Сопутствующие потери

По громкой связи пошли гудки, еле слышные на фоне завываний сирены. - Ти був недостатньо переконливим, - Киев склоняется над ним и недовольно, пронзительно смотрит в затылок. Мише хочется застрелиться. - З тобою она би взагалі не розмовляла. А тем более... - Харьков чувствует ровное дыхание дыхание над самым ухом, сглатывает и исправляется, - ...тим більш не могла видати іншу реакцію. - Добре. Отже, підсумуємо. Єнакієве? - Дзвінок скасовано 12 раз. - Ясинувата? - Сказала, що прийде на мої похорони. - Макіївка? - Зразу послав. Куди тільки міг. - Луганськ? - Вибачився та послав з повагою. - Все як завше. Идиоти малолітні, - Дмитрий говорил без раздражения, скорее даже с тоской или просто скукой. Не то чтобы он надеялся, что кто-то из его бывших подопечных будет сливать ценную информацию, но а вдруг. Раз в год и палка стреляет, так почему бы на Донбассе хоть раз не появиться воплощению с мозгами? Кстати об этом. - Як справи з Маріуполем? Змогли прорватись? - Це все намарно. Він, також і Донецьк, постійно під наглядом. На телефон не додзвонишся, в соцмережі не заходять, а як і зайдуть - не зможемо написати. Ні зв'язатись, ні підійти можливості немає, за ними стежать. - Зрозуміло. Пропащий регіон. Коли повернемося, у нас буде довга розмова з кожним з них. Будуть хоча б думати, перш ніж говорити. Хоча там думати немає чим, - Миша в мыслях ещё раз проговаривает себе, как хорошо, что это всё не с ним. Что важно занять правильную сторону - и тогда нет необходимости опасаться Днепровского. А опасаться было чего. Киев садится на мягкий подлокотник кресла и кому-то пишет. Харьков не спрашивает. Если не говорят - значит, ему не нужно это знать. Чужой палец неожиданно клацает уже по его телефону и дисплей вновь загорается. - Попробуємо зайти з іншої сторони. Пиши Запоріжжю. **** - Макс.. Маааакс - А? - шёпотом ответил Макеевка. Он нехотя отрывается от созерцания панорамы города, которая открывалась с окна высотки, и лениво подвигается к Вике. - Вот скажи, ты это тоже видишь? Или мне мерещится?, - и кивает в противоположную сторону стола. Кальмиусский-старший медленно скользит взглядом туда через всех присутствующих и внезапно замирает. - Чего, блять?.. - Значит, не мерещится, - она пытается успокоиться и сделать безразличное выражение лица, но внутренне её трясёт от злости так, что сводит скулы. Это даже не ревность, нет, просто грёбанное непонимание. С противоположной стороны стола сидят два самых важных города региона, внимательно слушая доклад и украдкой, чтобы никто не заметил, держатся за руки. Заметили. Мило, очень мило. Горловка натягивает дежурную улыбку и резко выравнивает спину. Она понимает, для чего это делается и с какой целью, поэтому уже хочет встать и скинуть Мариуполь с двадцатого этажа головой вниз при всех. Пальцы аккуратно сплетаются друг с другом, прижимаясь всё ближе, а Илья выводит круги на чужой ладони и трётся запястьем. Вика ловит прищуренный недовольный взгляд сбоку, направленный на эту же сцену и делает вывод, что не одна она в бешенстве. Но Луганск ведёт себя абсолютно спокойно в подобной обстановке, и на его уже зажившем от ран лице нет ни единой эмоции, лишь светлые пронзительные голубые глаза выдают нервозность. Он больше не страдает от обстрелов, спокойно спит ночами и ведёт активный образ жизни в перерывах от управленческой работы и проверок линии фронта. Даже волосы опять отращивает. Вика улыбается ещё шире, также зная, для кого это. Донецку ведь так нравились его золотые, как колосья пшеницы, пряди, ах, как же так, что он в его сторону даже не поворачивается. Корсунь достаёт телефон, в спешке ищет нужный диалог и набирает сообщение: «И как тебе это?» Кирилл одной рукой подпирает щеку, облокачиваясь спиной на дремавшую Алчевск, а другую опускает под стол, читая с экрана. «Цензурных слов нет. Нам нужно поговорить после собрания, Макса тоже касается». «Без проблем». Учитывая сложившуюся не самую благоприятную для ссор и споров ситуацию, буквально