Несокрушимые

      Первый месяц лета выдался дождливым и холодным, туманным и сырым, как настоящая осень. Природа словно чувствовала ситуацию в стране и подстраивалась под нее. Деревья стояли мокрые и неприветливые. Солнце редко выглядывало из-за набухших, серых туч. Люди ждали настоящего лета и тепла, но чем больше ждали, тем сильнее становилась их тревога.       Враг наступал бесконечными волнами по всем фронтам. Хоть в новостях и говорили, что оккупанты несут огромные потери, меньше их не становилось, казалось, будто только что убитые солдаты снова вставали и дальше шли в бой. Андрей очень переживал за мужа, с ужасом понимая, что тот может больше никогда не позвонить. Костя теперь и правда звонил реже — раз в три или четыре дня. Но когда мужьям все же удавалось пообщаться, их разговоры получались теплыми и задушевными. Это были разговоры двух любящих людей, готовых к тому, что возможно никогда больше не увидятся, и может быть, скоро умрут. Чувство близости и уютной нежности было таким всепоглощающим, что в него можно было укутаться обоим. Костя и Андрей рассказывали друг другу свои мысли и переживания, делились наболевшим, хотя многое скрывали, чтобы лишний раз не волновать. «Все правда настолько ужасно?» «Старайся не думать об этом, любимый…» «Я безумно скучаю по тебе, Костенька…» «Люблю вас больше жизни, помните об этом всегда…» «Ты вернешься? Ты так нужен нам, Костя…» «Обязательно вернусь. Когда наш малыш появится на свет, я буду рядом. Обещаю…»       Андрей отключал телефон. Пальцы дрожали, а горло сводило такой судорогой, что дышать больно. Ему было так отчаянно страшно от того, что вокруг происходило что-то непонятное, и он не мог представить тот уровень опасности, угрожающей его мужу. Постоянный страх граничил с нервозностью, а Андрею в его положении волноваться было противопоказано. Но когда он читал новости, его колотило мелкой дрожью. Он даже плакал от злости и бессилия, узнавая, сколько мирных людей погибло от обстрелов, и сколько убито солдат на фронте. А ведь где-то там и Костя… Андрею было тяжело, холодно и неуютно. Ребенок в его животе копошился, вздрагивал и нежно толкал отца, словно напоминая: «Ты не один. Я с тобой.»       На улице протяжно выл ветер, смешиваясь с отголосками еще более жутких звуков, к которым Андрей за несколько месяцев войны привык — линия столкновения находилась недалеко от его города. «Не вой», — мысленно просил юноша стихию. Шумно стуча по крыше, вовсю лил дождь. «Не лей», — Андрей созводил руки в молитвеном жесте. Ему было больно думать о том, каково там Косте в такую погоду. В грязной, холодной и сырой землянке заболеть проще простого. Если нельзя никак остановить войну, то пусть хоть будет по-летнему тепло. Андрею казалось, что ему легче договориться с погодой, чем правителям К. и Х. о мире за столом переговоров.       За Костино здоровье Андрей молился, а себя не уберег и слёг с бронхитом. Юноша мучился от сильного жара, в голове проплывали картины горячечного бреда. Кашель раздирал легкие, мозг с каждым ударом сердца словно прошивали раскаленные иглы, вызывая кровотечение из носа. Чувствуя, что отцу плохо, ребенок вел себя тихо, как мышка. Лишь изредка Андрей ощущал, как его легонько гладили изнутри, будто жалея.       Бабушка лечила Андрея дома, так как больница была до отказа забита ранеными. Женщина не отходила от постели внука ни днем, ни ночью, давала лекарства, ставила уколы и капельницы, измеряла пульс и давление.       Бабушка всегда была врачом рассудительным и умеренным, но когда дело касалось ее любимого, часто болеющего внука, она начинала терять самообладание. Было боязно, душу сжимало от жалости к юноше, казалось, что жизнь утекала из него вместе с кровью из носа.       На улице грохотала артиллерия, вдали были слышны звуки глухих взрывов, а рядом в полуобморочной горячке лежал Андрей. Женщина переживала не только за него, но и за его нерожденного ребенка. Мысли о правнуке заставляли взять себя в руки, потихоньку избавляли от тревожности, и побуждали действовать холодно и здраво.       