отец воспитывает строго и безжалостно, он вырос настоящим аристократом. Актёр опустился на колени рядом с Сигмой, заключая того в полуобъятия. Николай бережно вытер следы слёз с лица своего сокровища и мягко улыбнувшись, начал говорить: – В этом нет твоей вины, ты тут совершенно ни при чём. Это отец вбил тебе в голову эту дурь, чтобы ты навсегда ходил с таким грузом на душе, но мы тебе открыли совсем новый мир. Ты сияешь другими красками с нами, пусть даже измученный от бессонницы, стресса и вечных шуток, я буду дарить тебе свет и улыбку до самого конца! – с неподдельной искренностью выговорился Гоголь, с каждым словом всё убеждаясь в правдивости этих слов. Да, Николай научил Сигму жить без оков, стен и арестов, он показал ему всё, о чем музыкант лишь мог мечтать. Сигма захлопал ресницами и уткнулся лбом в грудь Гоголя. – Спасибо за то, что ты есть... Спасибо, спасибо, спасибо... – сквозь слёзы проговаривает флейтист, а Гоголь лишь прижимает его ближе к себе. – Мы обязательно ему отомстим за всё. В первую очередь за нас, – утвердил детектив, глубоко вздохнув. Он видел много слёз, слёз радости и грусти. Он видел много переживаний и проблем, но ни один человек не смог его затронуть, как эти двое. Они определённо созданы друг для друга: кофе и сливки, чай и сахар, латте и карамель, да что угодно! Если его когда-нибудь спросят, что для него искренняя любовь – он без раздумий ответит: Николай и Сигма. «Надо бы сообщить Осаму, что больше нам ничего искать не нужно, кроме как ножа... » – подумал про себя детектив, выходя из комнаты и набирая нужный номер. – Не берёт... Странно. – возмутился Рампо, потирая переносицу. – Пожалуйста, не твори глупостей, Дазай... У меня плохое предчувствие.***
Прошло ровно две недели с последней встречи с Фёдором и разбора бумаг. А это значит, что сегодня наконец-то выписка! И друзья про это не забыли. На улице уже всё засыпано снегом, но температура не опустилась ниже нуля именно в этот день, наоборот – очень свежо и тепло, прямо как весной... Бесконечный шум трассы, огни фар и хлопья снега, вот и наш адвокат с "гостем" уже совсем скоро будут выдвигаться в путь. – Хей, Анго! Ты уверен, что всё взял? – окликнул мужчину заносчивый голосок позади. – Готовность стопроцентная, не переживай. А, кстати, вы же получили ордер? – отвечает Сакагучи, поправив шарф. – Честно?... Понятия не имею... НО! Я надеюсь, что да. – в виде некой шутки проговорил парень, уже готовый получать очередной подзатыльник от старшего. – Ты же понимаешь, что буде... – Понял! – забинтованная рука схватила небольшой кожаный портфель для документов и фигура парня мигом запрыгнула в автомобиль. – Чёрт тебя побери... – вздохул адвокат, садясь за руль.***
– Земля вызывает Николая, приём! – хихикает Сигма, маша ладошкой перед лицом актёра. – Ты всё о нём?... – А? Да... Прошло уже две недели, а от Осаму и след простыл, даже Рампо ничего не знает! – отчаянно выдал Гоголь, дёргая себя за косу. Друзья так и не узнали, куда пропал Дазай – они опросили и обзовнили совершенно всех, несколько раз встречали Мори, Фукудзаву, да даже Муситаро, который тут-то уж совсем ни при чём! Всё бéз толку... – Ну... Может он просто устал? Вдруг сегодня на выписке Фёдора и появится, кто его знает, – разводит руками флейтист, накидывая на себя сиреневое пальто. – Кстати о нём, мы можем опоздать, давай бегом! – Как бы это не была попытка суицида... – Да что ты такое говоришь! Конечно же нет! Он же тебе клялся, что такого точно не будет, – возмущённо ответил Сигма, топнув ногой. – Хотя... Мы же даже не знаем о его состоянии, с момента нашей последней встречи он был весь на нервах… – В этом-то и дело, клялся-не клялся, Осаму он и в Америке Осаму, что не слово – пустой звук. – злится Николай, глядя на себя в зеркало на шкафу-купэ. – Ладно тебе, не думаю, что он не такой уж и серьёзный, мы просто привыкли видеть его вечно счастливым. У всех есть трудности и слабые стороны в душе, нужно просто это принять. – Возможно ты и прав... Ну ладненько, Федька нас ждать не будет! – оживился Коля и пара направилась к выходу из квартиры, а там уже и в нужное место.***