год назад прям на линии фронта под Лисичанском они с Ольховко, одновременно пригибаясь от пролетающих снарядов, сошлись на том, чтобы поделить Богдана между собой. Он, конечно, не вещь, а человек, и так нельзя, но кому какая разница в самом деле, в период войны за выживание усложнять себе жизнь ещё и этим не хотелось. Из всех обговоренных условий самым главным было не отбирать всё внимание себе, не предъявлять претензий, не ревновать и не пересекаться вне работы друг с другом. Сам субъект договора об этой сделке никто не предупреждал, хотя знают о ней буквально все из его окружения. Слухи быстро расходятся, ничего не поделаешь. Ещё важный момент - любое упоминание Приазовского в договоре отсутствует. А он есть. Вот, сидит буквально напротив и, Вика готова поклясться, если бы не перебинтованная по самые веки голова, то она бы увидела это наглое довольное выражение лица, адресованное даже скорее не ей, а Луганску. Это раздражало ещё больше. Горловка разворачивает телефон Максу, на что тот коротко кивает. Это и его упущение. Они не должны были допустить сближение Мариуполя с Донецком. Да это воплощение в принципе по расчётам не должно было выжить. Макеевка предполагал, что после полного уничтожения Азовстали и ММК без главных своих предприятий Илья просто умрёт через пару месяцев. Но его сердцем был не завод, нет, они ошиблись. Порт. Пока морская гавань цела, воплощение будет восстанавливаться. В отличие от Горловки, Макс против Ильи в личном плане ничего не имел. Не испытывал неприязни или чего-нибудь подобного. Нет, просто присутствие Приазовского на ровном месте создавало множество неудобств. Для обычного портового города Илья был весьма умным и расчётливым человеком, который никогда не упустит лишней возможности найти для себя выгоду в любом положении. Он неплохо так нажился на время проведения антитеррористической операции, когда все свои капиталы обеспеченные жители оккупированного (или освобождённого, тут с какой стороны посмотреть) Донецка стали переводить именно на его счета, а люди, не желая сильно менять обстановку и при этом не подвергать свою жизнь опасности, переезжали в этот город. Мариуполь и так с самой высокой долей ВВП в области, двумя огромными металлургическими комбинатами, получил ещё и вложения в собственное развитие. И за это время стал более привязан к своему финансовому положению, чем когда-либо. Его очень легко подкупить или переманить на свою сторону, доверять такому нельзя, тем более размещать там полигоны или склады. Илья предал их один раз за это десятилетие, предаст и второй, сомнений в этом ни у кого нет, даже у Донецка, привязанность к какой-либо из сторон у этой личности попросту отсутствует. Настолько ненадёжная кадровая единица не должна быть к столице региона близко. Настолько близко. Москва их убьёт. - Пиздец, - беззвучно, одними губами. Пока Макс бегал по всем линиям фронта, где оказались его люди, Марик обвёл всех вокруг пальца. В первую очередь, его младшего брата, от чего хочется закурить и побиться головой об стену одновременно. Как так вышло, что из трёх человек, которые его воспитывали и наставляли, он пошёл по стопам абсолютно левой Авдеевки, Кальмиусский-старший понять никак не мог. Вот уж, нашли друг друга два идеалиста. И Мариуполь, и Луганск, и Макеевка всегда учили свой будущий областной центр, что никому никогда доверять нельзя, каждый город сам за себя. Последние два, так как являлись профессиональными военными, старались вдалбливать эту мысль особенно чётко, но стоит признать, что Донецк был обычным заводчанином, хотя Киев впоследствии заставил его получить высшее по горной инженерии и ПГС, мышление обычного рабочего человека из него не вытравилось, а, наоборот, только укрепилось. Возможно, он стал просто более эрудирован, и его речь лишилась всяких жаргонных шахтёрских словечек, которые сильно раздражали Дмитрия Олеговича, старавшегося хотя бы столицу Донбасса сделать культурной и образованной личностью, которая бы могла ясно