Оковы из самоцветов

— О чëм ты хотел поговорить? Антон рассматривает девушку, впервые видя еë так близко. Еë длинные ресницы, стрелами опущенные вниз, чем-то похожи на такие же длинные и пушистые ресницы Арсения. Руки Мирославы сложены, и он чувствует, как девушка напряжена. Боится? Нет, скорее, переживает. — Почему ты живëшь у Арсения? Девушка поджимает губы; ресницы вздрагивают. Исподлобья она бросает взгляд на Антона: испуганный, растерянный. Она словно загнанная в клетку птица. Лебëдушка… Антон чувствует необъяснимую нежность к этой дивной птице, запертой в клетке из собственных мыслей и чувств. Он видит, что у неë, как и у него, есть свои цепи. Да, он больше не раб, но в душе он навсегда останется скреплëн своими собственными оковами. А она… Ей обязательно нужно помочь! — так кричит его израненное сердце, которое помнит девочку с яркой улыбкой на лице, когда вокруг неë рушился целый мир. — Он приютил меня, когда пропала сестра, — тихо отвечает Мирослава, опустив взгляд в пол. — Родители подумали, что так будет лучше. Они не хотели взваливать на меня, маленькую девочку, ответственность за целый род. В этом мне повезло… Антон понимающе кивает. Он чувствует, как вокруг натянут воздух — дзы-ынь! — и вот-вот тонкая струна лопнет. — Арсений мне как брат, — сбивчиво объясняет девушка, жестикулируя руками. — Старший брат, которого у меня никогда не было, но которого я обрела в такое тяжëлое время. Я бесконечно благодарная ему за это, правда, Антон. Не знаю, кем бы я была сейчас, если бы не он… Антон осторожно берëт бледные ладони девушки в свои, такие же холодные. Мирослава удивлëнно смотрит на него, но не препятствует его действиям. Антон наклоняется к ней и обнимает так крепко, насколько чувствует, что должен подарить ей сейчас своë тепло. — Я тебя понимаю, — три слова разрезают пространство, и натянутая струна лопается; Мирослава крепче придимается к Антону, и слëзы скользят вниз по еë румяным щекам. Впервые за долгое время она искренне смеëтся и улыбается. — Ты… появился в этом доме внезапно, — Мирослава слегка сжимает край рукава Антона в своей ладони. — Но Арсению сразу пришëлся по душе. Кажется, он пытается достучаться до твоей души, только дверца туда почему-то заперта… Антон хмурится, и девушка качает головой. — Прости, если я лезу не в своë дело. Просто мне грустно видеть, как мой брат… терпит поражение каждый раз, атакуя неприступную крепость. Скажи, почему он ведëт себя так, будто вы раньше уже встречались? Мне любопытно, — Мирослава заглядывает в зелëные глаза с такой искренностью, что Антону не остаëтся ничего другого, кроме как погрузиться в омут воспоминаний в поиске информации. Часы на полке отбивают ровный ритм. Тик-так, тик-так. Мальчик сидит в огромном кресле и болтает ногами в грязных ботинках с оторванными подошвами. Ему кажется, будто это не часы тикают, а что-то внутри него, словно он сам — запущенный когда-то механизм. И когда закончится его время, придëтся отправить этот механизм на свалку. В комнату вбегает мальчишка в белой рубашке с