Воспоминания наполняли ее разум и душу. Женщина мысленно погружалась в те времена, когда в стране не было войны. Андрей болел и раньше, но тогда, в мирное время, это не было так опасно. Можно было лечь в больницу и находиться там под присмотром до полного выздоровления. Теперь нет. Единственное, на что юноша мог рассчитывать, это консультации Елены Владимировны по телефону. Андрея и не навещал никто, даже коллеги по работе, предпочитая писать слова поддержки в соцсетях. Зато каждый день звонила мать. Между слезами и причитаниями из-за болезни Андрея, она не упускала возможности упрекнуть бабушку. Не досмотрела, мол, за мальчиком. Андрею действовали на нервы истерики матери, ее обвинения в сторону бабушки, и вот однажды, когда дело уже шло к выздоровлению, он не выдержал: «Немедленно прекратите скандалить! Все в порядке. Я бы поправлялся намного быстрее, если бы вы не ссорились…»       Мать с экрана смартфона ошеломленно посмотрела на бабушку, не менее ошарашенную. Обе не ожидали такого от Андрея, поэтому, изрядно удивившись, они умолкли. «Отставить ссоры. Давайте не будем… забывать… что мы одна семья, — примирительно продолжал юноша, делая небольшие паузы для того, чтобы отдышаться, — да и сейчас такое время… что нужно поддерживать друг друга, а не обвинять. Я заболел сам. Разве вы еще не привыкли? Так что угомонитесь, пожалуйста…»       Женщины снова переглянулись и прекратили перепалку, чтобы не волновать Андрея. Но потом, когда он не слышал, бабушка перезвонила дочери в другую страну и сказала, что она дура: «Алёна, какого хрена ты портишь ребенку настроение? Тебе вспомнить, как ты начала охать и ахать, когда узнала о его беременности? Напомнить, как он тогда расстроился? Прекрати его терзать, ты же знаешь, как он за все переживает. С него сейчас нужно пылинки сдувать, а не нервировать.»       После некоторых раздумий Алёна признала свою неправоту. Вспомнив, какой она была впечатлительной в положении, пообещала быть с Андреем более деликатной.

***

— Угадай, куда мы сегодня идем? — спросила у Андрея бабушка приподнятым тоном. Андрей сидел за ноутбуком, пытаясь разобраться с контрольными работами учеников. Он не мог сосредоточиться, в глаза словно насыпали песка, живот ныл, голова болела. Оглянувшись через плечо на бабушку, юноша уловил в её глазах лукавые искорки и вымученно улыбнулся: — Опять небось с Димкой что-то задумали? А меня в известность поставить не хочешь?       Приобняв внука за шею, бабушка пригладила его мягкие черные волосы: — Отдохни немного от работы, и я тебе все расскажу.       Из бабушкиного рассказа Андрей узнал, что их городской совет одобрил законопроект: если кто-то приютит у себя переселенцев с оккупированных территорий, тому мэрия каждый месяц будет выплачивать денежную компенсацию. Как раз сегодня в местном дворце культуры пройдет встреча с людьми, которые прибыли из городов повышенной опасности. — Возьмем на квартиру женщину с детьми. Или парня-омегу. Можно тоже с детьми. И мне какая-то помощь, и тебе веселее будет, — заверила Андрея бабушка, видя по выражению его лица, что тот не в восторге от ее решения.       Юноша тактично промолчал, картинно скривив губы. Бабушка хозяйка этого дома и вправе принимать решения, которые посчитает нужным. А еще его бабушка очень совестная и обязательная: чувствуя себя обязанной Диме за ремонт второго этажа, она теперь должна поддержать любое его решение.       