изъясняться. Существование Луганска, уроженец которого составил один из самых известных толковых словарей русского языка, он предпочитал просто игнорировать, хотя тот для своего возраста и статуса прекрасно владел всеми оборотами разговорной речи и не допускал ошибок в письменной. Кирилл не обижается. Ну, практически. И нет, Донецк не был клиническим идиотом, который доверяет всем и вся, несмотря на очень малый возраст даже для своего региона, уже на четвёртую по счёту войну он прекрасно понимал, что куда не глянь - везде враги. Но он всё ещё ребёнок, и как любой ребёнок нуждается в семье, любви и поддержке, особенно когда его постоянно унижают,оскорбляют и пытаются уничтожить. Кроме своих родных братьев и сестёр (а их много), он также имел очень крепкую связь с Луганском и Мариуполем. На чем Приазовский и сыграл. Кроме того, вероятно, на Богдане мёртвым грузом лежало чувство глубочайшей вины (тоже в силу возраста и излишней эмоциональности) за разрушенный в ходе блокады город, что тоже мешало ему здраво размышлять в отношении их новоприобретенного товарища. Спустя полчаса Кальмиусский все-таки вытаскивает свою ладонь из чужой, разрывая прикосновение, встаёт и громким энергичным голосом объявляет конец заседания. - Завтра на это же время, прошу не опаздывать. Зал конференций заполняется шумом открывающихся папок, шелестом бумаг и разговорами. Города Донецкого и Луганского края не спеша начинают собирать вещи и расползаться по помещению, сбиваясь в небольшие группки и обсуждая больше личные проблемы, чем саму тему их сбора. Кирилл легко трясёт Алчевск за плечо, что та просыпается, и просит собрать их вещи, а сам выходит на балкон в соседней комнате, где Макеевка с Горловкой выкуривают уже по третьей сигарете. - Надо было его все-таки пристрелить. С новым воплощением проблем было бы меньше. - Не факт, - Луганск проходит в другой конец от своих коллег, недовольно отворачиваясь от табачного дыма и опираясь на горячее от солнца металлическое ограждение, - тем более, Михаил Юрьевич будет против. СМИ и медиа сделали Мариуполь настолько популярным в массах, что исчезновением воплощения этого многострадального города будет заинтересована вся мировая общественность. У нас и так международная репутация пробивает с каждым разом всё новое дно, поэтому нам не стоит так подставлять свою страну и руководство. - Тоже мне, многострадальный, - Вика во время затяжки давится дымом и, пытаясь одновременно откашляться, хрипит, - во время Великой Отечественной хуже было. - Будем честны, это никого не волнует, поэтому даже не начинай, - Максим пару раз хлопает подругу по спине, пока та не успокаивается и воздух не начинает поступать обратно в лёгкие, - Кирь, слушаю твоё мнение. Что будем делать? - Во-первых, стоит сообщить об этом Московскому. Раз уж вы, - он останавливается, выделяя последнее слово, - допустили такую грубую ошибку, то смысла скрывать это нет. Нам скоро ехать в столицу и насколько я понял, ты, Максим, в этот раз сопровождаешь Донецк, поэтому, считаю, что тебе и нужно отчитываться. - Хорошо, как скажешь, - обычно, на подобные мероприятия едет только столица субъекта федерации, но из-за паранойи Москвы, а официально из-за слишком большого скопления воплощений в республике, от их региона едут всегда двое - столица и один из крупнейших городов, обычно либо Макеевка, либо Горловка. На самом деле это сделано попросту в целях безопасности, потому как Михаил Юрьевич особого доверия к Донецку не питал и общался в основном с теми, на кого мог положиться и кого давно знал. С Корсунь первопрестольная познакомился ещё в период Гражданской войны, как с самой активной коммунисткой Донбасса и верным приверженцем режима КПСС. Спустя десятилетия работы наркомом, а затем и на Министерство внутренних дел Союза, в личном досье Виктории Петровны нет ни единого чёрного пятнышка, репутация идеальна, она никогда не предавала и не подставляла Кремль, даже в период немецкой оккупации, даже под пытками в концлагере. Именно