большим спелым яблоком в руке. — Ильяс! — Антон бежит навстречу мальчику и крепко обнимает своего друга. Тот всучает ему яблоко с широкой улыбкой. — Ешь! Это подарок тëтушки Афины. Хочешь, в саду ещë нарвëм? Антон качает головой. Нет, ему не нужно больше. Ничего больше, кроме как смеющихся голубых глаз рядом и душевной теплоты, с которой этот мальчик отнëсся к нему когда-то. — Почему когда тебя искали в саду, служанки выкрикивали имя «Арсений»? — Антон задумчиво разглядывает знакомого. Мальчишка улыбается ему ещë шире, чем прежде, и охотно поясняет: — Так у меня же несколько имëн! Это семейная традиция. Я же наследник престола! Такая морока с этим, конечно, но что поделать… Если хочешь, можешь звать меня Арсений, я тогда просто не знал, что тебе сказать, — пожимает плечами он. — Арсений, — Антон смакует каждую буковку в новом имени и неловко улыбается в ответ. — Мне нравится «Арсений». — То есть я тебе нравлюсь, а? — хитро щурится мальчик. — Э-эй! Я не то имел в виду! — А вот и то, всë то! Антон закрывает уши руками, потому что раздаëтся оглушительный грохот цепей, такой знакомый маленькому мальчику. Он во все глаза смотрит на то, как ломаются цепи на стене. Арсений и всë вокруг куда-то исчезает, и на их место приходит только тьма. Тьма… Проблеск? Что это такое? Почему цепи разрушаются одна за другой? Откуда в душе эта странная лëгкость, словно птица выпорхнула из его сердца-клетки и полетела на поиски нового пристанища? Мирослава прикасается тыльной стороной холодной ладони ко лбу Антона. Он продолжает стоять с закрытыми глазами, и сколько бы девушка его ни звала, не реагировать. Его глаза бегают под закрытыми веками, мечутся в разные стороны. И вдруг всë проходит. Последняя цепь натягивается до предела, но не рушится. Ещë не время. Антон открывает глаза и смотрит прямо на Мирославу. — Да, мы уже встречались… раньше. — Бог мой, с тобой всë в порядке, — девушка, расчувствовавшись, обнимает Шаста, а затем быстро отстраняется, пряча слëзы за длинными ресницами. — Ты не отзывался, и я… Постой, так вы всë же знакомы? — Я сам не знал, — шепчет Антон, чувствуя, как в груди свистит северный ветер. Там пусто. Больше не осталось ничего, кроме вновь обретëнных воспоминаний. — Забыл… Как можно забыть Арсения? Как можно забыть человека, который рисковал собственной жизнью, титулом ради тебя, никчëмного грязнули, невежды с улицы, чахоточного раба? Как посмел ты, Антон, сын одного из королей этой страны, забыть человека, даровавшего однажды тебе самое прекрасное на свете чувство — надежду? — Но ведь всë ещë можно исправить, — бормочет Мирослава, и Антон с надеждой смотрит в еë круглые серые глаза. Она снова читает его мысли. Вот так просто. — Лебëдушка, — одними губами произносит он и кладëт свою ладонь на голову девушки. Та закрывает глаза и несмело улыбается ему в ответ. — Однажды я потеряла сестру, но обрела брата. Антон, я хочу снова обрести свою сестру. Прошу тебя, стань мне братом, который поможет мне поверить в свои силы! А я помогу тебе. Уж поверь мне, я смогу. Слышишь?