Андрей задумчиво вздохнул, и его лицо погрустнело еще больше. От мыслей о том, что в их доме появятся чужие люди с кучей крикливых детей, живот стало тянуть сильнее. Недолго Андрей радовался, что жуткий токсикоз его наконец-то отпустил, ведь на смену пришли другие неприятные симптомы. Высокое давление разрывало виски, боль в животе пронизывала слабостью во всем теле и заставляла сердце захлебываться от дикого ужаса. Ужаса не уберечь ребенка. Андрея трясло и от того, что малыш был слишком активным, и от того, что слишком тихим. Юноша понимал, насколько незавидно его положение: в больнице опасно, дома тоже, здоровье слабое, беременность тяжелая. Но судьба была милостивой к Андрею и не отнимала у него тех, кого он любил больше жизни. — Ты чего загрузился? — легонько толкнув внука в плечо, бабушка вывела его из раздумий, — не плохо тебе? — Не задалбывай, бабуль… Если будет плохо, я скажу. Да ты и сама поймешь. Разве в первой? — Ладно, как скажешь, — пожала плечами бабушка, — пойдем, быстренько тебя уколю, и будем собираться.       Ощущая отголоски болезненного укола, Андрей начал одеваться, не спеша, зная, что ничего хорошего его на этой встрече не ждет. Настроение еще больше упало, когда он обнаружил, что все его футболки свободного покроя стали ему в обтяжку. Был бы рядом Костя, он бы наверняка успокоил мужа, заверив, что это естественно, и хорошо, что ребенок растет и развивается согласно сроку. Сказал бы, что его Андрей самый красивый и любимый, потому что носит под сердцем их желанного малыша. Как же Андрею сейчас не хватало Кости, его ласковых слов, понимания и поддержки. Так хотелось чувствовать его прикосновения, сладкую дрожь от поцелуев любимого, тонуть в его объятьях… Юноша с трудом глотнул слезы, подкатывающие к горлу плотным, солоноватым комом. Предчувствие было гадким, а отчаяние снова накрывало мутной, удушающей волной.

***

      Дворец культуры располагался в городском парке и представлял собой двухэтажное здание с мраморными колоннами, барельефами из белого камня и увитыми зеленью балконами. Андрею это здание напоминало античный храм. Сколько воспоминаний связано с ним… Здесь Андрей посещал музыкальный и театральный кружки, здесь его класс выступал на праздники. Тут же состоялся их с Костей выпускной, когда в добавок к аттестату Андрей получил еще и золотую медаль. Как же давно это было… Словно в прошлой жизни. Мирной и беззаботной. Сейчас в дворце культуры не было слышно ни музыки, ни детских голосов. Теперь это помещение использовали как пункт выдачи и хранения гуманитарной помощи.       В просторном фойе дворца культуры было шумно и суетливо, как в улье. Разговаривали люди, кто-то громко, кто-то потише, плакали и визжали дети. Местные смешались в с незнакомыми, переселенцы тащили объемные чемоданы, сумки и рюкзаки.       Дима выделялся в толпе благодаря своему высокому росту и мощным габаритам, он был на целую голову выше самого высокого присутствующего здесь мужчины. Мэр ходил между людьми, жал руку каждому мужчине-омеге, женщинам улыбался, старикам говорил слова поддержки. Со всеми общался на равных, словно и не был здесь главным, вызывая у гостей города приятное недоумение и восторг.       Андрей стоял рядом с бабушкой, не поднимая глаз. Его снова тошнило. Разнообразные запахи омег смешались воедино, от чего в голове Андрея стояла непроглядная и вязкая муть, и юноша мысленно молился, чтобы не вывернуло желудок наизнанку прямо здесь. Когда к ним подошел Дима, Андрей вздохнул с облегчением. Запах этого альфы действовал успокаивающе. Хвоя с мандариновыми нотками напомнили Андрею новогодние праздники, когда все еще было хорошо, и никому даже в страшном сне не могло привидется то, что происходит сейчас. В душу закралась безмятежность, будто мир на мгновение замер в благостной тишине. — Татьяна Анатолиевна, мое почтение, — Дима вежливо снял кепку. Его манеры были безупречно учтивыми, а в глазах столько тепла, что, казалось, хватило бы, чтобы согреть весь город, — завтра вам подвезут домой гуманитарную помощь от мэрии. Пенсионерам положен только один продуктовый набор, но вам я выбил три. Не чужие все же люди.       Бабушка благодарно кивнула и улыбнулась, демонстрируя радость от того, что замечательно, когда есть человек, на которого можно положиться: — Спасибо тебе, Димочка, это весьма кстати. А то меня цены в магазинах приводят в ужас. Что же дальше будет?       В ответ мэр неопределенно пожал плечами: — Печальный факт, но здесь я, к сожалению, бессилен.       