поэтому тайным указом она была назначена в Министерство внутренних дел снова уже в 2014 году, а сейчас её хотят перевести в отдел национальной безопасности. Макеевку же столица лично не знал, но хорошо общался с его бывшим начальником Алексеем Донским, по рекомендации которого Максим попал в военный комитет, а теперь работает напрямую на Министерство обороны. Предлагая кандидатуру своего бывшего подчинённого, который прославился больше как очередной шахтёрский город где-то там на юге империи в девятнадцатом веке, Ростов делал акцент, что большую часть своей жизни Кальмиусский, будучи казаком, провёл вместе с ним в военных компаниях и свои профессиональные навыки никуда не растерял, что помогло в планировании Донбасской операции в сороковые годы. Ну, а Донецк... Вот просто есть. Да, он главный, да, он возглавляет управленческий и экономический аппарат региона, но за каждым его шагом или действием приглядывают эти двое. И Максим понимал такой подход, ведь за двадцать лет под надзором Киева Богдан стал таким распиздяем, что никто и не удивится, если в один из дней на площади города появится флаг противника. Когда человек десять лет подряд после голодного времени буквально купается в деньгах и инвестициях, а потом у него это резко отбирают и отдают, ха, Мариуполю, появляется подозрение, что за определённую сумму он сможет тебя предать. И хотя столько лет войны, смертей и обстрелов вернули его с небес на землю, с Ильёй у них было сейчас намного больше общего, чем кажется. Скажем прямо, когда он стал вести себя как золотая молодёжь или просто мажор, а в остальных городах области даже горячую воду включать не собирались, в семье за такое поведение его не то что бы недолюбливали, но в какой-то мере презирали. И не доверяют до сих пор. А у Макеевки и Горловки после развала СССР денег в бюджете было чуть больше, чем ничего, поэтому у не развращенных деньгами воплощений шанс предательства и подкупа намного ниже, так как держатся они буквально на одном энтузиазме. - Во-вторых, следить за их передвижениями и общением ещё внимательнее. Хотя, знаете, я сейчас пришел к выводу, что такой исход был весьма логичным. Когда двое людей проводят большую часть личного времени в компании друг друга, это приводит к подобному результату. Нельзя было это допускать, - и хоть тон Луганска был таким же ровным и спокойным, Максим за метр чувствовал его волнение. Конечно, тот и так с треском выдерживал, деля внимание Донецка с Корсунь, головой понимая, что их отношения далеки от понятия "нормальные" и в душе мечтая отстранить очень навязчивую особу подальше, но с появлением Мариуполя их безумный любовный треугольник превратился в дурацкий квадрат, и тут уже Ольховко не хотел пытаться что-то понять, решить или сделать выводы, распутать этот Гордиев узел. Легче разрубить. Желательно, всех лишних в этих отношениях. - А что мы могли сделать? Это было его личное решение, ты бы сумел переубедить этого барана хоть в чём-то? - Вика всё сильнее злится, атмосфера накаляется, и Максим просто мечтает оказаться в своей постели и поспать хоть 5 часов, а не решать проблемы в чужих отношениях. Кирилл только открывает рот, чтобы ответить также резко, но внезапно теряет весь пыл и коротко произносит: - Нет. - Вот поэтому и молчи. - Молчу. Твои предложения? - Да всё то же. Только в довесок надо с ними поговорить, - она тушит окурок и под брезгливый взгляд Луганска скидывает с балкона, - по отдельности. Я с этим справлюсь, только сейчас отвлеките Донецк минут на десять, - Горловка оборачивается и смотрит на эту парочку посреди пустеющего зала. - Как скажешь, - Макеевка спрыгивает с перил и выкидывает туда же свою ещё тлеющую сигарету. Всё-таки понятно, почему они так сдружились, - Только это, сильно не рукоприкладствуй. Брат будет злиться, если во время перевязки найдёт на его теле несколько новых гематом. - Ладно-ладно. До новых встреч, радость моя. - Взаимно, - Луганск пожимает протянутые руки и догоняет Алчевск и Красный Луч на выходе. Им