***

— Господи, дай сил пережить этот вечер, — шепчет сам себе Антон, сжимая кулаки и нервно теребя край рубашки. Он не привык к такой роскоши; весь этот блеск и шик даже в каком-то смысле пугает его. Как он оказался в таком положении? Почему судьба так поступила по отношению к нему? — Господь услышал твои молитвы, — Антон оборачивается и вилит, как к нему с распростëртыми руками идëт Арсений в роскошном костюме и с тростью. — А это тебе зачем, — вяло интересуется Шаст. — Буду бить вьющихся вокруг тебя молоденьких дам по рукам, — глаза Арсения сверкают в полутьме, и Антон ëжится. — Да брось, я же пошутил. Арсений оказывается слишком близко и кладëт ладонь на спину Антону. Тот замирает и немигающим взглядом сверлит свечи на люстре под потолком, чувствуя, как в груди будто бы с бешеной скоростью плавится воск. — …или нет. — А нам будут подавать яблоки? Я люблю их, они очень сладкие, — невинно хлопает ресницами Антон. Арсений смеëтся и треплет его по кудрявой голове. — На кой чëрт тебе сдались яблоки, кода ты сам слаще мëда? — он хитро сощуривает глаза, а Антона бросает в жар, словно он сам сейчас становится той самой свечой и плавится, плавится под пристальным взглядом голубых глаз… — Мне нравится «Арсений», — раздаëтся внезапно в тишине, и Антон чувствует, как чужая ладонь соскальзывает с его спины. — И вправду мужественный. Ты так вырос. Арсений хочет что-то сказать, но Антон перебивает его: — Впрочем, Ильяс же обозначает «приходящий на помощь». Тогда тебе это имя приходилось как нельзя кстати. Ведь ты спас мою грешную жизнь, дал мне яблоко, показал, что раб — это не проклятие, а лишь тяжëлая кара небесная. Вот только за что? За что Бог наказывает меня, маленького ребëнка? За грехи своих родителей, недоглядевших за мной? За грех того человека, осмелившегося украсть наследника престола? За что, Арсений? В глазах Антона застывают стеклянные слëзы. Они не проливаются, нет; лишь тускло блестят в пламени свечей, отдаваясь в сердце Арсения гулким эхом. — Антон… Арсений запускает длинные пальцы в волосы Антона и легонько треплет его по голове. Тот поджимает губы и прикрывает глаза, обнажая свою душу. Арсений чувствует, что может дотронуться до неë, если захочет. И он хочет; но не смеет прикасаться к произведению искусства в лице молодого парня, измотанного жизнью. Ему всего девятнадцать, но сколько испытаний выпало на его долю!.. — Я не знаю. Антон замирает под ладонью Арсения, а затем расплывается в улыбке. Он приосанивается и в два счëта становится выше самого Арсения на голову, всë больше соответствуя своему статусу наследника. — Всë в порядке. Кажется, нам пора? Арсений кивает и на автомате протягивает согнутую в локте руку Антону. Тот приподнимает бровь. — Господи, извини, я забыл, — чертыхается Арсений, осознавая, что он только что сделал. Антон, кажется, смеëтся, и Арсению приходится растянуть свои тонкие губы в ответной улыбке, потому что сдержаться рядом с ним, когда он улыбается, становится невозможно. В зал они входят под торжественное объявление от глашатого. Арсений мельком смотрит на Антона, чтобы посмотреть, не слишком ли тот переживает. Однако переживает тут скорее только сам Арсений — наследник Рубинового престола уже во всю общается с людьми в зале и чувствует себя как рыба в воде. Арсений слегка дëргает бровью, не понимая, что за странное чувство одолевает его, заставляет сердце сжиматься в комочек, а лëгкие гореть сильнее, чем при лихорадке. И когда этот робкий мальчик научился так обходиться с людьми? Нет, серьëзно, когда успел? Что произошло в те дни в особняке, пока Арсений был занят работой? Бросая очередной хмурый взгляд на Антона, Арсений наконец замечает стоящую в углу даму в чëрном платье, словно этот праздник для неë — тот ещë траур. Арсений знает эту даму, поэтому, лавируя среди горничных, сразу же направляется к ней. Им нужно поговорить, и чем скорее, тем лучше.