Он перевел взгляд на Андрея. Пожав юноше руку, Дима по-дружески потрепал его по плечу, и Андрей в очередной раз отметил, какой же их мэр большой и сильный. — Привет, малой, — Дима часто называл Андрея именно так, еще со школы, да тот и не против был, ведь рядом с Димой он и правда казался маленьким и хрупким, — почему это твоя бабушка жалуется на тебя?       От этих слов у Андрея неприятно заныло сердце. Он терпеть не мог, когда намекали на его болезни. В глубине души он сердился на бабушку, ведь кто, как не она, рассказала Диме о его неудачном походе в магазин. Сердился на Диму — разве нельзя иметь чувство такта и не напоминать человеку о том, что ему неприятно? Андрей стиснул зубы и промолчал, хотя все его естество желало вспылить. Но злился он недолго, понимая, что ни бабушка, ни Дима не виноваты в том, что у него с первых месяцев беременности бушуют гормоны и многие вещи бесят. — А где же наш квартирант? — спохватилась бабушка, будто вспомнив, для чего они собственно здесь сегодня собрались. — Точно! — Дима снова надел на голову кепку и указал рукой в противоположный угол фойе, — я решил не давать вам семью с детьми, ведь Андрею сейчас нужны покой и тишина. Вы можете приютить у себя вот этого парня-омегу. Его зовут Саша. Он тихий, смирный и не доставит вам ни малейших хлопот. Он только недавно начал говорить с людьми, ведь после того, как от ракетного удара погиб его сын, он все время молчал. Отнеситесь, пожалуйста, к нему с пониманием.       В углу, рядом с пустой гардеробной, опустив голову, стоял невысокий юноша. Совсем молоденький, с нежным и женственным лицом, на котором красиво выделялись пухлые губы и большие миндалевидные глаза цвета морской волны. Пепельные, слегка тронутые сединой, волосы юноши, были убраны в аккуратный пучок на затылке. Этот омега источал запах пиона, от которого у Андрея приятно закружилась голова. Одно за другим ожили воспоминания, непостижимым образом добавляя хорошего настроения: благоухающий весенний сад, последний звонок, рядом будущий муж, и у обоих в руках букеты пионов — у Кости белые, у него розовые. Счастливые дни беззаботной юности, и нет большей радости, чем чувствовать любимого человека рядом. Благодаря Саше, Андрей на несколько мгновений ощутил себя счастливым. Было в этом омеге что-то приятное и трогательное, вызывающее симпатию буквально с первых минут.       Андрей едва успел познакомиться с Сашей и обменяться парой фраз, как зазвучала сирена, извещающая об воздушной опасности. Услышав этот жуткий заунывный звук, Саша задрожал, как в лихорадке, и стал жадно ловить ноздрями воздух. — Воздушная тревога! Всем пройти в укрытие! — громко скомандовал Дима и резким взмахом руки указал на лестницу, под которой находился вход в бомбоубежище. Андрей бывал там раньше: на уроках защиты Родины их класс ходил туда учиться стрелять из автомата.       Андрей посмотрел на бабушку, но та не отходила от Димы, которому по должности было положено пропустить всех вперед и войти в убежище последнему. Юноша пожал плечами, и, поравнявшись с Сашей, пошел вниз по лестнице в пахнущее сыростью подвальное помещение. Плюхнувшись на первое попавшееся сидение ближе к выходу, Андрей отдышался и вытянул вперед ноги. На шестом месяце он быстро уставал и ему было тяжело долго стоять на ногах. Низ живота вновь угрожающе заныл, а по телу пробежал озноб от холода и от страха. Юноша обвел взглядом помещение, задержав его на сидящих в дальнем углу бабушке и Диме. Они что-то оживленно обсуждали, и у Андрея неприятно царапнуло по сердцу: «Снова небось рассказывает Димке все, что происходит у нас дома. А я, дурак, потом удивляюсь, откуда он все мои диагнозы знает. Да потому, что у пожилых людей язык, словно помело.»       Ребенок внутри беспокойно зашевелился, чувствуя отрицательные эмоции отца. Чтобы успокоиться и избавиться от навязчивых мыслей, юноше пришлось сделать несколько глубоких вдохов и откинуться на спинку сидения. — Не нервничай, это вредно для ребенка, — тихо произнес Саша, который все это время молчал, — тебе повезло, ты носишь мальчика-альфу. Это сейчас редкость. Береги его. Я вот своего не уберег.       