ещё добираться до отеля, нужно поспешить, а эту ситуацию он обдумает уже позже, хотя на душе было так мерзко, что думать не хотелось совсем. **** - Брат, на пару слов. По поводу поездки. Донецк хоть и удивлён, но ничего не спрашивает. Лишь поворачивается к Илье, помогает дойти до стены, чтобы ему удобнее было стоять и тихо говорит, приблизившись: - Подожди несколько минут, пожалуйста, я скоро вернусь и поедем домой. - Я далеко без тебя в любом случае не уйду, - Кальмиусский зеркально отвечает на чужую улыбку и, заметив, что кроме них и Макеевки в помещении никого уже нет и пребывая в невероятно хорошем расположении духа из-за долгого отсутствия обстрелов на этой неделе, быстро целует Приазовского чуть ниже мочки уха и уходит с Максимом в свой кабинет. У последнего, вероятно, к концу дня глаза просто на лоб полезут и там останутся. Как жаль, что Мариуполь не может увидеть эти эмоции своими глазами. Было бы забавно. Он прислоняется спиной к шероховатому тёплому кафелю и откидывает голову назад. Всё идёт ровно так, как задумано. Красота. От стен и пола идёт слабая вибрация. Чёткий стук чужих каблуков отскакивает от стен и повторяется, словно отбивает военный марш. Цок-цок. Цок-цок. Цок-цок. Илья уже слышал сегодня этот звук. Нет, быть не может... Его резко, одним движением прижимают к стене и давят чем-то холодным и острым на открытое горло. Подождите, эта поехавшая всё ещё НОЖ под одеждой таскает?!! - Сколько лет, сколько зим. Как ваше здоровье, Илья Игнатьевич? - Вот услышал вас и сразу стало лучше, товарищ майор, - притворно растягивает губы Приазовский. Горловка на каблуках явно выше него на пару сантиметров, он чувствует её тяжёлое ровное дыхание на своëм лице и понимает, что кричать смысла нет, легче просто со стеной слиться, - Вы по какому-то вопросу? - Да нет. Просто хотелось узнать, откуда в тебе столько наглости для подобных действий. - Не понимаю. - Сомневаюсь, - лезвие давит на кадык всё сильнее, - подумай ещё раз. Мариуполь судорожно глотает ртом воздух и, стараясь не выдать страха, на выдохе произносит: - Ты ревнуешь что ли? Молчание. Сквозь напряжённую тишину слышно, как гудит невыключенный монитор и потрескивает, вероятно, мигая, неисправная лампа над ними. В воздухе с открытого окна несёт запахом грозы, плывут свинцовые тучи. Ха-ха. Он внутренне сжимается и здоровой ладонью цепляется за чужую руку у своего горла. Ха-ха-ха. Горловка прыскает и хохочет всё громче. Илья слышит каждое колебание её голосовых связок, чувствует каждым участком тела, как она содрогается, трясется от нового приступа и как отражается от глухих стен этот звонкий звук, всё повторяясь, повторяясь, повторяясь и сливаясь в жуткую какофонию. Она подвигается ещё ближе, касаясь веснушчатого носа своим, и смеётся прямо в перебинтованное лицо напротив, всё сильнее надавливая на нож. Смеётся задорно и легко, словно его останки уже закапывают где-нибудь у обломков Азовстали, и в жизни Вики становится на одну проблему меньше. - Не пудри мне мозг, Жданов, - медленно сквозь зубы цедит Горловка. От старого имени Мариуполь передёргивает ещё сильнее. С этими словами лет шестьдесят назад ему ломали пятое по счету ребро, пока не остановилось сердце. И не запустилось заново. А потом ещё. И ещё. И ещё. Вероятно, навыки работы в НКВД у Корсунь никому не удастся отнять. - Из-за такой мелочи я бы даже пальцем не повела, - лжёт. - Ты должен быть благодарен за то, что тебя не пристрелили на месте, а ты снова плетëшь интриги за моей спиной. Это неправильно. - А полумиллионный город разрушать до основания правильно? - он её ненавидит. Ненавидит их всех. Всех вместе и каждого по отдельности. Твари. - Ммм, как ты мне там говорил, когда по мне пакет града выпустили? Ну ты же выжила. Ну вот, ты же выжил, - эта мразь ещё и улыбается. - Вы мне жизнь сломали. - Бывает. Когда Богдану точно также её сломали, тебе было как-то плевать. Пока он кровью от авиаударов захлёбывался, я тебя поблизости как-то не заметила. - Я своё отстрадал, не