***

— Не боишься общаться с ведьмой? — на лице Кузнецовой ни тени улыбки, но глаза сверкают ярче солнца. Арсений улыбается в ответ. — Не боишься, что у меня есть своя собственная? Взгляд Иры падает на лакированные ботинки Арсения, но он отводит правую ногу в сторону, и ей приходится снова взглянуть ему в глаза. — Ир, почему ты сторонишься еë? Она скучает по тебе. Не отталкивай еë. — Ты и сам прекрасно знаешь, почему. Столько раз говорили на эту тему, — Ира нервно ведëт плечом и оглядывается по сторонам, надеясь не встретиться взором с белокурой Мирославой. — Сама посуди, у неë отняли сестру, когда она была маленькой, а теперь ты вернулась и сторонишься еë ещë больше. Хватит, — Арсений задерживает ладонь над открытым плечом кронпринцессы, дабы не пересечь черту дозволенного, но обозначить своë мнение по этому поводу. — Прекращай уже, Ир. Возвращайся в семью, которой ты нужна. Туда, где тебя любят. Я не прекращу этот разговор, пока мы не придëм к тому, чего оба хотим. Чего все хотят. Ира вздрагивает. Как и всегда, на людях она поразительно ловко сдерживает эмоции. Но Арсений знает не только эту еë сторону. Знает, что как только она окажется дома, снова выроет себе могильную яму и запрëтся в комнате, никого не подпуская. Если Мирослава — лебëдушка, то Ира — чëрный ворон, приносящий на своих крыльях беды и несчастья. По крайней мере, такие слухи ходят в народе. Арсений искренне не понимает, за что бедных детей постигла такая участь. Они ничем этого не заслужили, ничем! Как и Антон… Мысль проскальзывает в голову сама собой, но с такой резвостью, что Арсений невольно начинает озираться по сторонам в поисках Шастуна. С ним точно всë в порядке? Стоило ли оставлять его одного? — Кого потерял? — усмехается Ира, вглядываясь в обеспокоенное лицо Арсения. Тот смущается и поправляет брошь на воротнике. — Знакомого. Антоном зовут. Вы, кажется, должны друг о друге знать даже больше… я не прав? Взгляд Иры затуманивается, словно она что-то вспоминает. Затем женщина пожимает плечами. — Даже если мы и были знакомы, то он знает не меня. Точнее, другую меня. Мы никто друг другу. — Опять ведëшь себя так, будто ты одна в целом мире, — закатывает глаза Арсений. — А это разве не так? Родители отвернулись от меня, сестру принять я не могу — всë, у меня больше никого нет, — Ира вновь надевает маску невозмутимости на своë лицо и поворачивается к красивому подсвечнику. Тени от пламени свечей гуляют по стенам зала, создавая ощущение, что всë помещение будто живëт своей жизнью. Сотни голосов заполняют его, лишь усиливая этот эффект. — Ты же поговоришь с отцом насчëт свадьбы? — роняет она вскользь, быстро пробегаясь глазами по лицу Арсения, чтобы считать его реакцию. Арсений тихо вздыхает. Интересно, со стороны он, наверное, выглядит самым счастливым человеком на свете в глазах простолюдинов и людей, стоящих ниже по рангу, но на деле это совсем не так. Его сковывают нерушимые цепи наследника престола. Он не может просто взять и отречься, потому что других наследников просто не существует. Его цепи — это этикет, бесчисленные занятия с рыцарями и учителями, тысячи проведëнных часов в библиотеке, умение отличить качественный чай от самого дешëвого… И кому из них ещë хуже — рабу, который всю жизнь мечтает о том, что хозяин дарует ему свободу, и в конечном итоге еë порой получает, или ему, кронпринцу, на плечи которого возложена целая четверть самого мощного в мире королевства? — Отец ещë не вернулся с севера, сейчас у меня другая, не менее важная миссия, — вяло протягивает Арсений. Ира вопросительно смотрит на него, склонив голову. Тот поджимает губы. — Тебе правда так важно это знать? — Как минимум интересно, а как максимум — у четырëх правителей королевства не должно быть тайн друг от друга, а иначе монархия падëт. Арсений наконец-то замечает в толпе макушку Антона и понимает, что он, кажется, напрасно беспокоится. Всë хорошо… Ведь так? — Мне нужно вернуть потерянного ребëнка его родителям. Но сделать это в разы сложнее, когда ребëнок — будущий