Достоевский стоит на ресепшене, ведя беседу с лечащим врачом, слушая все наставления и указания. Господи, да кого он обманывает, конечно он ничего не слушает, а лишь делает вид. Фёдору сейчас далеко не до своего здоровья, он знает, что в скором времени придёт повестка в суд, где будет решаться дело касательно его и Шибусавы. Несмотря на лечение в больнице, музыканту всё равно не стало лучше. Та же слабость, то же горло, боль – никуда это не делось, а лишь усилилось. Сигма, наверное, будет в ярости, если узнает, что Фёдору всё также нездоровится. – Вот, Фёдор Михайлович, ваши карта и рецепты в случае чего. Надеюсь, мы больше с вами не увидимся, берегите себя, – напоследок сказал доктор, выдав все медкарты пациента. – Благодарю вас за то, что были со мной. – сухо поблагодарил Достоевкий, сделав одолжение в виде улыбки на прощание. Ну вот и всё, прощай больница – привет свобода. Брюнет рад наконец-таки покинуть это ужасное место. Больница запомнится у него как бессонные ночи в поисках информации и постоянные визиты друзей. Ах, точно! Ещё прыгающие из окна особы, которых он явно не желал видеть на тот момент, а вот сейчас... сейчас он соскучился. Выходя из здания, в лицо ударил мягкий и слабый ветерок и запах... Карамельных духов?! – ФЕДЯЯЯ!!! УРААА, НАКОНЕЦ-ТО ТЫ СНОВА С НАМИ, МОЙ ДОРОГОЙ ДРУГ! – сразу же после выхода на Достоевкого накидывается Гоголь, крепко-крепко обнимая того. – МЫ ТАК СКУЧАЛИ ЗА ТОБОЙ!! – Да-да, очень, – смётся Сигма, стоя позади Николая, но спереди Фёдора. – Я тоже очень по вам скучал, – искренне сказал брюнет, робко улыбнувшись. – Ну всё, слезь с меня. – Не слезу! Лови! – после этой фразы, в виолончелиста летит огромный снежок, прямиком в лицо. Кажется кого-то сейчас не станет... – Упс... – Коля! Он же только поправился! – Это не я! – хохочет белобрысый, глядя на удивлённое лицо Достоевкого, который явно не ожидал такой подставы. Фёдор сразу же очистил своё лицо от остатков снега и холодно посмотрел на Николая. – Не надо на меня так смотреть. Я тебя боюсь! – Бойся, смерть твоя пришла. – Это надолго... – вздохнул Сигма с лёгкой улыбкой на лице. Они счастливы как никогда, так хорошо и весело, словно не было всего этого, словно им опять по пятнадцать и они прогуливают очередной урок физкультуры. Стоило на несколько секунд задуматься о прошлом, как вдруг чуть дальше Сигмы появилась тень, очень знакомая тень... – Молодые люди, не подскажите ли вы мне, где здесь Николай Гоголь, Фёдор Достоевкий и Сигма? – нарушив всё веселье, послышался словно песня мягкий и в тоже время уверенный голос. На мгновение показалось, что друзья будто застыли на месте, словно лёд, настолько они были шокированны. Перед ними, наконец-то появилась пропажа. – ОСАМУ?! – удивлённо выдал Николай, оглядывая парня. – Не могу понять, о ком вы говорите... – недопонимающе посмотрел на друзей шатен. Всё же ясно, что это обыкновенный стёб, за который он кажется знатно получит... – Я бы сказал пару ласковых, да не буду... – фыркнул Фёдор, скрещивая руки на груди и отводя взгляд. Это он ещё ничего не знает... Сигма застыл, как вкопанный. Мало того, что он все две недели пытался успокоить Колю, так Дазай ещё и выделывается, как будто он совсем никуда без ведома не делся. Но тут сейчас стоит думать не об