навязывай мне чувство вины. Я не виноват в этом. И тебе также было плевать, когда на меня три таких пакета градов спустили в январе, - ненавидит, ненавидит, ненавидит. Нужно также разнести им каждый дом, каждое здание, чтобы они мучались и не могли никуда сбежать из города. - Так я и не скрываю, - она убирает лезвие и сжимает горло уже рукой, - Это ты тут на совесть всем давишь, когда у самого даже следа её нет. Вика приподнимает руку, и Приазовский чувствует, как ноги отрываются от земли. Как, чёрт возьми?! Просто как? Она не может быть такой сильной, нет, с такой слабой экономикой, отсутствием инфраструктуры и уменьшающимся населением, этого просто не может быть. Может, все-таки позвать Кальмиусских, пока нож спрятала... - Не дури, Мариуполь. Ты же хитрый умный торгаш, - Горловка прищуривается и немного расслабляет пальцы, - включи голову и слушай. Никто тебе тут зла не причинит, пока ты сам не будешь искать себе приключений на одно место. Я не говорю выбрать сторону, тебе всё восстанавливают, просто сиди тихо и не отсвечивай. Я знаю всё, чего ты хочешь добиться, и слежу за каждым твоим движением. Никакого влияния, даже на региональном уровне, ты не получишь ещё минимум лет десять, также и доступа к информации тебе не получить. Если я тебя замечу в шпионаже или экстремизме, то здоровых конечностей у тебя по итогу не останется. Есть вопросы? - Да, - рука с горла исчезает также внезапно, как и появлялась. Илья падает безвольным мешком на пол, недавно срощенные кости хрустят, скрипят суставы, а виски с незалеченными трещинами в черепе начинают адски болеть. Он поднимает по привычке голову, словно может смерить презрительным взглядом своего оппонента, но на такую дрянь, как Горловка, даже нервы тратить не хочется, поэтому старается взять себя в руки, - почему я должен тебя слушаться? - Потому что ты предатель. Что там, что здесь. Только тут шансов выжить у тебя в разы больше. - А ты не предатель? - Нет, я не спонсировала никакие противоправные и антиконституционные действия против своих соседей. Причём ещё никогда не меняла и не скрывала свою позицию по этому вопросу, а ты у нас человек-флюгер. Куда ветер подует - туда и ты. - Смешно. Бахмут тоже в случае чего за предательство расстреляешь? Вика вспоминает слабый, едва слышный голос брата из последего разговора и давит злость в самом зачатке. Если она сейчас заедет ногой по его красивому замотанному личику, то ничем хорошим для неё это не закончится и придётся крупно ссориться со столицей. Очень не хочется новых проблем. - Нет, только тебя. Ты мне просто не нравишься. - Будь уверена, это взаимно. - Ну вот и порешали, - Горловка опускается на корточки и смотрит на рыжую макушку (она никогда в жизни не красила волосы в этот отвратительный цвет, чтобы не быть хотя бы на каплю похожей на эту мерзость), - А с Богданом делайте, что только вздумается. Я в чужую постель не лезу. - Как-то ты слишком спокойна для человека, у которого уводят партнёра. - Пф, - Вика давится смешком. Вот же ж идиот, - Не льсти себе. В отличие от вас с Луганском, он сам за мной бегал вот уже какое десятилетие. Добивался, дарил подарки, подстраивался. А вы - так, мимолётное развлечение. Гормоны, для его возраста это нормально. Перебесится и успокоится лет через пятьдесят. Пусть хоть с десятком воплощений спит, мне как-то побоку. Всё равно мой. На веки вечные. На улице гремит гром и первые капли уже падают на землю. Приазовский сжимает и разжимает руки, тяжело дыша. Голова раскалывается, мысли путаются в огромный комок вперемешку с взрывами, танками, гулом самолётов и голосом Горловки. Если бы Донецк не вытащил его оттуда, Илья просто бы свихнулся. Это звук ада, он слышал его всю прошлую весну, изо дня в день: умри, умри, умри. Словно кто-то всё зовёт его туда, в пустое тусклое небытие. За неделю до начала блокады к нему домой приезжал Киев. За неделю до блокады никто ничего ему не сказал. Никто не смог выбраться тогда. А Киев всё повторял тогда: умри, умри, умри...