Андрей, возмущенно фыркнув, закатил глаза к потолку. Мало ему нравоучений бабушки, теперь еще и этот туда же? — Ты решил меня учить жизни? Давай не нужно, а? И откуда ты знаешь, кто у меня будет? Моя бабушка рассказала? — Нет. Я сам догадался. Я это откуда-то знаю. Еще я знаю, где у тебя сейчас болит. Если ты сейчас посидишь тихонько, я попробую тебе помочь. Дай мне руку.       Ни на что особо не надеясь, Андрей устало прикрыл глаза и подал руку своему новому знакомому. Когда больно, будешь согласен на все, лишь бы стало легче. Саша сжал его тонкую ладонь в своей, и Андрей почувствовал его невероятную силу, которая никак не сочеталась с узкими запястьями и длинными пальцами.       Андрею показалось, что он провалился то ли в сон, то ли в какое-то небытие, но когда он вынырнул из этого состояния, боль отступила, в голове прояснилось, а неприятные ощущения исчезли почти бесследно. Разъединив их руки, Саша рукавом вытер пот со лба: — Ну как ты?       Андрей изумленно раскрыл глаза и провел рукой по своему изрядно округлившемуся животу, скрытому под широкой курткой: — Спасибо тебе! А что, так можно было? Мне давно не было так легко и хорошо, даже до беременности. Как ты это сделал?       Саша развел руками и смущенно улыбнулся, словно это должно было объяснить его необычные способности: — Могу, умею, практикую. В родном городе я многим так помогал. Но теперь мой город полностью уничтожен, и мне больше некому помогать. И возвращаться тоже некуда. С губ юноши сорвался тихий стон, полный страдания и безысходности. Его серые глаза заблестели от слез. Андрей почувствовал себя неловко. Он не знал, как утешать человека, которого знал от силы десять минут. Все, что он смог сделать, это нежно погладить Сашу по плечу и сказать: — Все будет хорошо. Теперь ты в безопасности. Сюда враг не войдет. А если и войдет, Димка им тут накостыляет. Он, знаешь, какой крутой.       Саша согласно кивнул, улыбнувшись сквозь слезы. Какое-то время сидели, не говоря ни слова, но повисшее между ними молчание совсем не напрягало парней. Андрей думал о том, что он сколько угодно мог сердиться на Диму, но никогда не отрицал того, что мэр из него прекрасный, которого хотели заполучить и соседние города. Андрей гордился тем, что с детства знаком с этим альфой и что на выборах голосовал за него не зря.

***

      Вдруг раздался взрыв такой силы, что потолок затрясся, словно от землетрясения, и на людей посыпалась побелка. Схватившись за подлокотник сидения, Саша испуганно пригнулся. — Не бойся, — успокоил его Андрей, — прилетело примерно в двух или трех километрах отсюда. За долгие месяцы войны я немного научился разбираться. Это просто ударная волна. — Нас… не завалило? — дрожащим голосом спросил Саша, — я просто уже когда-то выбирался из-под обломков здания. Это ад. — Конечно же нет. А, может, это просто ракету сбили. В любом случае, Димка разберется. Вон, ему уже звонят. Будем надеяться, что никто не погиб.       На экране Диминого телефона высветилась фотка красивого светловолосого омеги. — Разведка вызывает, — подмигнул Дима сидящей рядом бабушке и легко подхватился с сидения, — салют, Кирилл Алексеевич! Докладывай. Куда ударили? Черт… Вот суки… Ладно, выезжаю. Да хорошо, хорошо, буду осторожен. Перезвоню. Нажав кнопку отбоя и спрятав телефон в карман, мэр обратился к вопросительно глядящей на него бабушке: — Анатольевна, вы за старшую. Когда закончится воздушная тревога, проследите, чтобы все покинули бомбоубежище. А я сейчас должен быть на месте прилета. Отпишусь в телеграмме.       И поспешно зашагал вверх по лестнице, пригибая голову из-за высокого роста. Андрей заметил, как заблестели у Димы глаза после этого звонка, как быстро он сорвался с места, словно позабыв обо всем. Юноша недоумевал, что же могло так взбудоражить их мэра. Тревога за родной город или нечто иное?