этом, а о том, как он выглядит. Идеально одетый, словно с иголочки, чёрт его б побрал, как же ему идут деловые костюмы и аккуратно убранные причёски, взгляд сложно отвести. Небесно-голубой пиджак и такие же голубые брюки прекрасно сидят на Осаму, так ещё и хвост на затылке дополняет этот образ. – Дазай! Ты бы знал, как мы волновались, а у тебя тут театр одного актёра! – возмущённо крикнул на шатена музыкант. – ЗНАЕШЬ, КТО ТЫ... ТЫ... ДА Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, КАК ТЕБЯ ОБОЗВАТЬ! – злобно выдал Гоголь, тыкая пальцем в Осаму. Ох, если бы актёр только знал, как переживал Николай, явно бы такое не затеял. Белобрысый не спал ночами, бессонница из-за стресса – ужасная штука, ещё хуже удара ножом, мало того, что ты мучаешься, ворочаясь туда-сюда, так ещё и плохие мысли залезают в голову, – не очень как-то. Шатен заулыбался, словно довольный кот, водя глазами то влево, то вправо. Он, конечно, ожидал не совсем такой реакции, но всё же. – Ладно-ладно! Признаю, виноват, но вы даже представить не можете, сколько всего я сделал для нашего дела! – Не надо переводить тему. Скажи мне, пожалуйста, разве сложно было просто объяснить? Ты пропал на чёртовых две недели и никак не предупредил, ты даже представить не можешь, как я переживал. Да я чуть с ума не сошёл! За нашу дружбу мы многое прошли, но такое впервые, что на тебя так повлияло?! Скажи! – уже не выдерживает Николай, глядя в янтарные глаза Осаму, в самую душу. Дазай перестал дышать. Он только что понял, какую гадость совершил... Ну конечно же, это же его дорогие друзья, так просто взять и уйти. Это заставило их очень сильно беспокоиться, он не должен был так делать, совсем не должен... Пока сердце тает, мозг не даёт волю чувствам. Это всё ради их же блага, вспомнить разговор с Мори, если Осаму будет и дальше копаться в этом деле, это рано или поздно его погубит. – Коля, я... – Что ты?! Ну что?! Почему ты ничего не сказал, зачем ты так сделал, я всё понимаю, но зачем бросать нас в такой момент?! Пустой ком в горле, не дающий сказать ни слова... – В машине всё и расскажешь, – не выдержав, строго утвердил Сигма, направляясь к воротам, дающим выход из территории больницы. Четверо друзей сели в салон автомобиля, Сигма и Фёдор впереди, Дазай и Гоголь сзади. Всю дорогу Николай не сводил взгляд с Осаму, пытаясь выкопать из него хоть слово, но без толку. – Так и будешь молчать? Может уже всё расскажешь? – пробурчал Достоевкий, положив голову на кисть руки. – То есть Федя что-то знает, а мы нет? – Нет, я ничего не знаю, а хотелось бы. Шатен тяжело вздохнул, явно понимая, что молчанием тут ничего не решишь. Рассказывать о всём он тоже не желает, но похоже придётся. – Дело в том, что я не хотел ввязывать вас в это всё, ведь именно из-за меня Тацухико так поступил. Несколько дней и ночей я копался в его делах, потом передавал всё нашему адвокату, далее забрал нож с экспертизы и все найденные улики тоже. Записи с камер в наилучшем качестве и всё возможное, чтобы мы выиграли. Но поймите, я просто не хотел вас беспокоить, я видел, как вы страдаете и признаюсь – это было больно, как страдают все дорогие мне люди, я просто не хотел, чтобы вы были задействованы в этом деле, ведь опасность теперь угрожает нам всем. После этих слов машина резко сворачивает на обочину, останавливаясь на ней. Фёдор повернулся к заднему сидению. – Ты сейчас серьёзно?! Господи, это с какими тараканами в голове надо быть, чтобы это всё затеять… На мгновение на лице Сигмы промелькнула еле заметная и робкая улыбка. – Твои проблемы – наши проблемы тоже, как же ты не поймёшь. Мы сами согласились и сами начали это всё, и закончим мы тоже вместе! – Ты бы сам точно не