монарх, а его родители — правящая семья этого королевства… — Плëвое дело. — Да, согла… А? Что? В отражении карих глаз Арсений видит пляшущие огоньки свечей. Ира натягивает свою фирменную коварную улыбку, подчëркивающую еë прозвище, и подаëт ладонь в чëрной перчатке Арсению. — Пойдëм, представишь меня своему Антону. А дальше я разберусь. Арсений в недоумении берëт руку Кузнецовой, проглатывая фразу о том, что Антон — не его личная собственность, и ведëт прямо к Шастуну, который активно общается с какой-то дамой в красном платье. Арсений чувствует, как в груди снова что-то неприятно шевелится, и его такое положение дел совсем не устраивает. — Леди Кристина, позвольте украсть у Вас этого молодого человека, — обращается он к рыжеволосой девушке. Та вежливо кланяется ему, потом Антону, и тут же растворяется в толпе. Шастун поворачивается к Арсению и замирает, останавливая свой взгляд на Ире. — Э-э… Антон, я хочу тебя познакомить с Ириной Кузнецовой, кронпринцессой Изумрудного престола, — разбавляет неловкость встречи сухим кашлем Арсений. — Ира, это Антон Шастун, о котором я рассказывал. Впрочем, вы немного знакомы… Ира склоняет голову и слегка приподнимает уголки губ. — Приятно познакомиться, Антон. В зале стоит шум — звон бокалов, вежливые смешки аристократов — всë как по обычаю. И только пространство вокруг этих троих погружается в неловкую тишину. Антон во все глаза смотрит на Иру, и Арсений в который раз натыкается на стену из противоречий, глядя в сверкающие два изумруда. И почему не он наследник Изумрудного престола? Впрочем, красный Антону к лицу. От любой его улыбки вокруг словно распускаются алые розы, а его потрескавшиеся и немного пухлые губы идеально вписываются в картину. Арсений внезапно вздрагивает и мотает головой, чтобы отогнать нелепые мысли. Чëрт знает что с ним творится в последнее время! Разве такое поведение подобает кронпринцу королевства? Как глупо…

***

Антон понимает, что пауза неприлично затянулась, но ничего не может с собой поделать. В его голове одна за другой проносятся мысли, которых в ней быть не должно. Точнее, это всë не то, это всë не подходит! Нужно что-то… Что-то… Антон знает, что времени у него немного, поэтому особо не церемонится и хватает Иру за руку. Та удивлëнно вскидывает брови, но не роняет ни слова, пока Антон тащит еë за собой неведомо куда, а именно за двери зала, под винтовую лестницу, где находится дверь в потайную комнату маленькой пташки, для которой всë поместье — клетка. Арсений всë это время, кажется, спешит за ними сзади, и Антон мысленно молится, чтобы тот понял и простил его дерзость по отношению к этой влиятельной женщине, в которую выросла та самая улыбчивая девочка из подвала Хозяина. Шастун останавливается перед запертой дверью и осторожно стучит. — Сестрица Мира… Прошу, открой. Спиной Антон ощущает напряжение, повисшее в воздухе, но отступать уже поздно. Он просто не мог остаться в стороне, увидев тогда еë глаза, слëзно просящие о помощи. Он почувствовал всю еë боль, пропустив через себя изнутри. Сдаться сейчас из-за какой-то злости или глупых наказаний? Ни за что! Мирослава бесшумно выскальзывает из-за двери и сначала вопросительно смотрит на Антона, а затем замечает Иру, которая молча смотрит на сестру, и на еë лице ничего не меняется. — Здравствуй, Мирослава, — кивает ей Ира, но слова звучат сухо и совсем не к месту. Антон сжимает ладони в кулаки. — Ты… Однако Арсений опережает его, будто считав все его мысли по поводу этой ситуации. Он мягко отталкивает Шаста в сторону и кланяется двум сëстрам, которые в полутьме под лестницей кажутся двумя противоположностями — в белом и чëрном платьях. — Поговорите. Мы не будем вам мешать. Ключ от каморки есть только у Мирославы, так что к вам никто не посмеет заглянуть, — отчеканивает Арсений, глядя прямо в глаза старшей сестре. Антон удивлëнно переводит взгляд с него на Иру и понимает, что между ними двумя словно существует какая-то негласная связь, договорëнность. Арсений разворачивается и уходит прочь.