справился. Посмотри на себя, ты выгорел как только мог и даже не пытайся это отрицать. Если ты подумал, что за прекрасной одеждой и опрятной стрижкой я ничего не разгляжу, ты явно ошибся. Осаму, сколько раз мы говорили, что никуда друг без друга, ты мог бы просто нам всё выговорить, в этом нет ничего сложного, – теперь Николай всё понял. Его доброго и весёлого Дазая загубил сам же Дазай. Он себя убил вечным чувством вины за всё сделанное, он живёт прошлым и скрывает это всё за маской беззаботности, но долго это продолжаться не будет, Гоголь обещает. – Коля, в этом как раз и сложность. Не каждый человек готов вывалить все чувства наружу, особенно такой, как Осаму. – подметил Достоевкий, не одобряя всей этой ситуации. – Ты сам себя и загубил, Дазай... – грустно проговорил флейтист, глядя на друзей. – Но не смей винить себя в этой проблеме, в ситуации с Тацухико виноват только он и никак иначе, а ты наоборот тут главный герой, что бы было, если бы ты не стоял тогда с Фёдором, что бы было, если бы не ты со своими связями? – Было бы всё точно так же, точно так же... – проговорил шатен, уставившись в окно. – Это бесполезно. Он никогда этого не примет. В ужасных отношениях со своим отцом он винит именно себя. Именно из-за него ты не можешь найти себе место. Я же прав, Осаму? – хитро улыбаясь надавил Достоевкий, пожирая актёра взглядом. Шатена охватил шок. – Откуда ты... Откуда ты это всё, чёрт возьми, знаешь?! – уже явно срываясь выкрикнул актёр. Фёдор настоящий демон в обёртке ангела, он знает всё и обо всех сразу и никому неизвестно, как он это делает. Именно сейчас Достоевкий давит на самое больное место, сердце так и обливается кровью. Он считал его не таким, совсем не таким... Брюнет знает, что это самый оптимальный психологический приём, – привести Дазая обратно в чувства, именно надавить на больное, именно так и никак иначе, Фёдор хочет увидеть все его слабые места. Но при всём этаком желании, что-то не может дать ему покоя, будто он сделал всё не совсем правильно... – Федя! Это уже слишком, – возмутился белобрысый, приобняв друга за плечи. – Не нужно меня жалеть, Коля. Фёдор всё ясно и чётко сказал. Ну что же, молодец, тебе удалось меня побороть, но знай лишь одно — моих слёз ты никогда не увидишь и не мечтай, – усмехнулся Осаму, сверкнув глазами. – Ну-ну. – Хватит! Не хватало, чтобы вы стали друг друга ненавидеть! Дазай, тебе стоило всё сказать намного раньше и не мучаться с этим, а ты, Фёдор, мог бы и не давить на слабые стороны. Вы даже не понимаете, что сейчас будет, если мы все перессоримся! Это нам совсем не нужно, если вы такие гордые, могли бы разбираться и без нас! – останавливает этот спектакль Сигма, громко хлопнув в ладоши. – На носу судебное заседание о решении главного вопроса, который нас всех очень долго ранит и мы обязаны его выиграть, так что будьте добры работать вместе. – Сигма прав, довольно. Советую вам подумать над собой, нам всем нелегко, но это совсем не значит, что мы должны усугублять положение другого. Федя, возможно твой приём и хорошо сработал, но не в этой ситуации, – добавил Гоголь к словам Сигмы. – И вообще, я устал, так что быстро все в кафе за чашкой примирительного кофе! Достоевский с Дазаем недовольно зыркнули друг на друга, после чего шатен показал язык, а брюнет закатил глаза. – Что же... Вперёд! – Другое дело... – мягко улыбнулся Сигма. Друзья облегчённо вздохнули. Да, определённо на душе стало легче.***
Недолгая поездка до ближайшего кафе прошла в полном гробовом молчании, будто в машине никого и нет. Николай думал, как бы начать разговор, но что-то там не клеилось, впрочем, не суть важно. Дойдя до нужного места и сев за столик, друзья принялись обсуждать дальнейший план действий. – Итак. Так как все документы уже готовы, адвокат оповещён и в принцпе наша сторона в небольшом плюсе, можно с уверенностью сказать, что мы ожидаем повестки. – Не торопись, Дазай. Доказательства то есть, но кто знает, что задумал Шибусава, мы даже это никак не узнаем... – задумался Сигма, глядя в чашку с кофе, в которой был очень красивый узор из молочной пенки, – бариста постарался. – К тому же дело уже не о нанесении вреда здоровью, а об убийствах, ну или покушениях на жизнь – точного ответа мы не знаем. – дополнил Гоголь. – Погодите-ка... С чего такая уверенность? У нас же от этом только отчёт из морга, разве нет? – возмутился Осаму, резко поставив напиток на стол. – Мне тоже очень любопытно, с чего же такие выводы, – поинтересовался и Фёдор. Флейтист поджал губы, пристально смотря на сумку с документами. – Чёрт! Мы же вам не рассказали. Когда мы в очередной раз решили зайти в вашу комнату в общежитии, – Сигма кивнул в сторону Коли и Осаму – мы увидели в ней Тацухико и после не совсем удачного разговора забрали у него это! – Сигма достал ту самую папку с планами об убийствах и личными делами людей. После первой же страницы у шатена чуть ли не задёргался глаз. – Какая же ты сука, Шибусава... Эти люди мертвы, в кабинете нашего следователя на стене висят несколько фотографий. По всей вероятности это нерешённые дела, – прошипел Дазай, водя пальцем по бумаге. – Подозрительно. Тацухико вам так просто отдал столь нужную вещь? – поинтересовался Достоевкий. – Не совсем. Он начал наезжать на Сигму, ну он и стал себя защищать, схватив того за запястье и выхватив эту папку. Меня правда мучает вопрос зачем он пришёл с ней именно к нам в комнату. – попытался объяснить всё Николай, жестикулируя руками. Осаму с Фёдором обменялись взглядами, а потом посмотрели обратно на друзей. – Не нравится мне всё это... Что-то мне подсказывает не спроста он пришёл с этой папкой к вам. – Элементарно, Федя! Чтобы подсунуть нам это дело. Чем больше мы загоняем себя в рамки, тем сильнее он становится, – заблестел Дазай после сказанного – Вот, смотрите: он подсунул вам эту папку, чтобы мы с нашего дела перешли на другое и начали сомневаться в том, что все ли наши доказательства помогут. – А по нормальному объяснить?... – По нормальному это будет так, что Тацухико сам себя и загнал в тюрьму. Осаму, ты не так понял. Даже если это всё и специально сделано, чтобы запутать нас, всё равно мы можем доказать его виновность в этих убийствах. Почерк и подпись-то совпадают. – усмехнулся Достоевкий, глядя на озадаченного шатена. Брюнет развернул экран телефона к друзьям, показывая фотографию с заполненного отчёта, где все буквы написаны точно так же, как и в этой папке. – Но всё же, что-то тут не так... Сигма задумался, но сразу же изменился в лице. – Дурацкий отчёт, который даже не настоящий. На сколько бы всё это не совпадало – это подделка. Шибусава сам так сказал в кабинете ректора... – Да ладно тебе, подделка-не подделка, документ есть? Есть. Базара нет, – хихикнул Гоголь. – А ты, Осаму, лицо попроще сделай, кислый какой. – Коля, ты заебал со своими подъёбами. Нет, горький. – Максим? – Иди ты нахуй. – Кто бы говорил, сам всё время: ой, Коля, скажи триста, – заумничал белобрысый, хлопнув шатена по плечу. – Отсоси у тракториста. Раунд! – всунул свои пять копеек Фёдор, спокойно осушая кружку чая. – С кем я только общаюсь... – вздохнул Сигма, ударив себя рукой по лбу. – Боюсь, наш разговор будет бесконечным, если я отвечу. – водит пальцем по деревянному столу Николай, довольно улыбаясь. – Валяй. – В трактористы ты не годен... – уже начал говорить за друга Дазай, но его прервали. Какая жалость. Флейтист, глядя на всю эту клоунаду с неохотой ударил кулаком по столу. – Цыц. Всё, хватит. На нас уже люди косо смотрят! Актёры одновременно закатили глаза, а Фёдор недовольно шмыгнул носом. Ну ничего-ничего, они ещё продолжат. Все разом уставились на слегка возмущённого Сигму, явно ожидая какого-то слова от него. – Короче, думаю, нам лучше поехать ко мне домой и всё обсуждать ТАМ. По крайней мере до момента пока нам всем придёт извещение. – А нам с Осаму как? – Коля... Я тебе сейчас этой салфеткой в глаз врежу и буду любоваться тем, как он будет вытекать, – раздражённо, сквозь зубы произнёс брюнет, сжимая в руках выше сказанную салфетку. – Ура! Какая прелесть! – захлопал в ладоши белобрысый, коварно улыбаясь. – Хах, ты же видел у нас в общаге почтовые ящики на первом этаже, вот там и будут письма. – разъяснил шатен, облакачиваясь локтём на плечо друга. – Эй! Я подлокотником не нанимался. – Меня это не волнует. – Ах так... – ну всё, тут, как бы иронично это не звучало, обращайся в полицию – этих двоих только с собаками разнимать. Ей богу, детский сад – вторая группа, штаны на лямках. Музыканты обменялись взглядами и, одобрительно кивнув друг другу, встали из-за столика, предварительно оставив оплату за кофе и чай вместе с чаевыми, покинули помещение как ни в чём не бывало. – Начинаем отчёт, – хмыкнул Достоевкий, показывая указательный палец. – Один... – Два, – уже сдерживает себя от смеха Сигма. – Три, – показывает безымянный палец брюнет, довольно расплываясь в улыбке. Ну и конечно же, словно по зову после отчёта из кафе выбегают актёры, явно соревнуясь, кто быстрее. – Не удивительно. – СИГМУШКА!!! – уже запинаясь в собственных ногах, кричит белобрысый, хватая своего возлюбленного за фрак. – Совсем офонорели?! Без нас уходить. – Вот-вот, а если бы мы не заметили. – недовольно фыркнул Дазай. – Как же-как же... – всё так же лыбится Фёдор. – Коля, а ты, как истинный джентльмен, мог бы и понести эту тяжесть за меня. Своему любимому помогать надо, а не только любоваться, – с неким стёбом, говорит флейтист, глядя на Николая и указывая на сумку. – Пардон! – Гоголь как ужаленный выхватил из-под плеча своего парня сумку и благополучно дошёл с ней до машины. Усевшись поудобнее в салоне авто, друзья двинулись к месту проживания Сигмы, дабы переночевать там и так же обсудить все действия. За время поездки Фёдор дважды обыграл Осаму и Николая в «дурак онлайн», а остальные три раза Дазай обрыгал Федю и Колю. Несколько раз поиграли в города, дабы задействовать от скуки Сигму, а актёры чуть ли не подрались из-за спора о Бразилии. Всю эту атмосферу дополнял лёгкий снежок, падающий на лобовое стекло машины и приятный ветер от приоткрытого заднего окна. Небольшое количество времени езды и вот, друзья уже у дома. Компания заходит в задание. – Погодите-ка! Я сейчас вернусь. – проговорил Сигма, оставив парней ожидать того у лифта, а сам поднялся на этаж вверх, посмотреть почту. Достав ключи, тот мигом открыл нужный ящик и засунув туда кисть руки, нащупал конверт. – Мамочки, ну вы серьёзно... Почему всё так совпадает с моими ожиданиями! – музыкант раздражительно топнул ногой. Делать нечего – Сигма быстрыми шагами спустился обратно к друзьям, показывая конверт. – Ну нет... Ну вы серьёзно... Нельзя было ещё дня два потерпеть?! – «сдался» Осаму, искривив спину колесом, опуская голову. – Мы, конечно, ожидали этого, но не в этот же день! – М-да, видимо Господь Бог меня совсем не слышит. – нахмурился Достоевкий, глядя в потолок. – Какого хрена?! Серьёзно?! – это всё, что в порыве эмоций сказал Николай.Первый этаж – озвучил автоматический голос лифта.
– Тебя нам тут не хватает, железяка мерзкая, – хрипнул Фёдор, легонько пнув железные двери лифта.